 |
Основные элементы исповедальности в поэме Н. А. Некрасова «Уныние».
|
|
|
|
В нашей работе мы уже рассмотрели, проблему исповедальных мотивов в творчестве Некрасова, её основы, составляющие, также мы проследили основные вехи в развитии некрасовской исповедальности. Теперь мы обратимся к поэме 1874 года «Уныние» как к вершине, квинтэссенции исповедальных мотивов в творчестве Некрасова.
Одним из факторов влияющих на исповедальный мотив данного произведения является, безусловно, внутренний мир поэта, его духовное и физическое состояние на момент написания произведения. Как мы уже отмечали в предыдущих главах, для Некрасова 1870-х годов характерно настроение исповедальности и подведения итогов, что обусловлено главным образом его болезнью и ожиданием смерти. Именно это – главная причина анализа поэтом своей жизни, подведения итогов:
Приходит он к отжившему полвека
И говорит: «Оглянемся назад,..
Приходит к нам нежданная забота
Свести итог...
Явлением очень тесно связанным с мотивом исповедальности в рассматриваемой нами поэме, является воспоминание о прошлом, обращение к прошлому, ностальгия об ушедшем и невозможность его возврата:
Сгорело ты, гнездо моих отцов!
Мой сад заглох, мой дом бесследно сгинул…
Известно, что любая исповедь является к кому-то адресованной. Исповедующийся человек всегда обращён в своей исповеди к какому-либо «объекту»: Богу, близкому, дорогому человеку. Единственное, что должно быть обязательным в выборе этого «объекта» - это абсолютный и непререкаемый авторитет его в глазах исповедующегося. Исповедующийся должен обязательно верить тому, кому он исповедуется. В контексте этого особым явлением в исповедальной поэзии Некрасова последних лет жизни является адресат его исповеди, тот к кому он обращается. Этим адресатом является читатель. Именно он, по мнению поэта, является наиболее объективным «оценщиком». Как мы уже отмечали, подобное явление стало развиваться после кризиса поэта конца 1860-х годов, когда Некрасов разуверился в объективности своих современников. Подобное явление проходит через всю поэму «Уныние»:
|
|
|
Я сам себя, читатель, нахожу…
… я томлюсь,
Читатель мой, мучительным недугом.
Читатель является для Некрасова 1870-х годов непререкаемым авторитетом, самым объективным «оценщиком» жизни, творчества поэтов его поступков. Именно читатель, как мы уже говорили, является непосредственным адресатом некрасовской исповеди, более того, читатель становится для поэта в этот период особенно близким человеком, другом, а именно друзьям, близким людям, как правило, как мы уже отмечали, и адресуется исповедь:
А может быть, мен знать даёт,
Друзья мои, пятидесятый год.
Рассматривая характер взаимоотношений исповедующегося поэта и адресата его исповеди – читателя можно заметить явление «солидаризации» - соединения автора и читателя, стремление к соразмышлению, содействию:
Приходит к нам нежданная забота…
Читатель мой …
Друзья мои …
…ты быть умеешь другом
Поэта и читателя в этом произведении связывают особые интимные отношения. Поэт полностью раскрывает душу, уставшую от нападок современников, читателю. Некрасов надеется, что читатель со своей, новой точки зрения, с точки зрения иного положения, других лет взглянет на жизнь поэта и поймёт его:
Я им с тобой: ты быть умеешь другом,
Довериться тебе я не боюсь.
Помимо читателя в поэме Некрасова присутствует и другой «оценщик» его жизни - собственная совесть. В поэме Некрасов обращается к «жестокому богу совести»:
Жестокий бог! Он дал двойное зренье
Моим очам…
Также как мы уже отмечали в предыдущих главах, исповедь Некрасова носит особый характер – исповедальность сочетается с мотивом суда. Если в обычной практике исповедь предполагает, как правило, духовную поддержку, сострадание со стороны адресата исповеди, то у Некрасова положение существенно изменено. В творчестве Некрасова 1870-х годов мотив исповеди очень тесно связан с мотивом суда, который также характерен для творчества Некрасова после 1866 года. Поэт обращается не за поддержкой и состраданием, а за тем, чтобы его объективно и бесстрастно «судили» и именно главнейшим судьей, поэт видит своего читателя:
|
|
|
Но мой судья – читатель-гражданин
Лишь в суд его храню слепую веру …
Здесь мы видим окончательное разочарование Некрасова в своих современниках, их точке зрения, оценке. Поэт не доверяет людям своего времени за их непонимание, жестокость. Эту жестокость, стремление «добить» уже надломленного, упавшего Некрасов демонстрирует в поэме:
Я наблюдал жестокий пир шмелей,
А конь дышал все реже, все слабей.
