 |
Смоленская операция (07.08 – 02.10.43) 52 гв.сп, 17 гв.сд, 2 гв.ск, 39А, Калининский фронт 9 глава
|
|
|
|
- Летающие гробы пошли! - объявил кто-то из солдат.
Все эти дни в дивизию прибывало новое пополнение. До нашей траншеи пополнение ещё не дошло. В роте полсотни солдат. Может её и пополнять не будут.
День двадцать восьмого августа подходил к концу. Над землей еще висели угар и пыль от бомбежки. На зубах хрустел песок. Духота и вонь взрывчатки лезли в горло и в нос, так что не продохнёшь.
Вскоре в землянке затрещала восстановленная связь. В проходе показался телефонист.
- Товарищ гвардии капитан! Вас требуют к телефону!
- Кто спрашивает?
- "Второй" на проволоки, у аппарата ждет!
Подхожу к телефону, беру трубку, спрашиваю.
- Кто говорит?
- Где вы сидите?! - слышу я зычный крик.
- Кто это там орёт? - повторяю я свой вопрос.
- Говорит зам по тылу, майор Пустовой!
- Ну и чего тебе надо?
- Я замещаю командира полка! Почему вы сдали траншею?!
- Откуда ты взял, что мы сдали ее?
- Мне комбат доложил, и офицер штаба с НП полка докладывал! Там где вы сидели раньше, немец во время бомбежки бросал свои ракеты. Предлагаю немедленно взять обратно траншею, иначе вы с командиром роты пойдете под суд! В дивизии меня предупредили! Плацдарм мы не имеем права терять!
- Комбат и ваш наблюдатель на НП с перепуга в штаны наложили!
- Как это понять?
- Очень просто! Мы как сидели, так и сидим в этой траншее!
- А доказательства, где?!
- А раз ты мне не веришь, нам с тобой говорить больше не о чем!
- Ты наверно сидишь в штабном блиндаже?
- Нет, я здесь на НП!
- Так вот! Выйди наверх, сейчас не стреляют. Я дам две красных ракеты. Ты, со своими наблюдателями и посмотри!
Я высунулся из землянки в проход и велел Кузьме дать вверх две одиночных красных ракеты. После нашего сигнала перебранка, где мы сидим, прекратилась.
|
|
|
Ночью в роту прибыло пополнение, человек тридцать солдат и молодой лейтенант, командир стрелкового взвода.
Ночью мне позвонили из штаба и сказали, что я могу отправляться к себе. Я ответил, что до утра пробуду здесь во второй стрелковой роте, что у меня с Рязанцевым назначена встреча. Он должен выйти из леса на переговоры ко мне.
Рязанцев подробно доложил обстановку на лесной дороге и спросил.
- Что будем делать дальше.
- Собирай ребят и отправляйся в тыл.
- Ваша ближайшая задача, - сказал я ему, пройти вдоль дороги и разведать северо-западную опушку леса в районе деревни Кулагино. Вот взгляни на карту. Здесь она помечена. Карта, картой! Нужно посмотреть на месте. Может, и печных труб не осталось? В полсотни метрах не доходя опушки отроешь щели. Они будут служить для отдыха, на случай обстрела в них можно занять оборону. На опушку леса выстави наблюдателей. Наблюдение вести непрерывно. На флангах у себя поставишь сигнальные мины. Проводами скрытно задействуешь ветки деревьев и кустов, чтобы в случае неожиданного подхода немцев от натяга провода сработали мины. Разведка не должна быть захвачена врасплох.
По моим расчетам ты должен выйти с ребятами вот в эту точку. Вот смотри сюда! При выходе на опушку леса, ты возьмешь азимут вершины со своей точки стояния. Если по карте с обратным отсчетом угла от вершины к лесу провести прямую линию, то она при пересечении с опушкой леса покажет тебе точку стояния. Ошибка может быть в пределах десятка метров. Координаты своей точки письменно запиши. Потом передашь мне при встрече. Контрольный срок выхода со мной на связь - двое суток. Лично не сможешь - пришлешь связного!
