 |
О блуждании помыслов. Поверить в возможность обуздать блуждание ума и наработать инструменты для этого. Абзац 156
|
|
|
|
О блуждании помыслов. Поверить в возможность обуздать блуждание ума и наработать инструменты для этого. Абзац 156
Передача от 28 декабря
Мы продолжаем читать наставления святого преподобного Иоанна Кассиана и продолжаем разговор о блуждании помыслов; 156-й абзац предполагает ответ на вопрос, заданный в 155-м абзаце:
Ум наш по природе своей не может оставаться праздным; почему неизбежно ему, если не имеет в себе наперед предусмотрительно заготовленных предметов, над которыми упражнял бы он свои движения и которыми бы постоянно занимался, – по своей подвижности убегать туда и сюда, и повсюду летать, пока долговременным упражнением и постоянным навыком, – что вы называете напрасным трудом, – из опыта узнает, какие надлежит ему заготовить в своей памяти материалы, чтоб около их вращаться в своих неутомимых полетах, и чрез неотступное пребывание в сем труде стяжать силу отражать противоположные им внушения врага, которыми развлекаем был прежде, и таким образом непоколебимо пребывать в том состоянии (невозмутимости и внутреннего покоя), которого желает. Итак, не следует нам непостоянство беспорядочного блуждания помыслов приписывать человеческой природе, или Богу – Творцу ее. Ибо истинно слово Писания, что «Бог сотворил человека правым, а сии» (люди) «взыскали помыслов многих» (Еккл. 7, 30). Следовательно, качество помыслов от нас зависит. И Псалмопевец говорит: «блажен муж, емуже есть заступление его у Тебе: восхождения в сердце своем положи» (Пс. 83, 6). Видите, что в нашей состоит власти полагать в сердцах своих или восхождения, т. е. до Бога достигающие помышления, или нисхождения, т. е. помыслы, ниспадающие долу, к вещам земным и плотским…
|
|
|
Если мы не умеем пока сосредоточить свой ум и собрать его в устремлении к Богу, это совершенно не значит, что не умеет никто. Если кто-то умеет, значит – это в принципе доступно и возможно человеку.
Но в том-то и дело, что, методологически пытаясь творить молитву, пытаясь молиться, узнав о том, что эта молитва должна быть собранной, мы себя от сообщества святых отделяем. Это фундаментальное различие. Мы считаем себя просто нормальными людьми, таких снимают в кино, показывают в сериалах, в разных блокбастерах, документальных фильмах. Мы вот эти люди. А вот авторы «Добротолюбия», святые люди – другие. Мне, конечно, нравится, как они живут, но я – не такой.
Это разделение внутри нашего сердца, разумеется, есть ошибка. «Скажете тоже! Вот преподобный Серафим Саровский, святой Иоанн Кассиан, святой Исаак Сирин… И кто такой я? Я никто, я обыкновенный человек, работаю, тружусь, у меня четверо детей, жена, работа, начальник, ипотека и все прочее. О чем Вы говорите? Как можно меня сравнить с этими святыми? » Но на самом деле мы не правы, хотя это кажется очень правильным.
Мы забываем, а то и не знаем, что авторы «Добротолюбия» – обыкновенные люди. Среди них есть те, что могут казаться необыкновенными; например, ушедший в монастырь в 16 лет Иоанн Лествичник. Но в целом они обыкновенные люди, которые провели обыкновенное человеческое детство; с той лишь разницей, что у них не было кинофильмов, Интернета и компьютеров. А вообще-то по-человечески это люди, которые прожили нормальную человеческую жизнь. Например, один из Макариев был женат. Когда зашел в дом и увидел, что жена ему изменяет, он развернулся и ушел в пустыню. Арсений Великий был вельможей, это один из богатейших людей Константинополя, один из образованнейших, который жил на золоте, ел с золота, был воспитателем наследников престола и прожил практически всю жизнь так. А потом ушел в пустыню. Феодосий был воином, который сражался, а потом пошел в пустыню.
|
|
|
Мы как-то забываем о том, что есть на самом деле люди, которые с детства провели жизнь по-особенному и очень рано пришли в монастырь, в самой ранней юности, но их очень мало. Но и тогда, когда они пришли в монастырь, как Иоанн Лествичник, они оставались людьми и мучились теми же самыми страстями. Откуда они написали про то, как бороться с блудной страстью? Откуда они знают про уныние, гнев, раздражение? Мы не понимаем этого, мы просто слышим их рассуждения и говорим: «Тебе легко рассуждать», – как будто никто из них никогда не гневался. Гневались, потому и написали. Падали, потому и написали. Знали, что такое блудные помыслы, боролись с ними долго, потому и написали. Они знают и пишут только то, что знают; и о чем знают, о том и пишут.
