Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

I. Отдел общего оккультизма 10 глава




И на погибель острят зубы они без конца.

Сеют раздоры, растущие вечно, и сладостью порчи

Ложь и коварство вокруг сеют, как змеи, они.

Степень шестая у ней теплоты и степень седьмая

Сухости, — значит она ядов жестоких сильней.

Вырыть ее из земли, — ты поверь мне, — нелегкое дело,

Мужество в деле таком должен явить человек…

 

Этот отрывок в переводе Ю. Ф. Шульца помещен в комментарии к изданной на русском языке книге Одо из Мена «О свойствах трав».

«Идентификация этого растения с каким-либо современным видом остается неясной», — лаконично комментируют специалисты эти дышащие гневом и страстью поэтические строки. Не берусь судить насчет идентификации, но то, что мы видим перед собой исчерпывающий мрачный образ всей черной магии, для меня несомненно.

Вспомним: «энвольтовать злобу и ненависть», «сеять вражду». Обратим внимание: «черный же корень ее источает запах козлиный»! Яснее не скажешь… Сатана средневековых шабашей принимал обычно образ черного козла, которого гости именовали «мессиром Леонардом». «Козел отпущения» древних евреев, предназначавшийся истребительному Духу пустыни Азазелю. Кстати сказать, в штаты «другого ведомства» были автоматически зачислены все «нечистые», упомянутые в Ветхом завете звери и гады: травоядные животные, кроме жвачных, кролики, зайцы, крысы и прочие грызуны; свиньи; Моллюски и все обитатели вод, кроме рыб, имеющих чешую; хищники; страусы; летучие мыши; обезьяны; ящерицы, крокодилы, змеи, лягушки и жабы. Все это, но в самых химерических сочетаниях, можно увидеть в адской толпе на полотнах Босха и Брейгеля. Наиболее одиозные представители «живого уголка» составляют, вспомним, свиту астрологического Сатурна: козел, летучая мышь и моллюск. Поговорим поэтому о животных — спутниках дьявола и воплощениях адской мощи. Больше всего не повезло в этом смысле котам, особенно черным. В средние века они слыли главной ипостасью нечистого. Кошка, ворон, сова и летучая мышь были непременными конфидентами чародеев. Библейский змей, соблазнивший праматерь Еву, испортил и без того неважную репутацию рептилии, обвивающей целительную чашу. Одним словом, козел, кошка, змея и летучая мышь — последняя знаменовала смертоносные силы тьмы — находились на подозрении. Собака, наоборот, считалась в полном смысле слова другом человека и врагом нечистой силы, хотя Мефистофель, как мы знаем, впервые явился Фаусту в виде черного пуделя. Роль остальных представителей животного мира в оккультных радениях была переменного свойства.

Павлин — птица астрологического Юпитера — считался врагом змей, но в синих глазках на роскошном его хвосте видели сатанинские очи. Голубь — посланец Венеры — повсеместно использовался в любовной магии, ворон приносили в жертву при тайных заклятиях смерти. В культах кандомбле и воду главное место предназначается петуху. Петушиная кровь, перья, разрываемое доведенными до экстаза танцорами трепещущее мясо питают алчущих духов, доводят сексомагический накал толпы до разрядки. Мне приходилось видеть документальные фильмы о тайных водуистских обрядах с разрытием свежих могил, кровавыми инициациями девочек и мальчиков, патологическими спазмами, сотрясающими тела. Жуткие, отвратительные эпизоды, бросающие вызов всему тому, что мы зовем человеческими ценностями. Но, вспоминая увиденного на экране голого фанатика, который, исступленно визжа, кашляя кровью и пухом, рвал зубами кудахчущих птиц, я думал о сатанистах и «вики». Право, их дикие ритуалы выглядели ничуть не лучше, но куда более омерзительным было сознательное растление духа, нисхождение во мрак, возврат к первобытной дикости.

