Что стоит за мифом о Пуатье.

 

17 октября 732 г. арабско-иберийский экспедиционный корпус при поддержке аквитанцев и под водительством эмира Абдуррахмана перешел через Пиренеи и совершил набег на франкские земли, но потерпел поражение от Карла Мартелла на пути из Тура в Пуатье. На первых порах исход сражения не получил особого отзвука среди франков. Сарацины предприняли очередной набег, и по чистой случайности франкам удалось его отбить. Только один анонимный христианский автор, которого теперь уже никто не отождествляет с Исидором, епископом Бадахозы, писавший спустя двадцать лет после означенного события, подчеркнул " европейский" масштаб победы. Но этот автор, живший в краю, страдавшем от мусульманского ига, быть может, и преувеличил значение происшедшего. В самом деле, под Пуатье произошла одна из многих стычек, которую вряд ли можно было сравнивать с поражением, которое потерпел в 739 г. азиатский ислам от византийцев. Тогда василевс Лев III действительно остановил мусульманское наступление на Константинополь, метрополию христианства. Однако ко времени описываемых событий восточная и западная части христианского мира слишком отдалились друг от друга. Лев III считался на Западе еретиком-иконоборцем, тогда как преемники Карла Мартелла стремились войти в соглашение с папством. По этой причине вклад василевса в дело борьбы с исламским экспансионизмом был незаслуженно проигнорирован, а подвиги его западных оппонентов столь же незаслуженно преувеличены. Образы, навеянные Пуатье и Карлом, правда Карлом Великим, а не Карлом Мартеллом, превалируют в " песнях о деяниях". Под влиянием знаменитых строк, вышедших из-под пера славного историка XVIII в. Гиббона, в Европе стали полагать, что не будь в ее истории такого события, как Пуатье, то в Оксфорде занимались бы только изучением Корана.

Наряду с этим старым мифом, согласно которому под Пуатье якобы было спасено христианство, в течение долгого времени имел хождение и другой миф, освященный авторитетом немецкого ученого Генриха Бруннера, посчитавшего возможным принять Пуатье за исходную точку в развитии феодальной Европы.

Бруннер исходил из того объективно ограниченного предположения, что феодализм, мол, является сугубо военным явлением и, следовательно, его политические, социальные, экономические и юридические аспекты - все без исключения - возможно объяснить через создание и деятельность тяжелой кавалерии, что в корне неверно. Однако стержень концепции Бруннера все-таки заключается в попытке найти ответ на вопрос о генезисе этой кавалерии.

Действительно, ведь переход германцев к оседлому образу жизни в уже романизированной Европе начиная с V в., их отказ от номадизма [100] или полуномадизма при замене основного вида хозяйственной деятельности пастушества - земледелием привел вовсе не к расширению, а скорее, наоборот, к сокращению сферы применения лошади. Франки же особенно, впрочем как и другие западные германцы, не отличались высоким мастерством верховой езды. В бой они вступали, предварительно спешившись. Наличие у них конных воинов, преимущественно среди высших слоев общества, со всей очевидностью доказывает, что они тем не менее обладали кое-какими познаниями и опытом в кавалерийской атаке. Правда, с военной точки зрения он не играл существенной роли. Лошади, как правило, применялись у них -как, впрочем, и у англов и саксов, вторгшихся на Британские острова, - в качестве транспортного средства. Когда же наступал момент сражения, то они покидали седло. Франкская кавалерия, по сути дела, была пехотой на коне. Отсюда следует, между прочим, что коневодство у франков находилось в зачаточном состоянии они не проводили сколько-нибудь строгого различия между рабочей лошадью и боевым конем, тем более что последний являлся преимущественно транспортным средством. Насколько нам известно, районы производства наиболее ценных пород лошадей вплоть до VIII в. находились на значительном удалении от территории франков.

В 732 г. франки противопоставили иберийским арабам свою обычную тактику. Они стояли " неподвижно, словно стена, плечо к плечу, словно глыба льда", - сказано в одном из источников. В этой связи Бруннер подчеркивал, что франки, выступившие под Пуатье в роли пехотинцев, несколько десятилетий спустя превратились внезапно в умелых и опытных конных воинов. Такими они и были во времена Карла Великого, во всяком случае начиная со второй четверти IX в. Сдвиг произошел, судя по всему, сразу же после Пуатье или чуть позже. И доказывает это тот факт, что в 755 г. Пипин Короткий, сын Карла Мартелла, перенес генеральную ассамблею франков на май месяц, то есть на период, когда было больше корма и лошади уже смогли восстановить силы после скудости зимы. Прежде, согласно обычаям предков, она созывалась в марте. Это подтверждает также и то, что в 758 г. он потребовал от саксов поставлять себе в счет дани лошадей, а не волов, как прежде.

