Чувство и биологическая эволюция
Стр 1 из 13Следующая ⇒ От автора Когда врач пишет о юморе и остроумии, то это само по себе вызывает недоумённый вопрос: зачем? Размышления медиков о природе и значении смеха восходят к античной древности: о физиологии смеха писал ещё Гиппократ. В эпоху Возрождения, а точнее в XVI веке знаменитый врач Жубер из Монпелье опубликовал две книги: “Трактат о смехе” и “Моральные причины смеха”. Небезынтересно отметить, что гениальный Рабле был учеником Жубера по медицинскому факультету. В 1907 году петербургский врач И. Щербак выступил с серией статей, тематику которых можно охарактеризовать как “причины смеха с точки зрения медика”. Значительно более известно сочинение австрийского психоневролога З. Фрейда “Остроумие и его отношение к бессознательному”. К проблеме остроумия ведёт прямая дорога и от психологии, и от неврологии. В клинике нервных болезней расстройства в сфере остроумия зачастую оказываются самым ранним проявлением грозных мозговых заболеваний, и поэтому их диагностическая ценность очень велика. Но для распознания патологического остроумия нужно сперва отчётливо представить особенности нормального остроумия. Остроумие — сложная психическая способность, которая имеет свою структуру, состоит из сочетания других, более простых свойств. Как же установить — каких именно? Здесь клинический материал может сослужить большую службу. Ведь болезнь порою обнажает такие механизмы, которые в норме ускользают от наблюдения. Получается, что наблюдения психологические и клинические взаимно дополняют друг друга. И всё же на первом месте должно стоять изучение нормы, а не патологии, потому что проблема остроумия имеет более широкое значение для понимания психики человека.
Общечеловеческий эмпиризм показывает, что остроумию принадлежит почётная роль в системе творческих способностей человека, и, возможно, изучение остроумия даёт ключ к объяснению механизма подсознательно-интуитивных умозаключений, лежащих в основе остроумных технических решений, остроумных научных гипотез и т.д. Начав размышления с патологических острот наших пациентов, мы вполне закономерно, как нам кажется, перешли затем в область чувственной мотивации мышления и в более широкую сферу взаимодействия мысли и чувства. А затем пришлось затронуть и такие вопросы, как ход ассоциативного процесса, общие и отличительные черты чувства юмора и остроумия, связь остроумия с эстетической категорией комического. Но все перечисленные повороты темы рассмотрены глазами невропатолога, преломляются сквозь призму современных нейрофизиологических и психофизиологических представлений. Для читателей с преимущественно гуманитарной подготовкой такой подход кажется необычным. Но нам представляется, что вторжение естественнонаучных методов в области, которые ранее считались традиционно-гуманитарными, — это не единичный наскок, а растущая тенденция. Bottom of Form ЭМОЦИИ И ЧУВСТВА Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать... А. С. Пушкин Мышление и чувство В последние десятилетия конструкторы стали создавать кибернетические машины, которые выполняют работу, считавшуюся до недавнего времени чисто человеческой, умственной. Появление таких машин заставило многих исследователей по-новому оценить мыслительные способности человека. Раньше подчёркивали, что разница между человеком и машиной состоит в том, что человек способен к творческому мышлению, создающему нечто новое; он обладает даром учиться на собственном опыте; кроме того, человек может стремиться к цели, а машины якобы лишены таких способностей*.
