Глава восьмая

Из земли египетской

В книге мистера Пеннеторна Хьюза на странице двадцать три есть следующий любопытный абзац:

«Исследования матии и ритуалов Африки, проведенные за последние тоды, доказали с некоторой определенностью, что все системы нарушения обычното функционирования сознания, практикуемые чернокожим населением Африки, восходят к Древнему Етипту. Тысячи африканцев были перевезены в Новый Свет, и мнотие из тех, кто, начиная с 1512 тода и далее, оказался на Гаити, принадлежали к лучшим африканским родам и, возможно, являлись носителями синтетических культов, существовавших в то время в Конто.

Несложно показать очевидные параллели между практикуемым ими Вуду и средневековым ведовством. Дельфийские и Элевсинские мистерии, а также римские культы, возможно, имели единое происхождение. Ритуалы друидов, как товорят, копировали ритуалы Осириса; сам Один, судя по всему, был просто подмороженным вариантом этото етипетското бота.

Практически повсеместно ведовство имело две тлавных производных, с которыми состыковывались прочие формирующие ето влияния: это культы плодородия, сохранявшиеся в более или менее неизменном виде со времен первобытных обитателей каждото конкретното ретиона, и позднейшие «матические» практики, почерпнутые по прямым или косвенным каналам от цен- трализованното етипетското источника. Ведовство в том ето виде, в каком оно является нам в европейской истории и литературе, представляет собой как раз такое соединение древних палеолитических культов плодородия с матической идеей и разнообразными пародиями на современные ему релитии».

Все это представляет чрезвычайный интерес для самих ведьм. У них сохранились весьма смутные предания о том, что культ пришел с Востока, из Летней страны, в сочетании с легендой о том, что существует он со времен сошествия Богини в страну смерти. Они, разумеется, отдают себе отчет, что на протяжении

своей истории культ испытывал влияние различных магов и мудрецов, которые во дни прошлого, в отличие от ведьм, не подвергались гонениям и тайно использовали последних в качестве медиумов или посредников для достижения успеха в своих искусствах.

С помощью ясновидящих ведьм они обрели славу пророков, а ведьмы, в свою очередь, с большой вероятностью переняли некоторых из их идей и немало методов. Мне довелось видеть семь ведовских мечей; из них четыре со всей очевидностью были сделаны для волшебников по модели, предписанной в «Ключе царя Соломона», с еврейскими надписями на рукояти и клинке. Два из них хранятся в каслтаунском музее. Есть и другие инструменты, несущие на себе еврейские надписи и, по всей вероятности, связанные с еврейской или каббалистической магией. Однако специальных магазинов ведовских товаров, увы, не бывает, и обычно беднягам приходится добывать себе инструменты где и как получится.

Наблюдается также и поразительное сходство с тем, что ныне составляет малозначительную часть франкмасонской практики. Но в то время как масонские варианты, судя по всему, имеют мало практической ценности, или, иными словами, попросту не работают, ведовские работают прекрасно. Всякий, кому случалось видеть обе вариации, согласится, что одно тут скопировано с другого и что ведовская практика носит первичный характер и лишь впоследствии была выхолощена.

Утверждение, что все системы изменения сознания, используемые африканскими неграми, пришли из Древнего Египта, очень интересно, как и вытекающее из него предположение, что свои силы и умения они перевезли потом в Америку. В стародавние времена по Нилу пролегал торговый путь, уходивший далеко на юг, в Конго.

У меня африканцы всегда ассоциировались с человеческими жертвоприношениями и ромовыми оргиями — то есть методами, совершенно чуждыми египетскому духу; однако в Новом Орлеане мне сообщили, что на вудуистские празднества ходят отнюдь не только негры, но также и множество белых.

Полиция всегда хорошо знала, что вудуистские сборища проводятся на болотах, и регулярно посылала отряды для их разгона и предотвращения. Отряды же, состоящие преимущественно

из ирландцев, добросовестно прочесывали несколько мест, где никаких празднеств очевидным образом не было и быть не могло, и честно рапортовали, что ничего не нашли. После этого они отправлялись прямиком на сходку, снимали с себя форму и радостно присоединялись к разгулу. В Новом Орлеане это до сих пор весьма распространенная шутка.

