 |
КУРС ПЕРВЫЙ. «Без вины виноватые»
|
|
|
|
(Продолжение)
Форма — это всё!..
Данный категоричный афоризм родился в недрах пытливого ума курсанта Сильвера.
Ни одна, пожалуй, одежда, придуманная человечеством, не вызывает столько вопросов у непосвященного человека как морская форма.
Отчетливо помню свои впечатления. В складской каморке городка на 21-й линии Васильевского острова курсант-второкурсник с равнодушными глазами, как показалось, с некоторым злорадством вываливал мне под ноги какие-то вещи – симпатичный чёрный бушлат, напоминающий живописные эпизоды из древнего советского фильма «Мы из Кронштадта», чёрную волосатую шинель с двумя рядами сияющих латунных пуговиц, жлобского фасона ботинки, и даже сатиновые «семейные» трусы…
Ворох у моих ног рос как сугроб, и, казалось, не будет конца этому форменному безобразию. Возникало и крепло смешанное чувство радости обладания такой кучей одежды и смутного непонимания, что с этим нужно делать…
С превеликим трудом удалось, связав барахлишко в один громоздкий узел, свезти всё это добро в один присест домой, чтобы там разобраться со всем без паники. Развязав в комнате рукава шинели, я вывалил барахлишко на пол, и, закурив папироску, задумался…
Передо мной валялись шинель, бушлат, ботинки летние, ботинки зимние, чёрная суконная фуражка, зимняя чёрная шапка-ушанка, синяя шерстяная рубаха с отложным воротником, два специальных синих матросских воротника с тремя белыми полосками, две тёплые тельняшки с длинными рукавами, комплект синей хлопчатобумажной робы, перчатки вязаные, трусы сатиновые, носки тонкие х/б, носки шерстяные, два девственно белых носовых платка (!), дерматиновый ремень с латунной бляхой, две овальные жестяные эмблемы чёрного цвета с золотистым якорьком, две матерчатые нарукавные эмблемы с алым флажком, надписью «ЛВИМУ», и жёлтым уголком-курсовкой, какая-то подозрительная чёрная манишка, почему-то напомнившая человека без паспорта Паниковского… Пожалуй, всё… Не было только пулемётных лент, чтобы опоясаться крест-накрест…
|
|
|
Итак, теперь приступим к разбору этого добра.
Мица (мичманка) – фуражка. Мица бывает двух типов – чёрная, с шерстяным верхом, и летняя белая, с парусиновым. Летом на мицу полагалось натягивать белый чехол. Из мицы курсанты норовили вытащить пружину, чтобы поля форсисто свисали. Такая операция называлась - «изгондонить мицу». Мица в форме седла, что считалось шиком у «сапогов» - дурной вкус.
Мицы также различались по форме козырька. Козырёк, параллельный линии горизонта, назывался «ллойдовским». Приплюснутый ко лбу – «нахимовским».
В подкладке мицы подкалывались две иголки с чёрной и белой нитками.
Плевок – овальная жестяная эмблема с якорем внутри, прикрепляемая к мице либо зимней шапке-ушанке. Плевок следовало хорошенько согнуть. Прямой плевок считался карасёвским. Старшины имели право носить вместо плевка шитую золотыми нитками эмблему – «краб», «капуста».
Фланка (голландка, форменка) – форменная шерстяная рубаха тёмно-синего цвета с отложным воротником, к которому пристёгивается пуговками гюйс. Караси предпочитают фланку ушивать до такой степени, что натягивать её приходится с превеликим трудом. Во фланке летом чертовски жарко, зимой – холодно. Хотя, по правде говоря, бывает и наоборот…
Есть летняя белая фланка, у которой предусмотрен постоянный гюйс. Белую фланку, впрочем, курсантам Макаровки носить приходилось редко.
Гюйс – форменный воротник синего цвета с тремя белыми полосками. Полоски по легенде обозначают три великие победы российского флота – Гангут, Чесма, Синоп.
|
|
|
Гюйс непременно должен быть аккуратно отутюжен, чтобы было видно чёткие три вертикальные полоски-стрелки. Неотутюженный гюйс настораживает – значит, перед тобой явный разгильдяй…
Из фольклора: когда курсант пьет, гюйс принято снимать, и, аккуратно сложив его по стрелкам, прятать под фланку на плечо. «Когда моряк пьёт – флаг спускает», - утверждает курсантская народная мудрость.
Гюйс с белой подкладкой называется «блондинка».
