 |
Приложения. Сочинение по религий 593. Написано К. Марксом 10 августа печатается по рукописи. Перевод с немецкого
|
|
|
|
ПРИЛОЖЕНИЯ
Но кто мог бы прекраснее выразить сущность единения, чем сделал это Христос в сравнении виноградной лозы с виноградной ветвью? Кто мог бы в больших трактатах изобразить так всесторонне все части, самую сокровенную часть этого единения, как не сам Христос словами:
«Я есмь истинная виноградная лоза, а отец мой — виноградарь» (Иоанн, 15, 1).
«Я есмь лоза, а вы ветви» (Иоанн, 15, 5).
Если бы ветвь могла чувствовать, с какой радостью смотрела бы она на садовника, который ухаживает за ней, который осторожно очищает ее от сорных трав и крепко привязывает ее к лозе, из которой она извлекает пищу и соки для прекрасных цветов.
В единении с Христом мы прежде всего обращаем любящие взоры к богу, чувствуем к нему самую горячую благодарность, с радостью падаем перед ним на колени.
А затем, когда, благодаря нашему единению с Христом, для нас взойдет более яркое солнце, когда мы почувствуем всю нашу отверженность и в то же время будем ликовать по поводу нашего спасения, только тогда сможем мы полюбить того бога, который прежде казался нам оскорбленным властителем, теперь же является всепрощающим отцом, добрым наставником.
Но не только на виноградаря смотрела бы виноградная ветвь; если бы она могла чувствовать, она тесно прижалась бы к лозе, она почувствовала бы себя самым тесным образом связанной с ней и с выросшими на ней ветвями; она уже потому полюбила бы другие ветви, что один и тот же виноградарь заботится о них, один ствол дает им силу.
Таким образом, единение с Христом состоит в самом тесном и живом общении с ним, в том, что мы всегда имеем его перед глазами и в сердце своем и, проникнутые величайшей любовью к нему, обращаем в то же самое время сердце наше к нашим братьям, которых он тесно связал с нами, за которых он также принес себя в жертву.
|
|
|
Но эта любовь ко Христу не бесплодна, она не только преисполняет нас чистейшего почитания и уважения к нему, а приводит к тому, что мы соблюдаем его заветы, жертвуя собой друг для друга, будучи добродетельными, но добродетельными только из любви к нему (Иоанн, 15, ст. 9, 10, 12, 13, 14).
Это — та огромная пропасть, которая отделяет христианскую добродетель от всякой другой и возвышает ее над всякой
СОЧИНЕНИЕ ПО РЕЛИГИЙ 593
другой, это — одно из величайших действий, которое производит в человеке единение с Христом.
Добродетель здесь уже не мрачное чудовище, каким изображает ее стоическая философия; она не детище сурового учения о долге, какое мы встречаем у всех языческих народов, но то, что она делает, она делает из любви к Христу, из любви к божественному существу, и, выходя из этого чистого источника, она является освобожденной от всего земного и поистине божественной. Всякая отталкивающая сторона отпадает, все земное уходит, все грубое исчезает, и добродетель вся преображается, становясь в то же самое время мягче и человечнее.
Никогда человеческий разум не в состоянии был изобразить ее таким образом; его добродетель всегда оставалась ограниченной, земной добродетелью.
Достигши этой добродетели, этого единения с Христом, человек тихо и спокойно будет ожидать ударов судьбы, мужественно устоит против бури страстей, неустрашимо перенесет ярость злого, ибо кто в состоянии его угнетать, кто в состоянии отнять у него его Спасителя?
Он знает, что все то, о чем он просит, будет дано, ибо он просит только о единении с Христом, следовательно, только о божественном, и кого не возвысит и не утешит это слово, которое Спаситель сам возвещает? (Иоанн, 15, 7. )
|
|
|
И кто не будет охотно переносить страдания, зная, что своим пребыванием во Христе, его делами выражается уважение к самому богу, что его совершенство возвышает владыку мира? (Иоанн, 15, 8. )
Таким образом, единение с Христом внутренне возвышает, утешает в страданиях, успокаивает и дает сердце, открытое человеческой любви, всему великому, благородному не из-за честолюбия, не из стремления к славе, а только ради Христа. Таким образом, единение с Христом дает радость, которую эпикуреец напрасно пытается найти в своей поверхностной философии, более глубокий мыслитель — в скрытых глубинах знания, которую знает только простодушное детское сердце, соединенное с Христом и через него с богом и которая делает жизнь прекраснее и возвышенней (Иоанн, 15, 11).
Написано К. Марксом 10 августа Печатается по рукописи
1835 г. п я
Перевод с немецкого
Впервые опубликовано в издании:
HArchiv fü r die Geschichte des Sozialismus
und der Arbeiterbewegung»,
Jg. 11, Leipzig, 1925
S94
ПРИЛОЖЕНИЙ
ЗАСЛУЖЕННО ЛИ ПРИЧИСЛЯЮТ ПРИНЦИПАТ АВГУСТА К БОЛЕЕ СЧАСТЛИВЫМ ЭПОХАМ РИМСКОГО ГОСУДАРСТВА? ш
ГИМНАЗИЧЕСКОЕ ЭКЗАМЕНАЦИОННОЕ СОЧИНЕНИЕ К. МАРКСА НА ЛАТИНСКОМ ЯЗЫКЕ
Перед тем, кто пожелает исследовать вопрос о том, каким было время Августа, открывается много способов, с помощью которых он может об этом судить: во-первых, он может прибегнуть к сравнению с другими эпохами римской истории, ибо если показать, что время Августа было похоже на те предшествующие эпохи, которые называют счастливыми, и не похоже на те эпохи, в которые, по суждению современников и новейших исследователей, нравы изменились и ухудшились, государство раскололось на партии, а на войне его постигали неудачи, — то по этим эпохам можно делать заключения об эпохе Августа; затем нужно исследовать, что говорили об этой эпохе древние, как смотрели на империю чужеземцы, боялись ли они ее или презирали, и, наконец, как обстояло дело с искусствами и литературой.
Но для того чтобы не быть слишком многоречивым, я сравню с эпохой Августа прекраснейшую эпоху из числа предшествовавших ей, эпоху, которую сделали счастливой простота нравов, стремление к добродетели, честность должностных лиц и народа, эпоху, когда была подчинена Нижняя Италия, а сделав это, сравню с ней эпоху Нерона, несчастнее которой не было.
|
|
|
Ни в одно время римляне не чувствовали такого отвращения к занятию изящными искусствами, чем в эпоху, предшествовавшую Пуническим войнам ш, когда образование уважалось в наименьшей степени, ибо самые выдающиеся люди тех времен занимались главным образом земледелием и уделяли внимание только ему, когда красноречие было излишне, так как люди немногими словами говорили о том, что следует делать, и требовали не изящества речи, а изложения сути предмета; история тогда не нуждалась в красноречии, а сообщала только о фактах и сводилась лишь к написанию анналов.
Однако весь этот период был наполнен борьбой между патрициями и плебеями, потому что с момента изгнания царей вплоть до первой Пунической войны продолжались споры о правах тех и других, а большая часть истории излагает
|
|
|