Наблюдение за немцами и за местностью установишь сразу. Первые двое суток с опушки леса вперед не выходить и себя не казать. Для установки мин возьмешь с собой двух полковых саперов. Я в штабе полка об этом договорюсь. Кроме саперов с тобой в лес пойдут телефонисты. При прокладке линии немецким проводом, провода под кусты и в траве по земле не прятать. Связь тянуть будете двумя проводами, как это делают немцы. Оба провода подвесите на виду. Нужно сделать так, чтобы у немцев не было никакого подозрения, если они вас стороной обойдут и наткнуться на вашу телефонную линию. Чтоб не было подозрения, что это работа Ивана! Пусть думают, что линию бросили при отступлении свои. Подключаться к линии будете на короткое время. Никаких лишних разговоров! Прежде что-то сказать - продумай слова, составь короткую фразу. Трепотней о том, о сём запрещаю заниматься!
|
|
|
Выйдешь на место - продумай задачу на поиск! Задачу на поиск проработаешь с каждым в отдельности. Послушай, что ребята скажут.
И так, еще раз! Перед нами стоят основные задачи: - Разведать лес! Установить характер обороны на подступах к высоте за лесом! Подготовить ночной поиск для захвата языка! Определить наиболее безопасный участок, для выхода нашей пехоты в тыл высоты 220 и 232.
Предупреди разведчиков и особенно саперов и телефонистов. Ни какой самодеятельности! Первые двое суток вы должны наблюдать! Главное на первой стадии не обнаружить себя!
И вот что еще! С той стороны по опушке леса немцы ведут непрерывный огонь из пулеметов. Остаток ночи тебе на отдых. Можешь завалиться здесь в землянке или под бугром в кустах. Утром сюда прибудут саперы и связисты. Разбудишь меня, я им сам дам необходимый инструктаж!
Когда вся братия была собрана. Рязанцев позвал меня. Они сидели кучкой под бугром, прислушиваясь к пулеметной трескотне за лесом.
- С той стороны по опушке леса немцы ведут непрерывно стрельбу! - сказал я.
Они бояться, что мы их можем обойти в этом месте! Это ни какие-то там, агентурные данные! Это каждый из вас слышит сейчас.
- Вот! Слышите? - прищурился я и качнул головой в сторону леса.
- Бьет с надрывом и трескотней, с перепугу!
- Думаю, что он бьет по макушкам деревьев!
- Чтобы больше шума создать!
- Ведь, если он будет бить вдоль земли по стволам деревьев, далеко не пробьешь. Пули метров на двадцать полетят. Думаю, что стреляет он, для треска, для острастки. Послушаешь при стрельбе, кажется, что пули рвутся кругом. Но это только кажется. Таким манером они на нас нагоняли страха в сорок первом. Дадут несколько очередей по макушкам деревьев, которые располагаются сзади у нас, а нам кажется, что немцы нас обошли и стреляют нам в спины, с тыла. С тех пор мы эти фокусы изучили.
|
|
|
Понятно, ходить в лесу под такую трескотню неприятно и вроде сомнительно. Знаешь заранее, что он пугает тебя, бьет по макушкам деревьев, а сам думаешь, может он в это время целится в меня!
У кого привычки нет, под носом у немцев под пулями ходить, тому и мерещится, что вот-вот убьют!
- У саперов и телефонистов в лесу от такой трескотни коленки дрожат. Под пулями не всякий может выдержать ходить и при этом сохранять самообладание.