Дело не во внешних проявлениях, хотя и они могут сказать о многом. Распространенное на севере Европы суеверие, связанное с поеданием живой сельди, которая якобы поможет парню увидеть во сне суженую, ничем, в сущности, не отличается от водуистских жертвоприношений. Пусть рыбы не столь обильно пачкают кровью лицо, а чешуя менее заметна, чем перья, важен общий принцип, образ мышления (хотя в таких случаях трудно употреблять эти понятия). Средневековье с его ведьмовскими процессами оставило по себе неизгладимую память, но на фоне костров, погубивших сотни тысяч невинных людей, поблекли огни, на которых сжигали козлов и кошек, забылись способные вызвать разве что смех судилища над петухами. Процессы против животных, обвиняемых в связи с дьяволом, не просто исторический курьез. Они отражают дух средневекового склада мышления, отвлеченного, склонного к ритуальному формализму, рабски послушного букве закона и сентенциям признанных авторитетов. Хранящиеся в архивах документы открывают перед нами поразительные страницы истории права и вместе с ним — культуры вообще. Процессы против животных, проведенные по всем правилам тогдашнего судопроизводства, впервые документально зафиксированы в XIII веке во Франции. Затем их следы обнаруживаются в Сардинии и Фландрии, далее охватывают Нидерланды, Германию, Италию, Швецию и, наконец, уже во второй половине XVI века — Англию. Вся Европа играет в жестокие игры, достойные сумасшедшего дома. Вот уж когда басни насильственно претворялись в быль! К зверям обращались судьи и прокурор, от их имени отвечали специально нанятые адвокаты. Авторитетнейшие мужи глубокомысленно вслушивались в мяуканье и блеяние терзаемых пыткой животных, произвольно толкуя душераздирающие звуки в ту или другую сторону.

Рассматривая наших братьев меньших в качестве наделенный сознанием и способных держать ответ за свои действия юридических лиц, средневековая юриспруденция создавала опасные прецеденты. Не в тамплиерской гекатомбе,[15]но на скотном дворе, загримированном под судилище, сработал впервые чудовищный Принцип: «пытка вопрошает, а боль отвечает». Стоит ли уточнять, что все подвергнутые пытке четвероногие «сознавались» в инкриминируемых грехах? И на законном уже основании кончали жизнь на эшафоте, подобно козочке, сгоревшей вместе с Эсмеральдой из «Собора Парижской богоматери» Виктора Гюго.

«Что вверху, то и внизу». Как и людей, животных подвергали «божьему суду». Как людей, приговаривали их к казни и торжественно обставляли бессмысленное убийство.

Приговор приводился в исполнение открыто, празднично, в присутствии оживленных, разодетых по случаю забавного зрелища толп, под колокольный звон. Казнь всегда поручалась лишь государственному палачу, а не какому-нибудь живодеру из цеха мясников, о чем сохранились в архивах многочисленные счета заплечных дел мастеров, где скрупулезно перечислялись издержки.

В 1386 году во Франции одетую в женское платье свинью подвергли усекновению головы и передней ноги, после чего она была вздернута на специально построенной виселице. К столь Жестокой, хотя и странноватой, казни ее присудили за два преступления: она сначала разорвала лицо и руку ребенку, а уж потом съела его. Одним словом, око за око. Пусть погибнет мир, но восторжествует закон. Казнь обошлась муниципальным властям в 10 су и столько же денье. Кроме того, было уплачено за одну новую перчатку для палача. Это был чисто уголовный процесс. Зато случай, имевший место в 1474 году в Базеле, целиком и полностью относился к компетенции инквизиционного трибунала. Коллеги Инститориса и Шпренгера (авторов «Молота ведьм») послали на костер петуха, заподозренного в связи с дьяволом. Сейчас трудно сказать, действительно ли несчастный петух докатился до того, что самостоятельно снес яйцо, или его оговорили, но в приговоре черным по белому значится: сжечь петуха и яйцо.

Животных, подобно тому как это было сделано с альбигойцами и тамплиерами, сплошь и рядом обвиняли во всякого рода непристойностях. Так, в 1565 году был сожжен вместе со своим хозяином мул, которому предварительно отрубили все четыре ноги. Уже в 1750 году, незадолго до революции, потрясшей до основания проржавелый феодальный каркас, состоялся процесс, на котором ответчицей выступала погрязшая в безнравственности ослица. Благодаря заступничеству местного кюре, письменно удостоверившего ее благовидное поведение, обвиняемая была оправдана судом и освобождена из-под стражи. Чувствовалось веяние новых времен.

Подобных и даже еще более удивительных примеров можно было бы привести великое множество, но вряд ли есть в этом необходимость. Основная мысль, полагаю, и без того предельно ясна.

