 |
Юридического лица в наднациональном европейском
|
|
|
|
корпоративном праве <32>
--------------------------------
32 См.: Directive 2009/101/EC. URL: http://eur-lex.europa.eu.
В российской литературе получил определенную популярность довод о том, что европейские страны отказались от представительской теории в пользу органической, и такой выбор был отражен в так называемой Директиве о публикациях <33>. Вслед за Е.А. Дубовицкой, озвучившей этот довод, многие авторы использовали его, чтобы доказать, что директор не является представителем <34>.
--------------------------------
<33> См.: Дубовицкая Е.А. Европейское корпоративное право. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2008. С. 109 - 118.
<34> См.: Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 278; Горбунов Е.Ю. О природе исполнительного органа в контексте теорий юридического лица. С. 16 - 17.
Думается, что верное само по себе утверждение о том, что в Директиве был сделан выбор в пользу органической теории, не может служить доказательством при обсуждении вопроса о природе органа юридического лица в российском праве. Е.А. Дубовицкая описывала противопоставление представительской и органической теорий применительно к ч. 1 ст. 9 Директивы (в ред., действовавшей до 2009 г.), которая устанавливала, что сделки компании являются действительными, даже если выходят за предмет ее деятельности (ultra vires). Говоря терминами российского права, речь шла о сделках, выходящих за пределы правоспособности юридического лица.
Действительно, применительно к коммерческим организациям европейские правопорядки ушли от принципа специальной правоспособности, поскольку он создавал угрозу для третьих лиц, так как сделка могла быть впоследствии оспорена как выходящая за пределы правоспособности, установленные уставом <35>. Также верно, что в определенном смысле принцип общей правоспособности являлся отходом от представительской теории, в соответствии с которой участники, как и в случае с любым представителем, способны ограничить круг сделок, которые уполномочен совершать директор <36>. Однако отсюда же следует, что переход от представительской теории к органической подразумевает прежде всего переход к принципу общей правоспособности. С точки зрения института представительства это означает, что директор обладает полномочиями на совершение любых сделок от имени компании.
|
|
|
--------------------------------
<35> См.: Cahn A., Donald D.C. Comparative company law: text and cases on the laws governing corporations in Germany, the UK and the USA. Cambridge, 2010. P. 313 - 315.
<36> См.: Roth G.H., Kindler P. The Spirit of Corporate Law. Core Principles of Corporate Law in Continental Europe. Munchen, 2013. P. 77 - 78.
Полагаем важным отметить, что объем полномочий (круг сделок, на заключение которых уполномочен директор) никак не может служить квалифицирующим признаком представительства, по крайней мере применительно к российскому праву (п. 1 ст. 182 ГК РФ). Поэтому утверждение, что директор является органом, означает лишь то, что, условно говоря, он всегда в силу закона обладает "генеральной доверенностью".
При принятии Директивы особый акцент был сделан на разделении отношений с лицами, осуществляющими полномочия органов, на внутренние (между компанией и органом) и внешние (с третьими лицами) <37>. При этом во внешних отношениях орган не связан никакими ограничениями <38>.
--------------------------------
<37> Отмечается, что это стало победой германской доктрины, тогда как для права большинства других стран такое разделение не было характерным (см.: Grundmann S. European Company Law: Organization, Finance and Capital Markets. 
ed. Antwerp, 2012. P. 158). О принципе разделения отношений с представителем на внутреннюю и внешнюю стороны см. также: Цвайгерт К., Кетц Х. Сравнительное частное право: в 2 т. Т. I. Основы. Т. II. Договор. Неосновательное обогащение. Деликт / пер. с нем. М., 2010. С. 434 - 435; Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 226 - 234; Варул П.А. Представительство и полномочия // Очерки по торговому праву. Вып. 15. Ярославль, 2009. С. 76 - 79; Крашенинников Е.А., Байгушева Ю.В. Обоснование полномочия добровольного представителя // Очерки по торговому праву. Вып. 17. Ярославль, 2010. С. 25 - 27.