- Пуля это не мина. Мину, ту слышно на подлете. От мины можно увернуться, ткнуться за дерево, прижаться к земле. Для пули, секундное дело хлестнуть человека по груди. Пулю не слышно, когда она подлетает в тебя. Посвистывают те, которые пролетают мимо. Твоя, к тебе подлетит беззвучно и молча, ударит не больно, как кулаком по плечу. Человек кланяется пулям, которые пролетели мимо. В этом, пожалуй, и выдержка, чтобы сообразить, что эти пули не твои. Смотришь иногда на группу стрелков, идущих под пулями. Идут, пригнули хребты, глаза у них лезут на лоб, начинают метаться из стороны в сторону. Когда нет соображения - далеко не уйдешь!
- Помню! Был я командиром пулеметной роты. Мы тогда стояли в обороне под Белым. Пристреляем дорогу, по которой немцы иногда проезжают и ходят. Дистанция километра два. В стереотрубу все видно. Видишь по дороге идет группа немецких солдат. Приготовишься, дашь очередь и смотришь - Идут себе спокойно и вдруг начинают падать. А те, которые на ногах, думают, что эти просто споткнулись. А я то знаю, что цель поражена. А когда другая, проходящая по дороге, группа солдат начинает метаться и нервно припадать к земле, то мне сразу ясно, что прицел взят неправильно и пули прошли где-то в стороне?
Вы люди в разведке новые, выдержки, соображения и реакции у вас пока нет. Другое дело, когда рядом опытные люди идут. Если от треска трассирующих наши люди не пригибаются и на землю не падают, значит, опасности нет. Разведчики идут во весь рост, как правило, до первой крови. Вот и смотрите на них!
|
|
|
Бывает, конечно, что шальная заденет! Но у каждого при этом имеются мозги.
- У кого нет характера и выдержки, кто готов от первого звука пули на землю шлепнуться, кто не верит в товарищей и в себя, а верит в бога, в загробную жизнь, в нечистую силу, кто боится покойников и мертвых, у кого от вида крови мутит и кружится голова, тому в разведке делать нечего, пусть идет к чертовой матери в пехоту. Там каждый день живое мясо для пушек требуется.
Почему один не боится, а у другого мокрые штаны? Откуда у человека появляется страх и всякие предрассудки? Из раннего детства он приносит на своем горбу сомнения и страх. Когда человек не верит в себя, он верит в гадания, крестики и в бога. Погибнуть на фронте можно в любое время, дело не мудреное, дело нелепого случая. А эти случаи возникают, когда разум устал. Вот почему разведчики любят много спать. Знаю по себе. Чуть выдохся или устал, несколько суток подряд не спал - смотришь и попал под пулю или мину. А когда мозги работают, и держишь ушки на макушке - все эти тонкие моменты улавливаешь на ходу. У каждого разведчика мысль должна работать ясно и четко, голова должна быть светлой. Вот почему во время работы им водки не дают.
- Я, например! Заранее знаю, что меня ранит! А все почему? Организм устал. Серое вещество в котелке секунды не улавливает.
- Посмотришь на некоторых солдат стрелков. Сидят, обречено в траншее и ждут, когда их всех перебьют. Их бьют каждый день. Траншею немцы отлично видят. Траншея для стрелков, как стойло на мясокомбинате для коров. Их бьют, а они мычат и не телятся! И всё от того, что робок и пассивен иной окопник солдат. Упорно сидит в общей траншее и подставляет спину под бомбы, снаряды и мины. Ему и в голову не придет выдвинуться метров на двадцать вперед, отрыть неглубокую щель и перебраться туда от верной смерти. Боится он один в этой щели сидеть. Разведчик в такой ситуации мгновенно примет решение.
- А теперь вы можете меня спросить. Сколько разведчиков погибло сидя в передней траншее? У вас, у всех на голове надеты каски, а мои ребята касок вообще не носят. А кто из наших ребят получил удар пулей или осколком по голове? Хотя мы каждую ночь ходим по передовой во весь рост и не ползаем на животе, как некоторые другие в траншее. Пехота сидит в земле, а мы в это время ходим поверху. Разведчик погибает тогда, когда он неудачно бросается в немецкую траншею.