Многочисленные общества охраны животных борются с жестокостью, проявляемой людьми. И это, конечно, похвально, невзирая на ханжество, присущее буржуазному обществу. Но когда убивают оленей, чтобы пустить вкруговую чашу с кровью, или бросают в огонь голубей, речь идет не только о тварях безвинных, но прежде всего о людях, отвергающих общечеловеческую мораль. Пусть ритуальные жертвоприношения, совершаемые современными колдунами и ведьмами, не способны вызвать записанных в «черные книги» духов; и тем не менее, обращаясь к душе человеческой, они пробуждают кровавые призраки прошлого, заволакивают глаза дымом, затмевают разум темной завесой инстинкта. Ни на минуту нельзя упускать из виду притязания оккультизма на иррациональную универсальность, иначе легко проглядеть его разлагающее начало, присущую ему всеохватность в закабалении душ. Любые предрассудки, кровавые наветы и самые разрушительные идеи свободно укореняются в атмосфере истерии и исступления. Нетрудно ввести в преступное русло безумие, но управлять им нельзя.

Близ западногерманского городка Гайзельвинда приютился окруженный сумрачными елями хутор, в котором хозяйничал ныне в бозе почивший Михаэль фон Лилиенфельд, высокопарно именовавший себя президентом «Тайного совета магического земного круга». Старый оригинал взрыхлил вокруг усадьбы землю, заботливо удобрил ее и засеял ядовитыми травами. Огородив этот созданный по образцу древних чернокнижников «колдовской садик» забором с колючей проволокой, Лилиенфельд развернул бурную деятельность. Вскоре почти все жители Гайзельвинда и большая часть штайгервальдских крестьян оказались в колдовских тенетах. Одним он продавал средства от сглаза, других пользовал парами белены и цикуты, у третьих изгонял Л помощью едкого дыма красавки чертей.

— Людям следует открыть глаза на деяния и связи, ведомые лишь нам, посвященным, — наставительно повторял новоявленный просветитель.

«Деяния и связи» недолго оставались тайной для профанов. Вскоре о Лилиенфельде, развернувшем бойкую торговлю по почте, узнали не только в Федеративной республике, но и в Швейцарии, Австрии и других странах, где нашлись поклонники «германской народной медицины». Оккультное тяготеет к исчерпывающей полноте картины мира, его пророки тоже стремятся к универсальности. Чем только не торговал почтенный шарлатан, пустившись на восьмом десятке во все тяжкие! Он отправлял «магический чай» (около 4 марок за 100 граммов), «аура-очки», способствующие развитию ясновидческого дара (32 марки), пентакли и талисманы на все случаи жизни, чью колдовскую силу можно было постоянно «обновлять» за ежегодный взнос в 12 марок. Желающим, а таких было много, Лилиенфельд рассылал «секретные» таблицы «месячного света», где были точно обозначены все роковые и благоприятные дни. С таким перечнем можно было чувствовать себя уверенно. Сегодня сеешь раздоры, завтра спокойно занимаешься бизнесом, в пятницу — только любовью. Разумеется, в человеческой жизни случаются досадные осечки, главным образом по вине дьявола и завистливых соседей — колдунов. Чтобы полностью защитить себя от всяких дурных влияний и устранить случайности, Лилиенфельд. советовал вступить в основанный им «Всемирный союз света». Набившие оскомину слова «всемирный» и «свет» действовали почти безотказно, тем более что «посвященным" давались лестные привилегии. По-настоящему «секретную» литературу господин президент 0оставлял лишь членам своей лиги. Всего за 30 марок они могли приобрести практическое руководство с завлекательным названием «Симпатия-магия-волшебная медицина с семью магическими печатями». Те же, кто, стремясь к «наивысшему знанию», готовы были выложить 120 монет, приобретали роскошный, переплетенный в свиную кожу том «Шестой и седьмой книг Моисея».

Я видел этот не вошедший в Тору текст, появившийся впервые в XVI веке, то есть по меньшей мере через две тысячи лет после первых пяти книг библейского пророка.