Погоны – наплечные знаки.В конце первого курса в Макаровке ввели что-то типа погонов – наплечные знаки, на которых был всё тот же алый флажок-вымпел, под которым красовалась надпись «МОРФЛОТ». Караси ждали наплечные знаки с нетерпением, они им жутко понравились…
Сопля – курсовка в виде V-образной «птички» желтого цвета, находящаяся на нарукавной эмблеме-нашивке. Эмблемы нашиваются на левый рукав на расстоянии 12,5 сантиметров от линии плеча. Чем больше соплей на нашивке – тем красивее курсант…
Шевроны – особые нашивки на рукавах из золотого галуна, знак отличия старшинского состава. На шевронах сверху – стилизованный ключ, под которым – три, две, либо одна полоски в зависимости от старшинского звания.
Тельник – полосатая хлопчатобумажная рубашка-фуфайка. Положено – две утеплённых тельняшки в год. Маечек и летних, облегченных тельняшек с длинными рукавами курсантам ЛВИМУ почему-то не выдавалось. Может быть, оттого, что Ленинград – довольно северный город?..
Тельник нужно стирать с осторожностью. Если вода была слишком горячей, тельник мгновенно линял, марая белые полоски темно-синей краской. Курсанты приноровились стирать тельник особым образом – распростёртым на кафельном полу умывальника, намыливая и натирая его щеткой для одежды.
Ремень. Курсантский ремень – отдельная тема. Устав предполагает ремень чёрного цвета с латунной бляхой-пряжкой, в центре которой – якорь без звезды (отличие от военно-морского). Шиком считалось иметь кожаный ремень супротив казённого из кожзаменителя. Бляху следовало в отличие от «сапогов» выпрямить, ну и, естественно, - до зеркального блеска наяривать.
За тусклую бляху можно было схлопотать наряд вне очереди. Бляху чистили шерстяной тряпочкой, смазанной специальной пастой «ГОИ» зелёного цвета, либо же – особой бесцветной жидкостью «Оседол», чрезвычайно вонючей. На худой конец – можно было зубной пастой. Был ещё один хитроумный способ – прижать плашмя швейную иголку и долго тереть ею по бляхе. Натирать бляху наждачкой-нулёвкой – дурной тон.
|
|
|
«Когда курсанту нечего делать – он бляху чистит», - утверждает курсантская народная мудрость.
Курсантский ремень – неплохое оружие в драке. Ремень особым образом наматывался в случае опасности на ладонь, захлестывая её, чтобы при перехвате его нельзя было выдернуть. Латунной бляхой можно было нанести врагу существенный урон. Некоторые оголтелые матросы из срочников заплавляли внутреннюю поверхность бляхи свинцом, и тогда эта конструкция становилось убойной штукой, подпадающей в сферу действия Уголовного кодекса. Однако макаровцы такой ерундой не страдали, используя ремень в драке лишь в исключительных случаях – преимущественно с целью устрашения... Курсантский ремень спас немало жизней и уберёг многие морды от следов насилия на лице. Думается, ниндзя совершенно напрасно исключили из своего арсенала курсантский ремень…
Ремень требовалось заправлять в проушины на брюках. Однако частенько надевался он сверху. Может быть, отчасти для того, чтобы можно было быстро его снять при драке?..
Брюки – суконные чёрного цвета. Устав требовал ширину брючин около 24-26 см. По неведомой прихоти советских модельеров тоталитарной направленности флотские брюки шились с изрядно свисающей мотнёй. Конечно, в те годы никто не предполагал, что всего через каких-то четверть века подобное свисание будет считаться писком моды…
Карасям мотня жутко не нравилась.
Карасям хотелось красоты, и они переделывали брюки, ушивая в промежности и вставляя снизу брючин клинья, чтобы получился клёш.
Всё, что шире 25 сантиметров – клёш. Градация клёша – от колена, от полубедра, от бедра («колокола»). Вполне достаточным считался клёш от 28 до 32 сантиметров. Шире – уже излишество.
Флотские брюки не имеют карманов и привычной ширинки. Это сперва непривычно, вызывая естественный вопрос, мол, а как же я, пардон, малую нужду справлять буду?..
|
|
|
Однако всё продумано. Верхняя передняя часть флотских брюк держится на пуговицах по бокам и при нужде откидывается вниз, будто навесная дверца.
Флотские брюки неважно держат стрелку. Для устранения этого стрелки изнутри протирали кусочком мыла, а затем утюжили.
Есть байка о возникновении такого фасончика. Будто бы ввёл его Петр Первый, который, пребывая в Голландии, узрел однажды, как в канаве русский матрос пользовал тамошнюю кралю…
«Негоже, чтобы российский матрос позорился белой задницей!» - изрёк царь-реформатор, и распорядился впредь флотским шить особого рода брюки.
