 |
Keywords: binarizm, mediation, functional metamorphosis
|
|
|
|
Научная статья по направлению «Филология»
БИНАРНЫЕ ОППОЗИЦИИ В РОМАНЕ УРСУЛЫ К. ЛЕ ГУИН «ЛЕВАЯ РУКА ТЬМЫ» (ОППОЗИЦИЯ «ДРУГ – ВРАГ»)
ԵՐԿՈՒԱԿԱՆ ԸՆԴԴԻՄՈՒԹՅՈՒՆՆԵՐԸ ՈՒՐՍՈՒԼԱ Կ. ԼԵ ԳՈՒԻՆ «ԽԱՎԱՐԻ ՁԱԽ ՁԵՌՔԸ» ՎԵՊՈՒՄ (ԸՆԴԴԻՄՈՒԹՅՈՒՆԸ «ԲԱՐԵԿԱՄ – ԹՇՆԱՄԻ»)
BINARY OPPOSITIONS IN THE NOVEL BY URSULA K. LE GUIN «THE LEFT HAND OF DARKNESS» (THE OPPOSITION «FRIEND – ENEMY»)
Татевосян А.А., Оганесян А.А.
Tadevosyan A., Oganesyan A.
[email protected]; тел.: (+374)77748122
Аннотация
Содержание представленной статьи преследует цель рассмотреть отдельную область – диаду “друг – враг” - в обширной теме бинарных оппозиций в романе “Левая рука Тьмы”. В ходе исследования были выявлены функциональные роли главных героев в бинаризмической системе с элементами медиации и их трансформации по ходу текста.
Աննոտացիա
Սույն հոդվածի բովանդակության նպատակն է ուսումնասիրել առանձին մի մասը - «բարեկամ - թշնամի» զույգը - երկուական հակամարտությունների «Խավարի ձախ ձեռքը» վեպի լայն թեմայի մեջ: Ուսումնասիրությունը բացահայտեց ֆունկցիոնալ դերը հիմնական կերպարների երկուական համակարգում միջնորդության մասնիկներով և նրանց փոխակերպումները տեքստի ընթացքում:
|
|
|
Annotation
The content of the present article aims to examine a separate area - dyad "friend - enemy" - in the broad topic of binary oppositions in the novel "The Left Hand of Darkness." The study revealed the functional role of the main characters in binarizm’s system with elements of mediation and transformation in the course text.
Ключевые слова: бинаризм, медиация, функциональные метаморфозы
Հիմնաբառեր՛ բինարիզմ, միջնորդությունը, ֆունկցիոնալ մետամորֆոզներ
Keywords: binarizm, mediation, functional metamorphosis
В сущности, указанное в заголовке явление гораздо чаще играет определяющую роль в принятии человеком тех или иных решений, в частной и социальной жизни, чем это может показаться во время первого столкновения с таким термином. Так что же заставляет наше сознание работать в двухмерном, двухполюсном режиме, рассортировывая все явления, что нас окружают, (по крайней мере глобальные, к коим, в конечном итоге, можно свести практически все частные проявления тех или иных процессов) на два огромных «пространства»: всего того, что принято нами как правильное, а значит и положительное и всего того, что противно по отношению к первому, – неправильное, и значит отрицательное? Кто, вообще-то говоря, способен ответить на вопрос «что на самом деле есть правильность?» и, соответственно, какую неправильность мы осмелимся ей противопоставить?
|
|
|
Естественно, четкого ответа на этот вопрос дать невозможно, в первую очередь по простой и всем известной причине: все в нашем мире слишком субъективно и относительно, ибо абсолютно объективной может быть разве что машина, запрограммированный активизированный механизм. Однако в этом скромном исследовательском труде мы попытаемся все-таки разобраться в заданных вопросах, а точнее показать на фундаментальной прослойке романа «Левая рука Тьмы», как две противодействующие стороны вступают в нерушимую связь, каков будет характер подобного взаимодействия, а также какой глобальный смысл оно будет иметь для всего романа.
В качестве подтверждения вышеупомянутой мысли о нефиксированной, непостоянной правильности и одновременного опровержения того, что правильное это всегда есть положительное (как было сказано несколько строк назад) будет уместным мнение Макса Вебера о том, что «истинное может не быть прекрасным и что нечто истинно лишь постольку, поскольку оно не прекрасно, не священно и не добро», хоть и это, как говорит сам автор, уже ходячая мудрость.[1]
На самом деле, несложно догадаться о том, что идея противоборства двух «спорющих» сил имеет достаточно давние истоки и предтечи. Вспомним, к примеру, слова Гераклита Эфесского, убежденного в том, что «все, изменяясь, превращается в противоположное себе, отчего противоположности (даже добро и зло) тождественны. Все возникает через борьбу (“борьба – отец всему и всему царь”), однако за борьбой таится гармония <…>»[2].
Затем, уже гораздо позже, в начале XX-го века, Фердинандом де Соссюром была впервые сформулирована и закреплена мысль о структурном взгляде на языкознание в целом и о его известных дихотомиях языка и речи в частности, которая имела огромную силу и влияние на все научное поле того времени. «В языке нет ничего, кроме тождеств и различий»[3], широко распространенная его мысль, однако с точки зрения бинаризма – глобальнее и шире – во всем мире нет ничего, кроме «тождеств и различий».
Однако структуралист Клод Леви-Стросс, возможно, не без юнговского воздействия, и безусловно под влиянием Зигмунда Фрейда и его теории «бессознательного», спустя около полувека после Соссюра, также обращается к бинарности в одной знаменитейшей из своих работ под названием «Структурная антропология»[4], но уже под новым ракурсом. В этом занимательном исследовании он уже затронул область индейских мифов, объясняя их, опять же, с точки зрения оппозиций, а также пытаясь выстроить определенную логическую структуру этих самых мифов. Но, вдобавок к этому, он не просто выделил какие-то элементы последних, но и выявил, кто и что является в сознании индейцев проявлением периферийности – то бишь берет на себя нагрузку медиативности, соединяющей и объединяющей диаду противоположных понятий – появляется третий элемент. Такую роль, как выявил Леви-Стросс, могут играть (в северноамериканских племенах) койоты и вороны – промежуточные существа – или иначе «трикстеры» (то же, что и плуты, или обманщики), весьма распространенные герои американской мифологии, которые способны обеспечить переход от одной крайности к другой: «Койот (пожиратель падали) – это переходная ступень между травоядными и плотоядными, подобно тому как туман – это переходная ступень между небом и землей, <...> подобно тому как одежда – это переходная ступень от “природы” к “культуре”… » [5],далее ряд продолжается аналогичными примерами.
|
|
|
Однако нашей задачей было рассмотреть, каким образом эти самые оппозиции были применены к тексту романа «Левая рука Тьмы», дабы взглянуть на текстологическую поверхность под новым углом, с точки зрения диадных категорий и характера их поведения.
Для начала ограничим исследуемую область, беря во внимание небольшой формат научной статьи и быстрое «уставание» от потока данных, весьма присущее нашему сознанию, а следовательно, и сама информация окажется неусвоенной и бесполезной. По этой причине мы взяли одну диадную систему (в качестве отрывка из более полного и широкого исследования) под общим и довольно широким названием «Друг – Враг» и рассмотрели, как она проявлена в тексте указанного романа. Точнее мы, разбирая героев, их отношения и выполняемые роли, будем руководствоваться данной схемой, ибо это наш архетипичный определитель и распределитель ролей, если можно так сказать.
|
|
|
Как видно, «Друг» в этой системе изначально окрашен положительно, а «Враг», соответственно, отрицательно. Такая установка (а это именно (под)сознательная установка) поможет нам «войти» в текст, хоть и, по мнению Изера, в любом тексте имеются «места неопределенности», «пробелы», которые вызывают у читателя как раз отрицание смысла, или «негацию», в следствие чего читатель не может «войти» в текст.[6] Однако именно такие пустоты, прозванные Изером В. «элементарными матрицами» взаимодействия между текстом и воспринимающим субъектом[7], запускают механизм поиска устойчивости, поиска соответствия своим представлениям, а при удачном взаимодействии с текстом, старые представления будут метаморфозированы в новые. Мы спокойно именуем такое действо удачным по той простой причине, что по-настоящему ценно именно то новое, что мы берем от текста, тот осадок, который остается в нас, становясь частью нашего собственного текста.
На самом деле важно то, что именно мы помещаем в «коробки» с названиями «друг» и «враг», какие определяющие компоненты туда включаем. Перемещая внимание непосредственно на текст романа, мы видим Короля государства Кархайд, Аргавена, который, по словам Эстравена, Премьер-Министра Кархайда (на самом деле у них эта должность примерно переводится с кархайдского как «ухо Короля»), «в самом себе видит весь Кархайд»[8]. Более того, Король (продолжает Эстравен свою мысль) «уже по положению своему истинный патриот»[9]. Это означает, что уже будучи главой государства, он автоматически является и патриотом своей страны, вне зависимости от своей личности, и все, что с его позиции непатриотично, то враждебно и должно подвергаться изгнанию и запрету. Однако тут есть еще один интересный момент: под «патриотизмом» как таковым Эстравен подразумевал страх перед всем новым, иным по отношению к тебе самому и к тому, что тебя окружает[10]. Это можно обозначить как «гиперэгоцентричность» даже не самого Аргавена, а именно человека со статусом Короля, которому приписывается «критическая самость», то есть самость, доведенная до крайности. При таком раскладе, единственное, что заботит короля, это то, что «его власти что-то угрожает» и его страна оказывается, как он считает, уменьшенной в значимости, в размерах, а все потому, что Посланник с планеты Экумена, Дженли Аи, прибыл на планету Гетен с целью убедить правительство присоединиться к огромной Экумене. Теперешний король, как и все кархайдские короли, не только «безумен, но и довольно глуп»[11], Эстравен говорит, что все эти короли – сумасшедшие, так, собственно, называется и одна из глав романа – «Сумасшедший Король». Что же сводит всех королей Кархайда с ума?
|
|
|
Проанализировав текстологические данные, мы пришли к следующему выводу: вся королевская свита (как и сам Король) просто не в состоянии осознать себя свободной, Аргавен XV-ый, будучи главой государства, парадоксально оказывается боязливее всех, когда, казалось бы, бояться некого и служить некому на верхушке государственной иерархии. Несмотря на это, Аргавен боится самого страха и служит страху. Не зря он говорит о том, что «настоящий правитель здесь – страх», управляющий им самим; он боится трюкачей и лжецов, однако самый большой его страх – это страх перед горькой правдой, и в этом, как он считает, кроется причина его столь успешного правления[12]. Фактически, он живет, не ведая правды, он отказывается от нее, ибо скорее всего именно она, ее наличие и знание о том, что она есть и делает его сумасшедшим в глазах Эстравена и остальной свиты. Иная же сторона показывает, что безумие, поголовно зарождающееся у всех королей этого государства, имеет глубоко личностную причину: отсутствие способности отбрасывать тень, то бишь в понимании Эстравена это означает быть настоящим человеком («Я никому не служу. Настоящий человек должен отбрасывать свою собственную тень…»[13]). Здесь же будет уместным выражение «бояться собственной тени», характеризующее слишком боязливого человека, но поскольку мы выяснили, что тени у королей и у свиты отсутствуют и значит личностями они быть не в состоянии, то соответственно и боятся они не Тени, но самого Страха. Для сравнения возьмем игру в шахматы, где главной фигурой, по сути, является король, однако функционирует он как пешка, которая глобально ничего не решает. Возможно, в этом и кроется весь смысл столь удачного правления Аргавена: быть подчиненным чему бы то ни было наравне со всеми.
В противовес кархайдскому Королю, Эстравен, как мы узнаем из уст Дженли, имеет власть над людьми исключительно благодаря своему характеру, усилению (или ослаблению) своих определенных сторон, он осознает всю ответственность им сказанного, сделанного и даже продемонстрированного в виде жестов. Попытаемся представить схему ролей среди героев сквозь призму бинаризма на первоначальный момент (с точки зрения Короля Аргавена и его свиты):
| Нейтрал/неопред. |
| Гость |
| Сам Король |
| чужой |
| Эстравен |
|
|
|
