 |
День рождения
|
|
|
|
Вздымая клубы летней дорожной пыли, меж частных домиков и участков по проселочной дороге неспешно переваливался по неровностям рельефа светло-серый автомобиль. Поутру водитель старался не сигналить, но местные собаки так и норовили залезть под колеса.
А впрочем, жизнь тут, должно быть, течет размеренно – думалось Афанасию Сергеевичу – И сам-то наш городок небольшой, а здесь-то - подавно все спокойно и умиротворенно. От, зараза, куда же ты лезешь! Совсем нешуганные. Ан-нет, машины стоят почти у каждого участка. Ох, и разорились же хозяева на таких хоромах…
Афанасий Сергеевич припарковал свой «Ford» у высыхающей старой груши напротив участка с серыми воротами и ухоженного палисадника. На клумбе чего только не росло: пышные алые астры, роскошные петуньи, гладиолусы, хризантемы, георгины, а вход в палисадник обвивали стебли бесшиповой розы. Этот участок можно было узнать из сотни тех, что есть поблизости. Такого цветника не было ни у кого. А главное – клумба пропитана не только влагой, но и кропотливым трудом хозяев. Цветы всегда политы так, как того требует сорт, все прополото, все острижено.
С той стороны ворот донесся прерывистый, немного ленивый лай старой собаки. За ним долго приближающиеся и тяжело шваркающие тапками по земле шаги. Звон ключей, скрежет замка, и вот перед ним была грузная фигура уставшей от жизни женщины.
- Здравствуйте Елена – бодро приветствовал Афанасий.
- Здравствуйте – тяжко вздохнув, ответила хозяйка.
- Как мы себя чувствуем?
- Говорит, нормально. А что он еще мне скажет? Я слышала, как он всю ночь вздыхал.
- Угу-угу. Ну, поглядим.
Вдвоем они прошли по узенькой дорожке. Сам участочек был небольшой, все на нем было очень компактно. Два дома: меж большим главным и летней времянкой ютился небольшой клочок земли, где росли две уже отошедшие вишни и шикарный абрикос. Небольшой клочок земли был отведен под огородик. Разрезающую участок выложенную плиткой дорожку кое-где окружал сетчатый заборчик, оплетённый виноградом. Прямо к главному дому был пристроен широкий гараж, куда и убежала бело-рыжая спаниель, о которой Афанасий уже и думать забыл.
|
|
|
- Чай, кофе? – сонливо протянула Елена.
- Если можно, то после осмотра кофе. Он у вас замечательный.
Елена повела доктора через коридор, в центре которого, на декоративном камине метра полтора высотой сидел мальчишка и задорно болтал ногами.
- Здрастье!
- Привет – кивнул ему Афанасий Сергеевич.
- А вы меня лечить пришли?
- Борька – тихонько прицыкнула на него Елена – А ну, брысь отсюда, упадешь сейчас.
- Да куда же тебя лечить? – Афанасий мягко прихлопнул его по плечу – Ты ж здоров, как бык!
- Вот и я говорю. А мама говорит, что меня еще лечить надо.
Легонько скрипнула дверь в одну из соседних комнат, и выглянула женщина еще не преклонных лет, но уже с поседевшей местами головой:
- Иди сюда – строго сказала она – не мешай…
- Щас, мам – мальчик заежился и сгруппировался для прыжка.
- Я тебе дам! – мать в ужасе вылетела из-за двери и подхватила уже спрыгивающего Борю – Дурак безмозглый – холодно огрызнулась она. Взяв мальчика за руку, мать скрылась с ним в комнате.
В это время, Афанасий уже распахнул спаренные межкомнатные двери и вошел в самую широкую комнату, где был разложен старый диван, а на нем, строго на спине лежал тяжело дышащий мужчина. Из его груди рыком доносился тяжкий хрип. Взгляд обессилено уперся в белый навесной потолок. Под ним лежал тоненький специальный матрас, под которым в свою очередь лежал лист фанеры. На руках были еще не отмытые следы недавно снятого гипса.
|
|
|
- Георгий Валентинович, доброе утро.
