 |
От супергероя до посредственности (и обратно)
|
|
|
|
Дети могут все (за одним исключением — они не могут летать, несмотря на то что хотят этого больше всего).
Очень немногие из нас созданы для того, чтобы быть средними или типичными.
Но по мере взросления начинается индоктринация*, и мы приступаем к поискам места, где могли бы спрятаться, чтобы никто не узнал, насколько мы на самом деле посредственны.
Мы ищем постоянную работу, которая позволяла бы нам обходить острые углы; синекуру, которая могла бы нас защитить.
Если вы не чувствуете себя в безопасности, то самый очевидный ответ на мой призыв стать Незаменимым будет таким: «Я не так хорошо подготовлен для этого». Типичный индоктринированный ответ состоит в том, что выдающаяся работа, творчество и отличные результаты — это не для вас. Вы думаете, что ваша работа состоит в том, чтобы анонимно сделать положенное вам.
Конечно, это не так, но верить именно в это вас учили столько лет.
Я имел счастье встречаться или работать с тысячами замечательных Незаменимых. Я понял: единственное, что их отличает от обычных исполнителей инструкций, — это то, что они никогда не придерживались такого самоограничительного круга мыслей. Вот и все.
Возможно, им просто повезло встретиться с учителем, который зажег для них свет. Возможно, их родители или друзья подтолкнули их к тому, чтобы отказаться от застойного спокойствия. В любом случае разница между шестеренками и стержнями — это разница в отношении, а не в обучении.
Движение в узком диапазоне
Однажды я наблюдал за тем, как автор книг и дирижер Роджер Ни-ренберг обучал студентов-музыкантов работе с симфоническим оркестром. Для начала он попросил оркестрантов сыграть пьесу как можно более слаженно. Затем он попросил сыграть эту же пьесу, но на этот раз чтобы каждый музыкант старался исполнить свою партию таким образом, какой он сам считал наилучшим.
|
|
|
Для нетренированного уха между этими двумя вариантами было мало разницы.
Мы обучаем людей держаться в узком диапазоне. Мы не хотим, чтобы тихие звуки были по-настоящему тихими, и точно так же ограничиваем громкие. Музыканты этого оркестра не могли и представить себе, что они выйдут за предписанные им рамки. Истинно творческий подход не имеет ничего общего с появлением в офисе в розовых штанах (это не больше, чем приукрашивание).
Мы видим это в организациях любых типов. Мы просим людей сделать что-то необычное или оригинальное — и они изменяют крохотный элемент на поверхности, вместо того чтобы искать корни оригинального решения. Это не случайность. Это именно то, чему нас учили. Новые возможности лежат только в плоскости изменения правил игры, изменения взаимодействий или даже изменения заданного вопроса.
Страх в школе
Исследования показывают, что уроки, полученные в опасной обстановке, выучиваются надолго. Мы помним то, чему научились на поле боя или прикоснувшись к кипящему чайнику. Мы хорошо запоминаем то, чему научились в ситуациях, когда при помощи каких-либо действий смогли успешно избежать угрозы.
Школы хорошо это знают. Им нужны простые методы для успешной обработки миллионов учеников в год, и они выяснили, что страх относится к числу именно таких простых методов воспитания покорности. Классные комнаты стали полями боя, наполненными страхом и испытаниями, хотя они могли бы стать инструментами поддержки «еретического мышления», в котором мы так нуждаемся.
Поэтому никого не удивляет, что в школах люди учатся соответствовать, выполнять стандартизированные тесты, склонять головы и соблюдать инструкции. Десятилетия школьного образования вдолбили это в нас — страх, страх и еще раз страх. Страх получить двойку. Страх не получить работу сразу после окончания школы. Страх не соответствовать требованиям. Хорошие учителя не хотят делать этого, но система не оставляет им никакого выбора. Работа по достижению положительных изменений в классе может оказаться совершенно обескураживающей, а без достаточной поддержки — и невозможной.
|
|
|
Обучение инновационной работе, путешествиям без карт и схем, и да — творчеству требует времени, а результаты могут оказаться непредсказуемыми. Зубрежка, повторение, с другой стороны, являются мощными инструментами обучения фактам, цифрам и покорности. Очевидно, что нам нужны школы и нам нужны учителя. Но нам нужны школы, организованные для обучения творчеству, и учителя, которых вознаграждают за то, что они делают все возможное для обучения творчеству, а не за следование инструкциям.
Дает ли школа результаты?
Если я многие годы заставляю вас зубрить и повторять, а потом оцениваю ваши знания и вознаграждаю за изучение дробей, то каковы шансы, что вы научитесь обращаться с дробями? Школы выполняют отличную работу, уча людей тому, чему предписано их обучить. Правда, проблема состоит в том, что мы их учим совсем не тому, что надо.