Сопливчик (слюнявчик) – форменный галстук чёрного цвета, нечто вроде укороченной манишки, застегиваемой сзади крючком. Требовалось подшивать его изнутри белым материалом - подворотничком. По идее сопливчик в целях гигиены должен подшиваться ежедневно, в крайнем случае – через день. Однако это муторно, и, позвольте узнать, где взять столько времени, когда на свете есть столько интересных вещей – сон, курение, трёп с приятелем…
Ежедневно во время утреннего осмотра старшины проверяли чистоту подшивки. За грязный подворотничок можно было схлопотать наряд вне очереди. Ушлый карась Ганс надоумил товарищей подшивать сопливчики какой-то пластиковой мешковиной, грязь на которой не держалась – лишь нитки чернели... Большой минус такой подшивки – при морозе шее было, конечно, несколько прохладно…
Имелась еще одна хитрость – можно было в крайнем случае потереть загрязнившийся полотняный подворотничок обыкновенной резинкой-ластиком.
Бушлат – наиболее любимая верхняя одежда. Короткая суконная куртка чёрного цвета. Тепло, удобно, не стесняет движения. На шее – сопливчик. Воротник бушлата требовалось застёгивать на крючок. В противном случае – нарушение формы одежды (НФО).
Шинель – суконная, ворсистая, чёрного цвета, двубортная. На третьей полке общего вагона – незаменимая вещь, можно и подстелить и укрыться. Караси предпочитали укороченные шинели, старшекурсники («пятаки») – длинные как у Железного Феликса.
На шее под шинелью – сопливчик.
Аналогично воротник шинели требовалось застёгивать на крючок. Иначе – НФО.
Шапка – зимняя, типа ушанка, чёрного цвета, с матерчатым верхом. «Пятаки» предпочитали большие шапки, легко натягивающиеся на уши. В шапке к ушам подколоты иголки с черной и белой нитками.
Перчатки – вязаные, полушерстяные. Достойно изумления, что были они коричневыми. Несколько стилистически не гармонировали с чёрной флотской формой… Коричневые перчатки позволяли себе носить либо самые тупые, либо пофигисты…
|
|
|
Существовало семь уставных комплектов форменной одежды.
Форма №1- рабочая хлопчатобумажная форма («роба»), тельник, мица.
Форма №2 - брюки, тельняшка, белая фланка, белая мица.
Форма №3 («тройка») – брюки, тельняшка, фланка с гюйсом, мица.
Форма №4 – «тройка» плюс бушлат.
Форма №5 («гвоздь») – «тройка» плюс шинель.
Форма №6 – брюки, тельняшка, фланка, шинель, зимняя шапка.
Форма №6а – та же форма №6, но зимняя шапка носится с опущенными и завязанными под подбородком ушами.
Шутка: «Что такое «Форма раз»? – «Трусы, противогаз».
Форма непременно должна быть подписана. Подписка - в виде прямоугольной бирочки с указанием ФИО, группы, факультета. Все шерстяные вещи, ремень подписывались белой масляной краской, роба – разведённой в воде хлоркой.
Карась форму обожает, всячески старается её украсить. Это справедливо, поскольку курсантская морская форма, усиленная магическими буковками «ЛВИМУ» - настоящая палочка-выручалочка в непростых жизненных ситуациях. Форма может прикрыть тебя на дискотеке либо в кабаке – в СССР всегда было в достатке крепких мужчин, отслуживших на флоте… Форма может подобно скатерти-самобранке накормить и даже напоить курсанта… Курсанта Быка, например, неоднократно небезуспешно пытались угостить, стоило ему заглянуть в вагон-ресторан… Форма – это манок для барышень, этакий сыр в мышеловке…
Форму вдобавок требовалось беречь, чтобы не вляпаться в ненужные хлопоты…
Как-то у курсанта Быка в гардеробе бассейна какоё-то мелкий жиган из шмоньки украл шинель, во внутреннем кармане которой было курсантское удостоверение. В результате – выговор «за халатное отношение к документам». А шинель по рапорту дали бэушную, причем за неё пришлось заплатить несколько рублей с копейками…
А посему, согласитесь, не так уж неправ был курсант Сильвер, утверждавший: «Форма – это всё!..»
Наверное, картина была бы неполной без краткого исторического экскурса. Приходилось слышать, что в послевоенное время курсанты Макаровки ходили в бескозырках. Лента с надписью «Лен. Высш. инж. мор. училище» до сих пор хранится у автора. В увольнительные тогда, кроме того, якобы курсанты Макаровки ходили с палашами, то есть с длинными прямыми флотскими саблями. Палаши потом, правда, пришлось исключить из атрибутики курсантской одежды вследствие многочисленных инцидентов с ними в ленинградских кабаках – угрозы «порубать в капусту» и пр...
Напоследок анедотик в тему:
«- Курсант УМТ в постели с девушкой. Супротив обыкновения ничего не получается…
Девушка:
- Что с тобой, милый?
