 |
Что такое ДПР, или Движение Против Расплетения? 11 глава
|
|
|
|
— Куда я их сдала — это моё дело, — ледяным тоном отрезает медсестра.
— По крайней мере, могу я услышать — те двое живы или нет?
Медсестра несколько мгновений смотрит на неё с неприкрытой ненавистью, а затем цедит:
— Живы-то они живы. Вот только, скорее всего, в состоянии распределённости.
Ах, как бы Рисе хотелось встать из кресла и вмазать этой ведьме так, чтобы та влипла в стенку! Они прожигают друг друга ненавидящими взглядами. Кажется, вот-вот искры полетят.
— Ты думаешь, я не знаю, что за дела творятся на этом вашем Кладбище? Ещё как знаю! У меня брат юнокоп. Чудо ещё, как они до сих пор не загребли вас всех и не отправили туда, где вам место! — Медсестра решительно тычет куда-то пальцем — наверно, в направлении ближайшего заготовительного лагеря. — Люди умирают из-за нехватки донорских органов, а ты и твои эгоистичные приятели из Сопротивления плевать на это хотели!
Вот так, думает Риса. Две правды, две истины, их разделяет стена. Эта женщина смотрит на неё как на преступницу, и ничто в мире не сможет поколебать её убеждённости.
— Ах вот что! — язвит Риса. — Вы, значит, болеете душой за общество? А денежки, которые вам отваливаются, здесь ни при чём?
Женщина отводит глаза, и Риса понимает, что удар попал в цель. Мораль радетельницы общественных интересов даёт трещину, куда эта ханжа и проваливается.
— Отправляйтесь обратно в своё стойло и занимайтесь своей грязной ордой, — шипит медсестра, — а я сделаю вид, что не видела вас и не слышала.
Не на ту напала. Риса не позволит им расплести Дилана.
И в этот момент в палату входит юнокоп.
— Давай сюда, — зовёт его медсестра и обращается к Рисе: — Катись из этой палаты сейчас же, и тогда я позволю тебе и твоей подружке, что сидит в приёмной, спокойно убраться. Расплести тебя, может, и нельзя, но уж за решётку-то упрятать ещё как можно.
|
|
|
Но Риса не собирается уходить.
Вошедший юнокоп, судя по внешнему сходству с медсестрой — её брат. Он бросает на Рису долгий любопытный взгляд, затем переводит глаза на лежащего в постели мальчика.
— Вот этот?
— Мы его зашили, состояние стабильное, но он потерял много крови. Некоторое время его нельзя транспортировать.
— Держи его на снотворном, — советует коп. — Лучше, чтобы он вообще не просыпался, пока не окажется в лагере.
Риса хватается за подлокотники кресла. Через десять секунд она совершит нечто необратимое. Десять секунд молчаливого внутреннего оцепенения и страха, но ни малейших колебаний.
— Заберите меня, — говорит она. — Вместо него.
Коннор, конечно, не одобрил бы её жертвы. Он наверняка будет в ярости, но Риса не может позволить, чтобы мысли о любимом поколебали её решимость. Она должна спасти Дилана Уорда, и она его спасёт.
Коп внимательно изучает свою собеседницу. Он, безусловно, узнал её и понимает, какое щедрое предложение она ему делает.
— Насколько мне известно, вам, мисс Уорд, уже семнадцать. К тому же вы инвалид, а это значит, что вас по-любому расплести нельзя. Ну, и какую выгоду, по-вашему, я мог бы извлечь из этой сделки?
Риса улыбается — преимущество теперь на её стороне.
— Не смешите меня! Перед вами известный член Движения Против Расплетения, очевидец террористического акта в «Весёлом Дровосеке» — и вы не знаете, какую выгоду можете извлечь?
— Я же не дурак, — произносит он после недолгих раздумий. — Отлично понимаю, что на сотрудничество вы никогда не пойдёте. Предпочтёте умереть, но не предать своих.
