 |
Нерефлексирующий анти-догматизм
|
|
|
|
Введение
Для того чтобы человекоцентрированный подход выжил и процветал, человекоцентрированным терапевтам необходимо отчетливо ощущать уверенность в своем подходе и свою идентичность внутри него. Поэтому я начну завершающую главу сборника с выражения обеспокоенности по поводу наблюдаемой мной ситуации. Речь идет о том, что терапевты, прошедшие человекоцентрированные обучающие программы и сами себя называющие “человекоцентрированными” терапевтами, нередко продолжают поиски своей идентичности и профессионального успеха, осваивая более эклектичную манеру проведения терапии, и видят преимущества в интеграции техник из различных подходов, зачастую в ущерб человекоцентрированным принципам. Некоторые даже обнаруживают критическую установку в отношении традиционного подхода или же приходят к заключению, что допущение Роджерса о “необходимых и достаточных условиях” (Rogers, 1957) не работает в терапевтической практике.
Я склонен рассматривать притягательность эклектического подхода как кризис идентичности терапевта, который обусловлен двумя взаимодействующими обстоятельствами. С одной стороны, это выраженный анти-догматизм роджерианского подхода, с другой стороны, давление, оказываемое профессиональным окружением, в котором терапевт вынужден работать. Оба фактора создают проблемы для развития отчетливой собственно человекоцентрированной идентичности. Таким образом, моя цель состоит в том, чтобы кратко рассмотреть оба эти фактора в надежде, что это исследование выведет нас на более глубокий уровень видения нашего подхода.
Дилемма внутри подхода
Давайте посмотрим к двум, только что установленным факторам, и, прежде всего, к затруднениям, существующим внутри самого подхода. У этой дилеммы два полюса. Первый полюс может быть назван “анти-догматизм”. Он предполагает стремление освободить теоретическое мышление от ригидных концепций, позитивное отношение к непосредственному опыту и отстаивание ценности развития каждым терапевтом личного, индивидуального стиля. Противоположный полюс - это приверженность набору ценностей, составляющих сердце человекоцентрированного подхода.
|
|
|
Напряжение между двумя этими полюсами являлось для самого К. Роджерса источником творческих импульсов. Для него оно было удобным, и это не удивительно, учитывая его общую терпимость к противоречиям. Тем не менее, для многих других, ощущающих свою близость к человекоцентрированному подходу или желающих приобщиться к нему, это напряжение является источником замешательства и смятения.
Анти-догматизм
Человекоцентрированный подход решительно отстаивает открытость терапевта новым инсайтам. Это может быть, а подчас и бывает, неверно понято, как разрешение делать все что угодно. Однако при таком понимании базисные допущения человекоцентрированного подхода будут, скорее всего, потеряны. Требование к терапевту быть приверженным основным допущениям, одновременно оставаясь анти-догматичным, может становиться, безусловно, источником замешательства и затруднений.
К. Роджерс был анти-догматичен. Эта анти-догматичная установка является центральной для традиции человекоцентрированной терапии, и К. Роджерс всегда акцентировал ее самым радикальным образом. Мы находим это и в его многочисленных упоминаниях опасности институциализировать человекоцентрированную психотерапию, и в его опасениях по поводу возможности превращения человекоцентрированного подхода в ригидную и самодостаточную школу, которая, вместо того, чтобы развиваться, занимается защитой собственных позиций.
|
|
|
Анти-догматизм К. Роджерса проявлялся также в его открытости по отношению к другим психотерапевтическим школам. Он подчеркивал, к примеру, что техники других терапевтических школ могут также представлять собой коммуникативный канал для человекоцентрированного подхода (Rogers, 1957). Когда К. Роджерса спрашивали, как далеко он заходит в следовании этому принципу, он отвечал, что скорее поможет прояснить цели и смыслы психологу или психотерапевту, предпочитающему директивные или контролирующие формы терапии, нежели станет убеждать его в истинности человекоцентрированной позиции.
Эта анти-догматическая установка выражена также в одном из базисных принципов роджерианства, а именно доверие к процессу переживания: не следуй ни одному из авторитетов, но доверься собственному опыту переживаний и развивай свой собственный стиль. Таким образом, К. Роджерс выступает также и против всех тех, кто слепо следует за ним, подражает ему, игнорируя тем самым собственные силы, собственный потенциал.
И, наконец, анти-догматическая установка неизменно прослеживается в его позиции исследователя психотерапии. Как исследователь, К. Роджерс интересовался терапией, объективно эффективной для клиента. В интересах объективности он не стремился покровительствовать человекоцентрированной системе мышления. Следуя своей упрямой приверженности объективности, он был даже готов подвергнуть человекоцентрированную теорию риску саморазрушения. Значение исследований психотерапии, по словам К.Роджерса, заключается “в том, что развивающийся корпус объективно верифицируемого знания в психотерапии вызовет постепенное отмирание “школ” психотерапии, включая и эту”; и абзацем ниже: “Из этого [научных исследований] должна вырасти более эффективная, постоянно изменяющаяся психотерапия, которая не будет иметь особого ярлыка или нуждаться в нем” (Rogers, 1961).