- Дык я не в форме!..
- Ну, так надень форму!..»
«Гвоздь»
«Гвоздь» – осенне-весенняя форма одежды (шинель, фуражка). Получила название за некоторое сходство с этим скобяным изделием. Тулово курсанта – собственно гвоздь, а голова с фуражкой-мицей – шляпка гвоздя…
О форме «гвоздь» говорится выше в главе «Форма – это всё!..»
Гражданка
Гражданка – любая гражданская одежда кроме военной и венннизированной, включая обувь.
В ЛВИМУ была под формальным запретом, особенно – на младших курсах.
Гражданка удобна для самохода. Потому прячется в какое-либо укромное место. Можно, например, прибрать гражданку с глаз долой в баталерку – помещение для хранения личных вещей курсантов.
На старших курсах дежурная служба, включая офицеров, сквозь пальцы смотрела на проникновение на территорию жилого либо учебного городка курсанта в гражданке. Курсанты знали, что и сами могут оказаться в такой ситуации. С офицерами было чуть сложнее.
На старших курсах курсанты могли находиться на разнообразных плавпрактиках. И тут имелся важный нюанс. Курсанту Макаровки, попавшему за границу, категорически запрещалось шляться по городам загнивающего капитализма в морской форме. Эти проклятые капиталисты не разбирались в нюансах флотского быта одной шестой части суши, полагая, что всякий человек в форме есть военный. Поэтому во избежание нежелательных эксцессов, паники, истерических воплей «Русские идут!» мудрое начальство и запретило курсантам Макаровки носить во время загранплавания морскую форму.
И анекдотик в тему:
«- Курсант УМТ маленькому сыну:
- Смотри, сынок, какую тебе папа модную курточку принёс!
— Пап, но она же на пять размеров больше!
— Знаешь что — на улице дяди твоего размера не валяются!...»
ЗАПИСКИ НА ГЮЙСАХ
Сущность карасизма
Карасизм – это философская категория. Карась – это не первый год службы либо учёбы.
Как утверждал великий и мудрый философ-самоучка Иосиф Дицген: «Карась – в некотором роде состояние души и периодически повторяющаяся объективная реальность...»
Карасём, что характерно, можно быть всю жизнь. В это, например, истово верил Колян, заявлявший даже на четвёртом году учебы Крепкому:
- И вообще ты - карась!
- Но почему? – изумлялся Крепкий.
- А потому что ты в армии не служил!..
Кстати, на мой взгляд, вечным карасём, судя по некоторым повадкам, был преподаватель кафедры ВМП, очкарик Гек…
Сущность карася на первый взгляд незамысловата.
Карась хитёр и изворотлив. Карась ленив, когда от него что-то требуется по Уставу. Карась бывает чертовски деятелен во время увольнений, самоходов и отпусков.
Карась постоянно хочет жрать... Карась таскает в карманах робы куски чёрного хлеба, некоторые умудряются жевать хлеб даже в строю.
Карась постоянно хочет спать. Карась способен дрыхнуть везде и всегда. Карась запросто может спать на полу под койкой...
Многие караси сноровисто спали прямо в аудитории во время конспектирования лекции. Преподаватель теоретической механики Циклоп однажды даже сердобольно учил, как следует бороться со сном. Мол, следует набрать в себя побольше воздуху и задержать дыхание. Однако метод сей не помогал, да и не хотели караси применять его.
Бык однажды, находясь в кухонном наряде, исхитрился устроить себе настоящий праздник сна. Его поставили на мойку, и, справившись после завтрака с горой посуды, он от нечего делать пошел бродить по коридорам и этажам столовой. И тут, в одном из закоулков, Бык наткнулся на горку волнующе широких и длинных поддонов из-под хлеба. А рядом дышала теплом необъятная ребристая батарея. Стоит ли говорить дальше о том, как стремительно подтянул Бык верхний поддончик к батарее, и, поудобнее улёгшись, провалился в восхитительный сон... Быку снилось, будто он раскручивает Раймонду, склоняет ее, так сказать, к сожительству, и вроде бы она уже согласная, и прерывисто дышит, и томительно запрокидывает голову, а тело её начинает бить мелкой-мелкой дрожью... И тут вдруг Раймонда говорит ему: «Кусни-ка хлебушка...»
Карась-питерец стремится домой, к мамке... Буслак, про которого Старичок говорил «Ох, и хитрожопый же...», придумал одеваться в спортивный костюм – и бегом до трамвая, а там домой... Сей метод тут же освоил Макар, который был счастлив приехать в родную квартирку, и просто так посидеть в домашней обстановке, попить чайку с вкусным пирожком...