— Может, и так, — признаёт Риса, — да вам-то что за печаль? Вам же всё равно отвалится немалая сумма за то, что вы сдадите меня властям — скажете, не так?
|
|
|
Ей кажется, будто она слышит, как вертятся и щёлкают шарики в его мозгу.
— А что помешает мне сдать властям обоих — и вас, и этого молодого человека на койке?
— Попытайтесь, — спокойно советует Риса, — и не видать вам денежек как своих ушей. У меня здесь под кожей вшита ампула с цианистым калием. — Она протягивает ему раскрытую ладонь. — Видите? Вот она. Достаточно хлопнуть в ладоши — и она разобьётся. — Риса имитирует хлопок, останавливая раскрытые руки в дюйме друг от друга, и хитро улыбается. — Хлопатели — они бывают разные.
Конечно, нет у неё под кожей никакой ампулы, но копу-то это знать ни к чему. Даже если он и подозревает, что она блефует, рисковать ему вряд ли захочется.
— Если я умру прямо здесь и сейчас, — гнёт свою линию Риса, — то вы быстро прославитесь, но не тем, что благодаря вам власти заполучили меня, а тем, что позволили мне умереть, когда я была у вас в руках. — Она снова улыбается. — Это, пожалуй, так же неприятно, как получить транк-пулю в ногу из собственного пистолета, верно?
Физиономия её собеседника перекашивается при мысли о том, что ему может выпасть такая же сомнительная слава, что и у того лоха-юнокопа.
Медсестре не нравится весь этот разговор. Она скрещивает руки на груди.
— А как насчёт моей доли? — интересуется она.
Брат поворачивается к ней с надменным видом (как и положено старшему брату) и гаркает:
— Заткнись, Эва, со своей долей! Заткнись — поняла?
Ну что ж, сделка заключена.
Дилан останется в больнице со своими поддельными документами и соответствующей легендой, а когда мальчика можно будет перевозить, его отдадут Киане без лишних вопросов.
А вот жизнь Рисы пойдёт теперь по новой колее.
19 • Кэм
Подобрать Камю Компри подходящего партнёра со всеми необходимыми качествами, оказалось не так-то просто. Они провели интервью с двумястами девушек. Все — хоть куда. Среди них актрисы, модели, юные интеллектуалки, а также несколько дебютанток из высшего света. Роберта придирается ко всему — её звезде подобает лишь планета, идеальная во всех отношениях.
Двадцать финалисток должны пройти окончательную проверку у самого Кэма. Собеседования протекают в большой гостиной у жаркого камина. Все девушки прекрасно одеты, все красавицы и умницы. Большинство излагает свои резюме, как будто они нанимаются на работу в престижный офис. Некоторые смотрят на Кэма без отвращения, тогда как другие даже в глаза ему взглянуть не в состоянии. Есть и такая, которая буквально чуть ли не вешается ему на шею, исходя жаром похлеще камина.
|
|
|
— Я умираю хочу стать твоей первой, — томно стонет она. — Ты же способен на это, да? Я имею в виду... ну, ты же в полном комплекте, правда?
— Более чем, — заверяет он. — У меня их, вообще-то, целых три штуки.
Она пялится на него в таком обалдении, что он решает не говорить, что это шутка.
Кое-кто из соискательниц привлекает его, другие оставляют равнодушным, но ни одна не зажигает в нём искры, ни с одной не возникает чувства духовной связи, которую он так надеется обрести. Ко времени собеседования с последней из них — молодой студенткой из Бостона с нью-йоркским вкусом в одежде — ему хочется только, чтобы этот день поскорее закончился. Девушка из тех, кого интригует лицо Кэма. Она не просто смотрит на него — она изучает его, как препарат под микроскопом.
— Что вы видите, когда смотрите на меня? — спрашивает он.
— Внешность значения не имеет, важно то, что внутри, — отвечает она.
— И что, по-вашему, у меня внутри?
Она медлит с ответом, затем произносит:
— Это вопрос на засыпку?
