 |
Павел и предшествующее ему развитие.
|
|
|
|
Место Павла в истории происхождения христианства.
1.
Павел и предшествующее ему развитие.
Значение религиозных взглядов Павла станет для нас вполне ясно только тогда, когда мы сравним их со взглядами первоначальной общины и, в особенности, со взглядами самого Иисуса. Сомневаются в возможности подобного сравнения, так как де идеи Иисуса не исследованы и не установлены точно. Но основные пункты их, однако, вполне ясны. В общем, надо только твердо держаться того положения, что лишь основное ядро материала наших трех первых евангелий существоавало уже в эпоху, предшествующую образованию богословия Павла, а большая часть, напротив, произошла одновременно с ним и после него и местами уже испытала его влияние.
Павел происходил не из того общественного слоя, из которого вышел Иисус. Мудрость раввинов, спекуляция апокалиптики, наконец, воздух, напитанный эллинистическими идеями, заменили для Павла то, чем была для Иисуса бесхитростная набожность простого народа. Весь религиозный язык Павла в такой же степени выше религиозного языка Иисуса. Язык Павла богат религиозными понятиями, которые выставляются и разрабатываются как таковые. Явления религиозной жизни подведены под общие категории, например "греха". Повсюду работает рефлексия; религию нельзя совершенно отделить от мышления и от отвлеченных идей. Напротив, Иисус говорит простым, почти элементарным языком. Он располагает немногими, но чрезвычайно могущественно действующими религиозными представлениями. Интеллект в его языке не принимает существенного участия. У него нет точно установленных и разделенных друг от друга понятий, нет связных цепей мыслей. Но он дает крайне легко понятные применения основных религиозных понятий к практике религиозной жизни, в особенности к совести и к воле.
|
|
|
Сообразно со всем вышесказанным, можно предположить, что Павел подверг "евангелие Иисуса" богословской обработке и богословскому преобразованию, при помощи подведения его под общие понятия, что Павел был богословским истолкователем и продолжателем Иисуса.
Названный взгляд действительно является господствующим в современном богословии. Юлиус Велльгаузен, проложивший дорогу для ветхозаветной критики, особенно выразительно подчеркивает, что Павел поистине был тем, кто понял евангелие Иисуса. Адольф Гарнак и многие другие повторяют это. Однако я не могу присоединиться к такому приговору и, напротив, считаю его крупной исторической ошибкой.
***
Насколько далеко простирается действительное влияние, которое оказала на Павла проповедь Иисуса, конечно, чрез посредство прямых учеников или первоначальной общины?
Бесспорно, что связующих нитей было немало; но этим вовсе не доказывается наличность влияния Иисуса. И Иисус и Павел принадлежат к иудейству одной и той же эпохи. Отсюда понятно само собой, что в их религии оказывается значительное количество общих черт. Нужно ли, например, объяснять влиянием проповеди Иисуса, что Павел называет Бога "нашим Отцом", или что он прославляет обладание правом сыновства Богу? Задолго до Иисуса иудейство знало имя Отца, считало Бога Отцом не только всего Израиля, но и каждого отдельного человека; и нельзя считать вполне справедливым, что Иисус впервые выдвинул это имя на первый план.[2] Точно так же иудейство причисляло детство Богу или сыновство Богу к главным благам религии. Но как раз представление о Боге, которое у Иисуса связывается с именем "Отец" – Бог господствует надо всем, заботится в неистощимой доброте о каждом человеке, считает волосы на голове – это представление, вместе с соответствующим ему настроением преданности Богу, почти не находит себе отголоска у Павла. Точно так же, несмотря на близкое сходство, весьма сомнительно, чтобы изображение будущего у Павла являлось дальнейшим развитием подлинных мыслей Иисуса.
|
|
|
Конечно, Павлу были известны из предания многие предписания и правила Иисуса, и, вероятно, он считал их нормами.[3] Очень возможно, что в таких увещаниях, как например, благословлять преследователей,[4] слышится отголосок ходячих изречений Иисуса; но это нельзя считать установленным, так как такие же мысли не были чужды и иудейству. Очень вероятно, что любовь к ближнему для апостола Павла, как и для всех христиан, имела цену, как твердая "заповедь Господа". Однако, для Павла эта любовь имеет другое значение, чем для Иисуса, и, в сущности говоря, отступает на второй план перед любовью к товарищам по церкви и по вере, перед "братской любовью"; но эта общинная добродетель, как мы знаем, пользовалась особым значением среди иудейской диаспоры.
Но пусть можно в этой области отнести кое-что на счет действительного соприкосновения с учением Иисуса: все-таки ни один тонко чувствующий человек, конечно, не мог бы от нравственной проповеди Павла вынести впечатление особенного морального духа заповедей Иисуса, их могучего, величественного характера, свойственной им критической остроты или проникновения их во внутреннюю правду.
