Рассказ о похвальных достоинствах и превосходных качествах Султан Са'ид хана

ГЛАВА 68.

РАССКАЗ О ПОХВАЛЬНЫХ ДОСТОИНСТВАХ И ПРЕВОСХОДНЫХ КАЧЕСТВАХ СУЛТАН СА'ИД ХАНА

Султан Са'ид хан был государем благородным, счастливым, могущественным, благоденствующим, украшенным различными достоинствами и похвальными чертами характера. Его благословенный возраст был близок к сорока восьми годам, когда он удостоился милости всевышнего Аллаха. В его благословенных добрых делах не было такого пробела, который мог бы заметить зрачок глаза. Беседы его были чрезвычайно изящны, а речь до предела красноречива, как по-тюркски, так и по-персидски. Если он обращался к кому-нибудь с речью, то перед этим улыбался. Он был всегда весел и приветлив, милостив и великодушен. К примеру, некий Максуд 'Али в бою ранил хана стрелой в левое плечо так, что он болел в течение двух лет и был близок к гибели. В те дни, когда он был болен, группа людей схватила этого самого Максуда 'Али, чтобы хан смог отомстить ему. Когда они привели его к хану, тот обласкал его и отдал ему халат, несмотря на то, что кроме этого халата другого у него не было, и удостоил его своей беседой. Он сказал: “Мне было скучно, хорошо, что ты пришел”. И так до конца своей жизни он обращался с ним милостиво. / 77а / Таких и подобных им дел у него было много, большинство их упомянуто во второй книге.

И щедрость его доходила до предела. Двадцать четыре года я находился у него на службе. Он одаривал так щедро, что бывало иногда в его кладовых ничего не оставалось, так, что днями царская столовая пустовала, и он кушал в гареме. По этому примеру [видно, что] его доходов, поступающих из его владений, не хватало для расходов на подарки. [168]

По храбрости он также выделялся между себе подобными. Так, однажды я находился при нем, когда он сам лично вел атаку, и описание этого имеется во второй книге. В стрельбе я не видел равного ему ни у моголов, ни у узбеков, ни у Чагатаев, как до него, так и после. Сей раб неоднократно наблюдал, как семь-восемь стрел подряд били без промаха, как на охоте на газелей, так и на зайцев и на дичь. Стрелы, которые он посылал в боях, происходивших в Моголистане между ним, киргизами и другими, были известны среди тех племен.

Я мало встречал людей, подобных ему по благородству натуры. Однажды приехал в Андижан (Приведено по Л₂ 76б, Л₃ 52а) одни фидаи < с целью совершить покушение на хана(Добавлено по Л₁ 59б), искал удобного момента [для этого], но, не найдя, взял коня из ханской конюшни и сбежал. По дороге его схватили вместе с лошадью и привели к хану. Фидаи сам сказал хану: “Я приехал сюда с определенным намерением, но не нашел подходящего момента, [чтобы осуществить его]. Тогда я подумал: “Уведу-ка я коня из ханской конюшни, все-таки что-то будет сделано”. Все приговорили его к смерти, а хан сказал сему рабу. “Передай его своим мулазимам, чтобы они охраняли его и все, что будет решено, пусть они приведут в исполнение”. Когда люди разошлись, хан сказал мне. “В благодарность за то, что Аллах преславный и всевышний уберег меня от зла этого человека, отдай ему эту самую лошадь и передай его своим мулазимам, чтобы они вывели его из лагеря куда-нибудь подальше и освободили. В общем, будет считаться, что бедняк как-то выполнил свое намерение, и он не будет испытывать стыда перед своими потомками”. По степени образованности / 77б / я никогда не видел [подобного ему] человека, и если даже [ему попадало] письмо неграмотное и неразборчивое, он, что бы то ни было, и стихи и прозу, читал не задумываясь, так, что всякий мог подумать, что он знает их наизусть. Он хорошо писал почерком насталик, орфография его была правильной и безупречной и на фарси, и на тюркском, и на арабском (Добавлено по Л₂ 76б, Л₃ 52а) языках. Он составлял по-тюркски безупречные красивые инша, такие, какие не удавалось составлять многим другим [169] знатокам.

Я мало видел людей, кто писал бы стихи с его силой и дарованием. Никогда он не задумывался над сложением стихов, наоборот, [во время] собраний и бесед, какой бы диван ни открывали из тех, которые были под рукой, он на любой размер и рифму [тех стихотворений] экспромтом слагал стихи, и все, что сочинял, он читал один-два раза, так, что каждый мог запомнить, но не соглашался с тем, чтобы кто-нибудь записывал их.