Роберта готова рвать и метать — Кэм отказывается от всех кандидатур без исключения. Их совместный обед в этот вечер проходит в напряжённом молчании, слышно лишь звяканье вилок да скрежет ножей, яростно кромсающих мясо. Они не смотрят друг на друга. Наконец, Роберта произносит:
— Мы не ищем твою вторую половину и спутника жизни, Кэм. Нам нужен лишь кто-то для исполнения определённой роли. Союзник, помощник, который облегчил бы тебе выступления на публике.
— А может, меня это не устраивает!
— Ну будь же хоть немного практичным!
Кэм впечатывает кулак в крышку стола:
— Я решаю! Ты меня ни к чему не принудишь!
— Я и не принуждаю, но...
— Разговор окончен.
Возобновляется яростный стук приборов. В глубине души Кэм знает: Роберта права, и это распаляет его ещё больше. Им всего-то и нужно, что привлекательная, интересная девушка, которая держала бы его за руку во время публичных выступлений. Эта картина убеждала бы публику, что в Кэме полно качеств, за которые его можно любить. Одна беда — он не желает лицедействовать. То есть, он смог бы, наверно, как-то подстроиться, сыграть, но он боится — стоит ему остаться наедине с избранницей, и пустота фальшивых отношений будет чувствоваться особенно остро.
|
|
|
Пустота.
Ведь люди думают, что именно она и составляет суть его души. Огромная, безмерная пустота. И если Кэм не может найти среди всех этих прекрасных девушек свою единственную, не значит ли это, что у него нет души?
— Незавершённость, — молвит он. — Если я цельный человек, то почему у меня такое чувство, будто это не так?
Роберта, как всегда, произносит очередную успокаивающую банальность, но с течением времени её заученно мудрые сентенции приносят ему только разочарование и неудовлетворённость.
— Цельность — это следствие твоего собственного жизненного опыта, — вещает Роберта. — Просто живи своей жизнью, и вскоре ты почувствуешь, что переживания тех, кто пришёл до тебя, не имеют значения. Те, кто послужил для тебя исходным материалом — ничто по сравнению с тобой.
Но как же он может «жить своей жизнью», если неизвестно, что у него есть эта самая «своя жизнь»? Воспоминание об атаке, которой он подвергся на пресс-конференции, по-прежнему мучает его. Если у каждого человека есть душа, то где ему искать свою? И если душа человеческая неделима, то как его душа может быть суммой частей всех тех ребят, которые «послужили для него исходным материалом»? Он ведь не один из них, он — не все они вместе. Так кто же он?
Вопросы Кэма выводят Роберту из себя.
— Прошу прощения, — говорит она, — но я не занимаюсь вопросами, на которые нет и не может быть ответов.
— Значит, ты не веришь в существование души?
— Я этого не говорила. Но я не занимаюсь вещами, которые нельзя изучить экспериментальным путём. Если у человека есть душа, то она есть и у тебя. Доказательством этого является тот непреложный факт, что ты живой.
— Да, но что если внутри меня нет никакого «меня»? Что если я только ходячий кусок мяса с пустотой вместо души?
Роберта задумывается. Или делает вид, что задумывается.
— Что я могу сказать... В этом случае я сомневаюсь, что ты стал бы задавать подобные вопросы. — Она на секунду умолкает. — Если тебе так необходимо разложить всё по полочкам, то попробуй мыслить так: неважно, кем в нас заложено сознательное начало — чьей-то божественной властью или усилиями нашего мозга — результат один и тот же. Мы существуем.
|
|
|
— До тех пор, пока не перестаём существовать.
Роберта кивает.
— Да, до тех пор, пока не перестаём существовать.
И она оставляет Кэма наедине со всеми его вопросами без ответов.