Как вкопанный стоял он час — и боле,
И вдруг упал. Лежит недвижим в поле...
Над трупом солнца раскаленный шар
Да степь кругом. Вот с вышины спустился
Степной орел; над жертвой покружился
И царственно уселся на стожар.
В досаде я послал ему удар,
Спугнул его, но он вернется к ночи
И выклюет ей острым клювом очи...
Подобное отношение современников к уже и без того поверженному человеку, его травля, можно отметить и в более раннем произведении Некрасова – «Медвежья охота»:
Ты, думаю, охоту на двуногих
Застал еще в ребячестве своем.
Слыхал ты вопли стариков убогих
И женщин, засекаемых кнутом?
(Медвежья охота)
Говоря об исповедальности поэмы «Уныние» следует отметить настроение, с которым автор анализирует свою жизнь, подводит итоги. Настроение это – настроение грусти, печали, уныния. Некрасов сожалеет об ушедшем, сожалеет о своих поступках:
«Я даром жил, забвенье мой удел,..
… Прости меня страна моя родная:
Бесплоден труд, напрасен голос мой!..
Именно подведение итогов своей жизни как «бесплодных» усугубляет кризис в душе поэта. Это в совокупности с болезнью и ожиданием смерти пропитывает творчество поэта 1870-х годов и порождает настроение, «недуг», созвучный с названием поэмы – «недуг» уныния:
|
|
|
Мне совестно признаться: я томлюсь,
Читатель мой, мучительным недугом.
Чтоб от него отделаться, делюсь
Я им с тобой: ты быть умеешь другом,
Довериться тебе я не боюсь.
Недуг не нов (но сила вся в размере),
Его зовут уныньем …
В своей поэме Некрасов отмечает, что настроение уныния является характерным для его творчества, которое присутствует во многих произведениях, и важнейшая черта духовной жизни поэта это борьба с этим «недугом»:
…в старину
Я храбро с ним выдерживал войну
Иль хоть смягчал трудом по крайней мере…
На наш взгляд это настроение «уныния» является тесно связанным с исповедальным мотивом творчества. Некрасовское настроение «уныния», как нам представляется, является итогом постоянного анализа своей жизни, и, как правило, неутешительных результатов подобного анализа. Этот факт мы можем связать с уже затронутыми периодами развития некрасовской исповедальности.
Особый интерес для нашей работы представляет предмет итоговой исповеди поэта. Рассматривая поэму «Уныние» с этой точки зрения можно отметить целый ряд данных предметов. Некрасов исповедуется не в каком-либо одном действии, поступке, а в их ряде. Это на наш взгляд подтверждает именно итоговый характер данной исповеди поэта.
Первым, в чём исповедуется Некрасов в данном произведении, то что он временно прекратил своё творчество:
Так шли дела; но нынешнее лето
Не задалось: не заряжал ружья
И не писал еще ни строчки я.
Другой предмет исповеди Некрасова – постепенное нарастание духовного кризиса, настроения «уныния». Некрасов признается, что он уже не в силах сдерживать это «уныние», что ему удавалось делать в предыдущие года. Эту невозможность он расценивает как «грех»:
Мне совестно признаться: я томлюсь,
Читатель мой, мучительным недугом.
Чтоб от него отделаться, делюсь
Я им с тобой: ты быть умеешь другом,
Довериться тебе я не боюсь.
В своей итоговой исповеди - в поэме «Уныние» Некрасов обращается к одному из самых спорных фактов своей биографии – «муравьёвской оде» 1866 года. Как мы уже отмечали в предыдущей главе, именно этот факт некрасовской биографии породил резкие нападки на поэта со стороны его «коллег» и вследствие чего глубочайший духовный кризис Некрасова. В контексте подведения итогов свой жизни, Некрасов обращается к читателю за пониманием своего поступка, а также за вынесением объективного «вердикта»:
|
|
|
И вижу я, поверженный в смятенье,
В случайности несчастной — преступленье
Предательство в ошибке роковой...