- Доброе – процедил он сквозь зубы.
- Ваша супруга сказала, что вы не спали. Массаж делали?
- Делали, делали – защебетал позади голос Елены – и утром, как вы ушли, и вечером. Все как сказали.
- Лен, иди – хотел было приподняться Георгий Валентинович, но снова скорчившись от боли процедил - Иди, я не знаю, кофе сделай.
Елена скрылась в дверном проеме, а доктор подошел к кровати и стал сначала ощупывать руки. Потом аккуратно промял шею и, совсем трепетно, пощупал в районе ключицы.
- Я боюсь – начал, аккуратно проминая руками тело больного – придется все-таки возобновить курс антибиотиков. Но кому-то придется поехать в другой город за ним. Простите, я не могу - у меня больные. А такой антибиотик в этом городе вы не найдете.
- Почему? – прохрипел больной.
- Вы не спите. Одновременно я пропишу курс обезболивающего. А, в сочетании с обезболивающим, только один антибиотик может быть безопасным.
- Давайте без него…
- Нет, так будет очень долго. Без антибиотика, боюсь, не обойтись.
- Да не… - Георгий Валентинович резко вдохнул, словно сзади в него стрела вонзилась… и с облегчением выдохнул – давайте без обезболивающего…
Афанасий свел брови и посмотрел на измученное лицо больного. На нем были не только следы недавней страшной аварии, но и алые нарывы от некогда пережитого ожога. И такие были по всему телу. И теперь, это тело едва ли могло безболезненно пошевельнуться.
- Здесь больно? – доктор снова начал прощупывать шею и ключицу - А здесь? Прекратите геройствовать, я - не ваша супруга. Если хотите, я ей не буду говорить все, что увидел. Больно?
- Немного. Ниже - сильнее. Я вам сейчас покажу – больной съежился, и под безумным взглядом доктора попытался перевернуться на бок.
- Вы что, с ума сошли? Остановитесь немедленно!
- Что такое? – В комнату вбежала стоящая все это время у двери Елена.
- Ни в коем случае, строжайше запрещаю – чеканил наставительно Афанасий Сергеевич, благоговейно укладывая больного обратно на спину – что бы и в мыслях не было в ближайшие дни как-то менять положение! Я-то думаю - откуда такие боли?!
|
|
|
- Хочу вернуться… хочу ко всем.
- Если хотите вернуться к прежней жизни и вообще продолжить ходить – Афанасий поднял взгляд на жену, которая смотрела на все это молча, прикрыв ладонью лицо, и немного смягчил тон – то слушайте мои рекомендации. Пока вам еще рано.
Доктор вышел из комнаты и прильнул к камину.
- Ручку, будьте добры. Значит, приобретете ему… - Афанасий остановился, подумал, и написал лишь одно название антибиотика. – В здешних аптеках есть. Колите дважды в день.
- А кофе?
- Нет, благодарю. Надо идти. Удачи вам…
Захлопнулась входная калитка. Вслед уходящему гостю все так же лениво гавкнула Тинка. Проводив доктора, Елена небрежно потрепала собаку за загривок и пошла обратно в дом.
Время было к десяти. Отворилась дверь одной из комнат, из нее вышла мать Светлана и вприпрыжку выскочил Борька. Мать, было, хотела отвесить подзатыльник, и уже замахнулась, но успела остановить роковое движение руки, и просто выругалась на выдохе – Угомонись!
- Пора завтракать, а у меня еще ничего не готово – чуть слышно прошептала Елена.
- Брось, Лен, я приготовлю.
- За лекарством Юрке надо ехать – Елена протянула сестре бумагу с лекарством, а сама закрыла лицо руками – Ничего не успеваю.
- Так давай я съезжу.
- Так давай мы съездим – из-за двери в еще одну комнату маленькими шажочками, практически не отрывая ног от пола, выкрался седоволосый дед с коротенькой серебряной бородкой и в прямоугольных очках.
