2.6. Горшковщина и ложь как зёрна будущих катастроф

После устранения И. В. Сталина атаки психтроцкизма на Русский флот возобновились. К тому времени Министерство ВМФ и Министерства обороны были объединены в одно Министерство обороны, вследствие чего Н. Г. Кузнецов оказался в прямом подчинении Г. К. Жукова.

Г. К. Жуков был выдающийся сухопутчик, но он не утрудил себя вникнуть в существо военно-морской проблематики[48]. Вследствие этого у него не сложились и личные отношения с Н. Г. Куз­не­цовым, а став прямым начальником бывшего военно-морского министра СССР, Г. К. Жуков принял активное участие в его травле. Нежелание Г. К. Жукова вникнуть в военно-морские дела и его участие в травле Н. Г. Кузнецова дают основания к тому, чтобы утверждать:

В холодной войне 1946 — 1985 гг. Маршал Советского Союза Г. К. Жуков воевал на стороне НАТО против СССР в режиме биоробота-зомби, на амбициях которого умело играли кукловоды, не искавшие мирской славы.

28 октября 1955 г. на флоте случилась очередная трагедия. В результате диверсии в главной базе Черноморского флота Севастополе был подорван доставшийся СССР по репарациям бывший итальянский линкор “Джулио Чезаре” (“Юлий Цезарь”), в Черноморском флоте получивший название “Новороссийск”. Корабль опрокинулся спустя несколько часов после взрыва и затонул. Большинство экипажа погибло. Аварийно-спасательная служба Черноморского флота оказалась не способна вывести оставшихся в живых людей из воздушных подушек в отсеках корпуса опрокинувшегося корабля.

Эта трагедия была использована для того, чтобы выгнать Н. Г. Куз­не­цова с Флота. После Н. Г. Кузнецова на 30 лет Главкомом ВМФ, пересидевшем нескольких Министров обороны СССР и нескольких генсеков, стал С. Г. Горшков[49].

Этому назначению сопутствовали два обстоятельства. До назначения на должность временно исполняющего обязанности Главнокомандующего ВМФ СССР в мае 1955 г. в связи с болезнью Н. Г. Кузнецова, С. Г. Гор­шков был командующим Черноморским флотом и в силу этого непосредственно отвечал за организацию обороны, в том числе и противодиверсионной, главной базы Черноморского флота в Севастополе.

Обстоятельства взрыва, организации и хода борьбы за живучесть “Новороссийска” расследовала Государственная комиссия. Ей были предоставлены и материалы водолазного и докового (после подъёма корабля) осмотра разрушений корпуса линкора. Из них следовало, что корпус корабля общей высотой 17 метров[50] прожгла кумулятивная струя направленного взрыва[51] мощностью в тротиловом эквиваленте около 1, 5 тонн, которая прошибла насквозь в общей сложности 190 мм стальных корабельных конструкций, включая две броневых палубы. Сейсмическая станция в Крыму в момент взрыва зафиксировала землетрясение на дне Северной бухты Севастополя силой, которую мог обеспечить подрыв примерно полутора тонн тротила, что потом было подтверждено экспериментальными взрывами разной мощности.

Народам СССР о гибели линкора, а тем более о причинах, официально сообщено не было. Но даже и в предназначенном для очень узкого круга высших чиновников совершенно секретном акте Государственной комиссии, которую возглавлял Зам. пред. Совмина СССР В. А. Малышев[52], причиной гибели линкора была названа неконтактная магнитная мина, оставшаяся на дне Северной бухты Севастополя со времён войны. Это была ложь с далеко идущими последствиями, одними из которых являются гибель АПЛ “Комсомолец” 7 апреля 1989 г. и гибель АПЛ “Курск” 12 августа 2000 г.

Ложь о причинах гибели “Новороссийска” была < почти > очевидна:

· во-первых, неконтактный взрыв поражает корпус корабля не непосредственно продуктами распада взрывчатых веществ и осколками взрывного устройства, а прохождением через конструкции корабля сформировавшегося в воде фронта ударной волны. В результате воздействия фронта гидродинамической ударной волны на корпус корабля и последующего её распространения через корабельные конструкции в радиусе нескольких десятков метров от эпицентра взрыва деформируется обшивка корпуса и расходятся её швы (образуется течь), срываются с фундаментов и ломаются механизмы, разрушаются корпусные конструкции и оборудование, заклиниваются двери и люки, лопаются лампочки и т. п. [53] При контактном же направленном взрыве куму­лятивная струя наносит повреждения, локализованные зоной непосредственного её распространения, что и было выявлено при осмотре разрушений корпуса “Новорос­сий­ска” < (см. рис. 2 и 3 несколькими страницами далее) >;

· во-вторых, на вооружении ВМФ СССР и Германии в годы второй мировой войны не было мин с боевым зарядом порядка 1, 5 тонн в тротиловом эквиваленте, тем более предназначенных для осуществления направленного взрыва; всё минное оружие, и, прежде всего, предназначенное для постановки с самолётов (именно так гитлеровцы минировали бухты и фарватеры) имело заряды в пределах 800 кг[54].