*См.: U. Neisser, Imitation of man by machine, Science, 1963, v. 139, No. 3551, pp 193 — 197. Бурное развитие “искусственного разума” показало, что этих различий на самом деле не существует. Машины с обратными связями могут “стремиться к цели”, а программы для электронно-вычислительных машин (ЭВМ) предусматривают не только формально-логическое мышление, ЭВМ могут получать принципиально новые результаты, например формулировать новые теоремы геометрии. Создаются и программы самообучения. В чём же различие между человеком и разумной машиной? Поскольку “старые” различия оказались эфемерными, психологам пришлось глубже проанализировать проблему и выделить новые, более фундаментальные различия. Одна из особенностей человеческого мышления заключается в том, что оно никогда не бывает изолированным от других проявлений психики, прежде всего от эмоций и чувств*. Роль эмоций и чувств в человеческом мышлении поистине огромна. У нормального, здорового человека просто невозможно выделить чисто интеллектуальную деятельность, полностью свободную от чувственно-эмоциональных элементов. Если схематически представить процесс человеческого мышления как обработку полученной информации, то, казалось бы, одинаковые входные данные после логической их обработки должны приводить к одинаковым конечным результатам. Но весь многовековой опыт человечества убеждает нас, что на самом деле это не так. Из одних и тех же посылок даже один и тот же человек в разное время может делать прямо противоположные выводы. Это зависит прежде всего от его эмоционального состояния, от владеющих им чувств. *См.: Р. Бернгард, Новые соображения в кибернетических исследованиях. — Сб. “Кибернетика и живой организм”, Киев, 1964. Вероятно, механизм воздействия чувств на интеллект заключается отнюдь не в искажении мышления, как иногда полагают. Разве можно говорить об искажении, если взаимодействие мышления и чувств есть обычное, нормальное явление? О конкретных путях воздействия чувств на мышление можно пока высказаться лишь предположительно. Возможно, чувства могут видоизменять программы обработки информации, а также включать новые программы (аварийные); не исключено, что эмоциональное состояние воздействует на механизмы памяти, избирательно оживляя лишь некоторые сведения из прошлого опыта и тормозя другие. Таким образом, хотя поступающая извне информация как будто одинакова, внутренние информационные потоки, с которыми она взаимодействует, не одинаковы и во многом зависят от эмоционального состояния, так же как и выбор той или иной “программы” обработки информации.
Сейчас во всём мире продолжаются работы по совершенствованию существующих программ для электронно-вычислительных машин, способных решать различные интеллектуальные задачи. Составители используют различные принципы составления программ. Так, Ньюэлл, Саймон и Шоу* избрали эвристический метод моделирования интеллектуальных функций человека. Заключается он в том, что вначале изучается процесс решения задачи человеком, производится расчленение всего процесса на ряд элементарных последовательных шагов, создаётся алгоритм, то есть набор правил и операций, с помощью которых человек решает данный класс задач. На следующем этапе составляется программа для ЭВМ, которая состоит из тех же элементарных операций. До сих пор недостатком этого метода была “узость” программ. Они были приспособлены для решения весьма ограниченного класса задач. Поэтому предпринимаются попытки разработать более широкие программы, с гибкой последовательностью операций, пригодные для решения разнообразных проблем. *И. Ньюэлл, Г. Саймон, Моделирование человеческого мышления на вычислительной машине. — Сб. “Кибернетика и живой организм”, Киев, “Наукова думка”, 1964 Многие авторы прямо говорят о том, что работы по совершенствованию искусственного разума зайдут в тупик, если сразу же не приступить к моделированию чувств и тесно связанных с ними подсознательных процессов. Другие, признавая необходимость такого подхода, считают, что пути здесь чрезвычайно круты, и откладывают эти работы на отдалённое будущее. В 1963 году Н. М. Амосов* выдвинул гипотезу о том, что обработка информации в человеческом мозге (мышление) осуществляется как взаимодействие двух программ — интеллектуальной и эмоциональной. Создание модели такого взаимодействия есть актуальная биокибернетическая задача.