|
|
|
<38> Если выражаться более точно, обсуждаемая Директива вовсе не исключает возможность ограничивать круг полномочий органа, а лишь устанавливает, что такие ограничения могут иметь место только в соответствии с национальными законами государств - членов ЕС, а также оговаривает необходимость защиты добросовестных третьих лиц. В соответствии с абз. 1 ч. 1 ст. 10 Директивы ограничения полномочий органа могут вытекать из национального закона (например, в большинстве стран слияние осуществляется только с согласия участников компании). В соответствии с абз. 2 ч. 1 ст. 10 Директивы национальным законом может быть установлено, что компания не будет связана действиями органа, выходящими за пределы предмета деятельности компании, закрепленного в учредительном документе, если будет подтверждено, что третье лицо знало о превышении органом своих полномочий или обстоятельства дела были таковы, что такое лицо не могло не знать об этом; при этом уточняется, что само по себе раскрытие учредительного документа не является достаточным доказательством осведомленности третьего лица об ограничении полномочий. Согласно ч. 3 ст. 10 Директивы национальный закон может допустить, что действовать от имени общества могут только все члены органа вместе, при этом соответствующее ограничение может быть противопоставлено третьим лицам при условии, что оно было надлежащим образом раскрыто в публичном реестре. В силу ч. 2 ст. 10 Директивы ограничение, установленное учредительным документом или решением компетентного органа, не может быть противопоставлено третьим лицам, даже если было раскрыто (см.: Grundmann S. Op. cit. P. 158 - 161). Как утверждает Ш. Грундман, автор одного из наиболее авторитетных трудов о наднациональном европейском корпоративном праве, несмотря на категоричность правил о неограниченных полномочиях органа все европейские правопорядки, в том числе Германии, предусматривают исключения для случаев, когда ограничения, установленные учредительным документом, были известны третьему лицу. Сюда относятся в первую очередь случаи сговора директора с противоположной стороной сделки - коллюзии (Ibid. P. 159, 162). Отмечается, что в Германии такого рода исключения были развиты исходя из принципа доброй совести (см.: Ault H.J. Harmonisation of Company Law In The European Economic Community // Hastings Law Journal. 1968 - 1969. Vol. 77. P. 102 (fn. 99)).
|
|
|
Подводя итог, мы можем сделать вывод, что так называемый выбор в пользу органической теории подразумевал закрепление принципа общей правоспособности и разделение отношений с органом на внешние и внутренние. Все это вполне укладывается в общее понятие представительства, закрепленное в российском праве (п. 1 ст. 182 ГК РФ). Поэтому едва ли правильно ссылаться на обсуждаемую Директиву в том смысле, что она отрицает за членами органа статус представителей.
Более того, в ст. 9 Директивы (ст. 8 Директивы в ред. до 2009 г.) понятие органа раскрывается через лиц, которые уполномочены представлять компанию ("the persons who, as an organ of the company, are authorised to represent it").
Компромиссные теории
В российской литературе встречаются точки зрения, исходящие из двойственности правового статуса органа.
1. Возможность примирения позиций органической и представительской теорий видел Д.И. Степанов, который полагает, что орган можно рассматривать как часть юридического лица, когда он обладает правом не только реализовать волю вовне, но и самостоятельно формировать ее, а в тех случаях, когда орган выходит за пределы очерченных полномочий (установленных законом, учредительным документом) или совершает сделку вопреки интересам юридического лица, он приобретает свойства представителя, так как его воля начинает противопоставляться воле юридического лица <39>.
--------------------------------
<39> См.: Степанов Д.И. Еще раз о природе полномочий исполнительного органа и управляющего хозяйственным обществом // Вестник ВАС РФ. 2006. N 9. С. 23.
В словах Д.И. Степанова можно увидеть иначе сформулированную мысль В.А. Рясенцева о том, что лицо, осуществляющее полномочия органа, рассматривается как отдельный субъект в случаях, когда оно выходит за пределы своей компетенции, действуя с нарушением устава, в силу чего возникает ответственность перед юридическим лицом <40>.
|
|
|
--------------------------------
<40> См.: Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 176 - 177.