Карась – суть надёжный и безотказный субъект для муштры-дрючки. Карасей во время первого оргпериода дрючили по полной программе, поскольку их требовалось научить азам строевой подготовки, элементарной дисциплине, «порядочку», как выражался Старичок.
Приходилось, например, запоминать, что нарукавная повязка дневального по роте красного цвета с белой полосой посерёдке называется «како», синяя с белой полосой повязка дежурного по роте – «рцы».
Муштра была и в филологической сфере.
- Можно, товарищ старшина?..
- Можно Машку за ляжку! На флоте говорят «разрешите»...
- Курсант Х... по вашему приказанию явился!
- Являются духи, следует говорить - «прибыл»...
- За время моего дежурства никаких происшествий не случилось!
- Неправильно. Надо говорить «во время». Повторите, товарищ курсант...
Всё это здорово напоминало армию. Единственное различие – в Стрельне не было такого явления как «годковщина» («дедовщина»). Никто над карасями не издевался, не лупцевал, например, просто так, от нечего делать.
Кто-то может задаться вопросом: «А почему в Макаровке не было уродливых проявлений «годковщины»? Наверное, отчасти причиной тому – особая атмосфера в училище, наличие определённых традиций – ведь училищу было уже более ста лет. Видимо, немаловажным было и то обстоятельство, что среди пап-мам и родственников «карасей» имелось немало влиятельных персон… Ведь была же «годковщина» в средних мореходках Ленинграда – тех же Ленинградском арктическом училище (ЛАУ) и Ленинградском морском училище (ЛМУ)... Мудохать всерьёз макаровских карасей было небезопасно…
Но и без годковщины карась чувствовал себя угнетаемой социальной единицей.
Например, ротный командир Ходя заставлял карасей натирать бетонный пол (конечно, «по-морскому» следует говорить «палубу») вонючей мастикой для паркета. Причём это не было издевательством с его стороны. Ходя искренне полагал, что натёртый мастикой бетон – это здорово. Караси, кто на карачках, кто раком, драили специальными деревянными щетками со щетиной бетон, а Ходя, донельзя довольный, заложив руки за спину, ходил по коридору и любовался наводимой красотой.
- Как-то странно, Николай Ильич, - попробовал встрять Бык. – Я вот жил в рабочем общежитии – так там похожей мастикой паркет натирали. Раз в месяц специальный полотёр приходил. Он ещё восхищался тем, насколько крепкую вонючую махорку мы курили. Но он, поверьте, бетонные ступеньки не натирал. Сачковал, что ли, товарищ капитан третьего ранга?..
- Разговорчики, - обрывал курсанта Ходя. – Продолжаем натирать. Тщательнее... А курить вообще-то вредно...
И анекдотик в тему:
«- Встречаются два приятеля по Макаровке. Оба – выпускники УМТ.
Один говорит:
- Представляешь, вчера ел селедку под шубой. Классно!
- Немудрено, ты в Стрельне на первом курсе тоже жрал хлеб под одеялом…»
Гюйс
Гюйс – форменный пристегивающийся воротник (см. главу «Форма – это всё!..»).
Первоначально гюйс – это носовой флаг корабля или судна, поднимаемый во время стоянки.
Двухнарядник
Двухнарядник – это самодельный кипятильник из лезвий для бритья (типа «Спутник», «Ленинград», реже – «Жиллет»). Как правило, три лезвия, переложенные для изоляции обыкновенными спичками, соединялись куском обыкновенного провода – и кипятильник готов. Обладал неплохой производительностью: за секунд 5-10 мог вскипятить литровую банку воды с насыпанной заваркой. Вода в банке яростно клокотала с глухим гулом, а в розетке подозрительно потрескивало…
Если это кустарное электротехническое изделие находил ротный старшина Старичок, то его обладатель автоматически получал два наряда вне очереди.
- Ты что, старичок, зачем ты это в розетку пихаешь? - говорил старшина огорчённому карасю. - Хочешь, чтобы тебя как Тутанхамона, бинтами всего обмотали?..
Несмотря на реальность двух нарядов вне очереди, подобные изделия в карасиной среде не переводились – ведь так заманчиво ночью, например, попить крепкого грузинского чайку…
Кстати, применительно к двухнаряднику мерзкий предмет «Электротехника» обнаруживал свою непосредственную пользу…
И анекдотик в тему:
«- Блондинка, жена курсанта УМТ, звонит подруге:
- Мой муж в больнице, его чуть не убило.
- Да! А как?
- Знаешь, сама ничего понять не могу, ему какими-то цифрами стукнуло.
- Странно, а что за цифры?