На счет трескотни немецких пуль в лесу! Предупреждаю телефонистов и саперов! Вы обязаны делать только то, что делают мои люди. Насчет припадания к земле! Учтите! Удар прикладом по голове можете быстро заработать! Чтобы вам не было страшно, стальные каски приказываю снять!
|
|
|
- Пойдёте с моими ребятами без касок на тот свет, прогуляетесь там маленько! Вернетесь живыми с задания - снова наденете их! Каски всем снять! И быстро!
У всех на лице появились улыбки. У разведчиков от потехи, а у связистов и саперов от спертого воздуха внутри.
- Федор Федорыч! Если кто при выполнении боевой задачи размякнет или в теле его увидишь испуг - разрешаю тебе своей властью немедленно прикончить на месте паникера! Ко мне его, под конвоем не приводи!
Как это сделать без шума и писка, тебя мне не учить! Предупреждаю заранее всех! Из-за одного разгильдяя можно погубить всех людей!
- Давай, Федор Федорыч! Строй ребят! Осмотр нужно сделать!
После осмотра я спросил:
- Ко мне, по делу! Вопросы есть?
- Есть! Товарищ гвардии капитан!
- Задавай!
- Расскажите ещё, что про войну! До выхода еще время есть!
С разведчиками перед выходом на задачу можно и нужно поговорить. Когда они вернутся, всем будет не до разговоров. Устанут, языком не буду шевелить.
- Ладно! Расскажу!
... так что, когда кругом стоит страшный грохот и сыплется земля, слышен вой снарядов, завывание мин и трескотня и удары пуль, кругом от земли поднимается едкий запах немецкой взрывчатки, а из-под ног уходит и колеблется земля - всё это ерунда. Главное, что ты жив! Что чувствуешь своей шкурой - войну и шумовое оформление. Серьезное дело смерти совершается беззвучно, безболезненно и тихо!
После такого рева, немцы думают, что мы все мертвы. А мы поднимаемся из земли, и встаем во весь рост! В этом, пожалуй, загадка и стойкость духа русского солдата! Они видят, что мертвые идут на них! Сами немцы, выдержать такого не могут! Вот и бегут!
Высота 235и8 Август 1943
Исходное положение перед Духовщиной
14 августа 43г. дивизия вышла на исходные позиции и изготовилась к наступлению. Справа от нас перед Ломоносово и Афонасово стояли 219 сд, 158 сд и 262 сд.
Немцы здесь около года укрепляли рубеж обороны. Основным опорным пунктом была Духовщина, которая отстояла от передней линии обороны немцев в двадцати километрах в тылу. В Духовщине был штаб немецких войск оборонявших, так называемый "Восточный вал" обороны.
На линии Ломоносово - Афонасово - Забобуры - Кривцы - Понкратово у немцев был вырыт солидный противотанковый ров.
17 гвардейская сосредоточилась в лесу южнее деревни Отря. Наш правый фланг охватывал участок прорыва Отря - Дмитриевка в общем направлении на Кривцы и Забобуры.
После мощной артподготовки наметился участок прорыва по дороге Отря - Плющево. Кривцы на время у нас остались в стороне.
Наш полк наступал по лесному массиву в направлении деревни Понкратово. От Понкратово мы свернули еще раз на юг, и вышли к оврагу, где обозначена деревня Сельцо. Далее мы наступали вдоль оврага в направлении отметки бывшей церкви Никольской, что стояла когда-то на бугре, перед болотом и поймой реки Царевич.
От Сельца в направлении брода, через Царевич, идет дорога. За бродом на том берегу развилка дорог. Одна дорога, огибая Кулагинские высоты с севера идет на Духовщину. Другая дорога от развилки поворачивает на юго-восток, пересекает Кулагинский овраг и лесом уходит на Худкова и Воротышино и на Попова - Скачкова. До Ярцево здесь километров тридцать.
