 |
Сатирическая журналистика шестидесятых годов
|
|
|
|
Эпоха шестидесятых годов — время расцвета русской сатирической журналистики. Лучшим сатирическим журналом той поры была революционно-демократическая «Искра» В. Курочкина и Н. Степанова. Прогрессивные тенденции проявлялись также в «Гудке» (под редакцией Д. Минаева) и «Будильнике» (при Н. Степанове). В руках революционных демократов сатирическая журналистика была сильным средством борьбы против крепостничества и либерализма за освобождение страны от рабства и угнетения.
Либерально-буржуазные юмористические журналы и листки, обильно расплодившиеся в 60-е годы, не отличались литературными достоинствами, их уделом было пошлое зубоскальство, рассчитанное на вкус обывателя. Весной 1858 г. Петербург наводнили «уличные листки» — копеечные летучие издания, раскупавшиеся городским мещанством и чиновничеством, и это журнальное поветрие оказалось столь заметным, что в сентябрьской книге «Современника» за 1858 г. Добролюбов отозвался на него статьей «Уличные листки».
Перечислив три десятка листков — «Бесструнная балалайка», «Дядя шут гороховый», «Муха», «Смех и горе», «Сплетни» и т. д., — Добролюбов дал всестороннюю оценку либерально-буржуазным юмористическим изданиям вообще, показав, что в своем подавляющем большинстве они бессодержательны, наполнены старыми анекдотами и пошлыми рассуждениями. Непременное свойство листков — беспринципность: «...С первого слова встречаешь брань на кого-то; но на кого, за что, почему и для чего — остается неизвестно»[208][83]. Издатели заигрывают с читателем, желая заставить его во что бы то ни стало купить листок. Иногда даже не назначалась цена: «что пожалуете»,— просил издатель на первой странице. Другая черта листков — мелкотемье. «Некоторые листки, — писал Добролюбов, — сплошь наполнены тонкими намеками на своих собратий, и если вы не следили за всеми листками, то вы, конечно, ничего не поймете из этих намеков». А между тем, говорит критик, «под покровом шутки можно бы здесь высказывать очень многое»[209][84].
|
|
|
Характеристики эти в большей мере можно отнести также к известным либерально-буржуазным журналам, возникшим в конце 50-х годов, — «Весельчаку» и «Развлечению». Конечно, в литературном отношении они были значительно выше, но мелкотемье и беспринципность сводили на нет общественный вес издания такого типа.
«Весельчак, журнал всяких разных странностей, светских, литературных, художественных» выходил в 1858—1859 гг. Вначале его возглавляли О. И. Сенковский (барон Брамбеус) и Н. В. Кукольник. Вскоре Сенковский умер, и руководителем журнала стал реакционно настроенный Н. М. Львов, автор бездарных комедий.
Назначение «Весельчака» было определено Сенковским в первом номере так: «Земля наша широка и обильна, но смеху в ней нет... Приходите смеяться с нами, смеяться над нами... надо всем и обо всем смеяться, лишь бы только не скучать». Грубое, площадное остроумие назойливо преследует читателя «Весельчака» времен Сенковского. А при Львове, который решился придать изданию другой колорит, журнал, по словам Добролюбова, «поднялся на ходули и, избегая прежнего остроумия, не умел избежать прежней грубости... Явлением литературным «Весельчак» все-таки не сделался»[210][85].
Однако плоские шутки и пошлые анекдоты — это еще не весь «Весельчак». Рассчитанные на вкус неразборчивого, мещанского читателя, юмористические материалы очень часто разбавлялись здесь враждебными выпадами против «Современника». Редактор «Весельчака» Львов сочинял фельетоны о Некрасове — грязные пасквили на великого поэта. Да и сальные анекдоты журнала тоже не бесцельны: они должны были отвлекать внимание читателя от злободневных событий, уводить в сторону от общественной борьбы.
|
|
|
Поначалу это в какой-то степени удавалось. Именно «грубости острот и площадной сальности выходок» редакция «Весельчака», по словам Добролюбова, «была одолжена своим успехом в массе читателей известного разряда»[211][86]. Все же продержаться долго такой журнал не мог и в начале 1859 г., растеряв подписчиков, бесславно закончился.
Иной была судьба другого известного в 60-е годы юмористического журнала — «Развлечение», выходившего в Москве. Возникнув в 1859 г., это издание продолжалось до 1905 г. Менялись издатели, редакторы, сотрудники, а «Развлечение» — журнал насквозь обывательский, служивший утехой купечеству и мещанству, — продолжал выходить.