Кажется вполне очевидным, что отпадение Павла от иудейских заповедей и освобождение евангелия от всех национальных границ есть последовательное развитие позиции Иисуса. Но как раз в этом отношении без всякого труда можно выяснить независимость Павла. В своей полемике он ни разу не ссылается на свободное отношение Иисуса к закону. И это не случайно, так как он верит, что Иисус жил вполне по закону, и учитывает это, как характерную черту унижения Сына Божия: Христос стал под власть закона и сделался слугою обрезания.[5]
Точно так же вполне очевидно, что в отношениях к закону мотивы Павла совершенно иные, чем мотивы Иисуса.[6] Полемика Иисуса против законнического направления носит исключительно моральный характер. Иисус вооружается против заповедей закона, поскольку они убивают нравственное чувство, отнимают душу у благочестия и подменяют сущность дела показной внешностью. Где вы найдете подобную этическую критику законничества у Павла? Павел борется против закона, как миссионер и как адвокат искупления во Христе. Это нечто совсем иное. И опять таки далее – Иисус обесценивает национальные привилегии иудейства, видя и ища в иудее только человека, а Павел возвещает спасение для всех народов: разве это одно и то же? Можно найти в этом пункте некоторое сродство, но по существу смысл остается различным,[7] и Павел объявил национальные различия не существенными не потому, чтобы он "не понял Иисуса".
|
|
|
* * *
Разрешение вопроса о влиянии проповеди Иисуса на Павла вряд ли обнаружит много существенных фактов. Но этот вопрос и вообще не имеет решающего значения. Наоборот, основной вопрос заключается в том, насколько велико объективное расстояние, отделяющее учение Павла от проповеди Иисуса. Для разрешения его совершенно не годится сравнение отдельных пунктов; необходимо выставить вперед центральные пункты с той и с другой стороны.
Иисус говорит: "Будьте совершенны, как ваш Отец Небесный!" Павел говорит: "Тот, Кто не пощадил Свого собственного Сына, не подарит ли нам все с Ним?"
Иисус говорит: "Если твой глаз соблазняет тебя, вырви его; для тебя лучше войти с одним глазом в царство Божие, чем с двумя глазами быть ввергнутым в геенну". Павел говорит: "Христос стал для нас мудростью от Бога, правдою, освящением и искуплением".
Иисус говорит: "Никто не может служить двум господам... Вы не можете служить Богу и Маммоне". Павел говорит: "Христос был предан смерти за наши грехи и был воскрешен ради нашего оправдания".
Иисус говорит: "Человек, который положил руку на плуг и оглядывается назад, не годен для царствия Божия". Павел говорит: "Бог спас нас от власти тьмы и перенес нас в царство Своего возлюбленного Сына".[8] В приведенных изречениях обнаруживается и с той и с другой стороны характер всего учения. У Иисуса все направлено на личность отдельного человека. Нужно, чтобы человек предал свою душу и свою волю Богу всецело и безраздельно. Поэтому проповедь Иисуса по большей части изложена в повелительной форме. Конечно, повсюду за нравственным призывом стоят награды и наказания, причем Иисус никоим образом не считает их лишними идеями; они прежде всего способствуют тому, чтобы человек почувствовал серьезность и строгость божественной воли и величину ответственности. Конечно, в проповеди Иисуса встречаются и черты иного рода, но центр тяжести ее лежит как раз в указанных ее пунктах.
|
|
|
У Павла центральное место занимает исторически-сверхисторческое дело Бога, или целое сцепление божественных дел, которое дает спасение в готовом виде всему человечеству. Спасение выпадает на долю того, кто верит в эти божественные дела: вочеловечение, смерть и воскресение божественного существа.
И неужели этот взгляд, который для Павла является сутью религиии, опорою всего его благочестия, без которой оно разрушится, может считаться продолжением, или преобразованием евангелия Иисуса? Чтó здесь осталось от этого евангелия, которое Павел будто бы понял? Иисус не знает ничего из того, что для Павла является альфою и омегою. Правда, всегда можно указывать на притязания Иисуса на звание Мессии, но, несмотря на некоторые слова евангелия в этом смысле, сомнительно, чтобы Иисус сделал самого себя содержанием веры или учения. Одинаково невероятно и невозможно, чтобы Иисус приписывал своей смерти спасительную силу, хотя эта идея раза два просвечивает в евангелиях.[9]
С другой стороны, конечно, у Павла есть целый ряд точек соприкосновения с изречениями Иисуса, но во всех этих случаях соприкосновение относится к явлениям второго порядка, зерно евангелия Иисуса лежит в другом месте.