- Ой, ну Лень! Куда там тебе? – послышался укоряющий голосок. Позади него выросла низкорослая немного сгорбленная старушка. Быстро перебирая короткими ножками, она растолкала всех и вышла в середину коридора – Я поеду. А вы с Леной что-нибудь приготовите. Вот и все…
- Мам...
- …А то вы тут нюни распустили, что ничего не успеваете. Все мы успеваем. Заодно могу и в магазин забежать, если надо. Надо?
- Мам – наконец оборвала Светлана – не надо. Мы с Борькой сходим. Пусть погуляет. А то месяц в больнице почти безвылазно пролежал, и теперь здесь в четырех стенах.
|
|
|
- Да? Думаешь? А и правда, чей-то я попрусь? Лучше мы с Ленкой пожрать приготовим. А?
- Да, мам – ответила Лена, невольно улыбнувшись, смотря на задорность матери.
- Борька, одевайся! – крикнула Светлана и ушла собираться.
- А мне что делать? – спросил дед.
- Ой, Лёнь, не знаю. Полежи пока, только не мешай.
- Пап, скоро Серега проснется. Приглядишь?
- Конечно, пригляжу. Мы с ним и почитаем, и поговорим. А как же?
Все разошлись по делам. Спальные комнаты будто опустели. В этом доме комнаты было три. В одной ютились Светлана с сыном, во второй спали дед с бабушкой Олей. В самой большой лежал и не мог уснуть хозяин этого места Георгий Валентинович и рядом, на раскладушке сопела его жена Елена. Но это ночью. А днем здесь жизнь била ключом. Елена с матерью суетились на кухне, Светлана с Борей уже оделись и пошли на выход.
- Что ты за глупости говоришь все время? С роду я не клала сюда перец – причитала бабушка Оля – И всегда замечательно получалось. Леня, помню, со слезами смотрел, как я соседям угостить собираю. Сам-то никогда не скажет, но жалко ему было – страсть.
- Ничего, я немножко подперчу.
- Что доктор-то сказал?
- Ничего – вздохнула Елена и отложила кухонный нож – лекарства выписал. Я подслушала, он обещал Юре мне всего не говорить.
- Интересное дело! На кой черт он тогда вообще нужен, врач этот?
- Мам…
- Нет, ну с чего это? Ладно, сама-то как…считаешь?
- Ну, как? Он ночью не спит.
- Ой, бедный. Болит, да? Ну как же… его так взять, и...
- Ладно, мам, уже хорошо, что на дом всех выписали. А то бы так и ездили в больницу и к Юрке и к Борьке. Ой, слава Богу – Елена широко перекрестилась на образа в углу – что все в сборе. Как бы мы это пережили, если бы все не собрались – ой, кошмар. Как представлю…
Раздался легкий скрип спаренной двери, ведущей в большую комнату. Дед Леня своими маленькими шажочками заковылял за дверь и посмотрел на Юрия. Тот лежал неподвижно, не смыкая глаз, и, казалось, вообще не дыша.
- Юр!
- …Мда.
- Здоров, полковник! – приветствовал его дед своим, уже ставшим традиционным для всех, приветствием – Как жизнь молодая?
- Как и вчера.
- Когда на речку с тобой поедем?
- Конец августа, какая речка?
- Да ну – протянул Леонид Григорьевич – посмотри на улицу, жара какая! Самое то!
- Тогда сейчас – уголки рта слегка растянулись в истощенной улыбке - полежу немного, и поедем.
- Вот так. Не горюй, полковник. Он, как у меня было: самый сильный на дворе был. Звали меня «Силач». Потом пацаны постарше пришли, стали звать «силач – сломал калач! ». Я и их бил. Вот, значит, а тут бах – ревматизм. Да в мои-то юные годы. Уже в инвалиды записали – Леонид Григорьевич подошел к окну, заглянул за жалюзи, тяжело вздохнул и резко обернулся к лежащему – Хрен! Весь город знает Леонида Григорьевича Сероклина! И пусть знают не за рекордный забег на сто метров. Пусть! Но и без того наш брат удивит своей стойкостью.