«Развлечение» основал Ф. Б. Миллер, который был его редактором и издателем до 1881 г. В журнале сотрудничали Б. Н. Алмазов, В. П. Буренин, П. И. Вейнберг, Н. В. Гербель, А. И. Левитов, Л. А. Мей.
На страницах «Развлечения» появились, хотя в общем весьма безобидные, но все же обличительные материалы. Прохаживаясь по адресу чиновников, полиции, робко говоря о взятках, рассказывая о грубом разгуле фабрикантов и купцов, журнал отдавал дань времени. Когда обстановка в стране изменилась, критические заметки исчезли, и с 1864 г. «Развлечение» сделалось заурядным обывательским журналом. Даже цензурное ведомство отмечало, что в его направлении не проглядывает ничего «злонамеренного, антирелигиозного или противоправительственного», статейки же «нравственны и благонамеренны». Карикатуры «Развлечения» всегда были бледны и несамостоятельны.
в начало
«Искра»
Боевым органом революционно-демократической сатиры стал еженедельник «Искра», выходивший в течение почти пятнадцати лет — с 1859 по 1873 г.
«Искра» была основана в Петербурге поэтом-сатириком В. С. Курочкиным и художником-карикатуристом Н. А. Степановым. Замысел сатирического журнала с карикатурами возник у них в 1857 г.; тогда же удалось получить официальное разрешение, но с выпуском из-за нехватки денег пришлось повременить.
Уже первый номер «Искры», вышедший 1 января 1859 г. и составленный талантливо, остроумно, оригинально, получил широкое распространение. С каждым днем известность журнала росла, и вскоре он стал одним из самых популярных изданий. В 1861 г. тираж журнала составлял девять тысяч экземпляров.
|
|
|
Успех «Искры» — заслуга прежде всего его редакторов. К началу издания журнала Курочкин и Степанов были хорошо известны в литературных и художественных кругах. Курочкина знали как поэта, талантливого переводчика Беранже, литератора-народолюбца. Позже он вошел в революционное движение и с весны 1862 г. вместе с Н. А. и А. А. Серно-Соловьевичами, А. А. Слепцовым и H. H. Обручевым был членом центрального комитета «Земля и Воля». Н. А. Степанов, талантливый художник-демократ, еще в сороковые годы сблизился с редакцией «Современника» и нарисовал серию карикатур для «Иллюстрированного альманаха» 1848 г., запрещенного к выходу в свет. Добролюбов писал о Степанове:
Между дикарских глаз цензуры
Прошли твои карикатуры...
И на Руси святой один
Ты получил себе свободу
Представить русскому народу
В достойном виде царский чин.
В 1856—1858 гг. Степанов издавал альбом карикатур «Знакомые» и при нем литературный «Листок знакомых», в котором среди других авторов участвовал и Курочкин. Тетради альбома дышали злободневностью, мишенью для карикатур и текста было социальное неравенство, царящее в обществе.
Курочкин и Степанов, став редакторами «Искры», удачно дополняли друг друга. Курочкин заведовал литературной частью издания, Степанов — художественной. Им удалось привлечь в журнал талантливых поэтов, беллетристов, публицистов, художников преимущественно из лагеря революционной демократии. «В журнале этом, — писал Горький, — собралась компания самых резких и наиболее демократически настроенных людей того времени...»[212][87]. Здесь много и плодотворно работали поэты — Д. Д. Минаев, В. И. Богданов, Н. С. Курочкин, П. И. Вейнберг, прозаики — Н. и Гл. Успенские, Ф. М. Решетников, А. И. Левитов, публицисты — Г. 3. Елисеев, М. М. Стопановский, Н. А. Демерт, художники-карикатуристы — П. Ф. Марков, М. М. Знаменский, Н. В. Иевлев, В. Р. Щиглев и многие другие.
|
|
|
Однако не только усилиями профессиональных литераторов и художников создавался журнал. «Искра» располагала обширной сетью корреспондентов, какой до нее не имело ни одно издание. Из разных углов России в редакцию шли письма обо всем, что делалось на местах, авторы раскрывали злоупотребления властью, взяточничество, казнокрадство, неправедный суд. Нередко бывало, что корреспонденты являлись в редакцию и сообщали Курочкину и его друзьям о фактах, заслуживающих разоблачения в «Искре».