Исследуя цепь событий в течение двадцати лет, последовавших за Пуатье, Бруннер обратил внимание на политику широких и насильственных конфискаций церковных земель, которую проводил Карл Мартелл. Он конфисковывал и перераспределял эти земли среди членов своей свиты с целью укрепить армию. По его мнению, франкам в то время угрожала только арабская конница. Во время столкновения под Пуатье франкская пехота не могла поспеть за всадниками Абдуррахмана, и Карл Мартелл, следовательно, оказался лишенным возможности развить успех. В этой связи он принял решение обзавестись кавалерией и с этой целью осуществил меры по широкой экспроприации церковных земель и перераспределению их среди членов своей свиты. Таким образом, они получили возможность продолжать службу уже в качестве конных воинов, более того, такая служба вменялась им в обязанность. Высокая стоимость лошади и тяжелого вооружения объясняет отчасти решительность тех мер, которые навлекли на Карла гнев церкви. Одной из причин тесной взаимосвязанности между вассалитетом и бенефицием и, следовательно, становления феодальных структур была и военная необходимость, в частности предполагавшая тяжелую кавалерию.

Сегодня представления о происхождении феодализма и о роли, сыгранной в процессе его становления военным фактором, намного более гибкие и в то же время более сложные, чем бруннеровские тезисы. Самым уязвимым их местом является как раз вопрос о сражении при Пуатье. Положив в основу своей хитроумной конструкции именно это событие, прославленный немецкий ученый, быть может, под влиянием хронологических совпадений совершил то, что можно назвать " счастливой ошибкой".

В силу целого ряда обстоятельств речь идет действительно об ошибке. Только применив насилие над теми немногими источниками, что были в его распоряжении, можно было, например, прийти к выводу, будто арабы Абдуррахмана сражались верхом на коне. Анонимный автор из Кордовы ничего не говорит об этом, а лишь указывает, что арабы после длившейся целый день баталии, завершившейся отнюдь не в их пользу и гибелью самого эмира, отступили в свой лагерь, который, однако, покинули под покровом ночи и обратились в бегство. На следующее утро франки, не ведая ничего о том, что противник уже бежал из лагеря, приготовились было к сражению, как вдруг им стало известно о бегстве арабов. На первых порах они сомневались, нет ли тут какой-либо военной хитрости. Они обыскали окрестности вдоль и поперек. Наконец удостоверились: враг и в самом деле бежал. Не помышляя о преследовании, франки разошлись по домам. Выходит, только романтическая картинка - араб и его лошадь - дала основание Бруннеру пофантазировать на тему о том, что воинство Абдуррахмана сражалось верхом на коне.

Однако гораздо серьезнее другое насилие над источником: франки были якобы лишены возможности преследовать побежденного врага. Говоря об этом, Бруннер априорно объясняет невозможность преследовать врага отсутствием лошадей, совершенно игнорируя тот факт, что в источнике ясно говорится о том, что у франков не было какого-либо желания пускаться вдогонку за неприятелем. Так что, несмотря на патетический тон анонима из Кордовы, оказавший столь сильное влияние на целую научную школу и от которого не суждено было уберечься даже Бруннеру, ясно одно - битва под Пуатье была весьма скромным " успехом". По завершении военных действий противник организованно отступил в свой лагерь, создав у франков впечатление, будто назавтра сражение должно возобновиться. Арабы ничем не напоминали стоящее на грани катастрофы войско. Решение отступить- именно об отступлении, а не о беспорядочном и паническом бегстве здесь идет речь, - судя по всему, было принято во время ночного совета. Его основная мотивировка - гибель эмира. Арабы оставили лагерь организованно, в полной тишине. Данное обстоятельство не может не навести на мысль о том, что, вероятнее всего, при них не было лошадей, так как ржание и топот коней непременно подняли бы по тревоге передовые дозоры франков.