Полагаем, что такое "объяснение" является искусственным и умозрительным: в рамках компетенции - орган, за ее пределами - самостоятельный субъект. Излишне объяснять, что одно и то же лицо не может быть одновременно самостоятельным и несамостоятельным субъектом. Никакие абстрактные логические построения не смогут избежать того факта, что лицо, осуществляющее полномочия органа, - вполне реальный субъект, имеющий собственные интересы.
Что самое главное, в предложенной Д.И. Степановым конструкции можно увидеть изложение самой обычной ситуации выхода представителя за рамки полномочий (ст. 183 ГК РФ): до тех пор пока представитель, в том числе орган, действует в пределах предоставленных полномочий, юридические последствия его действий возлагаются на представляемого (юридическое лицо), т.е. действия представителя считаются действиями представляемого, но как только представитель выходит за пределы полномочий, последствия его действий относятся только на него самого.
Дальнейшие рассуждения Д.И. Степанова подтверждают, что за счет предложенной им компромиссной позиции он предполагал сделать применимыми нормы о представительстве, касающиеся последствий превышения органом юридического лица полномочий при совершении сделки <41>.
--------------------------------
<41> См.: Степанов Д.И. Указ. соч. С. 26.
Однако не только положения о превышении полномочий в смысле ст. 183 ГК РФ, но и вообще все нормы представительства в конечном счете призваны отвечать на вопрос о том, были ли полномочия у лица на совершение сделки в каждой конкретной ситуации: истечение срока полномочий, сделка с конфликтом интересов, нарушение правил о передоверии, отмена доверенности и т.п.
Поэтому сказать, что орган становится отдельным субъектом, когда превышает полномочия, это не сказать ничего. Чтобы решить, действовал ли он в пределах полномочий, было ли у него полномочие, как раз и необходимо использовать все нормы о представительстве.
2. Более интересна позиция Е.В. Тычинской, которая указывает, что представительство органа проявляется именно во внешних отношениях юридического лица (участие в гражданском обороте), в то время как во внутренних отношениях орган представляет собой часть юридического лица <42>. Эту точку зрения поддержал и А.В. Егоров <43>.
|
|
|
--------------------------------
<42> См.: Тычинская Е.В. Указ. соч. С. 26 - 27.
<43> См.: Егоров А.В. Комментарий к Постановлению Президиума ВАС РФ от 16.06.2009 N 17580/08. С. 220.
Е.В. Тычинская предлагает такой критерий разделения органа и представителя: "...следует четко разделить две сферы деятельности лица, реализующего полномочия единоличного исполнительного органа, и говорить, с одной стороны, о внутренних управленческих отношениях, в которых его роль состоит в осуществлении текущего руководства деятельностью хозяйственного общества, в ведении его дел и включает в себя принятие решений по поводу предпринимательской деятельности общества (реализация общих и приоритетных направлений деятельности, целесообразность заключения конкретных сделок, кадровые вопросы и пр.), а с другой - о внешних отношениях, в которых данное лицо выступает представителем общества" <44>.
--------------------------------
<44> Тычинская Е.В. Указ. соч. С. 44.
Мы считаем, что автор смешивает фактические и юридические действия органа, вступая в противоречие с собственной позицией о том, что юридические действия неотъемлемо связаны с фактическими <45>. На наш взгляд, нет необходимости давать органу какую-либо дополнительную квалификацию, поскольку совершение со стороны директора юридических действий составляет основную его задачу, совершение же действий фактических является лишь дополнением. В конечном счете директор нужен именно для совершения юридических действий (например, заключение как гражданско-правовых, так и трудовых договоров), чтобы позволить юридическому лицу участвовать в гражданском обороте.
--------------------------------
<45> См. там же. С. 75.
