Передача от 14 декабря

Мы продолжаем читать наставления святого преподобного Иоанна Кассиана Римлянина. Напомню, в прошлый раз мы читали 159-й абзац, в котором Иоанн Кассиан говорит, что есть три источника помыслов, тех мыслей, тех образов, тех воспоминаний, которые входят в наше сознание: от Бога, от дьявола, бесов и естества.

В прошлый раз мы начали разговор о помыслах от естества и говорили о том, что эти помыслы обычным, понятным образом могут входить в наше сознание, но они обычно гаснут как эхо. Если мы недавно пережили какой-то конфликт или нам сказали грубое слово, нам естественным образом пришло это на память, даже воспламенило нашу страстность, гнев, обиду. Но это естественным образом гаснет, потому что так же естественно в наше сознание входят и другие помыслы. Мы видим красивую девушку на дороге, слышим разговор людей в троллейбусе или информацию по радио о каком-то новом происшествии. Но входим в дом, видим детей, жену, все это отвлекает нас, и все помыслы естественным образом забываются.

Мы говорили, что если помысел не забывается, воспоминание не уходит, если образ не стирается, а, наоборот, жжет, распаляет, то он неестественный. И мы говорили вслед за Иоанном Кассианом, что эти незамирающие, неугасающие, незатухающие помыслы, которые становятся все сильнее, либо от дьявола, либо от бесов. Каждый, наверно, хотя бы раз в жизни испытывал такую ситуацию: чем дальше от некоего пережитого события, тем острее реакция на это событие нашей души. Это может быть как положительная, так и отрицательная ситуация. Про отрицательную мы, конечно, больше знаем.

Например, человек нанес нам обиду, мы поначалу на нее почти не среагировали. Но через неделю нас уже трясет от ненависти, когда мы только видим это лицо, и начинаем негодовать от одного воспоминания об этом человеке. Оттого нам очень тяжело переживать вновь и вновь эту обиду. И казалось, нас обидели только вчера... Очевидно, что это неестественный помысел.

Может быть совсем по-хорошему. Например, человек посетил некое святое место. В силу разных объективных и субъективных причин он просто пробежал, все посмотрел, ему выделили всего пять минут, чтобы постоять в храме. Он попытался в эти пять минут помолиться, его тут же вытолкали обратно, сказали, что автобус уходит, он вышел и уехал. Постепенно осмысляя эту пятиминутную молитву, это припадание к мощам, к святому или к Богу в молитве, он это переживает все глубже и глубже. И он понимает, что все пережитое, прочувствованное им за эти пять минут, было самым важным, что было в его жизни. Он вновь и вновь это проживает, вспоминает. Так тоже бывает. Любая неотвязность помысла говорит о том, что он неестественный, потому что естество склонно умирать.

И мы говорили, что второй помысел от Бога. Иоанн Кассиан приводит некоторые виды этих помыслов. Мы говорили, что подлинное переживание помысла, когда некоторое воспоминание, картинка, образ, мысль, пожелание входит в наше сознание, всегда воспринимается как нечто приносящее мир, нечто воспринимаемое с благодарением, но без превозношения. Это некое так или иначе пребывание сердца в смиренном состоянии, в смиренном переживании, то есть всегда нечто приходящее от Бога приносит мир нашему сердцу, приносит нам некое сознание того, что Бог нас не оставил в той или иной степени, а стало быть, от этого рождается благодарение.

Третий вид помыслов – помыслы, происходящие от дьявола. Собственно, именно эти мысли чаще всего терзают наше бедное человеческое сердце. В этом же 159-м слове Иоанн Кассиан говорит о том, что эти помыслы как бы двух видов, два состояния они производят, точнее – два образа, модуса влияния на человека.

Первый вид – это всем знакомое страстное услаждение, когда нам чего-то очень хочется. Страстно хочется вина, еды, денег. Это зависть, гордость, похоть, много-много разного, но нам этого очень-очень хочется. Помысел нам не только внушает это вожделение, он воспламеняет тут же и наше сердце.

Второй вид лукавого, злого помысла: когда нам очень тонко (мы почти этого не замечаем) преподносится зло под видом добра. Иоанн Кассиан ссылается при этом на слова апостола Павла, как сатана может принимать вид ангела света. Если страстное вожделение, в принципе, нам понятно, очень знакомо, то есть это нечто приносящее удовольствие и радость нашей душе и особенно телу, то зло под видом добра мы даже определить не умеем, именно потому, что оно под видом добра. Со страстными помыслами мы, может, не умеем бороться, но хотя бы определяем, что это действительно страстный помысел, потому что чувствуем желание некоего услаждения. Все-таки если мы христиане, то наша христианская совесть хоть что-то в этом подсказывает. А вот зло под видом добра мы различить не умеем, потому что, сами будучи лукавыми, мы совершенно неспособны воспринимать лукавство лукавого духа, это очень сложно.

На самом деле нужна определенная острота, отточенность всех наших чувств, особенно нашего ума, нужна очень напряженная молитва. Даже Ветхий Завет говорит, что человек, который сумел отличить нечто цельное, истинное от лукавого, действительно мудр, ибо это действительно непросто сделать.

Собственно, умная брань, наблюдение нашего ума за тем, что входит в наше сознание, умение различать эти помыслы, сама эта способность представляется очень важной, и именно из-за нее появляется дар рассуждения или хотя бы опыт рассуждения. Только опытное прохождение через этот искус отличения лукавого от истинного приучает наш ум, наши чувства к тому, чтобы уметь различать лукавое от истинного, зло от добра, помыслы бесовские от помыслов Божьих. Потому что чаще всего человек прельщается именно тем, что бесовский помысел представляется ему Божьим. Еще раз говорю: страстный помысел любой человек может отличить, а вот лукавый помысел, прикинувшийся под истинный, немногие могут отличить. Он и рисует себя, облачает себя в божественные одежды, чтобы мы приняли его.

Например, помысел возбуждает в нас ревность по Богу, и мы начинаем возмущенно воспринимать грехи и дела других людей. Мы не замечаем, что осуждаем. Мы замечаем только то, что негодуем, как много греха в наших соседях, в наших братьях и сестрах, в наших священниках, вообще кругом. Мы считаем, что сами, конечно же, этих дел не делаем, и помысел нам рисует, что мы вот такие и должны пламенеть ревностью по поводу того, что вокруг нас люди негодные, надо как-то их если не врачевать, то хотя бы обличать. Помысел представился благим, хотя он злой, потому что он нарушает заповедь.

Или, когда мы не помним наших грехов и помысел нам говорит, что надо это забыть, потому что все это прощено. А в результате мы теряем покаяние, теряем возможность жить по Божьим заповедям, становимся расслабленными, в конце концов впадаем в окамененное нечувствие, хотя помысел нам велит забыть наши грехи, потому что Господь, дескать, нам все давно-давно простил. Апостол Петр говорит, что отчаиваться по поводу совершенных грехов не надо никогда, переживать их в той или иной степени тоже не надо, а вот помнить о том, что был грех и он нам прощен, необходимо. И только это, с точки зрения апостола Петра, является тем основанием, на котором вырастает наша добродетельная жизнь.

Получается, любой помысел, который возбуждает нас, выводит из состояния мира, выводит из нас смирение, ставит нас над людьми, позволяя как-то их оценивать, судить, превозноситься, поучать, укорять (и когда у нас уходит благодарение Богу, а вместо этого рождается возмущение и ропот на то, что Бог чего-то не делает, не помогает; или мы вообще забываем Бога и начинаем роптать на людей), говорит о том, что мы приняли помысел лукавый за помысел добрый.