|
|
|
Дед подошел ближе к кровати и грузно плюхнулся на ближайшее кресло – Вот, помню – говорит – хожу по двору, разминаюсь потихоньку. Думаю: дай пройдусь вокруг квартала. Пошел, за скверик, в обход дома культуры – далеко, в общем. Тут догоняет меня какая-то тетка, и говорит, мол, помогите мне что-то там починить. Ну, брат, ты знаешь, как я чиню? У меня в доме вон, Оля все гвозди забивает. Я в недоумении спрашиваю, что и как? И понимаю, что она видела, как я с тобой в нашем дворе сидели, а соседка попросила дверь в сарай заделать. Ты ей тогда чуть не весь сарай переделал. И об этом молва по всему городку прошла. До сих пор тебя там помнят, хоть ты и бывал там не часто.
- Лёнь! – донеслось из кухни.
- Тфу, черт возьми – процедил дед – что этим бабам надо?
- Лёнь!
- Иду! Ладно, полковник, пойду...
И снова в просторной комнате стало пусто. Лишь на раскладной кровати лежало скованное цепями боли тело. Кисти рук его зашуршали по постели и схватились за железные края кровати. Что было сил, Юрий рванулся вверх, оторвав спину от матраса. Прожевав чуть не вырвавшийся истошный рев, он повалился на место. По комнате разнесся еле слышный писк.
Дед приковылял на кухню – Чего?
- Вон, сейчас с Ленкой пойдете.
- Сережу будить пора – добавила Елена - Посидишь с ним во дворе? А то тут только мешаться будет.
Елена бросила мешать кастрюлю, и пошла во двор. Из-за давней болезни, дед Леонид Григорьевич шел медленно, поэтому успевал рассмотреть все, что их окружало.
- Все спросить хотел, а что это за пятно на стене, черное такое?
- А, это у нас когда пожар был. Помнишь?
- Это тогда еще? Уф, помню конечно.
- Ой, кошмар. Тогда много чего погорело, но Юрка как-то закрасил что ли… не знаю, а это осталось. Ой, как вспомню… Тоже и в больницу ездила к нему. Какой ужас был! Заживо горел. То ли 60%, то ли 40% обожжённой плоти. Господи, что ж такое, беда за бедою. До сих пор весь в этих красных лоскутах от ожогов по всему телу. Да сейчас еще тьфу-тьфу-тьфу, слава Богу. А то не спит неделями, стонет от дикой боли. Как вспомню – так вздрогну.
- Да – пробурчал дед себе под нос – вот судьба…
Пройдя по пронизывающей дворик дорожке, Елена открыла тяжелую дверь летнего домика. Судя по ее габаритам и внутреннему устройству домика, он был не такой-то уж и летний. Внутри была одна комнатка с подобием летней кухни и туалетом.
- Сереженька, дорогой, пора вставать – тоненьким ласковым голоском защебетала Елена. На диване, укутавшись толстым одеялом, лежал мужчина на вид лет тридцати, с чернеющей растительностью на подбородке. Он приподнялся и поднял на мать совершенно пустой взгляд. – Вот, Сереж – Елена старалась говорить без пауз – с тобой посидит дедушка Леня. Хорошо?
- Да.
- Пойдем на улицу?
- Да.
- Пойдем, мой хороший…
Сергей сел на диван. Елена принялась натягивать на него штаны. Он лишь сидел, и то и дело ежился от чего-то. Уже одетым он поднялся, сгорбился, и, сутулясь, пошел вслед за Леонидом Григорьевичем.
Время было уже к обеду, когда Света и Боря вернулись. И вернулись не с пустыми руками, притащив с собой кучу полных пакетов.
- Лекарство купили? – сразу встревожилась Елена.
- Да, держи – Светлана протянула сестре коробок с антибиотиком.
- Вы чего так долго?
- Знаешь, чего я подумала? Борька тут мне сказал, что дня рождения у него и не было. Он же в реанимации, в коме был. А после и не до того было. Думаю, дай ему хоть тортик куплю. Ребенку же хочется внимания.