Время, которое выиграли арабы, снявшись с лагеря ночью, объясняет, отчего на следующее утро франки отказались от преследования. Можно даже предположить, что христиане, обнаружив намерение сарацинов отказаться от второго сражения, поостереглись помешать им осуществить задуманное. Как ясно следует из источника, франки глазам своим не поверили, не ожидали они такой манны небесной, как отказ арабов сражаться. Новость эту они восприняли с радостью и облегчением. И в самом деле, разграбив арабский лагерь, они ушли восвояси. В общем, повели себя не так, как положено победителю. Они сознавали, что по счастливой случайности им, франкам, удалось избежать худшей участи. Остается, правда, вопрос об оставленном арабами лагере, который якобы разграбили франки. Вероятно, и в данном случае аноним из Кордовы позволил себе сгустить краски.

Заметим, однако, что наши умозаключения дедуктивны и основаны на альтернативном по сравнению с бруннеровским прочтении того же источника. Помимо умозаключений, нам известно, какое значение придавали кавалерии вестготы и арабо-испанцы. В отличие от тезисов Бруннера, этот факт был доказан испанским ученым К. Санчесом-Альборносом.

Ошибочна и та оценка, которую Бруннер дает битве при Пуатье. Однако, вне всякого сомнения, речь здесь идет о " счастливой ошибке". Благодаря исследовательской работе самого Бруннера и тех, кто пытался углубить либо опровергнуть его выводы, мы располагаем сегодня возможностью показать во всей широте то, что с середины VIII в. значение военного фактора, то есть и войны, и ее главного действующего лица - воина, все более возрастает, тогда как число воинов идет на убыль. Целям войны начинает служить уже не весь свободный люд, как это диктовали германские обычаи, а аристократия профессионалов, имеющих коня, тяжелое вооружение и средства для приобретения и содержания дорогостоящего снаряжения. Речь, таким образом, идет о военной аристократии, профессионалах, бывших в то же самое время аристократией экономической, становящейся также благодаря распылению власти в связи с распадом каролингской империи политико-юридической аристократией.

Пуатье, несомненно, находится в хронологической точке, знаменующей собой начало этих изменений, особенно заметных во франкском обществе, но дававших о себе знать и в иных краях. Не подлежит сомнению, что средневековый рыцарь, конечно же, не родился в Пуатье, как не родился он и три с половиной столетия до того в Адрианополе. До VIII в. народ пехотинцев - франки не прозябали в неведении насчет выгод, которые сулит кавалерия, в особенности тяжелая кавалерия. Более того, уже были высказаны сомнения относительно достоверности сведений, сообщаемых византийскими авторами Прокопием и Агафием о военной технике франков VI в. и об отсутствии у них кавалерии. Им противостоит свидетельство Григория Турского, согласно которому тюринги накануне сражения с франками поспешили обзавестись кавалерией. Кроме того, крестьянская пехота вовсе не исчезает при Каролингах, напротив, в ряде периферийных районов, не затронутых глубоко феодальными отношениями и сохранивших аллодиальные отношения, например в Саксонии, она вплоть до XII в. продолжает иметь определенное военное значение. Однако с VIII в. лошадь все решительнее вторгается в пределы военного искусства Запада, становясь самым эффективным его инструментом.

О технических причинах такого ее возвышения не следует забывать. Стремя и подкова обеспечили лучшую маневренность коня и воина. Возросла, следовательно, их функциональность. Способствовало этому и улучшение фуража и условий содержания лошади. Однако, помимо технического фактора, два события раннесредневековой истории франков помогают нам понять причины победы, одержанной лошадью.

Прежде всего упомянем о " скандальном происшествии" в сфере внутренней политики: клика царедворцев (то есть военных интендантов и командиров) узурпировала власть, отобрав ее у " бездельника", последнего ленивого Меровинга, чья правомочность в качестве монарха основывалась на представлении о сакральном характере власти вождя, которое не смогла поколебать даже христианизация франкского народа. Однако майордом Меровингов Пипин порвал с этой традицией. Он стал королем благодаря личной доблести (е virtute sumptus). Доводам устаревшей сакральности предков он противопоставил свою личную дерзкую самоуправность. Он, безусловно, осознавал факт узурпации власти. При помощи папы ему удалось создать новую сакральность, заимствованную на этот раз не из германо-языческих традиций и преданий, а из библейско-христианской культуры. Была восстановлена иудейская ритуальная практика, засвидетельствованная Ветхим заветом. Он повелел священникам помазать себя на царство. С тех пор помазание даже в большей степени, чем коронация, стало королевским ритуалом во Франции.