То, что К. Роджерс придавал большое значение прогрессу в исследованиях психотерапии, основывалось на надежде, что “со временем в них будет ставиться все меньший и меньший акцент на догматических и исключительно теоретических формулировках” (Rogers, 1961).
Приверженность
|
|
|
С другой стороны, главное, в чем, по-видимому, К. Роджерс был заинтересован, состояло во все более детальной и дифференцированной проработке своего подхода, расширении сферы его применения, прояснении центральных концепций и защите их от неправильного понимания.
В этом стремлении К. Роджерс обнаруживает приверженность базисной философии, к которой он относился как к открытию. Он не представлял свой подход в качестве абсолютного знания и не считал его совершенным. Его вопросы о природе человеческих отношений, природе эмпатии всегда были направлены на еще-не-познанное; как будто он мог яснее видеть то, что сам инициировал в качестве нового опыта. Увлеченность К. Роджерса собственным подходом была результатом его радикально нового видения. Здесь дело даже не в вопросе эффективности его терапевтического подхода, который действительно был на переднем плане, но в новаторской, революционной силе этого подхода, в сформированном им видении нового бытия человека (Rogers, 1980).
Свобода, которую со своей анти-догматической установкой предлагал всем другим К. Роджерс, означала для него следование своему видению, приверженность этому видению. И сам он проделывал это с той же последовательностью, с какой проявлял свою ати-догматическую установку.
Эта другая сторона К. Роджерса обнаруживается в той дисциплине, с которой он демонстрировал свое терапевтическое мастерство. Все, когда-либо видевшие К. Роджерса в работе, или просматривавшие видеозаписи его демонстрационных бесед, имели возможность наблюдать, что он проявлял свои терапевтические качества не только на высоком уровне мастерства, но и с высоким уровнем дисциплины. Таким образом, К. Роджерс являл собой превосходную и несомненную модель, которая уникальна по своей силе и убедительности.
Приверженность К. Роджерса выражена также в его достижениях психотерпевта-теоретика. Вновь и вновь он стремился все более отчетливо и ясно сформулировать свои теоретические позиции и определить их в отношении к позиции других психологов и психотерапевтов (Б.Скиннера, Х.Кохута, М.Эриксона или Р.Мэя).
|
|
|
Приверженность К. Роджерса видна также в той отчаянной настойчивости, с которой он защищал понятие эмпатии от неверного понимания. Ту самую эмпатию, которая, по-видимому, не раз показывала К. Роджерсу, что его анти-догматическая установка и проистекающее из нее великодушие могут быть также настоящим бременем. К. Роджерс не был доволен термином “отражение чувств” и каждый раз, когда слышал его, обнаруживал явную неприязнь (Rogers, 1986). Он предвидел урон человекоцентрированному подходу, “наносимый некритичными и не задающимися вопросами “последователями” (Rogers, 1961), которые к месту и не к месту используют человекоцентрированные понятия в своем миссионерском энтузиазме переубедить других: “Время от времени я обнаруживал - отмечал он, - что трудно понять, кто причиняет большую боль, мои “друзья” или мои враги” (Rogers, 1961).
Тем не менее, обе движущие силы – приверженность основополагающим принципам и философии человеческих отношений и анти-догматическая установка – были решающими для распространения человекоцентрированного подхода. Однако тот факт, что противоречие между этими двумя мотивами создает особое напряжение между независимостью и приверженностью, приводящее к кризису, был воспринят несбалансированно, бездумно и не был отрефлексирован.
Нерефлексирующий анти-догматизм
Анти-догматическая установка иногда используется нерефлексивным образом. Во имя свободы человекоцентрированный подход низводится до совершенно неузнаваемой коммуникативной техники. Под видом “аутентичности и спонтанности” создаются гротескные формы терапевтического взаимодействия, которые имеют больше сходства с расстройствами поведения, чем с отрефлексированным выражением человекоцентрированной позиции. Поиски человекоцентрированного стиля иногда ведут к большому количеству грубых ошибок, к попыткам выдать плохие привычки за проявления высочайшей терапевтической компетентности.
Зачастую отсутствует осознание необходимости соотнесения новых понятий и новых интерпретаций человекоцентрированной терапии с основными базисными или традиционными понятиями. Более чем лаконичные ссылки на собственные переживания и личный опыт оказываются, как правило, единственным аргументом в теоретических рассуждениях.
Проблема авторитета
Я думаю, мы должны признать как факт, что следование человекоцентрированной концепции предполагает весьма нестабильное отношение к авторитетам, включая и авторитет самого К. Роджерса. Это понятно, поскольку призыв к независимости и скептицизму в отношении авторитетов подкрепляется впечатляющим и убедительным примером работы самого К. Роджерса, тем образцом, который также трудно достичь, как и проигнорировать. Решения часто находятся где-то между слепым подражанием и упрямой идиосинкразией, когда, бравируя правом развивать собственное представление о “человекоцентрированности”, психотерапевт не может даже внятно сказать, что он делает с понятиями К. Роджерса.
|
|
|