- Да? Так чего мы тогда? Давай, я еще кое-что подготовлю. Посидим, действительно, отметим.
- Лен! – раздалось в доме. Потом еще раз – Лен!
- Погоди, Свет, Юра зовет.
Отворив двери в большую комнату, она буквально вбежала к мужу. А там, чуть приподнявшись и оторвав спину от кровати, скорчив болезненную гримасу, тянулся вверх, словно стараясь поймать струю незримого вдохновенья, Юрий тоненько так сипло протянул:
- Шашлыки ему сделайте. Я обещал…
На лбу у Елены выступил холодный пот от такой картины – Юр, ляг пожалуйста. Хорошо, сделаем. Только, я не умею.
- Я все расскажу. Неси листочек - все распишу.
Уже через полчаса на кухне закипела бурная деятельность. Кроме купленного торта, Елена готовила и любимый торт племянника – «Графские Развалины». Ольга Николаевна занималась мясом, Светлана делала какой-то салат. Все кипело и бурлило. Все немного воспрянули духом. Бабушка Оля продолжала веселить всех своей задорностью и активностью, да и вообще за общим делом невзгоды как-то отошли на второй план. Тем более, когда готовят праздник.
- А где Боря? – Светлана повертелась по сторонам – Сейчас, секунду, я гляну.
- Ой, да что ты переживаешь, Свет? – сказала Ольга Николаевна дочери вслед - Что с ним будет?
- Ой, мам, не скажи – вступилась Елена – Что угодно. Вон, сегодня чуть с камина не спрыгнул. А ему врач еще в больнице говорил, что не дай Бог, хоть малейшее сотрясение головы. Так и говорил ему: «Это у тебя хрустальная ваза». И Светка теперь, после того, как чуть ребенка не потеряла, и у постели его сидела не отходя, думая, что он больше не очнется, готова его от всего оградить. Хоть, вон, от ветра в поле…
- Да, да. Ну, Борька, вишь как, уже бегает. Он молодой, восстановиться. У них все срастается. Вот бы Юру твоего еще поднять – Бабушка Оля залила в таз с мясом маринада, тяжело вздохнула и добавила зачем-то – Вот сложный человек, конечно, твой Юра, но молодец. Выкарабкается, думаю.
На кухне впервые за последние полчаса повисла затяжная пауза. Было слышно только характерное чавканье мяса в тазике. Прервал тишину лишь голос Светланы:
- Все нормально. Представляете, нигде нет. Папа говорит, с ними там посидел, и ушел. Заглянула к Юре – лежит с ним на кровати, болтают о чем-то.
Минут через двадцать, в покои Юрия постучались. Борька вскочил и побежал к спаренным дверцам.
- Борь, иди на улицу, с Сережкой поиграй – сказала строго Елена. Когда Борька убежал, уже мягким голосом она сказала мужу:
- Юр, это к тебе.
В комнату, размеренным, едва слышным шагом, вошел мужчина в джинсах и серой футболке. На лице его была густая черная как смоль растительность. Плечи его были широки, сам был роста среднего. Он подошел к кровати, и покровительственным басом сказал:
- Ну, здорова, Юрий Валентинович.
Юрий тяжело вздохнул – Привет, отец Николай.
- Ну как?
- Вот так…
Оба замолчали. В этот момент тишина так и звенела от ударов по той струне, что так туго натянулось меж стоящим и лежащим. И никто не решался прерывать тишину. И опять прервал ее посторонний звук. В комнату заглянул мальчишка:
- Дядь Юр, там у них слово неразборчиво написано.
- Где? – спросил Юрий, и мальчик подал ему бумажку с им же написанным рецептом. Он переписал непонятное слово – На – говорит – отнеси.
Боря убежал, а Николай кивнул ему вслед – Иж ты, смотри, прям воскрес пацан. Молодец!
- Это не повод для юмора – оборвал Юрий – Зачем пришел, отец Николай?
- Я присяду?