• • •
Физиотерапию сменили регулярные тренировки на различных снарядах, с гантелями и на бегущей дорожке. Кенни, пожалуй, можно назвать единственным другом Кэма, если, разумеется, не считать Роберты, и уже не говоря об охранниках — те так вообще обращаются к нему «сэр». Кэм открыто ведёт с Кенни разговоры, которые Роберте, несомненно, было бы очень интересно послушать.
— Ну что, большая охота на подружку закончилась ничем, а? — спрашивает Кенни. Кэм в это время изматывает себя на бегущей дорожке.
— Пока что нам не удалось найти союзника для нашего монстра, — отвечает Кэм, передразнивая манеру разговора Роберты.
Кенни прыскает.
— Ты имеешь право привередничать, — говорит он. — Ты должен найти то, что будет тебя полностью устраивать, на меньшее не соглашайся.
Тренировочная программа на тренажёре Кэма подходит к концу, и дорожка замедляет ход.
— Даже если я не могу получить то, что хочу?
— Тем более! — наставительно заявляет Кенни. — Потому что тогда, возможно, они хорошенько постараются, и ты хоть немного приблизишься к тому, что тебе надо.
Вроде бы логично. Правда, Кэм подозревает что из этого не выйдет ничего, кроме горького разочарования.
Вечером он усаживается за стол-компьютер в гостиной и начинает ворошить фотофайлы. Большинство из них — просто случайные снимки, с помощью которых Роберта всё ещё проводит с Кэмом эксперименты, хоть и не так часто, как раньше. Нет, это не то, что он ищет. Он набредает на файл с фотографиями девушек — кандидаток на роль его спутницы. Двести улыбающихся симпатичных мордашек, к каждой из которых прилагается резюме. Через пару минут разглядывания все они кажутся ему на одно лицо.
— В этом файле её нет.
Он резко оборачивается. На винтовой лестнице стоит Роберта и наблюдает за ним. Наставница сходит вниз по ступеням.
— Ты удалила её? — спрашивает он.
— Надо бы. Но нет, не удалила.
Она прикасается к экрану, входит в программу и открывает заблокированный файл — Кэм не смог бы открыть его без пароля. Через несколько мгновений Роберта извлекает из папки не одну, а целых три фотографии, и вздыхает.
— Это та, кого ты ищешь?
Кэм всматривается в снимки.
— Да.
Две новых фотографии, похоже, тоже сделаны без ведома девушки, как и первая. Почему вдруг Роберта теперь сама их ему показывает, тогда как совсем недавно не хотела даже слышать о незнакомке в инвалидном кресле?
— Автобус, — молвит Кэм. — Она была в автобусе.
— Её автобус так и не доехал до места назначения. Он слетел с дороги и врезался в дерево.
Кэм качает головой.
— Воспоминаний об этом у меня нет.
Он смотрит Роберте прямо в глаза.
— Расскажи мне всё, что знаешь о ней.
20 • Нельсон
Бывший юнокоп, а ныне орган-пират на этот раз превзошёл самого себя! Не один, но целых два беглых расплёта!
А всё благодаря его хитроумной тактике. Девчонку он поймал в кафе в торговом центре, прикинувшись членом движения Сопротивления. Наивная доверчивость всегда была его самым верным союзником. Нельзя сказать, что волосы у девочки рыжие, как просил Дюван, но при определённом освещении они отливают золотисто-каштановым. А мальчишку он поймал, использовав девочку в качестве наживки: привязал её к водосточной трубе на заброшенном складе в умбра-квартале, где, как говорят, полным-полно беглых расплётов, а сам затаился в строении напротив и ждал, пока её крики не привлекут кого-нибудь. И дождался: из темноты склада вынырнул мальчишка, отвязал пленницу, и оба собрались делать ноги. Вот тут-то он их, голубчиков, и положил из транк-пистолета.
Анализатор ДНК определил их как беглых расплётов — вот и хорошо. А то Нельсона иногда покусывает совесть, когда он ловит ребят, которые могли бы прожить нормальную человеческую жизнь.