Многочисленные сообщения из провинции становились основой материала для отдела «Нам пишут», который составлял M. M. Стопановский. В «Искре», разумеется, было много интересного и кроме этого обозрения провинциальной жизни, но отдел «Нам пишут» в первые годы издания журнала все же занимал важнейшее место. Он создавал «Искре» популярность, помогал проникать в самые глухие места, воспитывал читателя, который теперь не только пассивно воспринимал печатное слово, но все больше сознавал себя активным участником издания. По воспоминаниям современников, «Искра» в Петербурге играла как бы роль «Колокола», царские чиновники очень боялись «попасть» в «Искру». Курочкина же по праву называли «председателем суда общественного мнения».
Цензура препятствовала тому, чтобы в журнале обличались крупные чиновники, назывались города, где творится произвол и беззаконие. Редакция пошла на хитрость и придумала условные имена, которыми постоянно пользовалась. Астраханский губернатор Дегай назывался в «Искре» Растегаем, псковский губернатор Муравьев — Муму, курский губернатор Ден — Раденом и т. д. Город Вологда получил название Болотянска, Вильно — Назимштадта, Воронеж — Хлебородска, Урожайска, Гродно — Зубровска, Екатеринослав — Грязнославля, Кострома — Кутерьмы и др. Читатель быстро научился узнавать города и подлинные фамилии чиновников. «Искра» била прямо в цель. Это понимали и в правительственных кругах. С №29 за 1862 г. отдел «Нам пишут» был запрещен. Но и после этого редакция изобретательно искала журнальные формы, чтобы напечатать письма своих корреспондентов.
Вместо обзоров «Нам пишут» появились «Искорки», где читательские сигналы получили воплощение в виде шуток, афоризмов, пародий, эпиграмм, и «Сказки современной Шехерезады».
Другим постоянным публицистическим отделом «Искры» была «Хроника прогресса» — цикл передовых статей, начатый в № 5 за 1859 г. Его вел Г. 3. Елисеев. Статьи из этого цикла помещались не в каждом номере. Елисеев предупреждал в первой статье: «...Когда не появится в «Искре» моей Хроники, значит, прогресс подвигается плохо. Если Хроника моя прекратится совсем, пусть разумеют они, что друзья человечества восторжествовали вполне. Тогда уж мне нельзя будет и писать»[213][88]. Высмеивая либерально-монархическую журналистику, Елисеев комментировал злободневные события русской жизни. Он пояснял: «Мое назначение состоит вовсе не в том... чтобы смешить, а в том, чтобы приводить людей, смеха достойных, в смешное положение, делать их удобными для смеха»[214][89]. И, надо сказать, со своей задачей Елисеев справлялся отлично.
|
|
|
Деятельным сотрудником «Искры» был Н. С. Курочкин, старший брат В. С. Курочкина, литератор несомненного дарования, искренне преданный журналистике. Он так же, как Стопановский и Елисеев, принимал непосредственное участие в редакционной работе, писал для «Искры» статьи, стихи, занимался переводами. В 1862—1863 гг. в «Искре» печатались его фельетоны «Житейские выводы и измышления», в которых он защищал материалистические взгляды.
Очень большое место занимала в «Искре» поэзия. Поэтические произведения, весьма разнообразные по жанрам — от стихотворного фельетона и пародии до лирического стихотворения и песни, — составляли ядро журнала. И хотя полного идейного единства поэзия «Искры» не представляла, а отдельные авторы затем резко свернули вправо (Буренин, например, сотрудничая в «Новом времени», показал себя заядлым шовинистом), в целом замечательными чертами стихов «Искры» являлись последовательный демократизм, любовь к людям труда, ненависть к эксплуататорам. «Это был своеобразный фольклор тогдашней разночинной интеллигенции, — писала Н. К. Крупская, — авторов не знали, а стихи знали. Ленин знал их немало. Эти стихи входили как-то в быт... Поэты «Искры», их сатира имели несомненное влияние на наше поколение. Они учили всматриваться в жизнь, в быт и замечать в жизни, говоря словами Некрасова, «все недостойное, подлое, злое», они учили разбираться в людях»[215][90].
Задачи «Искры» были намечены уже в объявлении об издании журнала, которое рассылалось при газетах в конце 1858 г. «На нашу долю, — говорилось в нем, — выпадает разработка общих вопросов путем отрицания всего ложного во всех его проявлениях в жизни и искусстве....Средством достижения нашей цели... будет сатира в ее общем обширном смысле».
Политическая и эстетическая платформы издания в объявлении четко не сформулированы, но главная тенденция и жанровая специфика из него ясны. Первые же номера «Искры» показали, что «отрицание всего ложного» понималось редакцией как непримиримая борьба с самодержавно-крепостническим строем, как защита интересов широких масс людей труда. Сатира журнала была обращена против всей системы государственного строя России.