Между ведовством и некоторыми вудуистскими практиками мне удалось подметить черты определенного сходства. Еще мне сказали, что уже ясно доказано, будто Вуду имеет отнюдь не африканское происхождение, но родилось во французской Вест-Индии среди французских полукровок из европейской магии, извращенного католицизма и перемешанных реминисценций разнообразных африканских религий. Правда ли это, я сказать не могу. Но если у кого-то из упомянутых полукровок было ведовское наследие, это идеально объяснило бы все моменты сходства. Ибо люди по всему миру, столкнувшись со сходными проблемами, склонны решать их сходными же методами. Если знание, практикуемое ныне в Западной Африке, пришло из Древнего Египта, нет никаких причин отрицать возможность того, что и некоторые ведовские практики могли прийти в Европу из того же источника через римские и греческие мистерии, которые, судя по всему имеют египетское происхождение. Мне кажется, египетские культы были слишком суровы и респектабельны, чтобы опуститься до кровавых практик, что в ходу у африканцев.

Вряд ли Пифагор, считающийся обычно ответственным за перенос мистерий на греческую почву, мог иметь какое-то отношение к кровавым жертвоприношениям или иным сомнительным мероприятиям. Но вместе с тем вполне вероятно, что наряду с почитателями Осириса существовали и верующие в Сета, выступившие с идеей: «Есть и более короткий путь; если не можешь творить магию, как положено, силу можно черпать из других источников». Ведовские источники с ужасом говорят о тех колдунах, что используют кровь для обретения силы. Однако злое знание вполне могло идти нога в ногу с добрым и нести таким образом ответственность за некоторые исторически предъявлявшиеся культу обвинения, которые я, тем не менее, все еще склонен считать христианскими инсинуациями или же результатом неправильного понимания ведовской обрядности.

Мистерии, по крайней мере в Греции и Риме, всегда представляли собой тайные культы, доступ к которым имели только посвященные и только после должной подготовки, очищения и испытаний, призванных доказать их готовность и пригодность к обретению тайн. Иницианты получали наставления о том, как вести счастливую и полную жизнь здесь, на земле, как применять учение о братстве внутри культа, как воссоединиться со своими любимыми, уже покинувшими этот мир, как переродиться правильным образом, а также, возможно, о том, как убеждать богов ниспосылать свои милости и исполнять просьбы верующего — или, иными словами, о магии.

Все античные мистерии — Кабирские, Самофракийские и Элевсинские — основывались на разных мифах, были посвящены разным богам — Зевсу, Дионису, Орфею или иному — и сопровождались разными церемониями. Но поскольку классические авторы утверждают, что все мистерии одинаковы, можно предположить, что стоящее за мифом учение и вправду было идентичным.

Племенные ритуалы самых первобытных народов включают очищение, проверку силы духа и стойкости, наставления в племенном предании, сексуальном знании, чарах, религиозной и магической традиции и часто — ритуал смерти и возрождения. В наши дни ведовской культ тоже содержит почти все эти элементы. И раз уж мы верим, что все мистерии были в основе своей схожи, о том же учили и греческие мистерии.

И не по той ли причине, что мистерии там имели такое влияние и даже политическую силу, Греция оставила нам в наследство столь многое? В конце концов, другие мелкие государства тоже подарили миру свою знание и искусство.

В Греции же — несмотря на ее постоянные войны и перевороты — Элевсин и его мудрость произвели на человеческую мысль влияние, которое трудно переоценить и невозможно сбросить со счетов.

Как сказал покойный декан Индж: «Чему такому научила нас религия греков, что было бы опасно забыть? Кратко говоря, это вера в то, что Истина — наш друг и что обретение ее — отнюдь не за пределами человеческих возможностей».

В «Жертвоприношении Аттису» Уильям Бренд пишет:

«Современный человек не свободен; в тех сферах, что имеют для него самое жизненное значение, он связан своими же страхами, «о алчет свободы греков. Это видно по тому, /сл/с 0« яь/- тается скрыть свои страхи. Здесь-mo и таится его надежда; ибо хотя он не имеет свободы и не понимает ее, 0я< я остается его идеалом. Это подразумевает установление стандарта поведения, основанного на знании и истине, л «е «л теш, чел/у его учили».

Судя по всему, греческий жрец или учитель брал человека как он есть и подгонял под него свод правил, вместо того, чтобы вынуждать человека подчиниться заранее определенной этической системе, — предвосхищая тем самым работы Юнга, чей метод заключался в том, чтобы построить из тех элементов веры, что наличествуют во внутреннем мире пациента, систему персонального мифа, которая станет основой для его поведения. Всякое ослабление тенденции к навязыванию стадных моделей поведения неизменно сталкивалось, говорит Брент,

«с яростным противодействием, и погасить его посредством обличения краха современного общества с его войнами, болезнями, бедностью и бессмысленной жестокостью было невозможно, ибо иррациональное противодействие устойчиво к любым аргументам. Римский священник в своем храме грубо и буквально кастрировал паству. И в наши дни отец в церкви, в школе или в суде точно так же разрушает мужество своих сыновей средствами, может быть, не столь грубыми, но отнюдь не менее эффективными вследствие широты своего распространения».