В качестве образцов для себя французские монархи взяли библейских царей Давида и Соломона. Христианская харизма насаждала сверху новую традицию, освобождая франкских монархов от преемственности с царями-волхвами, населявшими германские дремучие леса, превращая короля франков в наследника жезла Моисеева, благословившего сначала Давида, а затем и самого Христа. Таким образом, франки становятся новоявленным избранным народом, " новым Израилем". Вот к каким берегам причалила ладья народа, построенная Хлодвигом. Известно, в какой мере данная концепция обусловила рождение каролингской империи, насколько подобная трактовка христианства, замешанная больше на Ветхом, чем на Новом завете, повлияла на христианское миросозерцание, особенно на его отношение к войне.

Однако, несмотря на помазание, Пипин все равно оставался узурпатором. Уважаемым и, быть может, для многих любезным, и уж конечно внушающим почтенный трепет и страх, но узурпатором. Следовательно, он подвергался настоящей угрозе быть безнаказанно свергнутым, стоило лишь начать меняться направлению ветра, надувавшего паруса его политической фортуны.

Отец его, Карл Мартелл, желая сохранить свою власть, узурпированную им де-факто, прибегал к политике экспроприации церковных земель на основании precariae verbo regis, земель, которые он затем раздавал своим приближенным. Необходимо было сохранить и даже расширить верную клиентелу, которая, выражаясь военным языком, находилась бы в состоянии постоянной боеготовности с целью уберечь своего командира от ударов судьбы. Откуда же взяться столь верным солдатам, если не из свиты царедворцев, то есть из числа гвардии телохранителей? Они в свою очередь нуждались в землях, точнее сказать в земельной сеньории, чтобы вооружаться. Получив землю, они лезли из кожи вон, наперебой демонстрируя свою военную доблесть, лишь бы убедить своего военачальника в том, что только от них и зависит его благополучие и процветание. Они должны были вооружаться и совершенствовать свое боевое мастерство, чтобы доказать - они лучше и сильнее других, недовольных новым положением дел, часто не считаясь даже с тратой большей части доходов, которые приносила им земля.

Безопасность новых магнатов, вышедших победителями из дворцовой " революции", требовала сверхобогащения и сверхвооружения для меньшинства верных приспешников, увеличения дистанции между ними и остальной частью франкского народа. Стремление создать тяжелую кавалерию, намного превосходящую пехоту, было, по всей вероятности, не одной из антисарацинских, антиаварских, вообще " антиварварских" акций, а внутриполитическим военным средством, при помощи которого Карл Мартелл и его преемники рассчитывали упрочить свою незаконно захваченную власть.

Обычно принято говорить о распространении кавалерии в этот период как о факте военной и экономической истории. И это вполне справедливо. Но при этом не следует забывать о политике. Воины, получавшие землю при условии, что уровень их вооруженности намного будет превосходить средний уровень остальной массы свободных франков, именно в тот момент, когда в верхах франкской политической системы происходили чрезвычайные изменения, образовывали новую политическую силу, которая должна была стать опорой королевской власти.

С военно-технической точки зрения выбор пал на " конного воина". Образцом кавалерии по тем временам считалась лангобардская кавалерия. Франки и лангобарды в этот период времени поддерживали оживленные контакты, а в какой-то момент были даже союзниками. В 768-771 гг. франкская политика находилась под влиянием королевы Берты, известной своими пролангобардскими. взглядами.

Тем не менее интерпретировать развитие кавалерии в качестве инструмента политической воли новых сеньоров франкского народа следует с известной долей осторожности. Не надо забывать и о других факторах, способствовавших ее подъему. Липтинский синод (Concilium Liptinense) 743-744 гг., на котором франкская церковь согласилась с переводом своих земель в режим временного подчинения королю (precarium) [101], со всей определенностью заявил о том, что данное решение было принято с целью оказать помощь народу оружием в момент грозящей опасности.