Обращение к «муравьёвской оде» в «Унынии» затрагивает одну из важных черт некрасовской исповедальности, которая сформировалась в 1860-х годах – проблему самопожертвования - борьбы и гибели в одиночестве в неравной схватке:
Лишь там, вдали, остался серый конь,
Он не бежит проворно на огонь.
Хоть и над ним кружится рой докучный,
Серко стоит понур и недвижим.
Несчастный конь, ненатурально-тучный!
Ты поражен недугом роковым.
Говоря об элементах некрасовской исповедальности в «Унынии» следует заметить, что поэт говорит о сложных взаимоотношениях в своей жизни, необходимостью «лавировать» между «двух огней», что и послужило причиной осуждения поэта «соратниками». В этом контексте в «Унынии» как в исповеди можно отметить своеобразное «слово защиты». Это явление соединяется с тематикой «бесплодных итогов», которая зародилась в творчестве поэта вследствие кризиса 1850-х годов. Подводя итоги своей жизни, Некрасов, как и во время своей первой болезни, сверхкритично относится к своей жизни:
Меж двух огней я, шел неутомимый.
Куда пришел? Клянусь, не знаю сам …
Мы уже неоднократно упоминали о тенденциях развития исповедальных мотивов в творчестве Некрасова – о наличии пяти основных этапов, типов исповедальности. Произведения последних лет жизни поэта, в том числе «Уныние» в той или иной степени воплотили в себе все из этих типов.
Говоря о раннем типе исповедальности – использование собственной биографии как лирического материала – это присутствует в «Унынии» вне сомнения, и это мы отмечали выше. Так же, как мы уже отмечали, чертой ранних типов некрасовской исповедальности является тема собственных внутренних страданий, переживаний:
… Я думаю… мечтаю…
Не чувствовать над мыслью молотка
Я не могу, как сильно ни желаю…
Наряду с этим в поэме присутствует и тематика общего горя, страдания народа, возникшая в творчестве поэта после его жизненного кризиса 1850-х годов:
Ужель опять наградой будет плугу
Голодный год?.. Чу! женщина поёт!
Как будто в гроб кладёт она подругу.
Страдания народа соединяются в душе поэта со страданиями его души, возникает настроение сочувствия, понимания – понимание страдающего страдающим:
|
|
|
Душа болит, уныние растет.
Народ! народ! Мне не дано геройства
Служить тебе,— плохой я гражданин.
Но жгучее, святое беспокойство
За жребий твой донес я до седин!
Люблю тебя, пою твои страданья …
Страдания соединяются в душе поэта, они являются одной из основных причин его «хандры», его «уныние». Некрасов обращается к проблеме повсеместности человеческого страдания, его неизбежности, что в совокупности с его физическим состоянием и порождает его глубочайший кризис «последних итогов».
Вместе с этим в «Унынии» присутствует и другая важная черта появившаяся в исповедальном творчестве поэта после кризиса 1850-х годов – стремление к мести, злоба на страдания, их источник:
Степной орёл; над жертвой покружился
И царственно уселся на стожар.
В досаде я послал ему удар …
Подводя итог можно сказать, что, безусловно, в поэме Некрасова «Уныние» присутствует исповедальный мотив. Более того, отличительной чертой «Уныния» как исповеди является её итоговый характер – Некрасов исповедуется не в одном каком-либо поступке, а в своёй деятельности вообще. Он говорит о своей роли, своём влиянии на историю. Важным элементом некрасовской исповеди является её настроение – настроение безысходности, настроение «уныния». Это особое настроение мотивировано результатом подведения итогов жизни поэта и его убеждённости в «бесплодности» своего существования.
Мы уже отмечали, что типы «некрасовской исповедальности» находятся в постоянном изменении. На основании сказанного выше можно отметить, что поэма Некрасова 1874 года «Уныние» является произведением, которое органично соединяет в себе черты всех некрасовских «типов исповедальности» в той или иной мере.
Заключение.
Подводя итоги проделанному исследованию, мы можем констатировать, что одна из последних лирических поэм Н. А. Некрасова «Уныние» действительно может быть осмыслена не только как одно их итоговых произведений в творчестве поэта, но и как квинтэссенция именно исповедальных мотивов некрасовской поэзии.
