 |
Коли суженого жду – где бессонница?
|
|
|
|
Царь-Девицею живу, беззаконницей!
Волошин утверждал, что в Цветаевой сосуществуют, по меньшей мере, десять поэтов, что она вредит себе избытком. Он предлагал ей печатать стихи под различными псевдонимами. Цветаева отказалась: «Максино мифотворчество роковым образом преткнулось о скалу моей немецкой протестантской честности, губительной гордыни все, что пишу – подписывать»[18].
Волошин познакомил Цветаеву с Аделаидой Герцык, неординарным, мудрым, сохранившим необычный творческий мир человеком. Вспоминая об их первой встрече, Цветаева писала: «он живописал мне ее: глухая, некрасивая, немолодая, неотразимая. Любит мои стихи, ждет меня к себе. Пришла и увидела – только неотразимую. Подружились страстно»[19].
Зимой 1915-1916 годов Цветаева, побывав в Петербурге, познакомилась с Осипом Мандельштамом. Сразу же завязываются дружеские отношения, позже переросшие в краткую, но высокую любовь. С января по июнь 1916 года Мандельштам часто приезжает в Москву, в этот же период появляются его стихи, посвященные Москве и Марине Цветаевой, которые неразрывно связываются в сознании поэта:
В разноголосице девического хора
Все церкви нежные поют на голос свой,
И в дугах каменных Успенского собора
Мне брови чудятся, высокие, дугой.
В это же время рождаются стихи Цветаевой, посвященные Мандельштаму, в том числе цикл «Стихи о Москве»
Из рук моих – нерукотворный град
Прими, мой странный, мой прекрасный брат.
Цветаева очень высоко оценивала поэтический талант Осипа Мандельштама:
Я знаю: наш дар – неравен.
Мой голос впервые – тих.
Что вам, молодой Державин,
Мой невоспитанный стих.
Эта дружба не прошла для Цветаевой бесследно. Новой для нее была глубина и серьезность философских размышлений Мандельштама о мире, об истории и культуре. Ее поэзия стала шире и глубже. Цветаева говорила, что ее поэзия не испытывала никаких литературных влияний, только человеческие. Она заметно выросла под влиянием личности Мандельштама, открыла в себе новые глубины.
|
|
|
Летом 1916 года Сергея Эфрона призвали в армию, он должен был пройти курс в школе прапорщиков. Несмотря на болезнь, его не освободили от воинской службы. В начале 1917 года Сергей был направлен в Нижний Новгород в распределительную школу прапорщиков. Он был оторван от семьи, оставив дома маленькую Алю и беременную Марину.
Революция.
Октябрьскую революцию Цветаева не поняла и не приняла. Лишь много позднее, уже в эмиграции, смогла она написать слова, прозвучавшие как горькое осуждение самой же себя: “Признай, минуй, отвергни Революцию – все равно она уже в тебе – и извечно… Ни одного крупного русского поэта современности, у которого после Революции не дрогнул и не вырос голос, -- нет”. Цветаева не была монархисткой, но опасалась за судьбу России, опасалась перемен. Николай xx отрекся от престола 1 марта 1917 года, на следующий день Марина написала:
Над церковкой голубые облака,
Крик вороний…
И проходят – цвета пепла и песка –
Революционные войска.
Ох ты барская, ты царская моя тоска!
Нету лиц у них и нет имен, --
Песен нету!
Заблудился ты, кремлевский звон,
В этом ветреном лесу знамен.
Помолись, Москва, ложись, Москва, на вечный сон.
Цветаева жалеет и павшего царя и его семью и призывает:
Грех отцовский не карай на сыне.
Сохрани, крестьянская Россия,
Царскосельского ягненка—Алексия!
Осенью Цветаева одна едет к Волошину в Коктебель, чтобы побыть с сестрой, у которой умерли первый и второй мужья и младший сын Алеша. Там она оказалась свидетельницей того, как революционные солдаты громили город и винные склады.
|
|
|
Ночь.—Норд-ост.—Рев солдат.—Рев волн.
Разгромили винный склад. – Вдоль стен
По канавам – драгоценный поток,
И кровавая в нем пляшет луна.
Ошалелые столбы тополей.
Ошалелое – в ночи – пенье птиц.
Царский памятник вчерашний – пуст,
И над памятником царским – ночь.
Гавань пьет, казармы пьют. Мир – наш!
Наше в княжеских подвалах вино!
Целый город, топоча как бык,
К мутной луже припадая – пьет.
В винном облаке – луна. – Кто здесь?
Будь товарищем, красотка: пей!
А по городу – веселый слух:
Где-то двое потонули в вине.
Услышав об Октябрьском перевороте, она выехала обратно в Москву, тревожась за детей и мужа. Цветаева узнает, что полк, в котором служил ее муж, защищает Кремль, и убитые исчисляются тысячами. Она думает о том, что может не застать мужа в живых и пишет письмо к нему – живому или мертвому:
«Разве Вы можете сидеть дома? Если бы все остались, Вы бы один пошли. Потому что Вы безупречны. Потому что Вы не можете, чтобы убивали других. Потому что Вы лев, отдающий львиную долю: жизнь – всем другим, зайцам и лисицам. Потому что Вы беззаветны и самоохраной брезгуете, потому что «я» для Вас не важно, потому что я все это с первого часа знала!
Если Бог сделает это чудо – оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака…»
От этой клятвы Марина Цветаева не отступила никогда.
Все обошлось, Цветаева встретилась с мужем в Москве, откуда он, впрочем, скоро уехал – сначала в Коктебель, а потом на Дон в Добровольческую армию. Цветаева тоже собиралась пережить страшное послереволюционное время в Коктебеле у Волошиных, но выехать туда уже было невозможно. Она осталась в Москве одна с двумя детьми, ничего не зная о муже. В их квартиру вселили чужих людей, оставив Цветаевой с девочками и няней всего три комнаты. До сих пор она не сталкивалась с житейскими трудностями, была прислуга, кухарки, няни. Теперь же все это отошло в прошлое, пропали деньги, оставленные матерью, не хватало еды, дров, одежды.
|
|
|