Уже в 1859 и 1860 гг. в «Искре» получает широкое развитие тема социального неравенства. Она составляет идейное содержание и публицистики Елисеева, и стихов В. Курочкина, и рассказов Н. Успенского. В этом смысле представляет интерес словарь некоторых слов и выражений, опубликованный в № 8 журнала за 1859 г. Слово «труд» определяется в нем так: «По мнению политэкономов — капитал, по мнению людей практических — неизбежное отсутствие капиталов, с которым бы можно было жить без всякого труда»; слово «собственность» обозначает «для большей части пользование тем, что не стоило никакого труда».
«Искра» всегда уделяла особое внимание городской теме, однако жизнь деревни, бедствия народа, отношение помещика к крестьянину как в дореформенный, так и в послереформенный период занимают в журнале видное место. В 1859—1860 гг. в «Искре» появилось много статей, стихов и рисунков, сатирически изображающих русских помещиков. Так, на одной из карикатур (1859, № 30) изображена обычная для сельского быта тех лет сценка: барин сечет мужика, а барчонок отцовской тростью бьет дворовую девочку. При этом мамаша его уговаривает: «Ах, Митенька! Для чего ты бьешь так сильно, сломишь палку — папа будет сердиться». Поэт Вейнберг в стихотворении «Печально я гляжу на отчее именье» создает картину разорения дворянского гнезда «под тяжестью долгов и нераденья». Положение помещика он сравнивает с испорченным плодом, которому, чтобы упасть, нужен совсем небольшой толчок:
Так поздний плод, давно уже подгнивший,
Наружной свежестью обманывая глаз,
Висит еще, пока червяк, его точивший,
Спокойно ждет паденья близкий час...[216][91]
В «Искре» было немало резких выступлений против казнокрадства, взяток, подхалимства, невежества чиновников; беспринципности, враждебности народу суда; самоуправства царской полиции. Все это делало журнал демократическим в самом высоком значении слова.
И все же твердо на революционно-демократические позиции «Искра» становится лишь после объявления крестьянской реформы 1861 г. Раньше редакция журнала, неоднородная по своему составу, колебалась между демократизмом и либерализмом, и это сказывалось на издании в целом.
Непоследовательность «Искры» проявлялась в непонимании истинной цены царских реформ. Даже В. Курочкин в стихотворении «Через триста шестьдесят пять дней», напечатанном в первом номере «Искры» за 1859 г., с похвалой отозвался о монархе, который якобы торопит «зарю святого торжества идей», т. е. готовит крестьянскую реформу. Либеральные колебания «Искры» обнаружились также в отношении журнала к так называемой «обличительной литературе». «Искра» в это время склонна была иронизировать по поводу критики «Современником» и «обличительной литературы», и «гласности», и либерализма. В фельетоне «Шестилетний обличитель» («Искра», 1859, № 50) фигурирует некий юнец, который в мире только и признает, что статьи Добролюбова. Отец же мальчугана, человек положительный, представляющий позицию журнала, по этому поводу замечает: «Бов [псевдоним Добролюбова. — Ред. ]и Розенгейм, хотя и враждуют друг с другом, а между тем они цветки, растущие на одной и той же ветке». Только не понимая сущности борьбы «Современника» против либерального обличительства, можно было высказать подобную точку зрения.
Нечеткость идейных позиций «Искры» проявлялась и в других материалах, которые печатались журналом. На его страницах читатель встречал немало заметок, подобных тем, которыми пестрели либеральные газеты и журналы 60-х годов. Серии статеек и рисунков высмеивали одураченных мужей, модниц, светских болтунов и тому подобных персонажей.
Но если поставить вопрос, что же было в «Искре» главным, определяющим в 1859—1860 гг., то на него можно ответить только так — острая социальная сатира, беспощадное обличение крепостничества. Развиваясь, эта тенденция прочно утвердилась в журнале. В 1861 г. «Искра» становится изданием революционно-демократическим.
Четкость идейных позиций «Искры» обнаружилась сразу же после объявления крестьянской реформы. Как и «Современник», она встретила манифест царя «проклятием молчания». Очередной номер «Искры» вышел не 7 марта, как обычно, а только 17-го, и в нем не было ни слова о царском манифесте.
В дальнейшем редакция пыталась все же напечатать материалы, из которых читатель мог бы яснее понять позиции журнала. Кое-что удалось провести сквозь рогатки цензуры, многое было запрещено. Так, не увидело свет подготовленное к публикации в 1862 г. небольшое стихотворение П. В. Шумахера «Кто она?», написанное в форме разговора крестьянина со своим сыном. В ответ на вопрос, какова она, эта свобода, крестьянин отвечает:
Цыц! Нишкни! Пущай гуторют,
Наше дело сторона...