Высота 235и8 (Духовщина)
Участок линии фронта, между позициями первой и второй ротами, в изгибе реки Царевич, уходил клином к подножью высоты 235,8.
Солдаты нашего полка здесь не наступали, потому что выступ излучены реки простреливался с трех сторон: со стороны высоты 220, из траншей с высоты 235,8 и слева, со стороны брода, где еще сидели и держались немцы.
Если полк возьмет высоту 220 и отбросит немцев от брода, то на пути наступающих рот встанет сильно укрепленная высота 235,8.
Новый командир полка, сменивший на этом посту Пустового, решил провести операцию: застать немцев врасплох и ворваться в траншею. Командир полка на этот счет имел приказ из дивизии. Боевая операция была задумана там.
В тылах полка, где-то сзади, в лесу, 
была сформирована специальная штурмовая рота, из солдат нового пополнения. Ночью ее переправили через Царевич, в темноте она подошла к подножью высоты 235,8 и залегла. Ротой командовал молодой лейтенант. Фамилии его я не знаю. Ему пообещали награду. Командир полка, ему лично отдал боевой приказ на рассвете атаковать немцев и ворваться в немецкую траншею.
Стрелки подошли к высоте и залегли. Ночью не видно, где они ткнулись. Потом, позже выяснилось, что рота не дошла до высоты, а залегла в низине, метрах в двухстах от подножья. Это и решило исход операции.
Место оказалось сырое. Где ни копни, везде на штык лопаты сочилась вода. Кругом сухота и жара. А это место оказалось сырое. Повсюду били ключи.
Обычно перед наступлением солдат нужно надежно укрыть в земле. На исходных позициях должны закопаться все. Мало ли, что может случиться?
Утром, перед самым рассветом, немцы обнаружили роту. Сначала они не показали даже вида, что знают о нашем приготовлении.
Немцы подтащили еще несколько пулеметов, и когда всё было готово, открыли из них бешеный огонь.
Кочки, где лежали наши солдаты легко простреливались пулеметным огнем. Никто из наших такого не ожидал. Но, что было ещё более странно, наша артиллерия упорно молчала. Солдаты кинулись бежать к реке и по пути получили смертельные раны. Многие были убиты на месте.
На войне и не такое бывает!
Если солдат окопник поддался панике, то ты его не удержишь и не заставишь на месте лежать. Он срывается с места и летит, не разбирая дороги. Кругом взрывы, столбы земли и пыли, осколки и пули летят, а он ничего не видя, бежит с вытаращенными от страха глазами. Вот, если бы он так 
драпал в атаку, в сторону немецкой траншеи!
Командир роты получил ранение в плечо. Видя безвыходное положение роты, он передал командование ротой сержанту и побежал в тыл на перевязку. Теперь за провал операции и за потери в роте судить было некого. Командир роты был ещё раз ранен в пути. Командира полка под суд не отдашь!
Солдаты, кто мог, выбирались под берег Царевича. За обрывом крутого берега можно было стрельбу переждать. Но многие, кто не смог двигаться, остались лежать у подножия высоты, в низине.
В сан роте полка одни делали перевязки, а другие спрашивали, что и как случилось? Проводная связь с ротой была перебита. Что стало с телефонистами тоже никто не знал.
Начальнику штаба полка нужны были данные. А солдаты не глупый народ. Они сразу поняли (увидели) кто напахал, кто виноват, что рота понесла потери. Поди, его, солдата спроси! Некоторые, что были, посмелей, стали огрызаться в открытую. Посылают штабных куда подальше. "Не видишь, что раненый я?!" Солдата нахрапом не возьмешь! Он знает свои права, когда ему делают перевязку. И он, и все другие знают, что раненый солдат на особом положении. Он уже не в роте, не в батальоне и не в полку. Он тебе больше не подчиненный. "Пошел-ка, к такой-то матери и заткнись!"