· в-третьих, одним из общеупотребительных способов контрольного траления[55] особо значимых районов акватории, таких как штатные места якорной стоянки наиболее важных кораблей флота на рейде, является бомбометание глубинными бомбами. Глубинные бомбы, состоявшие на вооружении ВМФ СССР в 1940 — 1950‑ е гг., предназначенные для сбрасывания с < лотковых > бомбосбрасывателей кораблей и катеров, имели заряд около 200 кг тротила[56]. При бомбометании их сбрасывали сериями по-нескольку штук, и от их взрывов всякая магнитная мина, оказавшаяся в зоне поражения взрывом, у которой, допустим, был заклинен взрыватель или прибор кратности, вследствие чего она действительно могла уцелеть при обычном тралении, неизбежно сдетонировала бы. < Но даже если детонации не происходило, то прохождение ударной волны взрыва глубинной бомбы через конструкции мин повреждало их, после чего они утрачивали способность взрываться под воздействием физических полей кораблей в штатных для них ситуациях. После взятия Севастополя (9 мая 1944 г. ) в период с 5 июля по 3 ноября 1944 г. Севастопольские бухты были протралены, в том числе дважды бомбометанием: первый раз с интервалом сбрасывания глубинных бомб 70 м, второй раз с интервалом сбрасывания глубинных бомб 50 м.

· в-четвёртых, в 1949 — 53 гг. в Севастополе было произведено обследование водолазами всей причальной линии на ширину 100 м. Кроме того, в 1950 г. было произведено обследование мест якорной стоянки кораблей. Было обнаружено 26 неконтактных мин, 2 якорные мины и другой боезапас. Разоружение найденных мин показало, что взрыватели всех мин были неисправны, вследствие чего мины не реагировали на тралы и не были уничтожены при обычном тралении[57] (при этом было выявлено, что неисправности многих мин были результатом явного саботажа на заводах-изготовителях в Германии и оккупированной Европе).

Обратимся к рис. 2, который взят из книги Б. А. Кар­жа­вина “Тайна гибели линкора «Новороссийск»” (СПб, «Политехника», 1991, стр. 52). От рисунка в названной книге приводимый далее рисунок отличается тем, что на нём дополнительно показана предположительная возможная граница разрушений обшивки и днищевых конструкций корпуса в случае истинности официальной версии подрыва корабля на донной магнитной мине времён Великой Отечественной войны[58].

Кроме того, выносками с надписями на нём отмечены особенности конструкции корабля, сыгравшие неблагоприятную роль в развитии аварии: монорельсы подачи боеприпасов (вдоль обоих бортов), прорезавшие все “водонепроницаемые” переборки на своём пути (и соответственно в каждой переборке под монорельсом — люк (дверь), через который должен был пропускаться контейнер с боезапасом при работе системы); вырез в “водонепроницаемой” переборке на 85 шпа­нгоуте[59], сделанный для удобства размещения телефонной станции в одном помещении.

На схеме также видно, что переборки на третьей палубе не совпадают с переборками на четвертой. Несовпадение “водонепро­ницаемых” (в кавычках вслед­ствие наличия монорельсов системы подачи боеприпасов, про­реза­ю­щих переборки) переборок третьей и четвертой палуб воспроизвело в гибели линкора «эф­фект “Титаника”»: при нарастании дифферента на нос и появлении крена вода, распространяясь по третьей палубе сквозь дырявые и не на должном месте стоящие переборки, заливала сверху нижерасположенные помещения.

На рис. 3 представлен снимок, взятый из той же книги — “Тайна гибели линкора «Новороссийск»” (фотография в группе вклеек после стр. 240). Он сделан после подъёма корабля. Вдоль плавающего кверху днищем корпуса линкора находятся судоподъём­ные пон­тоны, на днище рядом с пробоиной стоит группа людей. Вверху кадра видны смонтированные на днище компрес­сорные станции и дру­гое оборудование, необходимое для обеспечения работ и поддува понтонов и корпуса при транспор­тировке.

На этой фотографии хорошо видны локализация и характер разрушений при поражении корпуса корабля подводным контактным взрывом. Кроме того, хотя водолазный осмотр дна 30 октября 1955 г. выявил воронку на дне Северной бухты на месте стоянки линкора, однако по мнению водолаза, осматривавшего воронку, взрыв произошёл не на грунте, а выше — над грунтом, под днищем линкора (“Тайна гибели линкора «Новороссийск»”, фотокопия рапорта командира отделения водолазов старшины 1 статьи Яковлева на вклейке перед стр. 193). >

Вопреки этим фактам Государственная комиссия пошла на подлог и своим заключением о причинах подрыва линкора “Новороссийск” < по существу > сняла с С. Г. Гор­шко­ва обви­нение в пре­ступной халат­ности, выра­зившейся в неудовлетво­ри­тельном состо­янии < и функционировании системы > противо­ло­дочной и про­тиво­дивер­сионной обо­ро­ны главной базы Черноморского флота в Севастополе, вследствие чего один из кораблей флота был уничтожен не установленными диверсантами-профессио­налами.