Это я, например, могу почитать книжки (пять томов «Добротолюбия») и рассказать по ним что-нибудь. Иоанну Лествичнику или Феодосию Великому, авве Исайе Отшельнику или Марку Подвижнику нечего было читать. «Добротолюбия» еще не было, они потому и пытаются его составить. Конечно, они что-то где-то читали, попадалось что-то им в руки, но это были разрозненные книги, из них еще надо было выудить то, что им бы помогло бороться с той страстью, с тем искушением, что их мучит. Потому они и стали святыми, что с этим боролись, черпая из разных источников известия о том, как это надо сделать. Но они такие же люди, совершенно такие же, как и мы, просто поверившие, что это возможно сделать. Они поверили, что в пустыне есть человек, который победил блудную страсть, а где-то есть человек, который может молиться, по три дня не отрывая свой ум от молитвы. А в том месте есть человек, который сумел добиться такой кротости, что его вообще невозможно вывести из равновесия. Они этому верили и пытались этого достичь. Раз можно быть кротким, значит – могу и я. Если где-то был человек, три дня молившийся, значит – могу и я.
А разве не так устроен вообще мир? Человек увидел спортсмена, который, например, поднимает 300 килограммов. Загорается и идет в спортзал. И поднимает не только триста, но и 400 килограммов. А вот, например, женщина, которая была весом сто сорок килограммов, похудела до шестидесяти. И у меня загорается желание, и я достигаю этого, потому что я поверил ролику на YouTube, что она это сделала, и достигаю того же, что и она. А вот человек построил дом, например, очень-очень большой и шикарный. Я понимаю: если он построил, почему не могу и я? И начинаю строить дом. Или карьеру, когда человек был беспризорником, едва ли не сиротой (родители пьющие), а стал миллионером. Если он может, то и я смогу.
|
|
|
Тот, кто поверил, что инвалид, беспризорник смог сделать карьеру, именно поверил этому, и достигает того же. Если я отмахнулся и решил, что все это ерунда, что, конечно, кто-то ему помог, кто-то денег дал, да и скорее всего придумали этого человека, я ничего не сделаю. Если я не поверю, что действительно полный, тучный человек похудел в два раза и чувствует себя превосходно, находится в замечательной спортивной форме, то я и не буду бороться со своим весом. Поверю – будет результат. Если я поверю, что где-то есть человек, который не был способен ни к чему и добился того, что стал сильным и его боятся все, то и я могу стать таким же. Если не поверю и скажу: «Сказки все это, пропаганда очередного фитнес-центра», – то ничего не сделаю.
Видите, это системная ошибка. Мы не верим, что святые были простыми людьми, как мы, с такими же страстями и привычками, и достигли совершенства, поэтому ничего и не делаем. Наши руки сразу опускаются, потому что мы не верим, что это возможно. А раз мы не верим, то и не стараемся. Мы не пытаемся прочитать их писания, в которых они не хвалят себя, а разоблачают, они показывают свой внутренний страстный мир, показывают и говорят: «А вот у меня такая проблема». И показывают, как с этой проблемой бороться. В отличие от тех людей, которые выставляют ролики о своих достижениях, святые выставляют рассказы о своем позоре и говорят не о том, как они смогли из этого выкарабкаться, а как им в этой ситуации помог Бог, что Он сделал с ними и что они постарались сделать, чтобы Его помощь оказалась действенной.
Ведь в этом и состоит собственно чтение наставлений святых отцов. Они именно потому и могут нам помочь, что пишут о нашей собственной жизни. Человек мучается ревностью, завистью, жадностью, гневом, раздражением, блудной страстью, гордыней, тщеславием; все сильно мучаемся… И вот мы открываем книгу и говорим: «О, так тут же про меня! » Так про меня-то именно потому, что они такие же, как я. Поэтому для начала нам нужно поверить, что это люди одного духа, одной природы, ибо они грешные люди, вместившие в себя благодать Святого Духа.
|
|
|
Я грешный человек, на меня, как на них (и на всех нас), в крещении сошел Святой Дух, поэтому возможно сделать то, что возможно. И когда мы поверим, что это возможно, когда сможем действительно ощутить, что мы из одного теста и одного Духа, тогда поймем: как на них действует Христос, так и на нас; как они грешники, так и мы. И тогда их писания, если им следовать, могут нам помочь.
Что помогает нам всегда ум возвращать к Богу, всегда устремлять его к Богу
И вот тогда мы слышим, о чем говорит Иоанн Кассиан. Нужен именно некоторый набор помыслов, предметов, как он здесь говорит, инструментов, образов, переживаний, которые помогли бы уму держаться в одном круге и отражать все противоположные мысли врага. То есть нам надо найти несколько помыслов, образов, размышлений, слов Священного Писания, что-то, что помогает нам всегда ум возвращать к Богу, всегда устремлять его к Богу. Или те помыслы, образы, воспоминания, переживания, которые могли бы отражать мысли врага, направленные как раз на то, чтобы нас отлучить, отстранить, отвлечь от Бога.
Например, молитва перед причащением: Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога Живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от нихже первый есмь аз. Вот запомним это слово. Оно говорится каждый раз, когда мы причащаемся. То есть Христос пришел для грешников, я из них первый. Если мы проникнемся этой мыслью, мы сможем отражать все наши внутренние помыслы, мысли, которые говорят, что я не такой, как все. Да, не такой, но я грешный, в смысле худший из людей.