Выяснить причину гибели роты ни командиру полка, ни начальнику штаба полка не удалось. Командира роты, лейтенанта, с первым транспортом отправили по этапу в тыл. Когда его кинулись искать, его и след простыл.
В это самое время на лечении в сан роте находились два наших разводчика. Наш старшина при получении продуктов на складе полка навещал ребят и подкидывал им кое-что из харчей.
Солдат, солдата всегда поймет. Раненые рассказали им кое-что, а разводчики передали разговор старшине. Старшина приехал во взвод разведки и рассказал мне, как разворачивалось дело.
Начальник штаба полка был в большом затруднении. Он должен был составить докладную записку в дивизию и дать объяснение срыва атаки и потерь. А из опроса солдат при перевязках ничего установить не удалось. Никто точно не знал, что именно случилось, с ротой. Командира роты отправили в тыл. Комбат кивал на командира полка. Я, мол, тут совсем не при чем. Боевой приказ отдавали лейтенанту. Я ничего не знаю.
А из командира полка слова не выдавишь. Сидит как боров, голову пригнул и сопит. Штурм немецкой траншеи окончился полным провалом.
Накануне ночью я вернулся с передовой. Имел разговор по телефону с Рязанцевым. Остаток ночи и весь день я проспал. Перед вечером меня разбудили, майор Денисов меня требовали в штаб. Кузьма заправил на спину свой мешок и мы с ним пошли через поле напрямик в расположение штаба.
О том, что мне рассказал старшина, я не стал докладывать начальнику штаба. Солдатские разговоры это одно. А объективные данные это дело другое. Каждый приврет, что может, добавит кое-что от себя. Солдаты, разведчики, старшина! Три длинных инстанции! Считай половина вранья. Это имело место не только среди рядового состава. Возьмём основные и официальные инстанции. Рота, батальон, полк, дивизия и армия. В полку никогда точно не знали, что твориться на передовой в роте. Комбат всегда покажет всё в выгодном ему свете. В полку эти данные переработают в свете запросов дивизии. А в армии будут знать, что в результате сильной контратаки немцев передовые подразделения дивизии понесли большие потери. А немец и не думал контратаковать. Он сидел в своей траншее на месте и из пулеметов постреливал.
Увидев меня, начальник штаба молча кивнул головой, в сторону свободного места на лавке. Садись, мол!
Я сел на лавку, придвинулся к столу. Он пальцем ткнул в карту, взглянул на меня и осипшим голосом сказал:
- Тебе предстоит сегодня ночью выйти к подножью высоты 235,8. Нужно разведать немецкую оборону на этом участке.
- За одну ночь? - спросил я.
- Нужно разведать подступы к высоте, подобрать рубеж для исходного положения стрелковой роты. При выходе роты на указанный рубеж, она за ночь должна успеть окопаться. Рота в восемьдесят человек, скомплектована во втором эшелоне, ждет приказа на выход.
- А кто роту на рубеж поведет?
- Роту выводить будет комбат. Твое дело определить исходное положение и указать его комбату. На разведку исходного рубежа тебе дается одна ночь. Комбат с ротой будет ждать тебя у реки.
- Знаю, что ты сейчас скажешь, что эта работа комбата.
- Конечно! - сказал я.
- На то он и комбат, чтобы возиться со своими солдатами.
- Ты пойми! - продолжал майор. Они опять в темноте, куда ни будь залезут.
- Слушай майор! Что-то у вас комбаты пошли все бестолковые?!
- Я был командиром роты, меня никогда, ни кто не выводил. Покажут на деревню, ткнут пальцем в карту, я поднимаю своих солдат и иду.
- А теперь что? Теперь сорок третий и всех за руку води?
- Ты опять за своё?
- Ты за своё! Комбат про своё! И я за своё! А ты, как думал?
- Твой выход к подножью высоты 235,8 согласован со штабом дивизии.
- Звони туда! Пусть они отменят свое распоряжение.
- Лично ты комбата можешь за руку не водить. Оставь проводников, пусть они его встретят у Царевича. У меня к тебе всё! Ты свободен! Можешь идти! Вернешься с задания, доложишь лично мне!
Я вышел из блиндажа, поддал ногой, валявшуюся на земле, пустую консервную банку и выругался матом.
- Вы что? Товарищ гвардии капитан! - услышал я голос Кузьмы.
- Как что? Опять на побегушках, за других пахать! Пошли!
Как только спустились сумерки, мы вышли к Царевичу. Я взял с собой группу разведчиков. Впереди идут три. Это наше, так сказать охранение. Нейтральную зону до реки проходим быстро, без остановки. Переправляемся на другой берег и, не выжимая порки, следуем дальше. При движении вперед замедляем движение. Нужно следить за полетом трассирующих, за осветительными ракетами, которые с высоты бросают немцы. Мы идем цепочкой друг за другом, тихо ступая по земле. На всех надеты чистые маскхалаты. Человека в халате темной ночью с двадцати метров не отличишь от земли, если двигаться плавно и не делать резких движений. Каждый раз, когда мы приближаемся к немцам, каждый по-своему переживает этот момент. У одного подавленное настроение, у других сосредоточены лица, а третьи как бы мысленно ушли в себя. Каждый по-своему встречает трассирующие пули.
Где-то, правее, вдоль берега слышны глухие удары тяжелых взрывов. Полета снарядов не слышно, поэтому трудно сказать, наши бьют или немцы.
Впереди на расстоянии видимости идет головной дозор. Три разводчика. За головным дозором следуем мы с Кузьмой, остальные ребята сзади. Кузьма следит за передними, я оглядываю местность и ищу в темноте немецкий передний край. Между нами всеми локтевая связь в пределах видимости.
Но вот вдруг дозорные встали. По молчаливому правилу замирает на месте Кузьма. Я останавливаюсь. За мной, как по команде встали все остальные. Дозорные пригнулись и тихо подались в сторону. Это сигнал остальным занять оборону. Все, кто сзади лежат, смотрят в темноту. Хоть мы и привычны ко всему, натренированы, у каждого из нас темное небо над головой и смерть за плечами.
Дозорные поднимаются. Что-то рассматривают внимательно впереди. Рукой подают мне знак, чтобы я приблизился. Мы с Кузьмой поднимаемся и тихо идем вперед. Те, что сзади остаются лежать на месте.
Подхожу к дозорной группе, у них в ногах тяжело раненый солдат лежит. Он ранен в живот, лежит на спине и тяжело дышит.
- Возьми его винтовку, воткни вверх прикладом! - говорю я тихо Кузьме.
- А вы двое сделайте ему перевязку!
Один из дозорных уходит медленно вперед. Он будет вести наблюдение, пока мы занимаемся с солдатом.
- Братцы! Не оставляйте меня! - сипит на выдохе раненый солдат.
- Лежи! Не двигайся! - говорю я солдату.
- Сейчас сделаем перевязку! А взять тебя с собой не можем!
- Не бросайте меня! - просит он тихим голосом.
- Лежи! Лежи! На обратном пути санитаров за тобой пришлем!
- Пойми ты! Мы разведчики!
- Извеняйте! Понял! - почти нараспев выдыхает он.
- Потерпи солдат! Немного осталось!
Подзываю Кузьму.
- У тебя фляжка с водой? Оставь ему! Он пить видно хочет.
- На пей солдат! - говорит тихо Кузьма,
- Здесь чай холодный с заваркой и сахаром.
Я наклоняюсь над солдатом, еще раз оглядываю его. Перевязка закончена. Ранение не опасное. Осколком вспороло брюшину и не задело кишки. Крови он много потерял. Солдат боялся, что кишки вываляться наружу.
- Теперь не вываляться! - сказал я ему. Лежи спокойно! Мы их бинтами привязали!
Много времени потратили мы около раненого. Летом ночное время короткое. Ночь в августе месяце скоротечна. Чуть задержался и рассвет на носу.
А что делать? Брошенный на произвол судьбы раненый солдат действует на психику моим молодцам. Но вот все готово. Я поднимаюсь с колена и подаю знак двигаться вперед.
С каждой минутой подножье высоты приближается. Мы идем перекатами. Короткий переход, небольшая пауза, осмотрелись, послушали и снова вперед. Чем ближе к немцам, тем чаще остановки. Мы подолгу стоим, вглядываемся в темноту, прослушиваем ночное пространство. Впереди все недвижимо и тихо!
Вот мы снова тронулись с места. В темноте я оступаюсь в канаву, теряю равновесие и спотыкаюсь вперед. И чтобы не упасть, я вскидываю руку вперед, ищу рукой на земле опоры, рука моя попадает во что-то мягкое, липкое и вонючее.
Все эти дни над низиной Царевича громыхала бомбежка и стояла жара. Целыми днями мутное небо висело над окопами. Трупы солдат разлагаются за три дня.
Моя рука попадает в разложившийся труп. Что-то скользкое и липкое висит у меня на пальцах, когда я разгибаюсь, поднимаясь с земли. Я пытаюсь эту склизь стряхнуть, а она болтается и страшно воняет.
Кузьма подходит ко мне вплотную и по запаху чувствует, что собственно произошло. Движение разведки вперёд останавливается. Мне в лицо ударяет трупный залах слизи и к горлу подкатывается приступ тошноты. Я делаю нервные глотки, стараюсь удержаться от рвоты. Немец близко. Посторонний звук может сразу обнаружить нас. Я пытаюсь обтереть руку сорванной травой. Тру кистью руки о шершавую кочку. Я сгибаю локоть, а за монжетом рукава что-то тянется и страшно воняет.
Кузьма снимает с плеча мешок, достает флягу со спиртом, рвет зубами наружную упаковку индивидуального пакета и на марлевую салфетку льет спирт. Он подает мне салфетку понюхать. Запах спиртного тут же отбивает трупную вонь. Я обтираю пальцы и рукав, бросаю салфетку, кажется все в порядке. Можно двигаться. Я подаю команду рукой.
Через некоторое время мы подходим к подножью высоты. Низина, кусты и кочки кончились. Кругом, открытое пространство, уходящее вверх. Приседаем на корточки, ждем, когда немец бросит очередную ракету или пустит очередь трассирующих над землей.
По длине промежутков между светящимися пулями и по их разбросу можно почти безошибочно определить расстояние до пулемета. Этот метод мы много раз проверяли на практике.
Когда не надо они сыплют трассирующими подряд. А сейчас, когда нам дорога каждая минута, притихли и не стреляют! Стой вроде как перед ними на коленях с протянутой рукой и как милости жди!
У немцев на высоте траншеи отрыты в полный профиль, достаточно пулеметов и минометов. Не достает только колючей проволоки в четыре кола, да минных полей перед траншеей.
До немецкой траншеи по моим расчетам осталось метров сто двадцать - стопятьдесят. Мы поднимаемся на ноги и снова медленно двигаемся в гору. Склон высоты становиться все круче.
Я посматриваю влево и вправо, там постреливают и видно как летят трассирующие. Направление мы держим правильно. Здесь пока встречных выстрелов нет. Нам нужно подойти еще ближе к ним, метров на сто.
Делаю знак сержанту Данилину, он идет впереди, шагах в десяти. Он останавливается. Я подхожу к нему ближе. Показываю ему знаком лечь на землю, а Кузьме накрыть нас с головой плащ-палаткой.
|
|
|