Вот чему мы учим детей (с переменным успехом):
— соответствовать;
— следовать инструкциям;
— приносить в школу карандаши;
— конспектировать;
— приходить каждый день;
— зубрить в спешке перед экзаменами;
— не опаздывать;
— писать красивым почерком;
— следовать правилам пунктуации;
— покупать то, что покупают окружающие;
— не задавать вопросов;
— не оспаривать авторитеты;
— делать не больше, чем требуется по минимуму, чтобы осталось время на другие дела;
— поступить в вуз;
— иметь хорошее резюме;
— не проваливаться;
— не говорить ничего, что может задеть других;
— немного заниматься спортом, а при возможности — стать выдающимся квотербеком;
— быть эрудитом;
— стараться не давать повода разговорам о себе;
— выучив одну тему, сразу приступать к изучению другой.
Но вот главные вопросы:
— Какие из этих характеристик являются ключевыми для того, чтобы стать Незаменимым?
— Получается ли у нас «выращивать» именно тех людей, в которых больше всего нуждается общество?
|
|
|
Проблема не в выдающихся учителях. Выдающиеся учителя сами стремятся воспитывать Незаменимых. Проблема в системе, которая наказывает художников и вознаграждает бюрократов.
Вот что сказал о государственном образовании Вудро Вильсон: «Мы хотим, чтобы очень небольшая часть людей получала широкое общее образование, а остальные в случае необходимости забыли бы о привилегии широкого общего образования и обучались бы выполнению сложной ручной работы».
После привлечения грубых агентов Пинкертона, отправки вагонами штрейкбрехеров и даже привлечения национальной гвардии к подавлению забастовок Эндрю Карнеги решил, что причиной рабочих беспорядков был недостаток образования. «Если взглянуть на любые проявления общественной жизни, то можно увидеть, что настоящей панацеей от всех болезней общества является образование, образование и еще раз образование».
Модель проста. Капиталистам требуются покорные рабочие, которые будут трудиться производительно и согласятся получать меньше, чем производится их трудом. Разница между тем, что они получают, и тем, что получают капиталисты, — это прибыль. Лучший способ увеличить прибыль — это одновременно увеличить производительность и покорность фабричных рабочих. И, как разглядел Карнеги, лучшим способом для этого является создание громадных образовательно-индустриальных комплексов, нацеленных на обучение рабочих ровно тому, что нужно для сотрудничества с их стороны.
Вовсе не случайно, что школа так похожа на работу; вовсе не случайно, что в школе есть инспекторы, правила, тесты и контроль качества. Ты работаешь хорошо — получи следующую работу (то есть перейди в следующий класс). Продолжай так, и после окончания последнего класса ты получишь настоящую работу. Не соответствуешь требованиям, сопротивляешься — пошел вон из системы.
«Я хорошо учусь в школе»
Но во фразе «Я хорошо учился в школе, следовательно, я буду хорошо работать на работе» есть одно фундаментальное нарушение логики. Главный показатель, измеряемый и оцениваемый школой, — это соответствие правилам школы.
|
|
|
Соответствие правилам школы — это замечательный навык, если вы хотите учиться в школе всю свою жизнь. Это замечательно, но только если ваша работа будет состоять в выполнении домашних заданий, поиске ответов в конце учебника, проведении в тетрадках полей и простановке на полях дат, а в условиях давления — выдаче заученных фактов без всякого их осмысления.
Вклад школы зачастую оказывается избыточным. Хотя, с другой стороны, лучшие школы являются отличными инструментами отбора людей с талантами и правильным отношением к делу. В обычных же школах то, чем вы становитесь после окончания, зависит от того, кем вы были до поступления. Многие успешные люди пробили себе дорогу вопреки своим школам, а не благодаря им.
Чему должны учить в школе
Только двум вещам.
1. Решать интересные проблемы.
2. Быть лидером.
Решать интересные проблемы
Ключевое слово здесь — «интересные». Ответы на вопросы вроде «Когда началась война 1812 года?» совершенно бесполезны в нашем мире постоянно доступной Wikipedia. Намного более полезными являются способности отвечать на такие вопросы, ответа на которые не знает даже Google. Примерно на такие: «Что мне делать дальше?»
Школы рассчитывают на то, что лучшие ученики выйдут из них хорошо подготовленными тригонометрами. Они получат работу, на которой будут заниматься вычислением длины гипотенуз заданных прямоугольных треугольников. Это растрата человеческого капитала. Единственной причиной для изучения тригонометрии является то, что это небольшой интересный вопрос, в котором стоит разобраться. Но после его изучения мы должны продолжить движение вперед, постоянно отыскивая новые и более интересные проблемы. Идея изучения тригонометрии при помощи механического запоминания и решения сотен однотипных задач — это настоящая растрата времени.
Быть лидером
Лидерство — это навык, а не дар. С этим не рождаются, этому обучаются. И школы могут обучать лидерству с такой же легкостью, с которой они обучают покорности. Школы могут учить нас быть социально разумными, быть открытыми для общения, понимать элементы, из которых состоит общественная жизнь. Из школ, конечно, выходят лидеры — но только прирожденные, те, кто и в школу пришел лидером. Их недостаточно, и обучение лидерству сейчас требуется намного сильнее, чем обучение покорности.
|
|
|