Надо отдать должное издательству «Планет» в Брауншвейге, выпустившему это издание в свет. Наглядные рисунки, выполненные в средневековой манере, затейливые буквицы, готический шрифт. Настоящий гримуар XX века! Содержащиеся же в нем рецепты и заклинания, к которым каждая эпоха что-нибудь да добавляла, достойны цитирования в любом курсе психопатологии. Так, чтобы вылечиться от алкоголизма, достаточно разорвать лягушку, затем поджарить ее и истолочь в порошок. От эпилепсии спасают заживо сваренные и также измельченные в порошок кроты. Но самым чудодейственным средством признавался пепел из человеческих костей. Потомки тех, кто с помощью таких вот рекомендаций пытался лечить людей, скот, заклинать град и пожары, удобряли человеческим пеплом капустные поля Освенцима, варили мыло из человечины, изготовляли абажуры из татуированной кожи. Во всех этих немыслимых злодеяниях, естественно, виновен фашизм. Но чтобы принять нацистскую доктрину, чтобы всецело подчиниться ее чудовищной практике, необходимо было преодолеть известные внутренние запреты. Тем, кто не только знал, что можно глотать пепел из человеческих костей, но и верил в то, что это нужно для здоровья или успеха, оказалось проще победить «предрассудки прогнившего гуманизма».

Пепел Клааса стучал в сердце Тиля Уленшпигеля, а средневековые некроманты и суеверные обыватели прокрадывались к остывшим кострам еретиков, чтобы украсть горсточку чудодейственного праха. Путь человечества к звездам пролегал через тернии. Пепел мучеников будет вечно стучать в сердца живых. Иначе бы они не приносили ежедневно к памятнику Джордано Бруно цветы.

Но и ядовитые семена дают свои опасные всходы. Один молодой каменщик вместе со своим отцом-инвалидом и потерявшим работу приятелем, прочтя «Шестую и седьмую книги», решили разбогатеть. Строго следуя предписанию, поймали и закололи косулю, а затем сожгли ее на костре из сухой вербы. Ожидаемого вознаграждения — компания почему-то рассчитывала получить от бога пять тысяч марок — не последовало, но был суд, который слушался в округе Ахаус. К сожалению, отравители вроде Лилиенфельда на нем не фигурировали, равно как и издатели духовной отравы. Впрочем, фирма «Планет» (точно такое же название выбрали для своего обскурантского журнала Повель и Бержье) однажды все же предстала перед западногерманским судом. Произошло это еще в 1956 году, когда гамбургский учитель Иоханнес Крузе обвинил издательство в сознательном надувательстве публики. Приговор, вынесенный издателям Мазуху и Шнеллю, звучал поначалу грозно. В нем значились такие деяния, как обман, недобросовестная конкуренция, призывы к жестокому обращению с животными, осквернение могил, воровство и даже нарушение закона о борьбе с венерическими болезнями (гонорею «Шестая и седьмая книги» предлагали лечить дождевыми червями, сваренными в масле оливы — древа Меркурия). Кара, однако, назначалась смехотворная — штраф в 900 марок. Правда, на нераспроданные экземпляры книги и типографское клише наложили арест, что грозило фирме миллионным убытком и было куда посущественней штрафа, но все обошлось. Суд второй инстанции отменил приговор и снизил сумму штрафа до 300 марок.

Выступавший в качестве эксперта защиты профессор этнографии Вилли Эрих Пойкерт причислил тошнотворный опус к разряду «магической народной литературы» и призвал судей защитить «подлинно народную книгу, содержавшую забытые культурные ценности». Примерно в тех же выражениях отзывался в свое время о «нордическом» волшебстве Геббельс.

Под гром оваций и вспышки репортерских блицев Мазух, Шнелль и приглашенный ими эксперт, столь трогательно воскресивший лексикон «третьего рейха», покинули зал. Оставшиеся 10 тысяч экземпляров немедленно разошлись, было оттиснуто второе издание, третье, затем обнаружились новые, ускользнувшие от внимания библеистов «свитки», и, наконец, на прилавки поступила «Последняя и совершенно секретная книга Моисея».

 

Ограненный сфинкс

 

У меня есть любовь и любовные помыслы, есть слезы, порывы есть страдания и томления: а все это бесконечно дороже, чем царства или владычества.

Раймунд Луллий, «О природе»

 

Кавалер де Тарсис долго разглядывал перстень, хранивший тайну…

Барбэ д'Оревильи, «Лики дьявола»

 

 

Я НЕ СЛУЧАЙНО прервал изложение «древних», «теоретических» основ оккультизма очередным экскурсом в современность. Исследуя парадоксы средневекового мышления, необходимо постоянно помнить о том, как может преломиться в современном сознании оккультный тернер, в частности его «физический план» с привычным нам ассоциативным рядом — люди, животные, деревья.