3. Немного иного рода теория была выдвинута Н.В. Козловой и развита С.С. Вилкиным.
Н.В. Козлова указывает: "Специфика корпоративного представительства состоит в том, что физические лица, составляющие органы юридического лица, во внутренних, корпоративных отношениях являются самостоятельными субъектами, проявляющими собственную волю, тогда как во внешних отношениях между юридическим лицом и третьими лицами они рассматриваются, в силу принципа организационного единства, в качестве составных частей юридического лица, выражающих вовне его волю и без доверенности действующих от его имени" <46>.
--------------------------------
<46> Козлова Н.В. Указ. соч. С. 375.
Не вполне ясно, в чем ценность квалификации органа как представителя, если в отношениях с третьими лицами он в качестве такого не рассматривается. Это довольно противоречивая позиция, поскольку констатация отношений представительства как раз и необходима для того, чтобы урегулировать отношения представляемого и третьего лица, которые совершили сделку при посредстве представителя. Например, чтобы представляемый в ответ на притязания третьего лица мог сослаться на то, что представитель действовал без необходимых полномочий, и наоборот, третье лицо могло сослаться на то, что оно совершило сделку, полагаясь на наличие полномочий у представителя. Иными словами, представительство с необходимостью требует обязательного наличия трех сторон: представитель, представляемый и третье лицо.
Тем не менее, по мнению С.С. Вилкина, теория Н.В. Козловой позволяет эффективно разрешить ряд проблем, поскольку она, с одной стороны, предоставляет возможность применять нормы ГК РФ о представительстве, не прибегая при этом к аналогии, которая еще требует обоснования, а с другой - объясняет существование гражданских правоотношений с участием лиц, осуществляющих функции органов юридического лица (причем правоотношений не только между органами, но и между ними и юридическим лицом) <47>.
--------------------------------
<47> См.: Вилкин С.С. Указ. соч. С. 22.
С.С. Вилкин особо акцентирует внимание на том, что Н.В. Козлова правильно отмечает двойственность положения органов: 1) орган - это лица, воля и действия которых приписываются юридическому лицу; 2) они также часть юридического лица. При этом, как видится автору, "выражение "часть юридического лица" характеризует не правовое положение органа с точки зрения его правосубъектности, точнее ее отсутствия, как полагают сторонники теории органа. Оно указывает, возможно, образно на правовое положение органа с точки зрения его функции: осуществления волеспособности и дееспособности юридического лица" <48>.
--------------------------------
<48> Там же. С. 22 - 23.
Исходя из приведенной цитаты можно заметить, что С.С. Вилкин пытается вложить в теорию Н.В. Козловой новый смысл, так как утверждает, что орган - это представитель (уже без уточнения про некие "внутренние корпоративные отношения"), но одновременно и часть юридического лица.
Однако за всеми этими манипуляциями с абстрактными понятиями "часть юридического лица", "орган юридического лица - это физическое лицо..." остается в тени вопрос о том, для чего необходима такая сложная двойная квалификация лиц, имеющих право действовать от имени юридического лица?
Главное следствие позиции Н.В. Козловой в ее интерпретации С.С. Вилкиным, насколько мы можем судить, заключается в том, что она "предоставляет возможность применять нормы ГК РФ о представительстве, не прибегая при этом к аналогии", что едва ли можно считать успешным результатом, если иметь в виду, что квалификация их в качестве обычных представителей позволила бы достичь того же самого без приведенных выше образных объяснений. Более того, дополнительная квалификация органа в качестве части юридического лица ничего не добавляет с практической точки зрения.
В целом складывается впечатление, что "реверансы" в сторону органической теории - дань долгой доктринальной традиции. Как можно заметить, С.С. Вилкин при изложении этого вопроса отражает воззрения германской доктрины, где двойная квалификация органа является в определенной степени наследием того огромного влияния, которое оказала в свое время теория О. фон Гирке <49>.
--------------------------------
<49> Вилкин С.С. Указ. соч. С. 17 - 20.
|
|
|