Вот возьмут тебя да вспорют,
Так, узнаешь, кто она[217][92].
Не появилось на страницах «Искры» и несколько карикатур, авторы которых в символической форме изображали бесправие крестьянина, формально освобожденного от крепостной зависимости.
Из материалов, которые были опубликованы в журнале и явились прямым откликом на реформу, необходимо назвать «Дневник отставного штаб-офицера», напечатанный в № 26 за 1862 г., и ряд карикатур. «Рабство нигде более в христианских державах нетерпимо, — пишет автор «Дневника», — но ведь это только игра словами. Если, по умному заключению Аристотеля, сама природа производит одних людей для господства, других для рабства, то бумажными постановлениями рабства не уничтожишь». Намекая на антинародный характер реформы 1861 г., автор продолжает: «Пусть и не будет имени рабства, если этого требует приличие, но можно ведь и умненькими мерами свободный народ прикрутить так, что он все-таки будет выполнять свое природное назначение»[218][93].
Разумеется, дело все-таки не только и не столько в непосредственных откликах на царский манифест. Суть вопроса в том, что после 19 февраля 1861 г. направление «Искры», весь пафос ее вылились в еще более резкое разоблачение произвола и беззакония, в какой бы они форме ни проявлялись. Журнал из номера в номер как бы проводил одну мысль: реформа ничего не изменила, положение народа не улучшила, надо готовиться к революционным действиям. «Мы вас спросим, — обращался Стопановский к читателям, — если в болотистой, гнилой, пропитанной разной дрянью местности зарождается желтая лихорадка, превращаясь в губительную эпидемию, от которой люди гибнут, как мухи, то что тут больше надо винить: желтую ли лихорадку или дурную, вредную почву? Ответ сам собой вытекает простой и естественный. Уж ни в коем случае лихорадка не виновата»[219][94].
Революционный демократизм «Искры» проявился также в ее борьбе против «гласности» и либерализма. Совсем недавно четкой позиции в этом вопросе у журнала еще не было. Некоторые сотрудники даже не видели разницы между Добролюбовым и Розенгеймом. Теперь — другое дело. Елисеев, В. Курочкин и другие высмеивают либеральную «гласность», показывают непоследовательность либеральной идеологии.
Послушать — век наш — век свободы,
А в сущность глубже загляни,
Свободных мыслей коноводы
Восточным деспотам сродни.
У них на все есть лозунг строгий
Под либеральным их клеймом:
Не смей идти своей дорогой,
Не смей ты жить своим умом...
Это стихотворение, опубликованное в № 40 журнала за 1862 г., свидетельствует, что «искровцы» верно понимали сущность либерализма.
Разоблачению либерализма посвящено несколько карикатур, помещенных «Искрой». В 1862 г. была напечатана карикатура Степанова «Либерал-эквилибрист», получившая широкую известность. На ней изображался министр внутренних дел П. А. Валуев, балансирующий на канате, с одной стороны которого стоит слово «да», с другой — «нет».
Политическая зрелость руководителей «Искры», осознание ими общественных задач эпохи сказались и в отношении журнала к либерально-монархической прессе, в особенности к реакционным изданиям. «Искра» резко выступала против «Домашней беседы» и ее редактора Аскоченского. Елисеев отмечал, что журнал Аскоченского, полное название которого было «Домашняя беседа для народного чтения», презирает народ, выступает против просвещения, защищает религию, поповщину. Один из своих фельетонов В. Курочкин посвятил этому реакционнейшему органу, раскрыв при этом идейную близость «Домашней беседы» и славянофильской газеты «День» — оба эти издания тормозят общественный прогресс[220][95].
«Искра» поддерживала «Современник» в его полемике с «Русским вестником» и другими журналами либерально-монархического толка. В 1862 г. «Искра» резко выступила против реакционного «Нашего времени» и его сотрудника Чичерина. В стихотворном диалоге, опубликованном в № 4 журнала за 1862 г., В. Курочкин писал:
— Кто больше всех благонамерен?
— Аскоченский, я в том уверен.
— А более его?
— Ну, Павлов, — отвечаю.
— А более его?
— Чичерин.
— А более его?
— Не знаю.
Стихотворение было понято читателями, так как слово «благонамерен» «искровцы» всегда употребляли в значении «реакционен».
Были и другие пародии, перепевы, эпиграммы, стихотворные фельетоны, направленные против либерально-монархической журналистики и ее представителей. Особой популярностью у читателей пользовалось стихотворение Д. Минаева «Фанты», в котором собран «букет» наиболее значительных деятелей враждебного лагеря, — Аскоченский, Писемский, Громека, Дружинин, Катков, Краевский, Юркевич и др.
