 |
Ассоциации как феномен культуры
|
|
|
|
Ассоциация — это связь между некими объектами или явлениями, основанная на нашем личном, субъективном, опыте. Опыт этот может совпадать с опытом той культуры, к которой мы принадлежим, но всегда является также и сугубо личным, укорененным в прошлом опыте отдельного человека.
Так, для любого человека европейской культуры черный цвет — это прежде всего цвет траура, тогда как в японской культуре в том же качестве выступает белый цвет. Очевидно, что здесь имеет место некая культурная условность, которую мы называем "символикой цвета". При этом для отдельного индивида не важно, почему так сложилось, что именно черный (или белый, или зеленый) цвет принято считать цветом печали, поскольку человек рождается в уже готовый мир. Черный ассоциируется у нас с трауром, ибо так принято.
Белый цвет в евроамериканской культуре — цвет праздничный. Невеста обычно одета в белое платье, в праздники мы стелим на стол белую скатерть, парадная морская форма предполагает сочетание белого и синего и т. п. — таковы традиции. Однако стоит напомнить, что традиция ассоциировать черный цвет с трауром и печалью не помешала всемирному успеху "маленького черного платья", которое великая создательница моды Коко Шанель некогда предложила именно в качестве туалета на все случаи жизни, включая и праздники.
В других случаях сама по себе связь между явлениями оказывается не условной, а фактической. Человек, однако же, и такие связи усваивает через социальное познание, т. е. через свое существование в культуре. Например, мы рисуем чаще всего карандашом, а пишем — ручкой. И хотя можно рисовать углем, тушью и фломастером, а писать на компьютере, но все же (по крайней мере, до недавнего времени) мысль о рисунке и процессе рисования вызывала ассоциацию именно с карандашом, а представление о процессе письма вызывало мысль о ручке.
|
|
|
Фактические ассоциативные связи типа кошка–мурлыкать или кошка–мяукать, печка–дрова, труба–дым, роза–запах розы образуются и закрепляются в нашей памяти по мере приобретения жизненного опыта.
В немалой мере этот опыт чисто индивидуален. Кому–то запах гвоздики напоминает кресло зубного врача и связанные с этим болезненные ощущения, что не так и странно, если знать, что стоматологи используют препарат, пахнущий гвоздичным маслом. Не у всех, однако, именно эта ассоциация закрепилась.
Кто–то мрачнеет от одного вида собаки–боксера, потому что некогда у него погиб любимый пес именно этой породы. Я встречала людей, которые любили облетающие осенние деревья, потому что самые значимые события в их жизни случались осенью.
Яркий пример глубоко личных ассоциаций являет музыка. Одно и то же сочинение может вызывать у разных людей не просто разные чувства, но порой чувства с противоположным знаком.
Ассоциативные процессы как феномен психики изучали с древности. В Новое время ими более всего занимались психологи и психиатры. На том этапе становления психологии как самостоятельной науки, который принято считать начальным, психологи вообще считали, что изучение ассоциативных связей, процессов их формирования и закрепления — это и есть их главная задача.
Интерпретация сновидений — основной метод, который использовал основатель психоанализа Зигмунд Фрейд, также базировался на выявлении ассоциаций. Его ученик Карл Густав Юнг считал исследование ассоциаций главным инструментом психоанализа. В русле таких интересов были составлены первые списки ассоциаций, которые долго рассматривались как отправная точка для суждений о психической норме. Авторами этих списков были американцы А. Розанов и Х. Кент, а сам материал впервые был опубликован в 1910 г. в "Американском журнале изучения психических заболеваний".
|
|
|
Психологи и поныне изучают ассоциации, предъявляя своим испытуемым в качестве стимулов различные слова, изображения, цветообразцы, а в качестве ответов изучают свободную интерпретацию увиденного или рассказ об эмоциях, которые вызывает предъявленный стимул. Известные психологические тесты, такие как ТАТ или тест Люшера, построены именно на обращении к материалу наших ассоциаций. (О тестах см. справочник Анастази, 1982.)
Психолингвистика занимается более узким кругом ассоциативных процессов — она изучает только ассоциации словесные, или, как нередко говорят, вербальные. Обычно с целью изучения словесных ассоциаций проводится ассоциативный эксперимент (далее сокращенно — АЭ).
Напомним на всякий случай о том, что он собой представляет. (Мы уже говорили об ассоциациях в главе "Немного гносеологии", раздел "Вера и гипотеза".)
Общепринятая методика АЭ выглядит следующим образом. Ии. (индивидуально или в группе) предъявляется некоторый набор слов–стимулов. Инструкция предлагает в качестве реакции написать первое же слово (или несколько слов), которые приходят в голову как ответ на предъявленный стимул.