Все замкнуто во всем: и в дыме «чародейных трав», и в подернутых смертной поволокой глазах жертвенных агнцев человек искал лишь свое отражение.

На очереди у нас «мертвая природа»: «планетные типы» металлов и драгоценных камней. Кавычки употреблены дважды не случайно. Оккультисты не знают разделения на живое и мертвое, одухотворенные и неодухотворенные вещи. Жизнь и смерть для них не более чем отдельные стадии единого вневременного процесса, метаморфозы «Вечного Теперь».

Всегда жили горы — Лысая, Брокен и Блокула, на которых собираются ведьмы, живут астральные камни Стоунхенджа и, конечно, реки, озера, источники, дарующие волшебное обновление телу в Иоаннову ночь. Металлы и камни считались таким же конденсатом планетного начала, как люди и звери. Одно представляло другое, а все вместе слагалось в непостижимые сферы мировой гармонии. Именно так взирали на мир и на свое «Искусство» алхимики. «С помощью алхимии, — писал философ и богослов Альберт Великий, — включенные в минералы металлы, пораженные порчей, возрождаются…» Это не случайная метафора, не жаргонная обмолвка человека, сочетавшего, как и подавляющее большинство алхимиков, златоделание с составлением исцеляющих эликсиров. В алхимической теургии получение Солнца и Луны, то есть злата-серебра, было однозначно избавлению «неблагородных» металлов от порчи, лечению их, переводу в гармоничное состояние благородства-здоровья. Не случайно название медикаментов было одним из синонимов «красной тинктуры», «философского камня». «Великое деяние», таким образом, уже заранее включало в себя все алхимические аспекты: получение золота и обретение бессмертия, универсальный растворитель и универсальное лекарство.

«Спагирическое искусство, — подчеркивал Анджело Сала (XVI–XVII вв.), — составляет ту часть химии, предмет которой — природные тела: растительные, природные, минеральные. Адепты этого искусства совершают нужные операции, вознамерившись употребить эти тела в медицине».

Опираясь на реальные, но зашифрованные магическими символами химические превращения, практическая алхимия существенно отличалась от магии. Алхимик, не в пример колдуну, мог похвастаться вполне конкретными достижениями. Если не золотом, то по крайней мере порохом, как Бертольд Шварц, или фарфором, как Бедгер. Я уж не говорю о технологических процессах и инструментах, доживших до наших дней. Однако астральная сущность у обеих ветвей герметизма общая, равно как и объединяющий их термин «Искусство», латинское Ars. Автор книг «Алхимия как феномен средневековой культуры» и «Образ мира в зеркале алхимии» В. Л. Рабинович тонко замечает по этому поводу: «Чередование искусство — наука, наука — искусство едва ли случайно. Artiste — химик, artifex —. искусник, ремесленник, но artisan — художник (и тоже ремесленник). Алхимия — ремесло, доведенное до искусства. Но — и наука, открытая «детям истины».

Это в значительной мере относится и к астрологии, и к теургии, с той лишь разницей, что последней вообще нечего выложить на судебный стол истории, ибо вне экстатической ауры она, как мифический подпоручик Киже, «фигуры не имеет». Планетная классификация металлов и самоцветов, повсеместно использовавшаяся для изготовления магических предметов, выглядит так:[16]

 

Сразу же оговоримся: если относительно классификации металлов, лежащей в основе алхимических превращений, разночтений практически нет, то схема драгоценных камней подвергалась самым неожиданным переменам. Древние и новые мистики часто относят к Солнцу хризолит и алмаз, а также связанные с ними магическими соответствиями гиацинт, авантюрин, рубин, гелиотроп, хризопраз. К Луне в подобной системе относят опал и адуляр («лунный камень») с аквамарином, бериллом, жемчугом и топазом — их эманациями.

Для наших целей вся эта совершенно произвольная раскладка особого значения не имеет. Нам задано лишь в принципе обозначить «планетный тип», чтобы разобраться в сложнейшей паутине мистических соответствий, опутывавшей, да и опутывающей еще человеческий мозг. Лное дело — магические свойства камней и связанные с ними суеверия. Они занимают заметное место в культе или, лучше скажем, «Искусстве» и, преображенные творческой фантазией писателей и поэтов, оставили неизгладимый отпечаток в общемировой культуре. В истории человеческих заблуждений это самая блистательная, самая искрометная глава.