Большую роль сыграла «Искра» в борьбе за идейность литературы и искусства, за утверждение принципов критического реализма. Свое понимание литературы как действенного оружия преобразования общества «искровцы» противопоставляли защитникам реакционной теории «искусство для искусства».
В стихотворении «Возрожденный Панглосс», опубликованном в №43 журнала за 1860 г., В. Курочкин писал:
Ну да, мы на смех стихотворцы!
Да, мы смешим, затем что грех,
Не вызывая общий смех,
Смотреть, как вы, искусствоборцы,
Надеть на русские умы
Хотите, растлевая чувства,
Халат «искусства для искусства»
Из расписной тармаламы[221][96].
В. Курочкин отвергал реакционную концепцию «искусство для искусства», выступал за то, чтобы писатель постоянно был связан с жизнью народа, активно боролся за его лучшее будущее. Взгляды Курочкина разделяли другие поэты и публицисты «Искры». В борьбе за литературу большого общественного звучания и высоких гражданских идеалов революционный демократизм журнала проявлялся наиболее четко.
Основной формой выступлений против оторванной от жизни поэзии были в «Искре» многочисленные пародии на стихи дворянских стихотворцев. Высмеивались эпигонские произведения В. Крестовского, П. Кускова, Н. Страхова, Ф. Зарина, салонно-патриотический характер лирики Майкова и Фета. Особое место занимали пародии на стихи К. Случевского.
Первые стихотворения Случевского появились в 1860 г. Они печатались не только в либеральных «Отечественных записках», но поначалу и в «Современнике», куда попали по рекомендации И. С. Тургенева. Проникнутые откровенным индивидуализмом, окрашенные в мистические тона, получившие восторженную оценку Ап. Григорьева, стихи эти воспринимались в демократических кругах как наиболее полное выражение дворянской «чистой поэзии».
Против Случевского выступил В. Курочкин. В фельетоне «Критик, романтик и лирик» («Искра», 1860, № 8) он обрушился и на «новоявленного гения», и на его покровителя Ап. Григорьева. Курочкин поставил Случевского в один ряд с третьестепенными эпигонами «чистого искусства» вроде Т. Пилянкевича, осмеянного Добролюбовым на страницах «Искры» еще в 1859 г. (статья «Атенейные стихотворения»), сравнил с лубочными графоманами. В том же номере «Искры» Н. Гнут (Ломан) пародией на стихотворение Случевского «На кладбище» начал серию фельетонов «Литературные вариации». Вслед за тем в журнале появились пародии Гнута на многие стихи Случевского. Когда же Н. Курочкин напечатал в «Искре» строки:
Пускай до времени под паром
Лежат журналы без стихов;
Пусть не печатаются даром
Случевский, Страхов и Кусков,—
новоявленный «талант» действительно замолчал. Позже русские символисты признали в нем своего предшественника.
Разоблачая творцов и пропагандистов «чистого искусства», «Искра» горячо отстаивала революционно-демократические идеалы в литературе. Журнал сыграл особенно важную роль в 1861 г., когда началась травля Катковым и всей либерально-монархической прессой Чернышевского и «Современника». Отмечая вздорные измышления реакционеров, «Искра» взяла под защиту роман «Что делать?», который подвергался злобным нападкам. В этой связи интересен фельетон В. Курочкина «Проницательные читатели» («Искра», 1863, №32).
В начале статьи В. Курочкин давал свою оценку роману «Что делать?». «Разумеется, — писал он, обращаясь к читателю, — ты уж прочел этот роман, и я не буду рассказывать тебе его содержание. Ты знаешь, что здесь идет речь о том, как должны бы жить люди, по-человечески, как они уже могут жить, как даже некоторые уже живут, как они сходятся друг с другом, как любят, не надоедая один другому и не насилуя страстей и привязанностей, как трудятся, сохраняя уважение к чужому труду, как из этого общего труда вытекает, как необходимое последствие, общее благоденствие, счастие»[222][97]. Затем автор переходил к резкой отповеди клеветнику Ф. М. Толстому, статья которого была опубликована в «Северной пчеле», и другим реакционерам, не жалевшим сил, чтобы очернить это подлинно новаторское произведение. Курочкин отмечает убожество и тупость людей, которые из-за патологической ненависти ко всему передовому не в состоянии объективно оценить роман Чернышевского. Ирония и сарказм достигают особой силы в конце фельетона, когда поэт, переходя с прозы на стихи, пишет:
Нет, положительно, роман
«Что делать?» нехорош!