И мы тотчас же вспоминаем об испанских арабах. Однако они не были единственным " племенем", угрожавшим франкам. Таким образом, перед нами еще одно обстоятельство франкской жизни, вызвавшее появление кавалерии. Его следует учесть наряду с политической задачей дня - обеспечить консолидацию узурпированной власти. Кроме арабской, речь шла и о " варварской" угрозе, нависшей над франками как на Севере, так и на Востоке. Наряду с этим существовала необходимость удерживать под своим контролем Южную Галлию, по-прежнему подвергавшуюся набегам сарацин, терзаемую местными междоусобицами. Чтобы справиться со всеми этими опасностями в эпоху демографической депрессии, необходима была не просто многочисленная " народная" пехота, собрать которую вряд ли представлялось возможным, а и кавалерия " элиты", состоящая из профессионалов, готовых по первому приказу выступить в поход, не заботясь о сельскохозяйственных работах, способных в короткий срок и своевременно прибыть в любой уголок королевства.

Каролингская кавалерия, будучи связанной с экономической структурой общества, возникла в обезлюдевшей бедной стране, где не бывало такой весны, чтобы в самый разгар полевых работ не обрушивались бы на ее землю враги, не захлестывали бы ее войны. Нельзя же было в самом деле бросить сеять хлеб, чтобы заниматься только войной. Невозможно было каждый год ставить народ этой страны перед необходимостью выбора: или смерть от руки захватчика, или голодная смерть. Отсюда жизненная необходимость в формировании такой категории людей, которые, находясь на содержании трудящихся и будучи свободными от материальных забот, могли бы полностью посвятить себя войне, совершенствованию своего боевого мастерства и вооруженной борьбе с врагами. Необходим был труд мирных людей. Но не менее необходима была и вооруженная его оборона.

О какой " варварской" угрозе толковали святые отцы, собравшиеся на синод? Кто держал в осаде каролингскую Европу и в длительной перспективе являлся одним из факторов ее политического распада?

Для каролингской эпохи характерно постоянное стремление вооружаться и совершенствовать военное мастерство. Многочисленные походы Карла на испанских сарацин, аваров, саксов объясняют это стремление. Однако было бы ошибкой считать, что движущей силой всех этих походов являлся франкский экспансионизм и связанный с ним дух военного мессианства. Подобно библейскому Израилю, " новый франкский Израиль" также ощущал себя осажденной крепостью, видел свой долг в том, чтобы путем вооруженной борьбы и завоеваний обеспечить жизненно важную победу над своими врагами.

На первых порах аварская опасность была весьма отдалена от Галлии. Лишь после франко-лангобардской войны авары, на протяжении всего VIII в. представлявшие непосредственную угрозу для Италии, Баварии и Австрии, лишат сна наконец и Карла Великого. В 787 г. франки дали жестокий отпор в ответ на аварское наступление, предпринятое во Фриули. В 796 г. была уничтожена аварская кочевая столица-лагерь. Началась длившаяся в течение пятнадцати лет кровавая бойня, которая завершилась лишь в 811г. Настоящий геноцид: в результате жестокой франкской войны и из-за малочисленности аваров они были практически стерты с лица земли. После 822 г. о них больше нет никаких известий.

Главный же враг франков в течение всего VIII в., несомненно, испанские арабы. Арабско-берберская оккупация Испании и покорение вестготов сарацинами (при сохранении ограниченного очага сопротивления в труднодоступной Астурии) совершились всего за три года - с 711 по 714г. Вдохновленные легким успехом, мусульмане тотчас двинулись за Пиренеи в ту часть Галлии, которая принадлежала вестготскому королевству. Нарбонн пал в 718 г., Ним и Каркассонн - в 725 г.; в 721 г. арабы появились у стен Тулузы и в Провансе. Весь бассейн Роны стал театром военных действий. В 725 г. (по другим данным, в 731 г. ) был сожжен Отен. В этот момент эмир Абдуррахман предпринял решительные действия. Он двинулся в Аквитанию, пересек Гасконь, разграбил Бордо, откуда был готов совершить бросок на Тур. В его планы входил захват национальной святыни франков - гроба св. Мартина.

Необходимо отметить, что в данном случае святой епископ оказался на высоте своей славы покровителя воинов. В октябре 732 г. набег Абдуррахмана был остановлен близ Пуатье. Авантюра, столь блистательно начатая эмиром, завершилась поражением, быть может, вследствие ошибок, допущенных арабами. Кроме того, они не располагали силой, достаточной для продолжения экспансии. Даже в том случае, если бы эмиру удалось взять Пуатье, разграбить турскую святыню и провозгласить со всех городских башен великое имя Аллаха и его Пророка, все равно вряд ли он был бы в состоянии принудить весь Оксфорд погрузиться в изучение Корана, что бы там ни предрекал спустя тысячу лет знаменитый Гиббон. Чтобы смести с лица Европы христианство, нужны были гораздо более могущественные силы, нежели те, которыми располагал какой-то эмир. Однако франки не на шутку перепугались, продолжали они бояться и после битвы при Пуатье, не избавившей Галлию от мусульманских набегов.