Поездка в автосалон Дювана полна для Нельсона самых радужных надежд, ведь ещё ни разу ему не удавалось захватить двоих расплётов за один заход.
Дюван удивлён и обрадован — времени с их последней встречи прошло совсем немного, а Нельсон опять здесь!
— Вот это добыча! — восклицает он и даже не торгуется — платит цену, которую обещал. Возможно, потому, что Нельсон на этот раз не просит ничего для себя лично. Это и понятно: глаза девочки при помощи пигментных инъекций окрашены в лиловый цвет — фу, гадость! — а глаз мальчишки он вообще не видал. Нельсон никогда не покупает кота в мешке.
Дюван в порыве столь нехарактерной для него благодарности приглашает Нельсона на обед в один из тех ресторанов, в которых бывший юнокоп уже давненько не бывал.
— Бизнес, должно быть, идёт хорошо, — замечает Нельсон.
— Как всегда, — отвечает Дюван, — но перспективы открываются весьма неплохие.
Нельсон видит: у дельца чёрного рынка что-то на уме, но ни о чём не спрашивает, лишь наблюдает, как Дюван опускает ложечку в чашку и медленно, методично размешивает кофе.
— В нашу прошлую встречу, — роняет Дюван, — я упоминал о слухах, помнишь?
— Упоминали, но со мной ими не поделились, — отвечает Нельсон, прихлёбывая свой кофе. Напиток в его чашке убывает гораздо быстрее, чем у Дювана. — И как — мне уже радоваться или нет?
— На первый взгляд — ничего особенно радостного. Но... До меня этот слух доходил уже не раз. Не хотелось выкладывать его тебе до того, как как получил подтверждение из разных источников. — Он продолжает размешивать кофе. Не пьёт, лишь крутит и крутит ложечкой. — Поговаривают, что Беглец из Акрона всё ещё жив.
Нельсон чувствует, как волоски у него на загривке встают дыбом и впиваются в воротник рубашки.
— Это невозможно!
— Да-да, может, ты и прав, невозможно. — Дюван опускает ложку на блюдечко. — И всё же — кто-нибудь видел воочию его труп? Кто-нибудь его опознал?
— Я в «Весёлом Дровосеке» не был. Думаю, там вообще творился полный бардак, ничего не разобрать.
— Вот именно, — медленно проговаривает Дюван. — Бардак. — Он подносит чашку ко рту и неторопливо, медленно потягивает кофе. — Из чего следует, что невозможное возможно. — Он ставит чашку и наклоняется ближе к Нельсону. — Думаю всё же, что слухи не обманывают. Ты вообще представляешь себе, по какой цене могут уйти органы Беглеца из Акрона? Народ будет платить за кусок этого парня баснословные суммы. — Дюван улыбается. — А я заплачу тебе в десять, нет, в двадцать раз больше того, что заплатил за сегодняшнюю добычу.
Нельсон пытается не выдать себя, однако вспыхнувшую в нём жажду наживы скрыть невозможно. Правда, это нажива несколько иного рода. Для Нельсона поимка Коннора Ласситера — вопрос не столько денег, сколько восстановления справедливости.
Дюван, похоже, читает его мысли.
— Я рассказываю об этом тебе первому, никто из других моих поставщиков ещё ничего не знает. Я считаю правильным, если бы этого негодяя поймал именно ты, учитывая, что между вами произошло.
— Спасибо, — с искренней благодарностью откликается Нельсон.
— Поговаривают, есть тайные места, в которых ДПР прячет весьма значительные группы расплётов. Хорошо бы разыскать эти убежища, потому что велик шанс, что наш беглец работает сейчас на ДПР.
— Если он действительно жив, я его поймаю и преподнесу вам, — заверяет Нельсон. — Но обещайте мне одну вещь.
Дюван приподнимает бровь.
— Да?
Взгляд Нельсона становится стальным, так чтобы было ясно — вопрос обсуждению не подлежит.
— Я получу его глаза.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
ЛЕВИАФАН
|
|
|