- 220…»
ЗАПИСКИ НА ГЮЙСАХ
Необходимый навык закрытой системы
Есть такой знаменитый фильм «Джентльмены удачи». Так вот, бывалые люди утверждают, что на самом деле такое невозможно. Никак не мог заведующий детским садиком правдиво изобразить вора в законе. Нечто подобное было и в Макаровке. Актёрство, либо попытка изобразить из себя придуманную личность здесь не проходило. Каждый курсант в Макаровке - как на ладони....
Так, например, почти каждому карасю приходилось учиться врать. Причём учиться приходилось стремительно.
Потому что быть правдивым в закрытой военизированной системе, каковой являлась Макаровка, - значило быть идиотом. И не будет у вас тогда ни духа, ни силы, ни воли, ни достоинства, одни только истерики, визги и пускание слюней.
Врать в любой закрытой системе – тюрьме, армии, военном или военизированном училище нужно всегда. Но при этом необходимо соблюдать ряд правил.
Вот что говорит по этому поводу бывший тюремный опер Александр Ажиппо (его советы применимы и для ЛВИМУ…):
«В любом вашем рассказе процентов девяносто должна составлять правда, только тогда ложь растворится в ней незаметно. Никогда не говорите о вещах, о которых вас не спрашивают.
Если в чём-то соврали, хорошо запомните это, теперь всегда нужно врать только так, ни в коем случае нельзя украшать и усовершенствовать ложь - запутаетесь.
Соврав одному человеку, точно так же нужно врать и другим, они вашу информацию когда-нибудь обязательно обсудят, и ложь вылезет наружу.
Не врите без нужды, только в случае крайней необходимости. Когда врёте (или просто о чём-то рассказываете), не смотрите постоянно в глаза собеседнику, глаза могут выдать. Поглядывайте иногда ему между глаз, а, в основном, смотрите мимо его рожи на какой-нибудь предмет, в окно, например. Но так, чтобы взгляд оставался открытым. Прятать глаза, уставившись в пол или под кровать, не надо.
Если вы сказали что-то не совсем удачно, надо было бы покрасивей, - не смущайтесь и не пытайтесь исправить, будет восприниматься фальшиво.
Если есть возможность умолчать о чём-то, то лучше промолчите, чем врите. Молчание лучше любой, даже самой красивой лжи, и, наверное, лучше любой правды.
Знайте, чтобы вы ни говорили, правду или ложь, вам всё равно не верят, поэтому не усердствуйте в доказательствах. Чем больше вы будете приводить аргументов, тем меньше вам будут верить.
Врите только тогда, когда твёрдо знаете, что никто не сможет доказать обратное. Не думайте наивно, что в училище не дознаются о ваших поступках на «гражданке». Дознаются. Может, попозже, но дознаются. Чем скрывать какой-то факт, лучше представьте его в выгодном для вас свете.
Старайтесь врать не словами, а интонацией. Интонация вообще передает больше информации, чем слова. Если о серьёзном событии рассказать легко и с улыбкой, оно и будет воспринято, как незначительное».
Те караси, которые не зная об этих правилах, пытались красиво наврать, чтобы представить себя в глазах товарищей-карасей каким-нибудь, как принято сейчас говорить, крутым перцем, очень скоро горько раскаивались в этом.
Повторяюсь, каждый карась в системе – словно на ладони. Если ты пытаешься убедить окружающих, что обладаешь несуществующими завидными качествами, то вскоре эта ложь незамедлительно раскроется. И тогда придётся тащить этот груз лжи все годы в системе. Самое безобидное – схлопочешь какую-либо кличку с обидным подтекстом…
И как бы курсант не приноравливался лгать да изворачиваться, его сущность в подавляющем большинстве случаев прорастает наружу. Был, например, в роте радистов, где учились поначалу Мурло с Основным, персонаж по кличке Маргарин, который считался душой роты. Говорят, был курсант потрясающего остроумия и дружелюбия. Но впоследствии выяснилось, что Маргарин был… обыкновенный клептоман. Регулярно обчищал карманы своих товарищей. Когда эта Маргаринова сущность прояснилась, практически все радисты отказывались в это верить…
Маргарина, впрочем, пожалели, предложив по собственному желанию написать заявление об отчислении…
И анекдотик в тему:
«- На первом курсе ЛВИМУ курсант УМТ был умным и пытался изменить жизнь.
На пятом курсе он стал мудрым и изменил себя.
Так в мире стало одной сволочью больше…»
Долбёжка
Долбёжка – заучивание, зубрёжка.
Как метод применялся, когда следовало в краткие сроки более-менее усвоить максимум информации по какому-либо заковыристому предмету – сопромату, например, либо теоретической механике.
Чемпионами долбёжки в ЛВИМУ, пожалуй, были дятлы, то есть курсанты радиотехнического факультета.