Свидетельством доказательности этого тезиса, по нашему мнению, выступают следующие положения, выносимые нами на защиту:
1. Мы полагаем, что одним из определяющих некрасовскую поэтику факторов (или компонентов) мы считаем так называемую «лирическую (или лиризированную) эпичность» — то есть такой тип творческого воссоздания лирическим субъектом внешнего бытия, при котором это внешнее, объективно данное бытие интимизируется, представляется поэтом как переживаемое в первом лице «здесь и сейчас» его внутреннее состояние.
2. Мы убедились, что в качестве такого объективного бытия (детерминированного социокультурным существованием поэта) у Некрасова могут выступать и ключевые вехи, факты, ситуации его собственной биографии, ибо Некрасов готов воспринимать их не как частные обстоятельства, а как типичные проявления жизненных закономерностей.
3. Мы утверждаем, что исповедальные мотивы являются одной из основ творчества поэта, которые зарождаются в раннем некрасовском творчестве и проходят через всю его поэзию.
4. Мы установили, что природа исповедальности в лиро-эпике Некрасова не статична, а подвержена эволюции; что она претерпела как минимум, пять этапов своего развития, обусловленных определёнными обстоятельствами личной биографии поэта.
a. Юношеский духовный кризис Некрасова, связанный с его петербургскими скитаниями 1838-1839 и трёх последующих годов, породил в его творчестве особый тип исповедального лирического «покаяния», связанный с «изменой» юноши высоким этическим, культурным и романтико-эстетическим идеалам, чтобы «душа была сыта»; мы назвали этот тип исповедальности «обретением лирической позиции и лирического материала»;
b. выбор сделанный молодым человеком в пользу литературно-коммерческой карьеры, журналиста, художественного барышничества вызвал у поэта потребность отстоять свою новую позицию – хотя бы в гаерской литературной форме; мы назвали этот тип исповедальности «иронико-аналитическим»;
c. тяжёлая, называвшаяся смертельной болезнь середины 1850-х годов привела «лирического двойника» поэта к очередному пароксизму «самоедства», ибо, как ему думалось, нравственные жертвы, принесённые им на алтарь, оказались бессмысленны перед лицом смерти; этот тип исповедальности «исповедальности бесплодных итогов»;
d. сложившаяся идеологическая и моральная дилемма, в которой Некрасов оказался, спасая дело всей своей жизни – журнал «Современник», породила ещё один тип исповедальной позиции лирического героя поэта – «исповедальность нравственного самосуда»;
e. наконец, потребность подвести черту и под жизненным путём, и под личной самооценкой, и под творческим трудом обращает Некрасова к типу «исповедальности последних итогов».
5. Нам представляется, что поэма Н. А. Некрасова являет собой текст, в котором поразительным образом сплелись все названные типы некрасовской исповедальности: и обращение к светлым впечатлениям юности, и осознанию того, что «прочен только путь неправый», и к тому, что «я настолько же чуждый народу умираю, как жить начинал», и к тому, что есть «жестокий бог» старости, заставляющий видеть в «ошибке роковой» предательство, и к тому, что читатель – друг услышит глубинные стоны сердца поэта и поддержит поэта в последней муке и среди поношения врагов, и среди бессердечия соратников по делу социального служения.
6. Предпринятый нами обзор литературы, связанной с некрасовским «Унынием», убедил нас в том, что за исключением давних работ К. Чуковского, В. Евгеньева-Максимова и М. Гина, и непосредственно посвященных поэме, комментариев к академическим изданиям сочинений Н. А. Некрасова, да отдельных суждений ряда современных учёных от Н. Скатова до Н. Степанова, исследователю некрасовской исповедальности практически не на что опереться. Всё это не может не привести нас к выводу, что глубинное её рассмотрение ещё впереди.
Библиография.
I
1. Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем в 12-ти томах. М. 1967.
2. Некрасов Н. А. Собрание сочинений в 3-х томах. М. 1971.
II
3. Гин М. М. Евгеньев-Максимов В. Семинарий по Некрасову. М. 1955 г.
4. Добровольский Л. М., Лавров В. М. Библиография литературы о И А Некрасове 1917-1952, М. Л.
5. Дульнева К. П, Рудаков В. С, Новиков Н. С. Библиографии литературы о Н. А. Некрасове за 1953-1958 гг. // Некрасовский сб. - М., Л., 1960. Т. 3.
6. Дульнева К. П Библиография литературы о Некрасове за 1959—1969 г.г. //Н. А. Некрасов и русская литература М., 1971.