Георгий Валентинович кивнул ему на кресло, но Николай, вопреки тому, сел рядом с ним на кровать. Подперев рукою подбородок, он сказал:
- Когда мальчик этот еще лежал в реанимации, я ходил его причащать. Мама его, Светлана рассказала тогда, что когда он еще не пришел в себя окончательно, он хватал ее за руку, и говорил, что прыгал через пропасть.
- И? - вопросительно протянул Юрий.
- И он перепрыгнул. Теперь нужно перешагнуть тебе…
- А-а-а, что, опять меня Господь проверяет? И, главное, смотри-ка, сразу, по-крупному пошел. Сначала сын больной, потом чуть не сгорел живьем. А потом, дай-ка в аварии пришлепну всех. А выживет - так пусть инвалидом останется! Хорошая логика.
- Нет никакой логики. Жизнь нелогична. Где ты увидел логику? Нет ничего более постоянного, чем случайное. И вопрос наш только в том, как пережить этот набор случайностей, и к чему нас это случайное в итоге закономерно приведет.
- Опять философия. Как вы любите говорить…
- А ты думал? – ухмыльнулся Николай – Слово – корень всего. Помнишь, что было в начале?
- Помню. Только мне-то теперь что делать? Словом не владею, а что-то сотворить не могу.
- Ты знаешь, может, совершенно некстати расскажу, но был у меня один прихожанин. Видел его у себя на исповеди несколько раз. Рассказывать таинство не буду, но если просто, то человек не бедный, женатый, сын отличник, тоже тогда жениться должен был. Две квартиры, машина, все как надо. Как-то он отозвал меня поговорить вне работы. И излил, значит, душу. Трагедия у человека, кризис настал. Предприятие его рисковало обанкротиться. Ну и я ему, значит, говорю: «Ты что, брат? Мать жива, жена здорова, дети процветают. Благодари Бога, а здесь-то что? Несколько усилий, и вытащил лошадь из трясины». Я так был убежден в простоте того, что говорю, что не заметил главного. Этот человек был несчастен. Несчастен - потому что счастлив. Да, не улыбайся. Он не видел горя, и не знал, что это. Увидел он лишь первое испытание, и забился в ужасе. Думаешь, я его убедил? А? Я тоже думал. Но через неделю его нашли возле подъезда. А перед этим он пролетел вниз головой одиннадцать этажей. Я чуть сан не оставил, но дело не во мне.
- Ты хочешь все мое сравнить с денежным кризисом? Ты, который приходил ко мне после пожара, причащал моего Серегу, причащал Борьку после клинической смерти, хочешь меня сравнить с тем мужиком?
- Нет, Юр, я хочу тебе сказать, что тебе уже было бы плевать на все кризисы. Ты видел боль, ты видел горе. И тебе, в отличии от того несчастного, известно, что такое счастье. Когда я зашел, у тебя на кровати лежал Борька. Я был тогда у него в реанимации, а до этого заходил к тебе. Не думай, что ему повезло больше. Но посмотри на него! Он бегает к тебе, чтобы дядька не скучал!
- И у того мужика все это было…
- Было, но он не ценил. Не наступай на его грабли. Тебе есть с чем сравнить. Ты же знаешь: все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Многие, кто тебя окружают, думают, что эти события тебя сломали. И лишь ты знаешь, насколько ты силен – Николай замолчал. Сделав несколько шагов к двери, перед уходом он добавил – А по мне, так вообще непобедим…
На улице жара потихоньку спадала. Дед Леня сидел на пластмассовом стуле под абрикосом. Рядом, сдвинув вместе исхудалые ноги, сгорбившись сидел Сергей, раздирая старые журналы. Посередине стоял уже разожженный мангал, и в нем во всю трещали поленья. Большинство уже прогорело, но Боря все норовил подбросить хоть что-то еще, и посмотреть на горящий огонь подольше. На пластмассовый столик старшие подносили новые тарелки. На столике стояло два салата, уже нанизывались на шампура жирные куски свинины, с которых так и капал густой маринад. Стояли несколько соусов, два из которых были приготовлены вручную Еленой. А в доме поджидали своего часа два торта.