Наконец, надо помнить не только о взглядах Павла, но и о его субъективной религиозности. Как ни велик этический интерес Павла, Павел, тем не менее, впереди нравственных качеств характера ставил, несомненно, нечто другое, и не только в полемике: он выдвигал вперед веру, т. е. убеждение с вполне определенным, поддающимся формулировке содержанием, при этом, в основе веру в догму, хотя бы его вера, по своей простоте и сердечности, самым выгодным образом отличалась от холодной, мудрствующей казуистики позднейших времен. Точно так же можно сказать, что у Павла первое место занимает вопрос: является ли человек членом церкви? Никакие человеческие совершенства не могут придать человеку ценности, если он не выполнил этого условия и не верит в распятого и воскресшего Сына Божия. Эта вера не знает никаких национальных границ, но она сама есть граница, разделяющая людей на два класса. Поэтому, с точки зрения Павла, для оценки благочестия не может служить никакой масштаб человеческой нравственности, какой, например, применяет Иисус.
|
|
|
Упрекать Павла будет праздным делом. Он построил свою религию не произвольно, но повиновался внутренним и внешним побуждениям. У фактов нельзя ничего отнять. И если мы не хотим лишить обе эти фигуры всякой исторической определенности, то мы должны признать, что для Павла мало подходит название "ученик Иисуса", если мы выберем это имя для определения исторического отношения Павла к Иисусу. В сравнении с Иисусом, Павел является по существу новым явлением, настолько новым, насколько это возможно при наличности одной великой общей подпочвы. Павел стоит от Иисуса много дальше, чем сам Иисус от благороднейших фигур иудейского благочестия. Точно так же нисколько не поможет оговорка, что Павел не мог учить слово в слово также, как и Иисус, так как он видел образ и жизнь Иисуса уже позади себя. Нам нет нужды повторять, что богословие Павла как раз не определяется жизненным делом, жизненным образом Иисуса. Этот факт остается непоколебимым, хотя бы Павел знал об Иисусе столько, сколько хотел, хотя бы рассказы об Иисусе подействовали на него сильнее, чем мы знаем, хотя бы он случайно во время своей проповеди мог рассказывать то или другое об Иисусе. Конечно, сам Павел чувствовал себя апостолом и учеником Иисуса и считал за честь быть таковым; он не сознавал своего новаторства. Но с фактами в руках нельзя никогда доказать того, что Павел в действительности только продолжил дело Иисуса и понял Иисуса; сверх того, тот, кого учеником и слугою хотел быть Павел, был в сущности вовсе не исторический человек Иисус, но некто другой.
Таким образом, уже в первое столетие образования христианства устанавливается наличность крупного скачка в развитии религии. Этот скачок, на первый взгляд совершенно загадочный, при ближайшем рассмотрении становится понятным. Павел не имел никаких точек соприкосновения с Иисусом, стоял от него гораздо дальше, чем это кажется при их хронологической близости; веру он приобрел через "откровение"; благодаря этому обстоятельству, он мог связать явление Иисуса с идеями о Христе, которые возникли совершенно независимо от человека-Иисуса.
Наконец, надо прибавить еще следующее: между Иисусом и Павлом стоит вера первоначальной общины; эта вера является предпосылкой для Павла и образует, несомненно, переходную ступень от одного к другому. Уже для первоначальной общины, благодаря видениям Христа, самым важным стало "дело спасения": Иисус воскрес. Уже для этой общины отличительной чертой в сравнении с иудейством было следующее исповедание веры: Иисус показал себя Мессией и явится вновь во славе, как Мессия. Уже эта община считала смерть Иисуса исполнением пророчества и, следовательно, "мессианским" событием. Без существенных родственных моментов в вере Павла и действительных учеников Иисуса нельзя было бы представить себе всех их отношений и их сознания, что действительно существует религиозная общность. Тем не менее расстояние, разделяющее первоначальную общину и Павла, весьма велико и в действительности больше, чем это сознавала та и другая сторона. Во-первых, изменилось все поле зрения: мысль Павла уже вращается не в пределах иудейского народа, но занята миром, человечеством. Христос уже не иудейский Мессия, но Спаситель мира; вера в Него уже не есть разновидность иудейской веры, но есть новая вера. Во-вторых, учение об Иисусе – новое, не только потому, что человек-Иисус для первоначальной общины имел гораздо большее значение, чем для Павла, но главным образом потому, что у Павла происхождение Христа стало небесным. Отсюда, в-третьих, вытекает существенно новая оценка смерти Христа.
Мы не можем здесь выяснить, смотрела ли уже первоначальная община на смерть Иисуса, как на смерть "за грехи";[10] но и в таком случае смерть Христа для общины была лишь отдельным событием, и община была довольна уже тем, что его можно было не только оправдать, но и положительным образом оценить. У Павла, напротив, смерть Иисуса (и Его воскресение) стала прямо настоящей тайной искупления мира и фундаментом всего учения. Из всего вышесказанного само собою вытекает, что оценка истории у Павла в целом есть также по существу нечто новое.
2.
|
|
|