Предположительно – из-за того, что им приходилось зубрить морзянку. Кто бы мог подумать, что пройдет не так уж много лет – и азбука Морзе станет достоянием истории…
По словам Мурла, долбёжка у радистов выглядела примерно так. В кубрике трое курсантов зубрят морзянку – все эти бесчисленные «радисты идут», «тики так»… Неслучайно из-за такой выматывающей душу зубрежки радистов называли дятлами… Рядом же преспокойно давит харю великовозрастный курсант Вишня.
Один из долбёжников, откинувшись на стуле, потягивается и, сладострастно позёвывая, мечтательно говорит:
- Ох, и задолбала же учёба! Сейчас поспать бы…
Тут Вишня, мигом очнувшись, приподнимает голову с подушки и говорит:
- Так спи… - И падает вновь на подушку…
Могучими способностями к долбёжке обладал старшина первой группы Саня Рыжий.
- Ну ты и силён, Сань, зубрить, - позавидовал как-то ему Бык.
- Я что, вот у судоводов мой корешок Серёга Понмаренко – тот действительно суперусидчив…
Дуб
Дуб– выпускник ЛВИМУ. Есть такая загадка: «Идёт дуб, несёт липу…» Сие означает: «Выпускник ЛВИМУ с дипломом»…
Иронично? Да, пожалуй…
Самоуничижительно? Да, пожалуй…
Не всех, конечно, выпускников ЛВИМУ можно было называть дубами.
Но вот насчёт диплома-липы – здесь я соглашусь. Имеется в виду выпускной дипломный проект. Исходя из своего личного опыта, знаю, что мой диплом был настоящей липой. Факты и цифры там приводились, мягко выражаясь, произвольно. Если что-то не подходило – подтягивалось, подчищалось…
Об эпопее написания диплома разговор впереди. Добавлю одно: сдаётся мне, что наших выпускных дипломов толком-то и не читал никто…
Потому и «дуб с липой»…
И анекдотик в тему:
«- Попал как-то выпускник УМТ за границу. И вот, будучи в совершенно чужом городе, у него сломались часы.
«У кого бы спросить?»..
Тут топает навстречу какой-то капиталист с простецкой физиономией.
- Excuse me, how much is o,clock?
- Such is very much…
- Кореш, здорово, ты тоже в Макаровке учился?..»
Информация к размышлению. Курсант Барбос
Примечание автора: «Уж не знаю почему, но на это место настойчиво вылезала главка об этом достойном курсанте УМТ… Может быть, как пример того, каким образом в системе возникают клички?..»
Обязан своей кличке Белому.
Однажды на лекции Барбос, который, понятное дело, ещё не догадывался, что вскорости получит псевдоним, когда рядом с ним сидели Белый и Бык, легкомысленно расслабился: положил голову на руки и попытался покемарить...
Уже через минуту Белый нарисовал на листе бумаги большую кость в миске и подсунул импровизированный набросок к носу расслабившегося курсанта…
Белый и Бык, переглянувшись, практически в один голос сказали: «Вылитый барбос!..» А проснувшийся Барбос долго ещё таращился мутными осовелыми глазами на двух хохотавших от души полудурков…
Барбос отличался в системе целеустремленностью, спокойным нравом, добродушием, и, пожалуй, упорством.
Свидетельством тому эпизод, когда он сдавал нормы по прыжкам в высоту. Барбос, имея избыточный вес и неважную координацию, был неспортивен. Но никуда не денешься – зачёт получать надо. Однако Барбосу не удавалось взять даже минимально необходимую для этого высоту.
Многие не могли удержаться от смеха, наблюдая, как Барбос, словно цирковая лошадь, отработавшая свой век, и которую вот-вот должны отправить на мясокомбинат, отчаянно штурмует свою пока самую главную в жизни высоту. Этот впечатляющий аттракцион решимости и несгибаемости человека покорил-таки сердце преподавателя-каратиста, которого звали Александр Евгеньевич, и тот поставил Барбосу зачёт.
Один из острословов роты отозвался на это следующим экспромтом: «Во время соревнований по прыжкам в высоту прыгнул и не вернулся курсант Барбос. Приметы пропавшего: лицо напряжённое, весь в песке…»
Барбос однажды прогремел на всю роту. В Лосицком колхозе он имел какое-то неясное эротическое приключение со студенткой-практиканткой, исполнявшей роль врача курсантского сельхозотряда. Конечно, фигура той практикантки уступала параметрам Венеры, но что-то венерическое, по-видимому, в ней было, поскольку Барбос всю осень усиленно лечился антибиотиками...
Графоман отозвался на это событие следующими строчками:
«Угрюмый пёс Барбос
Развратом по уши зарос.
Кто из кубрика высунет нос,
Пёс тому – трихомоноз...»