Не знает автор ни цыган,
Ни дев, танцующих канкан,
Алис и Ригольбош...
Жена героя — что за стыд? —
Живет своим трудом; Не наряжается в кредит
И с белошвейкой говорит —
Как с равным ей лицом и т. д.[223][98]
Заметным фактом общественно-литературной жизни 60-х годов была полемика вокруг романа Тургенева «Отцы и дети». В духе революционно-демократических взглядов «Искра» выступала с резким осуждением позиций Тургенева. «Искровцы» упрекали Тургенева в том, что он сознательно исказил образ демократа шестидесятых годов. Наиболее категоричен в своих суждениях был Д. Д. Минаев, обвинявший Тургенева в открытых симпатиях к «отцам». В стихотворении «Отцы или дети» с подзаголовком «Параллель» он писал:
Ответ готов: ведь мы не даром
Имеем слабость к русским барам —
Несите ж им венцы!
И мы, решая все на свете,
Вопросы разрешили эти...
Кто нам милей — отцы иль дети?
Отцы! Отцы! Отцы![224][99]
Четкая программа, которую выдвинула и проводила «Искра» в шестидесятые годы, ее идейная близость к «Современнику», связь с Герценом (в июне 1861 г. в «Искре» под псевдонимом «Н. Огурчиков» был опубликован его фельетон «Из воспоминаний об Англии»), широкая популярность журнала, который, как говорил Горький, был доступен «и уму, и карману наиболее ценного читателя той поры — учащейся молодежи»[225][100], — все это не осталось без внимания властей. «Искра» испытывала на себе постоянные притеснения цензуры. Обычно разрешалось к печати не более трети подготовленного к номеру материала. Карикатуры, запрещенные к публикации, собранные вместе и изданные в советское время, составили целую книгу.
Особым нападкам подвергался редактор «Искры» В. Курочкин. С 1862 г. власти проявляют к нему повышенный интерес, с октября 1865 г. он под постоянным надзором полиции. После выстрела Каракозова Курочкин был арестован и свыше двух месяцев провел в Петропавловской крепости.
В 1864 г. цензурный комитет под угрозой закрытия журнала потребовал заменить В. Курочкина на посту редактора. Руководство изданием принял на себя его брат Вл. Курочкин. В это же время из «Искры» ушел второй редактор Н. Степанов, который вскоре стал издавать журнал «Будильник».
Под влиянием таких событий лицо «Искры» заметно меняется. «Резкий тон журнала значительно смягчился с устранением от редакции В. Курочкина», — с удовлетворением признает в 1865 г. цензурное ведомство. Однако «Искра» по-прежнему выступает против произвола и беззакония, поддерживает все передовое и прогрессивное. Цензура бессильна бороться с различными приемами эзопова языка, на котором разговаривали с читателем «искровцы». Тогда журнал получает новый удар: в 1870 г. «Искре» запретили печатать карикатуры.
Но и без карикатур, став, по словам Скабичевского, «мухой без крыльев», журнал все же сумел сохранить сатирическую направленность и политическую остроту. Это особенно проявилось в материалах, посвященных Парижской коммуне. «Искра» с симпатией писала о коммунарах Парижа и их героической борьбе, называла Тьера с его приспешниками «шайкой интриганов», клеймила позором зверства версальских палачей.
В 1873 г., после трех предупреждений, «Искра» была приостановлена на четыре месяца, но издание ее больше не возобновилось. Формальным поводом для запрещения послужила статья «Журнальные заметки» («Искра», 1873, № 8), в которой обнаружили «превратные и совершенно неуместные суждения о правительственной власти»[226][101]. Так царизм расправился еще с одним журналом, сатира которого была направлена против социально-политического строя России.
в начало
«Гудок». «Будильник»
В русле развития революционно-демократической журналистики шестидесятых годов следует рассматривать сатирические журналы — «Гудок» под редакцией Д. Д. Минаева (1862) и «Будильник» при Н. А. Степанове (1865—1870). По своим идеям, темам, по внутриредакционной организации журналы эти были близки к «Искре», использовали ее опыт. История «Гудка» и «Будильника» — примечательная страница русской журналистики.
Сатирический журнал «Гудок», редактировать который был приглашен Минаев, стал выходить с начала 1862 г. Издателем его был Ф. Т. Стелловский, до этого выпускавший еженедельную газету «Русский мир».