Мальчишка то шурудил палкой в мангале. То бегал между родными и то и дело кричал: «У меня день рождения! У меня сегодня день рождения! » Побежал к собаке, начал трепать ее за ухом. Та уже была в преклонных годах, чтобы на это как-то реагировать.
Нанизав мясо, Светлана с Еленой встали над мангалом, дабы ничего не подгорело. Они, наконец, разговорились с сестрой. Ведь в последний месяц они особо не говорили, пусть и жили под одной крышей. А тут, наконец, проскользнул незримый лучик жизни. И они последние часа три друг от друга не отходят. Пока бабушка Оля носила остальные блюда, она не могла нарадоваться, глядя на улыбку и смех своих дочерей. То и дело Борю отправляли в дом, к дяде Юре за советом.
И, наконец, готово. Аромат стоял непередаваемый. Куски мяса, капая жиром на обожженные угли, сваливались на тарелку. Рядом разными цветами пестрили соусы. Лимонад лился рекой. Всем разложили еду по тарелкам.
- На– Светлана протянула Боре тарелку с мясом и соусами - дяде Юре отнеси.
Борька убежал внутрь, еле увильнув от Тинки, которая тоже была не прочь угоститься шашлыком. Пробежал в коридор, остановился и замер. Тарелка полетела из рук. По дому разнесся лязг упавшей посуды.
- От, растяпа – раздосадовано сказала Света – уронил. Ладно, давай еще одну положим. Сейчас обратно прибежит.
- Ну, ну, продолжай.
- Ну, так вот. А этот офицер, значит, Димке и говорит, что нет у тебя никакого брата. Ты всю эту историю выдумал, чтобы мы тебя отпустили в отпуск. Димка как психанул там. В общем, как-то так получилось, что он к другому офицеру вероломно ворвался, и только тот его уже из армии отпустил сюда. Ты же помнишь, он ненадолго приезжал.
- Да, да. Вот кошмар – в свойственной ей манере отвечала Елена – представляешь, вот так вдруг что, и окажется, что у тебя никого и нет. И будешь, как дурак, доказывать всем, кто ты такой, и что произошло на самом деле.
- Ну вот, в итоге на фоне таких событий мы все тут и перебывали. Господь нас так и ведет: по-хорошему не собираетесь – собирайтесь вот так…
Не успела она договорить этих слов, как и эта тарелка полетела на землю. На лице Елены нарисовался ужас, Светлана просто остолбенела, а глаза забегали, не зная, куда деться от этой картины. Преодолевая дикую боль, сквозь искры из глаз через всю квартиру с переломанным в двух местах позвоночником, из дома на четвереньках выползал Юрий Валентинович. Адскую муку выдавали только его глаза, а лицом он всем старался показать, что он ничего не чувствует, но невольно гримаса скорчивалась от нестерпимых мучений. К нему бросилась собака, а рядом с ползущим Юрием, так же на четвереньках, полз и мальчик Боря. Полз, и приговаривал – «Мы почти доползли, мы уже почти, еще чуть-чуть…»
- Ты, ты с ума сошел? – уже с выступающими слезами на глазах, дрожащим голосом прощебетала Елена – Но доктор же…
- Тащите матрас! – прорычал Юрий, выдавливая из себя последние силы, и на лице его прорезалась истощенная улыбка – Я тоже шашлыка хочу!
Дедушка Леня поковылял мелкими шажками за матрасом в летний домик. Юрий как мог, разлегся со всеми на площадке, и, заедая невыносимые боли, уминал куски прожаренной на костре свинины. А упавшее на землю из рук Светланы мясо уже дожевывала довольная собака Тинка.
Вот и все были в сборе на этой полянке. Эту историю я помню очень смутно, и пишу уже годы спустя. Не все из тех, кто сидел тогда возле тлеющих углей, сегодня живы. А те, кто живы, раскиданы по России на многие мили. Так и было всегда. Но пишу я это с искренней любовью и глубочайшим почтением ко всем, кто тогда сидел на том небольшом участке, и праздновал мой день рождения.
|
|
|