«Лунный камень» Уилки Коллинза, «Гранатовый браслет» Куприна, «Голубой карбункул» Артура Конан-Дойла — вот лишь первые пришедшие на память произведения, сами названия которых подсказаны самоцветами. Что и говорить, сверкающие кристаллы, стоившие порой дороже иного графства, пребывали где-то на самой вершине пирамиды ценностей древнего мира. Тянущийся же за ними мистический шлейф и кровавые следы, оставленные в водовороте человеческой алчности, стократ усиливали их роковую притягательность.

К чести разума следует, однако, сказать, что всегда находились люди, знающие истинную цену вещам и явлениям. Лично для меня образцом свободомыслия и юмора всегда был несравненный Франсуа Рабле. Описывая одежды Гаргантюа, он ухитрился осмеять всю систему астральных соотношений, в том числе «планетные» металлы и камни.

 

"На гульфик пошло шестнадцать с четвертью локтей той же шерстяной материи, и сшит он был виде дуги, изящно скрепленной двумя красивыми золотыми пряжками с эмалевыми крючками, в каждый из которых был вставлен изумруд величиною с апельсин. А ведь этот камень, как утверждают Орфей в своей книге De lapidibus («О камнях») и Плиний, libra ultimo (в своей последней книге), обладает способностью возбуждать и укреплять детородный член».

 

Как мы вскоре увидим, приписываемые камням магические особенности не идут далее простейших соответствий — напомню, что изумрудом управляет Венера, — высмеянных Рабле. Переходя от одной детали туалета к другой, великий остроумец не упускает случая поиздеваться над суеверием своих современников.

 

«Для его перчаток были употреблены в дело шестнадцать кож, снятых с упырей, а для опушки — три кожи, снятые с вурдалаков. Таково на сей предмет было предписание сенлуанских кабалистов. Перстни у него были такие:…на указательном пальце левой руки — карбункул величиною со страусово яйцо в весьма изящной оправе из чистого золота; на безымянном пальце той же руки — перстень из необыкновенного, дотоле не виданного сплава четырех металлов, в котором сталь не портила золота, а серебро не затмевало меди… На безымянном пальце правой руки Гаргантюа носил перстень в виде спирали, и в него были вделаны превосходный бледно-красный рубин, остроконечный брильянт и физонский изумруд, коим не было цены…»

 

Сугубо астрологический смысл этого отрывка легко поддается расшифровке. Если сопоставить планетные характеристики камней, металлов и пальцев, которые тоже соотносились с «планетными буграми», то получится полнейшая бессмыслица, — чего, видимо, и добивался гениальный «извлекатель квинтэссенции», как именовал себя Рабле. Он окончательно срывает маски, когда переходит к характеристике цветов платья и связанной с ними символике. Однако, прежде чем дать соответствующую выдержку из «Гаргантюа и Пантагрюэля», изучим оккультную сводку планетных цветов, а заодно и планетных «ароматов и благовоний»:

 

Оставляя эту таблицу без комментариев, я с удовольствием предоставлю слово метру Франсуа Рабле:

 

«Цвета Гаргантюа, как вы знаете, были белый и голубой, — этим его отец хотел дать понять, что сын для него — радость, посланная с неба; надобно заметить, что белый цвет означал для него радость, удовольствие, усладу и веселье, голубой же — все, что имеет отношение к небу. Я уверен, что, прочтя это место, вы посмеетесь над старым пьяницей и признаете подобное толкование цветов слишком плоским и вздорным; вы скажете, что белый цвет означает веру, а голубой — стойкость. Ну, так возразите же мне, если хотите, но только спокойно, без раздражения, не волнуясь и не горячась (время-то у нас теперь уж больно опасное!)… Чего вы на стену лезете? Кто вам внушил, что белый цвет означает веру, а голубой — стойкость? «Одна никем не читаемая и не почитаемая книга под названием Геральдика цветов, которую можно купить у офеней[17]и книгонош», — скажете вы.

А кто ее сочинил? Кто бы он ни был, он поступил благоразумно, не указав своего имени. Впрочем, не знаю, что в нем более достойно удивления — самомнение или глупость: может статься, самомнение, ибо он, не приводя никаких оснований, доводов и причин, опираясь только на свои собственные домыслы, осмелился предписать, как именно надлежит толковать цвета, — таков обычай тиранов, которые в противоположность людям мудрым и ученым, почитающим за нужное приводить веские доводы, стремятся к тому, чтобы здравый смысл уступил место их произволу; а может статься, глупость, ибо он воображает, что, не имея доказательств и достаточных оснований, а лишь следуя его ни с чем не сообразным догадкам, люди станут сочинять себе девизы.