Цели нового журнала в объявлении о подписке выглядели так: «Отрицание во имя честной идеи... преследование грубого и узкого обскурантизма, произвола и неправды в нашей русской жизни». Далее говорилось: «Мы верим в смех и сатиру не во имя «искусства для искусства», но во имя жизни и нашего общего развития: одним словом, мы верим в смех, как в гражданскую силу».
Если сравнить эту декларацию с программой «Искры», то окажется, что в них немало общего. В «Искре» провозглашается «отрицание всего ложного во всех его проявлениях в жизни и искусстве», в «Гудке» — «отрицание во имя честной идеи»; там подчеркивается, что цель журнала — «сатира в ее общем обширном смысле», здесь говорится о сатире «во имя жизни и нашего общего развития». «Гудок» действительно с первого номера стремился во всем походить на «Искру» и даже подражать ей.
В чем же проявилось сходство двух журналов?
Во-первых, в идейной близости. Как и в «Искре», в «Гудке» важнейшее значение имели социальные проблемы. Много места уделялось крестьянскому вопросу, положению «освобожденного» мужика. Конечно, писать об этом можно было лишь очень осторожно, привлекая порой иносказания или факты зарубежной жизни. Так, в одном из стихотворений («Гудок», 1862, № 9) Минаев, говоря о невольничестве в Америке, намекал на то, что и в Европе дела не лучше:
Хоть известен теперь новый свет
Благодарной гражданской доктриной,
Но у негров — решили там — нет
Человеческой фибры единой.
Вся Европа в том видит позор,
Лицемерка известна ведь эта,
Ей самой можно сделать укор
За людей и не черного цвета.
Мишенями для «Гудка» служили суд, администрация, чиновники, цензура, полиция и другие органы царского самодержавия.
«Гудок» занимал принципиальную позицию в борьбе с консервативной печатью. В журнале была опубликована фантастическая пьеса «Ночной раут» (1862, № 1) — злая сатира на реакционно-монархические издания. «Северная пчела» и «Санкт-Петербургские ведомости» представлены здесь в виде детей богатых и благородных родителей, состоящих в звании «литературных приживалок»; «Сын отечества» — это господин, который постоянно толкует о своих добродетелях, но ненавидит Италию за то, что ее народ добивается независимости; «Наше время» — космополит, меняющий галстуки, а еще чаще — убеждения, и т. д.
Сходство «Гудка» и «Искры» проявлялось также в постановке внутриредакционной работу и в оформлении номеров.
И тот и другой журнал создавались коллективными усилиями многих сотрудников. Ведущая роль в «Гудке» принадлежала самому Минаеву, выступавшему под несколькими псевдонимами. Его товарищами были «искровцы» П. Вейнберг, Н. Курочкин, М. Стопановский. Кроме них, печатались А. Козлов, Д. Ломачевский, К. Преображенский, М. Владимирский, С. Терпигорев (Сергей Атава). Карикатуры рисовал Н. Иевлев.
«Гудок» как тип издания внешне очень напоминал «Искру». Рисунки с остроумными подписями перемежались на страницах журнала текстом. Они удачно дополняли литературные материалы, несли самостоятельную идейную нагрузку. Многие карикатуры были запрещены. Но и те, которые публиковались, представляли общественный и художественный интерес. «Гудку» удалось, в частности, поместить рисунки, направленные против полиции («Выставка Петербургской флоры», № 13), показывающие бесправие народа («Видимые признаки привязанности к начальству», № 8) и др.
На заглавной виньетке «Гудка» был изображен среди крестьян Герцен со знаменем, на котором хорошо видны слова: «Уничтожение крепостного права». Крестьяне держат в руках журнал «Гудок», слушают Герцена и вызывающе смотрят на чиновника, попа, военных, палача с треххвостной плетью и других представителей враждебного народу мира. Если учесть, что до середины 1862 г., когда в реакционной печати началась травля Герцена, само имя великого революционера являлось запретным, то станет ясно, что помещение такого рисунка было смелым шагом. Допустившая явный недосмотр цензура запретила заглавную виньетку с пятого номера.
Между «Искрой» и «Гудком» существовали, однако, и заметные различия.
«Искра» была журналом, так сказать, «всероссийским», да и темы, которые она ставила, выходили далеко за пределы столицы. «Гудок» же, по преимуществу, составлялся из петербургского материала.
Характер сатиры «Гудка», центральное место в котором занимали произведения Минаева, отличался от «Искры». В основе своей сатира «Гудка» была злободневна, политически остра, актуальна. Но у Минаева да и других, близких к нему авторов, идейное начало нередко очень приглушено, а смеха больше, чем протеста против безобразий действительности.
Этот недостаток сатирических произвед
|
|
|