Стихи, которые хан слагал экспромтом в собраниях, я запомнил, и здесь приводятся из них несколько байтов:

В каком цветнике имеется роза, подобная твоему лицу,
И у какой розы есть такой влюбленный в нее соловей, как я?!
Зачем моему сердцу гурии и рай,
Когда в любви к моей возлюбленной для меня сотни тысяч раев?
Чтобы увидеть ее локоны, распущенные по лицу,
О Са'ид, у моего сердца влюбленного есть страстное желание

И еще его же стихи:

Слава Аллаху, что стало известно возлюбленной о моем состоянии,
А теперь перед возлюбленной… (Текст не ясен) сопернику,
Если на прогулку выйдет тот кипарис с плавной походкой,
Пусть станет рабом его стана стройный кипарис [сада]
Если я погибну или буду плакать кровавыми слезами, не упрекайте меня, несчастного
Ибо я не могу справиться с глазами, проливающими кровавые слезы

И еще:

Ты обещала, что будешь верной мне,
Однако ты проявляешь жестокость к душе моей.
ты не стреляй в меня стрелами своего кокетства,
Ибо боюсь я, что ты, промахнувшись, [попадешь в другого]
Ты говоришь мне, что будешь верна мне,
Но верность твоя ко мне та же, что и к другим
Ради сокращения изложения здесь приведено только это.

Однажды я предложил, чтобы [хан] непременно сочинил экспромтом [стих] на фарси. После настаивания на этом / 78а / хан приказал, чтобы открыли диван Ходжа Хасана ³⁷, который находился тут же, и попалась газель с таким началом: “О ты, которая вся — душа человека... ” [170]

Присутствующие здесь в собрании люди стали экспромтом сочинять стихи. А хан произнес такой байт:

Сколько бы ты ни запрещала говорить мне; “Ты — душа человека”,
Я скажу правду, что ты, действительно, — душа человека

Вероятнее всего, хан, кроме этого байта, больше ничего не сочинил на фарси, но из этого пробного байта видно, какое у него было тонкое дарование. < Из музыкальных инструментов (Добавлено по Л₂ 77а; Лз 52б) он играл на уде, на оживляющих душу дутаре (Добавлено по Л₂ 77а; Л₃ 52б), сетаре, чартаре и гиджаке. Лучше всего он играл на чартаре. Он был мастером в резьбе по кости и делал прекрасные стрелы. < Он был мастером в шитье кожаных рукавиц и колпаков для головы соколов (Приведено по Л₂ 77а, Л₃52б) и хорошо знал, как ухаживать за ловчими птицами и как организовать разные виды охоты. Он проявлял в этом деле много страсти и старания и считал [знание] этого дела лучшим из всех своих достоинств.

В начале своей жизни он был чрезвычайно беззаботным [человеком], бесстрашным, кутилой, весельчаком, < любителем вина (Приведено по Л₂ 77а; Л₃ 52б) и страстным в своих желаниях, так, что он и часа не мог пробыть без наслаждения [вином], исключая дней рамазана; трезвости своей [в те дни] он и во сне не видел. Когда его благословенный возраст достиг 37 лет, < а это было в 928 (Приведено по Л₂ 77а; Л₃ 52б) (1521 — 1522) году, он раскаялся и стал придерживаться благочестия.

Во время написания второй книги, когда речь коснулась раскаяния хана и года этого события, мне пришла на ум хронограмма года [этого события], и я записал ее там. Она заключается в том, что в 928 (1521 — 1522) году хан отрекся от опьяняющих напитков, однако он не отказался от других запретных вещей, поэтому раскаяние его < было неполным (Приведено по Л₁ 60а; Л₂ 77а, Л₃ 52б). [Слова из] стиха Корана: <... Тубу ила-л-лахи тавбатун> — < раскаивайтесь перед Аллахом искренним раскаянием ³⁸ > вместе со словами “тауба” (“раскаяние”) без последних букв “ба” и “ха” составляют [928] год. [171]

Когда убежище руководства Ходжа Бахааддин Махмуд, < да ниспошлет Аллах ему здоровье и да сохранит его>, который известен как Ходжа Хаванд Махмуд, прибыл в Кашгар, хан вручил ему свою волю и присоединился к счастливому ряду его слуг. Через пять лет (Во второй книге “Та'рих-и Рашиди” (л. 239 б) указан год “полного раскаяния” хана — 935/1528 — 1529, зашифрованный в той же хронограмме' “Тубу ила-л-лах тавбатун”, но уже с учетом цифрового значения букв “ба” и “ха”, сумма которых составляет цифру семь, что соответствует утверждению автора, что “полное покаяние” хана произошло через семь лет после “неполного”. Указанные здесь “пять лет”, видимо, описка автора)после своего первого покаяния он отрекся от всех запретных вещей, и покаяние его стало полным. [Упомянутый] стих Корана [теперь] также составляет полную хронограмму. / 78б /

После того, как он вступил на путь духовного совершенствования [суфийского ордена] ходжагон < да освятит Аллах их души>, он стал строго следовать справедливости и установлениям сунны. Его прекрасные душевные качества и благородные поступки стали такими, что, вероятно, до него из хаканов, кроме Увайс хана, мало кто имел такие качества, < а Аллах знает лучше>. И если кто хочет знать подробно о его благословенной жизни, пусть обратится ко второй книге.