Если проникает мысль: «Смотри, какой он и какой ты, сравни. Вот он лежит тут перед тобой в собственной блевотине…», то всё, я не могу причащаться, потому что не могу перед лицом лежащего пьяного человека сказать: «Господи, Ты пришел в мир грешников спасти, из которых я первый». Значит, я должен знать, что сделать мне, чтобы чувствовать иначе, чтобы слова звучали иначе.
Я начинаю думать не о том, почему он напился, почему он лежит, почему он один, почему он брошенный. Я начинаю думать о том, почему я такой гордый, почему я такой высокомерный, что мне сделать, чтобы смириться, что мне сделать, чтобы перед причащением почувствовать, что я действительно из грешников первый. И это занимает мою мысль, не осуждение пьяного человека, не решение проблем социальной адаптации, не решение политических вопросов, почему все пьют. Я решаю проблему, почему я гордый, почему я высокомерный, почему я не люблю людей, почему превозношусь над всеми, что мне сделать. И это выражается и заключается молитвой: «Господи, помоги мне смириться, дай мне любовь, дай мне почувствовать то, что чувствуешь Ты в отношении этого человека, научи меня не превозноситься». Это становится не просто словами, которые мы говорим, начитавшись книг, это боль моего сердца: я же не могу теперь причаститься. Да даже не в этом дело. Я же отлучен от Христа. Я погибну с этими мыслями, я не смогу с ними войти к Богу, пока их не переменю. «Господи, помоги мне изменить эти мысли». Ведь мы понимаем, что Христос другой.
|
|
|
Все эти процессы могут возникнуть в человеке в свете этих слов, всего лишь от одной фразы, которую надо просто вовремя вспомнить, вовремя привести на ум. И когда мы в очередной раз решим кого-то осуждать, кому-то перемыть косточки или над кем-то превознестись, сразу вспоминаем: «Так, Ты пришел в мир спасти грешников, этот человек грешник; значит, Ты пришел его спасти. Я грешник? Грешник. Я грешник, он грешник. Что нам ссориться? Может, его грех больше, чем мой, но я же тоже грешник, нуждающийся в милости, как и он. Больные же не ссорятся в больнице из-за того, кто из них болеет больше другого…» И вот это начинает духовную работу. Духовное переживание свидетельства о Христе меняет все в нашей жизни.
Именно поэтому и была в конце концов введена в обиход так называемая молитва Иисусова, она привязывает ум человека к имени Христа и к переживанию собственной греховности, испорченности, нужды в Его милости. Вот это и есть тот инструмент, как сказал кто-то из уже современных святых, который привязывает ум как бешеного осла. Видели, наверно, колышек вбивается, а к нему привязывается скотинка. Она травы ест сколько-то, но заблудиться не может. Вот молитва Иисусова, имя Иисуса Христа, покаянное переживание этого имени и покаянное отношение к этому имени привязывают ум, не дают ему отвлечься в какие-то блуждания.
Имя Господне само по себе сильно, потому что только им спасаются люди. Но сама по себе молитва недостаточна; любой, кто попробует, поймет, что у него ничего не получается. Просто взял и начал повторять Иисусову молитву как мантру, как заклинание, и если бы все получилось, хорошо бы было, но все не так. Много-много литературы написано о том, как именно ее произносить, что именно делать, а главное, что дополнительно делать к этой молитве, чтобы она принесла этот самый плод, привязав ум к Богу и отражая все посторонние мысли извне.
Молитва Иисусова удобна в первую очередь тем, что создает надежный заслон от любых помыслов, потому что во время совершения молитвы любой помысел, привходящий извне, воспринимается как помысел, разрушающий молитву, и отбрасывается. Человек, действительно научившийся деланию Иисусовой молитвы, достигает такого состояния, что никакие помыслы в него вообще не входят, они не могут проникнуть, потому что отвлекают от сосредоточенности на молитвенном призывании имени Божьего.
Но в совершенстве и молитва Иисусова несовершенное действие и несовершенное делание. Совершенное делание, о котором написали некоторые святые и рассказали о том, что это возможно, – это непоколебимое стояние в Боге, когда ум не молится вообще, когда ум не борется с помыслами вообще. Нет ни молитвы, ни помыслов, просто ум совершенно непоколебимо утвердился в Боге.
Напомню о том, о чем мы говорили в нашу прошлую беседу. Христос пришел нам все дать, дать Царство непоколебимое. Не призвать нас в него, а принести его нам. Поэтому эта непоколебимость возможна, ведь Творцом молитвы в человеке является Бог. Он производит это движение внутри. И когда наш ум настолько отдался в Его руки, настолько смирился, настолько упразднился, совершенно предав себя Ему, он и приобретает эту непоколебимость, ибо он весь в Боге, весь совершенный, и ничто извне не может войти и отделить нас от любви Божьей.
|
|
|