7. Мостовская Н.. Н Библиография литературы о Н. А. Некрасове 1970—1974// Некрасовский сб. Л., 1978. Т. 6.
8. Мостовская Н.. Н Библиография литературы о Н. А. Некрасове 1975—1986// Некрасовский сб. Л., 1987. Т. 9.
9. Мостовская Н.. Н Библиография литературы о Н. А. Некрасове 1987—2002// Некрасовский сб. СПб., 2002. Т. 12-13.
10. Некрасов в русской критике. Сост. Еголин А. М. 1944.
11. Русская критика XVII – XIX веков. М., 1978.
III
12. Ашукин Н. С., Летопись жизни и творчества Н. А. Некрасова Л. 1935.
13. Басина М. Литейный 36. Л. 1971.
14. Буткевич А. А. Воспоминания о Н. А. Некрасове // Литературное наследие. т. 53-54. М., - Л., 1949.
15. Евгеньев - Максимов В. Е. Некрасов и его современники. М., 1930.
16. Евгеньев - Максимов В. Е. Жизнь и деятельность Н А, Некрасова: В 3т. М.. Л., 1947—1952.
17. Жданов В. Некрасов.— М., 1971.
18. Жданов В. Жизнь Некрасова. М. 1981.
19. Кони А. Воспоминания о писателях Л. 1965.
20. Некрасов Н. К. По следам некрасовских героев. М. 1970.
21. Некрасов Н. К. По их следам, по их дорогам. М. 1979.
IV
22. Ашешов Н. Поэзия совести // Образование. 1902 №12.
23. Барро М. Забытое: «Мечты и звуки» Н. А. Некрасова. СПб, 1892.
24. Бойко М. Н. Лирика Некрасова. М., 1977.
25. Бухштаб Б. Я. Сатирическая поэзия Некрасова в годы «цензурного террора» // Некрасовский сборник. IV, Л. 1967.
26. Гаркави А. Становление реалистических жанров в поэзии Н. А. Некрасова. М. 1981.
27. Гин М. М. От факта к образу и сюжету: О поэзии Н. А. Некрасова, М., 1971.
28. Гин М. М. О своеобразии реализма Н. А. Некрасова, Петрозаводск, 1966.
29. Еголин А. Поэт-гражданин. М. 1939.
30. Касторский С. В. Некрасов и Фет. Л. 1936.
31. Краснов Г. В. «Последние песни» Н. А. Некрасова. М., 1981.
32. Корман Б. О Лирика Некрасова. Ижевск, 1978.
33. Лебедев Ю. В. Н. А. Некрасов и русская поэма 40—50-х гг. Ярославль, 1971.
34. Мережковский Д. С. О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы. СПб. 1893.
35. Михайловский Н. К. Литературные воспоминания и современная смута. СПб. 1900.
36..Муратов А. Б. // Некрасов Н. А. Полное собрание стихотворений в 3-х т. Л. 1967.
37. Н. А. Некрасов в воспоминаниях современников М 1971.
38. Н. А. Некрасов. Живые страницы. М. 1974.
39. Н. А. Некрасов: статьи, материалы, рефераты и сообщения. Л. 1947.
40. Пайков Н. Феномен Некрасова, Ярославль 2000.
41. Папковский Б., Макашин С. Некрасов и литературная политика самодержавия. М. 1971.
42. Последние годы «Современника», М. 1939.
43. Прокшин В Г. Путь к эпопее. Уфа, 1979.
44. Сакулин П. Н. Некрасов. М., 1922.
45. Смирнов В. Б. Сцены из лирической комедии «Медвежья охота» в журнальном контексте «отечественных записок» // Н. А. Некрасов и современность Ярославль 1984.
46. Степанов Н. Л. Некрасов и советская поэзия. М., 1966.
47. Скатов Н.Н Поэты некрасовской школы. Л 1968.
48. Творчество Некрасова. Сборник статей. Под ред. А. Еголина. М. 1939
49. Чернышевский Н. Г. Собрание сочинений. М. 1976.
50. Чуковский К. И. Некрасов. Статьи и материалы. Л., 1926.
51. Чуковский К. И. Мастерство Н. А. Некрасова. М., 1952.
52. Якубович П. Ф. Муза мести и печали (1877-1902). // «Русское богатство». 1902. т. 11.
|
|
|