" Посмертная", так сказать, слава Пуатье затушевала ту простую истину, что в 734 г. арабы, стоявшие под Нарбонном, разграбили Арль, добрались до Бургундии и угнали оттуда в Испанию огромное количество рабов. Так что если даже Карл Мартелл и не помышлял ранее о создании регулярной кавалерии, то, будучи не в состоянии пуститься в преследование бежавших из-под Пуатье арабов, он наверняка задумался над этим. Причина была, в сущности, аналогична той, что заставила и римских императоров III - IV вв. ввести в своей армии институт comitatenses. Ведь речь шла о необычайно мобильном и агрессивном противнике, чьи силы были дислоцированы вдоль протянувшейся на многие сотни километров границы. Необходимо было создать такой род войск, который был бы способен передвигаться с максимальной скоростью.

Между 736-739 гг. Карл Мартелл вел непрерывные войны против мусульман и их христианских союзников на юге Галлии. Как и во всех приграничных районах, здесь также процветало двурушничество, предательство, пособничество врагу, причем в самых неуловимых и двусмысленных своих проявлениях, таких, например, как вендетта и сведение личных счетов. К середине столетия обстановка, казалось, стабилизировалась. Во многом этому способствовал тот факт, что продвижение мусульман приостановилось, хотя немалая часть Лангедока по-прежнему оставалась в руках арабов и сотрудничавших с ними еще сохранившихся кое-где готов. По прошествии некоторого времени Пипину, ставшему королем, удалось изгнать мусульман и из этих пределов, продвинув уже Францию в направлении Средиземноморья. Восточная ее граница при этом отодвинулась за Рейн. В 759 г. капитулировал наконец и Нарбонн.

Возобновление франко-арабской войны (хотя, быть может, и не совсем корректно называть ее именно так) относится к 777 г., когда правитель Барселоны и Херона обратился к Карлу Великому с просьбой об оказании помощи против халифа Кордовы. Мусульманскую Испанию терзали междоусобицы и противоречия. " Христианнейшая" война Карла, по существу, явилась составной частью гражданской войны, которую вели друг с другом сарацины. Но и в этом случае Карл предпочел атаковать во имя предотвращения худшего. Наступление он предпринял в оборонительных целях. Пиренейские рубежи не могли считаться безопасными, Южная и Центральная Франция были охвачены волнениями. Монарх в течение долгого времени был слишком занят делами за Рейном и находился вдали от своих южных владений. Несомненно, Карл принял решение вмешаться в испанские дела и по религиозным причинам. Саксы были просто язычниками, в Испании же мусульмане угнетали христианское население. Сейчас трудно установить, знал ли Карл о том, сколь щедрым был так называемый мусульманский " гнет" и сколь охотно христиане Испании сотрудничали с сарацинами вообще.

Армия, собранная королем франков для ведения испанской кампании 778 г., была необычайно пестрой по своему составу. В ее рядах оказались австразийцы, бургунды, бавары, лангобарды, жители Прованса и Септимании. Не станем, однако, задерживаться на описании малоутешительных перипетий этой армии. Правда, нельзя умолчать о том, что именно в ходе испанской кампании 15 августа 778 г. (общепринятая традиционная дата) произошло знаменитое и вызвавшее столько кривотолков Ронсевальское сражение [102]. Испанский поход стимулировал развитие кавалерии. Мученическая гибель Роланда стала своеобразным поэтико-идеологическим обоснованием этого процесса. Несомненно, значимость данного эпизода была искусственно преувеличена с течением времени. Однако нам важен сам факт хронологического совпадения всех этих связанных со становлением кавалерии событий.