*См.: Н. М. Амосов, Мышление и информация, Киев, КДНТП, 1963. Становится понятен тот интерес, который проявляет кибернетика к чувствам. Что такое чувство? Физиологические и психологические определения чувств недостаточны: кибернетика испытывает острую нужду в функциональном определении. Для успешного моделирования психических функций человека необходимо моделировать и его эмоциональные состояния. Тот факт, что ЭВМ не будет испытывать субъективного ощущения, например, страха с дрожью в коленях и сосанием под ложечкой, на первых порах не так уж важен, — если удастся создать программы, отражающие закономерности взаимодействия чувств и мышления. Отсюда вытекает настоятельная необходимость изучения эмоций. В частности, необходимо иметь представление о том, что такое эмоция и чувство, составить классификацию чувств и выяснить их влияние на мышление нормального, здорового человека. Это задача чисто психологическая. Некоторые методы изучения чувств сами по себе оказывают эмоциональное воздействие на человека, сравнимое по величине и интенсивности с теми феноменами, которые психолог хочет изучить. Нетрудно усмотреть здесь напрашивающуюся аналогию с принципом неопределённости Гейзенберга. К счастью, аналогия неполная, и предприимчивая изобретательность экспериментатора в сочетании с искусным применением современной аппаратуры позволяет добиться многого. Это отнюдь не означает, что проблемы психологии легче решать, чем проблемы атомной физики. Скорее, наоборот: “понимание атома — детская игра по сравнению с пониманием детской игры”. Возможности психологических опытов ограничены в силу этических соображений; более или менее изолированные поражения эмоциональной сферы и их влияние на мышление позволяет изучать клиника душевных болезней. Эти жестокие эксперименты природы служат как бы моделями, помогающими проникать в тайны мозга. Нарушение нормального взаимодействия эмоциональных и интеллектуальных программ вследствие расстройства одной из них или из-за повреждения самой программы взаимодействия представляет уже задачу психопатологии. В поведении нормального, здорового человека мышление и чувство зачастую проявляются в единстве и кажутся неразрывно слитыми. И всё-таки выделение интеллектуальных и эмоциональных программ обработки информации — это не просто надуманная схема, не просто удобная эвристика для моделирования. По-видимому, эти программы имеют различную анатомическую и физиологическую основу. Об этом свидетельствуют случаи душевных заболеваний, когда отмечается раздельное поражение этих программ. Бывает, что при сохранности логических процессов человек становится эмоционально тусклым, чувственно выхолощенным.
Но не только в патологии наблюдаются такие раздельные нарушения. Иногда они связаны с возрастными изменениями, с условиями жизни и характером деятельности — ибо всякая функция, в том числе и эмоциональность, нуждается в постоянном упражнении. Чарльз Дарвин в “Автобиографии” рассказал о том, как после тридцати лет начали слабеть его “эмоциональные программы” при полной сохранности “логических программ” и как это сказалось на характерологических особенностях его личности: “До тридцатилетнего возраста и даже позднее мне доставляла большое удовольствие всякого рода поэзия, например, произведения Мильтона, Грея, Байрона, Вордсворта, Кольриджа и Шелли, и ещё в школьные годы я с огромным наслаждением читал Шекспира, особенно его исторические драмы. Я... находил большое наслаждение в живописи и ещё большее — в музыке. Но вот уже много лет, как я не могу заставить себя прочесть ни одной стихотворной строчки; недавно я пробовал читать Шекспира, но это показалось мне невероятно, до отвращения скучным. Я почти потерял также вкус к живописи и музыке. Вместо того чтобы доставлять мне удовольствие, музыка обычно заставляет меня особенно напряжённо думать о том, над чем я в данный момент работаю. У меня ещё сохранился вкус к красивым картинам природы, но и они не приводят меня в такой чрезмерный восторг, как в былые годы. ...Эта странная и достойная сожаления утрата высших эстетических вкусов тем более поразительна, что книги по истории, географии, путешествия... и статьи по всякого рода вопросам по-прежнему продолжают интересовать меня. Кажется, мой ум стал какой-то машиной, которая перемалывает большие собрания фактов в общие законы, но я не в состоянии понять, почему это должно было привести к атрофии одной только той части моего мозга, от которой зависят высшие эстетические вкусы. ...И если бы мне пришлось вновь пережить свою жизнь, я установил бы для себя правило читать какое-то количество стихов и слушать какое-то количество музыки по крайней мере раз в неделю; быть может, путём такого постоянного упражнения мне удалось бы сохранить активность тех частей моего мозга, которые теперь атрофировались. Утрата этих вкусов равносильна утрате счастья и, быть может, вредно отражается на умственных способностях, а ещё вероятнее на нравственных качествах, так как ослабляет эмоциональную сторону нашей природы”. Высказывание великого натуралиста заслуживает самого серьёзного внимания. Много приходится читать рекомендаций по обучению мышлению школьников, студентов и вообще подрастающего поколения; значительно реже вспоминают о том, что надо учить чувствовать и что чувства нуждаются в воспитании, упражнении и тренировке, как и любая другая телесная и душевная способность. Искусству в этом воспитании чувств принадлежит почётная роль. Чувство и биологическая эволюция Эмоция, как и другие виды психической деятельности, возникла и развилась в процессе эволюции. Следовательно, на каком-то этапе эволюции она явилась важным приспособительным фактором. В чём же её приспособительное значение? Жизнь животных, в том числе и предков человека, отличается одной важной особенностью: неравномерностью нагрузок. Периоды крайнего, максимального (а может, и сверхмаксимального) напряжения чередуются с периодами относительного покоя и расслабленности. В этом, по-видимому, одно из существенных отличий животных от представителей растительного царства. Растения добывают питание с помощью листьев и корневой системы более или менее непрерывно. Если и существуют колебания, то они обусловлены фотопериодичностью, сезонностью, то есть приспособлением обменных процессов к каким-то внешним ритмам. Но зато растение навеки приковано к месту своего обитания. А способность свободного перемещения в пространстве есть свойство высших проявлений жизни, и оно связано с апериодичностью, с кратковременностью и неравномерностью действия раздражителей, с “импульсным” характером нагрузок и питания. Если растение питается почти непрерывно, то у животного периоды приёма пищи и особенно воды чрезвычайно непродолжительны. Они составляют очень малую часть “распорядка дня” животного. Во время охоты и преследования добычи, в схватке с сильным хищником, угрожающим жизни, или в момент бегства от опасности от животного требуется большое напряжение и отдача всех сил. Критерии экономности здесь оказываются несостоятельными. Животному требуется развить максимальную мощность в критической для него ситуации, пусть даже это будет достигнуто за счёт энергетически невыгодных, неэкономичных процессов обмена веществ. Ситуация сравнима с работой двигателя военного корабля. Мощность его, допустим, 30 тысяч лошадиных сил, но конструкция предусматривает возможность форсирования до 50 тысяч лошадиных сил. При этом происходит быстрое изнашивание двигателя и непомерно большое расходование топлива. Поэтому в обычном походе такое форсирование двигателя не допускается. Однако в бою, когда речь идёт о жизни и смерти, оно абсолютно необходимо. В чрезвычайных обстоятельствах физиологическая деятельность животного также переключается на работу в “аварийном режиме”. В этом переключении и состоит первоначальная физиологическая и адаптивная роль эмоций. Поэтому эволюция и естественный отбор закрепили в животном царстве это психофизиологическое свойство. Возникает вопрос: почему в процессе эволюции не развились организмы, которые постоянно работали бы на таких “повышенных мощностях”? Ведь им не нужен был бы механизм эмоций для приведения организма в боевую готовность, так как они всегда находились бы в состоянии “алертности”. Ответ ясен из сказанного выше. Состояние боевой готовности связано с очень высокими энергетическими затратами, с неэкономным расходованием питательных веществ. Таким животным понадобилось бы огромное количество пищи, и большая её часть пропадала бы зря, расходовалась бы впустую. Для живого организма это невыгодно: лучше обладать низким уровнем обмена веществ и умеренной силой, но при этом иметь “аварийные механизмы”, которые в надлежащий момент переключат организм на функционирование в ином, более интенсивном режиме, то есть позволяют развивать более высокую мощность, когда в этом есть действительная необходимость. Существует и другая функция эмоций — сигнальная. Эмоция голода заставляет животное искать пищу задолго до того, как истощатся запасы питательных веществ в организме. Эмоция жажды гонит животное на поиски воды, когда запасы жидкости в организме ещё не исчерпаны, но уже оскудели, стали ниже некоторого “сигнального” уровня. Боль сигнализирует животному, что его живые ткани повреждены и находятся под угрозой гибели. Ощущение усталости и даже изнеможения появляются значительно раньше, чем подходят к концу энергетические запасы в мышцах. И если усталость снимается могучей эмоцией страха или ярости, то организм животного после этого в состоянии проделать ещё весьма значительную работу. Значит, усталость лишь сигнализирует животному об израсходовании части его энергетических ресурсов и накоплении продуктов их распада. Как видим, роль эмоций в жизни животных огромна. В этом состоит биологическая целесообразность эмоций как механизма уравновешивания, приспособления к окружающей среде. Слово “целесообразность” не должно сбивать нас с толку и внушать ложный вывод, что эмоции были якобы созданы специально для какой-то цели. Просто наличие эмоционального механизма оказалось выгодным для животного, и естественный отбор, действуя с непреодолимой силой на протяжении многих поколений, закрепил это свойство как важное и полезное. Но в отдельных конкретных ситуациях эмоции могут быть и вредными, приходя в противоречие с жизненными интересами животного. Так, эмоция ярости помогает хищнику, удесятеряя его силы в момент преследования добычи. Но эта же эмоция ярости зачастую приводит его к гибели, лишая осторожности и осмотрительности. Здесь осуществляется закономерность, которая присуща любому биологическому механизму приспособления: в общем итоге механизм этот способствует выживанию вида, но в частных проявлениях — не всегда полезен, а иногда и вреден. Эмоции и чувства наименее разработанная область психологии, вероятно, потому, что на пути их исследования стоят принципиальные трудности. В эмоции и чувстве можно выделить элемент субъективного переживания и вегетативно-двигательный компонент, то есть изменение химизма крови, частоты дыхания и сердечных сокращений, тонуса артерий и вен, деятельности пищеварительного аппарата, мимику и пантомимику. Вегетативно-двигательные изменения поддаются объективной регистрации, а что касается субъективного переживания, то о нём можно судить лишь по словесному отчёту испытуемого и в какой-то мере по его поведению; но истолковать поведение человека нелегко. Полученным данным недостаёт объективности. Согласно представлениям Джеймса* — Ланге**, чувство возникает в результате восприятия изменений своих собственных внутренних органов. Субъективное переживание есть следствие, а не причина мышечных, висцеральных изменений. Но эту теорию простыми опытами опроверг Шеррингтон***. Перерезав чувствительные пути, ведущие от внутренних органов в мозг, он прекратил связь внутренних органов с мозгом. При этом эмоциональное поведение не нарушалось. Правда, доводы Шеррингтона тоже вызвали возражения. Автор книги “Организация поведения” Дональд Хебб**** считает, что опыты Шеррингтона ничего не доказали, так как в них речь идёт об эмоциональном поведении, а не о субъективном переживании. Точка зрения Хебба кажется ошибочной, потому что он неправомерно отрывает эмоциональное поведение животных от эмоционального переживания. На самом деле первое служит вполне адекватным показателем второго. Кэннон***** экспериментально доказал роль зрительных бугров (таламуса) в формировании эмоций и показал, что эмоциональное переживание возникает при раздражении этих бугров. Бэрд****** дополнил теорию Кэннона, указав, что субъективное переживание возникает лишь при распространении возбуждения с таламуса на кору головного мозга. В последние годы Линдслей******* привлёк к объяснению эмоций ещё и ретикулярную формацию (сетевидное образование стволовой части мозга), а Пейпез******** — лимбическую систему. * См.: В. Джеймс, Психология, Спб., 1916. **См.: Г. Ланге, Душевные движения, Спб., 1896. ***См.: C. — S. Sherrington, The integrative action of the nervous system, Cambridge University Press, 1947. ****См.: D. Hebb, Organisation of Behavior, New York, 1949. *****См.: W. Cannon, Bodily changes in pain, hanger, fear and rage, Boston, 1953. ******См.: P. Bard, On emotional expression after decortication with some remarks on certain theoretical views, Part 1, “Psychol — Review”, 1934, v. I, pp. 309 — 329; Part 2, pp. 424 — 449. *******См.: D. Lindsley, Emotions in “Hand Book of Experimental Psychology”, Stevens, New York, 1951. ********См.: J. W. Papez, A preposed mechanism of emotion. “Arch. Neur. and Psychiatry”, 1937, v. 38, pp. 725 — 743; См.: J. W. Papez, The Vusceral Brain, Its Components and Connections in Reticular Formation of the Brain, Boston, 1958. Телесная реализация эмоций и чувств достигается возбуждением симпатического и парасимпатического отделов вегетативной нервной системы. Приятные, положительные эмоции связаны преимущественно с раздражением парасимпатической системы, а неприятные — симпатической. Но очень сильные эмоции активизируют и ту и другую. Так, к примеру, в состоянии оргазма сосуды и внутренние органы дают симпатическую реакцию, а сексуальные органы — парасимпатическую. Эта двойственность и является причиной того, что процесс ощущается как промежуточный между удовольствием и болью: “...живейшее из наших наслаждений кончится содроганием, почти болезненным”*. * А. С. Пушкин, Полное собрание сочинений, т. 6, М., Гослитиздат, 1948, с. 68. Человек получил эмоции, так сказать, от своих животных предков. Поэтому часть эмоций человека совпадает с эмоциями животных — например, ярость, гнев, страх. Но эти примитивные эмоции, связанные с удовлетворением органических потребностей, и некоторые простейшие “предметные” чувствования. В связи с развитием интеллекта и высших социальных потребностей на базе простейших эмоций сформировались более сложные человеческие чувства (но сохранились и эмоции). Таким образом, мы отличаем эмоцию от чувства. Эмоция более примитивна, она свойственна не только человеку, но также и животным и выражает отношение к удовлетворению чисто физиологических потребностей. Чувства развились на базе взаимодействия эмоций с интеллектом в процессе формирования социальных взаимоотношений и свойственны лишь человеку. Границу между эмоцией и чувством провести не всегда легко. В терминах физиологии различие между ними определяется степенью участия корковых и особенно второсигнальных процессов. Чувство — это одна из форм человеческого сознания, одна из форм отражения реальной действительности, выражающая субъективное отношение человека к удовлетворению или неудовлетворению его человеческих потребностей, к соответствию или несоответствию чего-либо его представлениям. Не все потребности человека врождённые. Часть из них формируется в процессе воспитания и отражает не только связь человека с природой, но и его связи с человеческим обществом. Многие чувства настолько тесно сплетены с интеллектуальной деятельностью человека, что не могут возникнуть вне этой деятельности. Они требуют предварительной аналитической работы мысли для оценки ситуации. Без этой оценки чувство не возникает. Иногда для такой мыслительной работы нужен немалый срок, и тогда чувство возникает с большим опозданием и, бесспорно являясь фактом психической жизни, теряет, разумеется, свою биологическую роль. Например, если человек не осознаёт опасности, то чувство страха не наступает, зато значительно позже, когда опасность миновала, человека может обуять страх. Иногда человек не сразу оценивает смысл слов, содержащих оскорбительный намёк, и тогда с запозданием приходит чувство оскорбления. Бывает, что весьма отдалённое по времени воспоминание может вновь оживить прежние чувства, и горячая краска стыда заливает лицо человека, вспомнившего о своём давнем постыдном поступке. Это так называемая эмоциональная память. “Диссоциация” мысли и чувства появляется с возрастом. В раннем детстве мысль и чувство ещё неразделимы. Их обособление связано с развитием речи и сознания. Ниже мы приводим список человеческих чувств. В него не включены высшие социальные чувства, так как их положение среди других чувств особое, и их нельзя ставить в один ряд с прочими. Эти чувства возникают как реакция на удовлетворение или неудовлетворение высших социальных стремлений и потребностей, которые подвержены более быстрым изменениям в процессе исторического развития и сильно отличаются у людей, воспитанных в различные эпохи, в различных общественных формациях, принадлежащих к различным общественным группировкам и классам. К высшим социальным чувствам мы относим: 1. Чувство долга. 2. Чувство справедливости. 3. Чувство чести. 4. Чувство ответственности. 5. Чувство патриотизма. 6. Чувство солидарности. 7. Творческое вдохновение. 8. Трудовой энтузиазм. Существует ещё целая группа эстетических чувств: а) Чувство возвышенного. б) Чувство прекрасного. в) Чувство трагического. г) Чувство комического. Исследование высших социальных чувств относится уже не только к психологии и физиологии, но и к области социальных наук. В наш перечень не включены и такие низшие эмоции, как голод, жажда, усталость и боль. Эти эмоции менее других подвержены изменениям и эволюции в процессе социальных изменений. Bottom of Form
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|