И точно (видно, правду говорит пословица: было бы корыто, а свиньи найдутся): он нашел каких-то допотопных простофиль, и вот эти-то простофили и поверили его писаниям; накроив по ним изречений и поучений, они разукрасили ими упряжь своих мулов и одежду слуг, разрисовали ими свои штаны, вышили их на перчатках, выткали на пологах, намалевали на гербах, вставили в песни и, что хуже всего, запятнали и бросили тень на доброе имя некоторых целомудренных матрон, а те об этом и не подозревали. Вот до чего дошли эти придвор-ные щеголи и суесловы! Если они избирают своим девизом веселье, то велят изобразить весло; если кротость, то — крота, если печаль, то — печать; если рок, то — бараний рог; если лопнувший банк, то — лопнувшую банку; если балкон, то — коней на балу; если восторг, то — воз я торг».

 

Какое поразительное проникновение в саму сущность магических, кабалистических, символических игр! Это нам, как говорится, на все случаи жизни. Одним небрежным дуновением разрушив мистические хитросплетения, Рабле обнажил духовную немощь и нищету всей идеологии феодализма, жадно цеплявшегося за призрачные нити «божественных» соответствий. Если трубадур обрушивался на внешний каркас феодально-церковной иерархии, то Рабле нацелил клинок в солнечное сплетение, куда сходились нервные окончания окостеневшей системы средневекового мира.

При этом «извлекатель квинтэссенции» отнюдь не заблуждался на собственный счет — время действительно было опасное. Тьма сгущалась перед рассветом на переломе эпох.

Мастерски расправившись с «вымученными и грубыми» омонимами девизов и цветовым символизмом, Рабле с лукавой улыбкой вложил шпагу в ножны. «Однако плыть далее среди подобных пучин и мелей небезопасно — я возвращаюсь в ту гавань, откуда я вышел. Надеюсь когда-нибудь изложить все это обстоятельно и доказать как с помощью философских умозаключений, так и путем ссылок на признанные авторитеты древнего мира, сколь многочисленны и каковы суть цвета в природе и что каждым из них можно обозначить. Дай только бог, чтобы с плеч моих не свалилась подставка для колпака или же, как говаривала моя бабушка, кУвщин для вина». Памятуя о пословице насчет свиней и корыта, приведенной Достославным гуманистом, защитившим ученую диссертацию в Монпелье в одно время с Нострадамусом, окунемся в увлекательную игру цветными камешками. Ставшая особенно модной в последние годы, она всячески раздувается ювелирными концернами, извлекающими из жгучего интереса к оккультной символике добавочные миллиардные доходы. По причине резко возросших цен на природные кристаллы азартная погоня за талисманами, не переставая быть забавой богатых людей, превратилась еще и в самую прибыльную статью капиталовложений. И это единственное, к чему стоит относиться серьезно, ибо в гороскопной таблице камней — на Западе и в некоторых странах Востока ее часто прилагают к визитной карточке ювелирной фирмы — столько же смысла, сколько в упомянутой выше «Геральдике цветов». Поэтому, не касаясь пока распределения самоцветов по знакам зодиака, познакомимся с общесимволическим значением некоторых особо «магических» камней. Сколько романтических легенд и наивнейшей чепухи связано с ними! Как маняще переливаются они в обманчивом калейдоскопическом узоре, который, словно витражная розетка, возникает вдруг в готическом лабиринте, где в облике Гермеса скрывается Минотавр.

 

Конечно, цель всего творенья — мы,

Источник знанья и прозренья — мы.

Круг мироздания подобен перстню,

Алмаз в том перстне, безсомненья, — мы.

 

Омар Хайям

Алмаз, по учению древних мистиков, дарует добродетель, мужество и приносит победу. Однако он не сулит особого успеха тому, кто приобретал его за деньги, а, оказавшись в руках преступника, даже мог навлечь на него недобрые силы. Считалось, что царь-камень изгоняет греховные помыслы, но не может противостоять дьявольскому наваждению. Алмаз с зеленоватым оттенком был излюбленным оберегом материнства.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...