При этом по умолчанию предполагается, что ответы на каждый отдельный стимул мало зависят от порядка их предъявления. Для чистоты картины, однако, обычно предъявляются по крайней мере два варианта списков стимулов, например, составленный в алфавитном и обратном ему порядке.
Если согласно инструкции в качестве ответов предлагается давать более чем одно слово, то предполагается, что эти слова–ответы даются именно на предъявленный стимул, т. е. что они не порождаются в качестве ответов друг на друга.
Инструкция отвечать "первым словом, которое придет на ум", имеет принципиальный характер. Ассоциативная реакция–ответ должна следовать немедленно — и. не должен размышлять над тем, что бы ему такое сказать и как отреагировать. Всегда ли именно так происходит "на самом деле", мы, по правде сказать, не знаем. Однако само понятие ассоциативного процесса исключает идею отбора ответов. Если есть отбор — нет ассоциативного процесса в общепринятом в истории психологии смысле (мы обсуждали это в связи с критикой модели Р. Люса, см. с. 30).
|
|
|
Ассоциативные процессы изучаются более ста лет, и за это время методика АЭ осталась почти той же. Зато существенно менялись цели изучения ассоциативных процессов. При чтении дальнейшего текста важно помнить, что я буду говорить только о таких исследованиях, где стимул является словом и ответ на него — также словом.
Впрочем, психолингвистика относит к вербальным ассоциациям и случаи, когда стимулом является не целое слово, а его часть — слог или даже не являющееся слогом сочетание звуков или букв.
Небезынтересно, в частности, что такие буквосочетания существенно различаются с точки зрения того, какие ассоциативные ответы они порождают (это первым отметил Эббингауз, см. выше, с. 182). Например, триграмма (так называют неосмысленное сочетание из трех букв) ОКН вызовет много ответов: окно, оконный, окошко, подоконник, а также кокнуть.
По сравнению с ОКН сочетание УФР вызовет совсем мало ассоциаций. В известной степени причина таких различий очевидна: ОКН воспринимается как начало слова окно. А это очень частое слово. (Впрочем, проблема этим не исчерпывается. Детально этот круг вопросов рассмотрен в книге: Фрумкина, 1971.)
Ученые уделили много внимания и тому, что происходит, если в качестве стимулов предъявлять не только структуры, меньшие, чем слово, но и большие, чем слово, — например, словосочетания. Скажем, предъявляя в качестве стимула словосочетание есть кашу, мы можем сравнивать частоты ответов типа ложкой, с маслом, с молоком, на завтрак и т. д. Соответственно, если предъявить в качестве стимула сочетание на завтрак, то весьма вероятно среди прочих частых ответов получить ответ кашу (именно в винительном падеже). Изучение подобных ассоциативных связей Ю. Н. Караулов назвал построением "ассоциативной грамматики" (Караулов, 1993).
Имеется в виду, что владение языком в том и состоит, что в психике носителя не "записана" отдельно лексика и отдельно — грамматика в виде правил лексической и грамматической сочетаемости, а что вся эта система функционирует совокупно. Иными словами, частота таких ассоциативных пар, как бабушка–старая, бабушка–в платке, бабушка–дедушке, бежать–быстро, бежать–по асфальту, демонстрирует актуализацию владения не только семантикой, но и грамматикой.
|
|
|
Вообще же такого рода сопоставления предполагают, что в среде людей, для которых русский язык является языком родной культуры, связи между поеданием каши и ложкой; кашей и маслом или молоком и т. п. являются устойчивыми и типичными.
Этот мотив использован М. А. Булгаковым в его романе "Мастер и Маргарита", когда на вопрос артиста, "что могут подбросить?", первым следует ответ из зала — ребенка, а далее артист перечисляет "типичные" для ситуации "подбросить" объекты — ребенка, анонимное письмо, прокламацию, адскую машину, но никак не доллары, как уверял всех несчастный Никанор Иванович. Очевидно, что сегодня в сходном контексте этот ряд был бы совсем другим.
Из сказанного ясно, что как феномен ассоциативная связь определена именно культурой во всем ее многообразии — всеми знаниями, опытом, в том числе — чувственным опытом, но при этом таким опытом, в котором мы не отдаем себе отчета. Мы ведь специально не думаем о том, что мех — пушистый, а лимон — кислый. Этот опыт у взрослого человека настолько автоматизирован, что большинство людей на слово мех и на слово лимон в АЭ дадут именно ответы пушистый и кислый. Изучая ассоциации в АЭ, мы, таким образом, апеллируем к неосознаваемому, глубинному слою нашей психики.
Общность ассоциаций фиксируют так называемые словари "ассоциативных норм". В них обычно в качестве заглавного слова даются слова–стимулы, а ответы на это слово упорядочены по частоте встречаемости. Например, в Болгарии в 1984 г. был опубликован тщательно составленный указатель болгарских ассоциативных норм (Български норми на словесни асоциации / Ред. Е. Герганов. — София, 1984). Для составления этих норм 200 болгарских слов в качестве стимулов были предъявлены на слух 1000 ии. (из них -550 женщин и 450 мужчин) разных возрастов и профессий, для которых болгарский язык был родным.