Арабо-испанские набеги из-за Пиренеев завершились еще во времена Карла Великого. Но флот сарацин держал под постоянной угрозой Средиземноморское побережье. Пираты-мусульмане, чьи базы находились в Северной Африке и Испании, в конце IX - начале Х в. имевшие в своем распоряжении также Сицилию и плацдармы в Кампании, Калабрии и Апулии, господствовали в Западном Средиземноморье, где у христианских народов не было флота, способного оказать им сопротивление. Сардиния и Корсика постепенно стали своего рода " ничейной полосой", где все порты находились под контролем сарацин. В Южной Италии мусульмане искусно вмешивались в междоусобицы, предлагая свои услуги в качестве наемников то одному, то другому государю, ведшему войны со своими христианскими братьями. Если разобраться, так же вел себя и Карл Великий, оказавшись в Испании.

Разграбление соборов св. Петра и св. Павла в Риме в 846г. вынудило Каролинга Людовика II организовать экспедицию в Южную Италию, завершившуюся в 847 г. разгромом гнезда корсаров в Беневенто. Однако последовавшие затем попытки Людовика II разгромить Барийский эмират, который соперничал с Палермским, не увенчались успехом. Сарацины держали в своих руках всю береговую линию западного христианства. У них не было ни сил, ни желания продвигаться в глубь территории. Однако постоянные набеги заставляли население держать оборону, укрываться от арабов в крепостях, селиться близ монастырей, мало чем отличавшихся от крепостей. Сельское население оказывало постоянное давление на военную элиту, понуждая ее действовать как можно более энергично и совершенствовать свое вооружение, чтобы восполнить таким образом свой недостаток - ее малочисленность.

Другой причиной, заставлявшей каролингское общество развиваться благодаря войне и во имя войны, была итальянская и восточная политика Карла Великого. Завоевание лангобардской Италии, начатое летом 773 г. и завершившееся эффектным паломничеством Карла в Рим на пасху 774 г., стоило франкскому народу огромных военных усилий. Тем временем под предлогом несвоевременной уплаты дани, наложенной Пипином, уже началась серия походов в земли саксов, населявших в основном территорию нынешней Вестфалии. Уже упоминалось, что Пипин потребовал в качестве дани поставлять лошадей вместо волов. Тем самым он, вероятно, принудил хозяйство саксов совершить поворот в пользу коневодства. Разумным ли было его требование? Несомненно, да, особенно принимая во внимание создание франками тяжелой кавалерии. К тому же если учесть, что " лесные германцы", хотя и неплохие коневоды и наездники, еще со времен Тацита привыкли обходиться в бою без лошадей. Пипин, следовательно, не опасался появления у саксов кавалерии, способной соперничать с кавалерией франков. Итак, можно было бы заключить, что только франки сумели должным образом использовать новые возможности, связанные хотя бы с появлением того же стремени. Однако при этом не следует забывать, что тяжелая франкская кавалерия возникла в результате совершенно самобытного процесса социальной стратификации и что саксы, менее дифференцированные с социально-экономической точки зрения, вряд ли создали бы когда-нибудь нечто подобное франкской кавалерии.

Под этим углом зрения поход на саксов, начатый в 772 г. и завершившийся в 775 г., можно было бы назвать своего рода " карательной экспедицией", призванной наказать строптивых саксов, не торопившихся платить дань, за то, что они тормозили создание франками своей кавалерии. Быть может, в этом предположении и содержится зерно истины, однако при условии, если удалось бы доказать, Что Карл, разрушив Ирминсуль и приступив к насильственной христианизации саксов, обладал какой-то более широкой программой действий, несводимой только к организованному грабежу, то есть к такой политике в отношении саксов, которой придерживался его отец.

Второй поход Карла в Италию, кульминацией которого явилось празднование пасхи 776 г. в Тревизо после покорения фриулов, позволил саксам приподнять голову. Этим они и спровоцировали новую карательную экспедицию короля франков и стяжавшее печальную известность массовое принудительное крещение. Именно в Падерборне, где в 777 г. Карлом было созвано народное собрание франков и саксов, и появились посланцы из Барселоны с мольбами о помощи. Предводитель саксов Видукинд, кстати, действовал успешнее всего против франков именно в момент испанского похода Карла, который только в 779 г. смог снова вернуться к саксонским делам.