Один день курсанта УМТ
- Рота, па-дъ-ё-ё-м! - пробил рассветную тишину кубрика мерзейший голос дневального. Ликующ был он и злораден…
Караси недовольно замычали, заворчали, заворочались. Никто из четырнадцати обитателей кубрика не стремился показать на своём примере, как следует молниеподобно соскакивать с коечки.
Через минуту в кубрик подобно цунами ворвался ротный старшина Старичок, бодрый, свежеумытый, свежевыбритый,исключая усы, с ритуальными словами:
- Подъём! Припухли, караси?..
«Сволочь», «скотина», «шваль», «сатрап», «самодур», «шмендрик», «суккуба», - и ещё множество свистящих и шипящих слов великого и могучего явственно читалось в 28 карасиных глазах… Однако благоразумие возобладало и на сей раз…
Когда старшина вышел, хлопнув дверью, караси, тихо ругаясь, стали вылезать из-под тонких клетчатых одеял и нащупывать на табуретках тельняшки и робу. Предстояло выходить на утреннюю зарядку. Курящие спешили высосать самую сладкую, после крепкого, почти восьмичасового сна, сигарету…
Утреннюю зарядку по идее делать полагалось с голым торсом. Однако все караси выходили в тельниках – и старшины за эту вольность не гоняли. Не май месяц всё же…
- Раз, два! – Бык, меланхолично слушая бодрый голос Старичка, лично демонстрировавшего перед ротой набор стандартных разминочных упражнений, как сомнамбула повторял все эти махи, повороты корпуса, наклоны «Нихрена не заряжает, - угрюмо думал Бык. – А ещё зарядка…»
Наконец Старичок объявил о завершении физзарядки. Караси побрели, в соответствии с распорядком дня делать утренний туалет, то есть, как любил приговаривать кап-три Ходя: «Мыться, бриться, спать не ложиться…»
Следовало поспешать, поскольку в объединённой роте «б» судоводительского факультета насчитывалось 150 курсантов, и, чтобы умыться и привести себя в порядок, требовалось часто отстоять небольшую очередь.
И этот запах утренней свежести в гальюне…
- Дневальный! Какого хера опять навалили хлорки?! – строго проорал судоводский старшина Костя Будуров, но слова его, отдавшись гулким эхом в длинном коридоре роты, остались без внятного ответа…
Бык, мигом разобравшись со шматком зубной пасты «Поморин», придирчиво осмотрел свой подбородок в зеркале и решил, что сегодня можно ещё не бриться.
Наспех облачившись в форму «раз» (в Ленинграде курсантов грело прощальным теплом бабье лето), нахлобучив мицу фасона «чемодан», Бык заторопился на улицу – следовало топать на завтрак.
Здание столовой находилось примерно в полукилометре от жилых корпусов, а посему расстояние это следовало преодолевать строем. За одиночное нахождение без уважительной причины карась должен быть пойман и наказан…
В строю каждый карась, естественно, чётко знал своё место согласно ростовому ранжиру.
- Эй, на шкентеле, подтянись! – привычно скомандовал Старичок, и вскоре колонна, дрогнув, шагнула вперёд. Бык на полдороге вспомнил, что завтра ему предстояло заступать в наряд – как раз в столовую.
«Хорошо бы вновь попасть на хлеборезку, - меланхолично думал курсант. - Уж больно душевная там тётка. Единственное, что неприятно, - всё дочку свою пытается пристроить как невесту, навязывает прямо-таки...».
Вспомнилось, как в прошлый раз хлеборезчица в конце наряда премировала его целой буханкой чёрного хлеба, и он, донельзя довольный, уверенно нёс хлеб в роту, предвкушая, как обрадуются дармовому угощению товарищи-караси, но возле умывальника наткнулся на ротного старшину судоводов, татарина Рината по прозвищу Арясь...
Старшина сей был отменным муштровиком, два года оттрубившим сержантом в армейской учебке. Такое странное прозвище Ринат схлопотал за свою манеру отсчитывать ритм во время движения строем: «Арясь, арясь, арясь, два, три!..»
Арясь, тормознув склонного к недовольству Быка со словами «не положено» хлеб конфисковал.
«Вот, сука, Арясь, ведь сам сожрёт, строевая рожа...»
Эх, хлеб да пшённая каша, - курсантская пища наша…
Меню завтрака разнообразием неприхотливый глаз курсанта сегодня не изумляло: манная каша, белый хлеб с маслом, кусочек сыра, грузинский чай, в который по слухам повара добавляли – хе-хе – бром… Якобы – чтобы караси не уходили от гранита науки в упоительный мир эротических фантазий…
Манную кашу в отличие от большинства карасей Бык съел с удовольствием, потому как после учёбы в ленинг
|
|
|