Ии. получили инструкцию в течение 5 секунд записать первое слово, которое пришло им в голову после того, как они услышали слово–стимул. Для большей надежности результаты были разбиты случайным образом на 10 выборок по 100 ии. в каждой. Из полученных 10 ассоциативных словарей и был затем составлен словарь "норм". В этом словаре даны отдельно ответы мужчин и женщин, указано общее число различных слов–ассоциаций, полученных в качестве ответов на данный стимул, а также приведены любопытные сравнительные данные по болгарскому языку и ряду других языков.
|
|
|
Например, в одном из приложений показано, насколько самые простые, "конкретные" слова различаются по кругу вызываемых ими ассоциаций в разных культурах. Приведем в качестве примера три самые частые ассоциации на сему "СЫР". Я говорю именно о семе, а не о слове, поскольку в разных языках "СЫР", как выясняется на материале ассоциаций, — это концепт, соответствующий разным пищевым продуктам.
Итак, русское сыр в качестве трех самых частых ассоциаций порождает ответы голландский, вкусный и желтый (оба ответа с равной частотой), а также масло. Болгарское слово сирене порождает ассоциации овче, бяло и солено (т. е. овца, белый и соленый). Очевидно, что речь идет не о сыре в русском понимании, предполагающем прежде всего твердый сыр, а о том его виде, который у нас называется словом брынза.
Действительно, в болгарской культуре брынза занимает совсем не то место, которое в русской культуре занимает сыр, а, скорее, то место, которое у нас занимает картошка или блюдо типа щей, поскольку наряду с хлебом принадлежит к основным продуктам питания.
Англ, cheese приносит свои сюрпризы — ассоциируется с крекерами, мышами и хлебом. Любопытны ответы французов: на слово fromage — самые частые ответы — blanc, gruyere и camember. В соответствии с традициями своей культуры для французов, как можно заключить из этих данных, существует не вообще "сыр", а прежде всего сорта сыра.
Интерпретацию ответов носителей немецкого языка предоставляю читателю: здесь самые частые ассоциации — это Butter (масло), Brot (хлеб) и Milch (молоко).
Обычно, если предъявленные слова–стимулы достаточно часты, то стандартные для данной культурной страты ответы скорее преобладают. В этой своей части результаты любого АЭ хорошо воспроизводимы: если его повторить в аналогичной группе лиц, то результаты будут близкими.
В психолингвистике внимание исследователей направлено на изучение массовидных, а не индивидуальных ответов–ассоциатов. "Ассоциативные нормы" и ассоциативные словари и служат тому примером. "Нормы" составляются на основе массовых обследований и называются так именно потому, что фиксируют ожидаемые в данной культуре и типичные для нее (и обслуживающего эту культуру языка) ответы.
"Ассоциативные нормы" обычно используются психологами и психиатрами для оценки того, в какой мере ассоциативные ответы того или иного индивида или группы индивидов похожи или отличны от "среднеожидаемого".
Ассоциативные словари по структуре не отличаются от "норм", но они не претендуют на прогнозирование ответов, а скорее отражают ситуацию на период обследования.
Например, ассоциативные словари детей разных возрастов наглядно показывают, как меняется тип ассоциаций и как увеличивается их разнообразие. Известно, в частности, что в более раннем возрасте у детей преобладают так называемые синтагматические ассоциации: на стимул лампа ребенок ответит горит, на стимул стул–сижу и т. п. Ребенок как бы вспоминает кусочки известных ему фраз. С возрастом увеличивается число парадигматических ассоциаций вида лампа–свет, стул–стол.
В среднем же обычно отмечаются следующие типы ассоциативных связей:
• 1) смысловая близость, где в пределе ассоциативным ответом является слово–синоним: большой–огромный, хотеть–желать, плавать — купаться, талант — способности, ровный–гладкий;
• 2) смысловая противопоставленность, где в пределе слово–антоним: белый–черный, лежать–сидеть, бежать–стоять, день–ночь, гладкий–шершавый, свой–чужой;
• 3) созвучность, рифма по типу кино–вино, цвет–свет, густой–пустой;
• 4) отношения "выше–ниже" по типу фрукт–яблоко, груша; металл — сталь;
• 5) отношения "часть–целое" и "целое–часть" по типу дом–комната, день–час, ночь–сутки, корень–дерево, стебель–растение.
Ассоциации могут сказать нам очень многое о тех неосознаваемых структурах, в которых мы мыслим окружающий нас мир. В следующем разделе я расскажу о том, сколь многое можно увидеть "сквозь призму слова".
|
|
|