Война ли в Испании разожгла в нем с новой силой воинственный и мистический пыл? Чтобы ответить на этот вопрос, следовало бы знать более досконально, что стоит за кампанией принудительного крещения и выбором между крещением или смертью, который Карл сумел навязать побежденным, то есть за событиями, воспетыми в " песнях о деяниях". Такого рода сцены, даже если они и не имели места в Испании, случались раньше и происходили позже среди саксонских лесов и пущ. " Песни", написанные в ту эпоху, когда сарацин считался главным врагом креста, главным язычником, способствовали контаминации различных традиций. Отсюда общие черты можно найти в описаниях сарацин, саксов и даже викингов. Однако истины ради подчеркнем, что постыдное побоище под Верденом произошло в 782г., а народ саксов был " распят на кресте" в 785 г. В этот год Карл, обнародовав знаменитый " Саксонский капитулярий", мог наконец провозгласить " торжество царства Божия" на земле саксов, превращенной им в пустыню.

Тем не менее в ходе аварской кампании 793 г. саксы еще раз предприняли попытку восстания. Карл воспользовался ею как предлогом, чтобы завершить начатое. Были уничтожены или выселены на франкскую территорию еще не добитые племена. Началось переселение франкских племен в Саксонию. Источники свидетельствуют, что насильственное выселение саксов продолжалось еще и в 804 г. Тем временем в 787 г. вспыхнуло восстание Таксилона в Баварии, завершившееся в 788 г. присоединением Баварии и Каринтии к франкскому королевству.

Франкизация Германии и Италии потребовала практически непрерывного военного давления, продолжавшегося с 772 по 794 г., при одновременном ведении испанской (778г. ) и аварской кампании (791 г., затем 795- 799гг. ). Саксы были рассеяны, авары-ликвидированы как народ. Однако если верить весьма туманным намекам насчет дипломатических сношений между аварами, восставшими лангобардами и испанскими сарацинами, то можно предположить, что жестокая и безжалостная военная политика Карла была отчасти реакцией на угрозу окружения. Речь шла, таким образом, о целой серии оборонительных войн, во главу угла которых был положен принцип так называемой " превентивной" войны.

Итак, сакская опасность была преодолена, аварская - уничтожена к исходу VIII в. Сарацинская угроза по-прежнему висела в воздухе, более того - даже усугубилась в течение следующего столетия. К ней тем временем добавилась еще и опасность, исходившая со стороны викингов. Первые ее признаки дали знать о себе в связи с их набегами в районе Сены в конце правления Карла Великого. В отношении викингов он предпринял ряд военных и дипломатических мер: в Булони и Ганде был поставлен флот, начались переговоры с датчанами. Ряд мирных начинаний, приобретших при Людовике Благочестивом миссионерский характер, адресовался Дании с тем, чтобы обезопасить Восточную Францию. Эта политика принесла неплохой результат. Однако Западная Франция по-прежнему страдала от набегов викингов. В то время как датчане свирепствовали в Англии, на континенте все попытки последних Каролингов, направленные на то, чтобы остановить вторжение викингов, оказывались недостаточно результативными. Виной тому отчасти были расслоение и усобицы франкской аристократии. Рожденная воевать, она не выдерживала испытания миром.

В период 856-862 гг. ужас проник в самое сердце франкской монархии. Летом 856 г. датский флот поднялся вверх по течению Сены и основал близ Нанта укрепленный лагерь. В январе 857г. викинги штурмовали Париж, а в июне следующего года были уже под стенами Шартра. Попытка контратаки, предпринятая в 858 г. Карлом Лысым, не имела большого успеха из-за споров и разногласий короля с братом Людовиком. В 859 г. викинги обрушились на Нуайон и Бовэ. В 862 г. Карлу, уплатив предварительно огромную сумму денег, удалось уговорить викингов отправиться в Бретань. В те же годы отряды других северных народов-пиратов творили бесчинства практически на всех крупных реках королевства. Период " великого страха", внушенного викингами и совпадающего по времени с бесчинствами сарацин, завершился договором 911г., согласно которому франкский король дал вождю викингов Роллону герцогский титул и земли, прилегающие к Руану, которые по имени завоевателей стали именоваться впредь Нормандией. Девятый вал миновал, но отзвуки недавней опасности по-прежнему давали о себе знать: норманнское " государство" в Нанте просуществовало с 919 по 954 г., периодические кровопролития в районе Луары и Жиронды случались и первые двадцать лет XI в. Грозовая туча норманнской опасности, нависшая над франкской Европой, окончательно развеялась только в конце первой половины XI в. Правда, не успели франки перевести дух, как на горизонте появились венгры.

Какими бы известными и набившими оскомину ни представлялись нам все эти даты, одного их перечисления, дум

⇐ Предыдущая14151617181920212223Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: