О роли автобиографизма в истории американской литературы

 

Закономерен тот факт, что становление американской литературы связано с документальными и художественно-документальными жанрами. Пуритане самые обыденные, повседневные действия и события понимали как знаки высшего и делали выводы о нем через наблюдения за будничным, которое не было отделено от "сферы духа, они связаны единством стоящей за ними надмирной и надличной высшей идеи", - отмечает М.М. Коренева (1. с.145). Первые поселенцы Америки не стремились к созданию монументальных художественных полотен - они запечатлевали процесс формирования новой нации прежде всего путем обобщения опыта реально существовавшей личности или коллектива, используя документальные и художественно-документальные жанры.

Если у истоков европейских литератур был героический эпос - "Поэма о Беовульфе" в Англии, "Песнь о Роланде" во Франции, "Песнь о моем Сиде" в Испании, "Песнь о Нибелунгах" в Германии, - то истоки американской литературы относятся к XVII веку и связаны они с жанрами дневников, мемуаров, путевых заметок, хроник, оставленными первыми поселенцами Нового Света. Как отмечает Р. Сейр, до того, как американцы начали писать пьесы, романы, стихи, многие из них написали уникальные дневники и автобиографии." (2. с.146). Это и был своеобразный американский героический эпос, который в отличие от европейского, создавался самими участниками событий. Психология американских первопроходцев весьма точно охарактеризована авторами "Литературной истории США": "Перспектива государственной, мореплавательской, экономической, писательской, военной карьеры настолько захватывала этих людей и мгновенно поглощала их, что они чуть не заявили, что золотые кольца Беовульфа уже обнаружены" (3. с.43).

Дневники, письма и хроники ("Общая история Виргинии, Новой Англии и Островов Соммерса" Д. Смита, "История Плимутского поселения" У. Брэдфорда, "Дневник" Д. Уинтропа, "Ключ к языку Америки" Р. Уильямса и ряд других произведений) не только содержали сведения о природных условиях Америки и обычаях местного населения. Они отражали образ мышления и характер осваивавших новые земли людей. Это было важным шагом на пути создания национальной литературы США. Безусловно, определенное влияние на становление американской литературы оказала английская литературная традиция. "Особенно близки американским колонистам были те английские писатели, - пишет Я.Н. Засурский, - которые шли в авангарде борьбы против феодализма" (4. с.10). Прежде всего это Джон Мильтон, творчество которого отличалось ярко выраженной тираноборческой направленностью.

В противоположность документальным памятникам слова первые появившиеся в Америке романы - "Власть чувства" (1789) Вильямса Хилла Брауна, "Шарлотта Темпл" (1791) Сусаны Роусон, "Кокетка" (1797) Ханны Фостер, главное внимание в которых уделено теме обольщения, - были созданы в духе европейского сентиментализма и не несли в себе черт национального своеобразия. "Всю жизнь Адамс видел, - пишет он в своем "Воспитании", - как Америка стояла на коленях перед литературной Европой, и на протяжении многих предшествующих поколений - чуть ли не две сотни лет - европейцы смотрели на американцев сверху вниз и разговаривали с ними покровительственно. Это было в порядке вещей" (5. с.382).

Таким образом, в то время, как американская художественная литература XVIII века зачастую копировала европейские образцы, произведения документальных и художественно-документальных жанров отражали процесс формирования национального характера. По мнению Л.Я. Гинзбурга, здесь находит проявление одна из закономерностей мирового литературного процесса, заключавшаяся в том, что "психологические открытия, которые на данном этапе в законченной форме еще невозможны в устоявшихся, канонических жанрах. возможны уже в пограничных видах литературы - в письмах, дневниках, мемуарах, автобиографиях" (6. с.76). Психологические открытия в американской литературе конца XVIII в. были сделаны прежде всего в жанре автобиографии. Справедливы высокие оценки критиков первой значительной американской автобиографии - "Автобиографии" Бенджамина Франклина (1791), созданной всемирно известным философом, ученым-естествоиспытателем, журналистом, дипломатом. Как показало время, автобиография Франклина явилась не только родоначальницей жанра, но заложила основы всей национальной литературы США. Франклиновская концепция "человека-работника", творца, активно вторгающегося в общественную жизнь, стала в ней одной из стержневых.

На всем протяжении развития американской литературы, автобиографический жанр играл в ней активную роль, часто по степени популярности затмевая беллетристику. Этот жанр, дающий возможность автору проанализировать свою жизнь в контексте эпохи, привлекал внимание известных американских писателей - Генри Торо, Марка Твена, Генри Адам-са, Шервуда Андерсона, Теодора Драйзера, Энтона Синклера, Ричарда Райта, Эрскина Колдуэлла, Уильяма Дюбуа, Джеймса Болдуина, Уильяма Са-рояна, Лилиан Хеллман и других.

Жанр автобиографии прошел все этапы развития литературного процесса в США. Воплощая эстетические и литературные принципы каждой культурной эпохи в соответствии со спецификой своей художественно-документальной природы, жанр автобиографии запечатлел процесс развития не только художественных, но и других форм общественного сознания - политики, философии, морали.

Литературоведы, обращающиеся к истокам американской автобиографии, в числе первых называют "Мою жизнь" Т. Шепарда (1605-1649), "Автобиографию" Инкриса Мэзера (1639-1723), "Повествование о жизни Джонатана Эдвардса" (1703-1758) и ряд других произведений. Далеко не первой хронологически оказывается в этом ряду "Автобиография" Б. Франклина, но именно ей исследователи отводят главенствующую роль в становлении жанра. Г. Каузер определил принципиальное отличие франклиновского повествования от перечисленных выше: "Франклин, в отличие от своих предшественников по жанру, делает акцент не на анализе природы Бога и его мистическом участии в бытии человека, а на активности самого человека" (7. с.42). В "Автобиографии" Франклина в полной мере отразились особенности эпохи, занимающие столь значительное место в американской истории. Ф. Пейтт, автор труда "Первое столетие американской литературы", заслуженно называет произведение Франклина "Книгой номер один среди книг новой Америки" (8. с.17). В американском литературоведении трудно найти такое исследование автобиографического жанра, в котором не упоминалось бы имя Бенджамина Франклина. Его автобиография изучена в различных ракурсах: как воплощение эстетической программы автора (9), как свидетельство его политических взглядов (10), как одно из американских пророчеств (7). Она проанализирована в различных контекстах - собственно литературном, психологическом (11), историческом (12).

Центральным положением у Франклина выступает концепция личности, ее гражданское начало. Любой человек обязан заботиться прежде всего не о своем благе, а о благе страны. Первый фактор - влияние философии европейского Просвещения с его духом демократизма, свободы, верой в силу разума, его способность изменить мир. Второй фактор - особенности национального развития США, страны, выходившей в XVIII веке на самостоятельную дорогу: народившаяся американская нация освобождалась от английского господства. Называя свое повествование "Жизнь Бенджамина Франклина, им самим описанная для сына его", автор подчеркивает свои дидактические цели. Говоря о необходимости для молодого человека изучать ремесла, развивать деловые качества, совершенствовать свое духовное начало, Франклин во главу угла ставит формирование гражданских качеств личности. "Автобиография" Франклина полна оптимизма: человек - носитель разума, а разум - венец всего, он позволяет человеку достичь любых вершин и целей. Эта мысль станет лейтмотивом всех сочинений американских просветителей, обращенных к молодому поколению.

"Автобиография" Франклина не превратилась в музейную ценность, которую превозносят лишь за то, что она - первое явление подобного жанра. Произведение великого просветителя дало импульс развитию автобиографического жанра на столетие вперед. Идею разумности человеческого существования, основанного на постоянном труде и гармонии с природой, высказанную Франклином, философски углубляет романтик Г. Торо в своей автобиографической книге "Уолден, или Жизнь в лесу" (1854). Отдельные положения концепции "Воспитания", предложенные Франклином, нашли воплощение в автобиографии Генри Адамса - "Воспитание Генри Адамса" (1907). Линию гражданской ответственности личности за судьбу общества, четко подчеркнутую Франклином, заостряет Марк Твен в своей чрезвычайно сложной по проблематике "Автобиографии". Каждое из двух ведущих направлений американской литературы XIX века - романтизм и реализм - дал свой образец автобиографии: "Уолден, или Жизнь в лесу" Генри Торо и "Автобиография" Марка Твена.

Вопрос о жанровой природе "Уолдена" решается литературоведами неоднозначно. Э.Ф. Осипова считает, что произведения Торо - это не просто "описание. двухлетнего отшельничества, записки писателя-натуралиста или воспоминания о прожитом, а философское и автобиографическое эссе" (13. с.63). Подобное определение дает "Уолдену" и А.Н. Николюкин (14. с.59). Значительное место определению жанра "Уолдена" отведено в статьях С.Н. Кузнецовой (15) и А.И. Старцева (16), посвященных исследованию художественного своеобразия книги.

Являясь художественно-документальным повествованием о важнейшем этапе жизни автора, "Уолден", как нам кажется, обладает жанровыми признаками автобиографии. Анализ художественной структуры произведения позволяет сделать вывод о тождественности автора и героя. Торо, хотя и довольно скупо, приводит в произведении свои биографические данные, объясняет, по каким причинам он решил поселиться в лесу, и что побудило его взять в руки перо. В этих объяснениях и прямых обращениях рассказчика к читателю происходит столь свойственное произведениям автобиографического жанра "обнаружение автора". Сугубо личностный характер носит и восприятие Торо всего процесса жизни в лесу. Два года, проведенные писателем в хижине и описанные в "Уолдене", действительно занимают огромное место в его жизни, так как именно в это время реализовалось его стремление находиться вдали от цивилизации.

Как отметил А.Н. Николюкин, повествование Г. Торо имеет типично философский характер. Кроме того, для него характерны черты романтической утопии, что проявляется в постоянном осуждении автором не только современной ему Америки, но и цивилизации вообще. Черты утопии в "Уолдене" связаны также с художественным методом Генри Торо и с тем, что его романтизм, как и вся романтическая литература США 30-50-х годов XIX века, приобретает трагическую окраску. Однако понимание автором экспериментаторского характера жизни на берегу Уолдена, постоянно прорывающейся в повествование, вопреки высказываниям автора, его интерес к людям, реалистический образ самого автора, не позволяют отнести "Уолден" к жанру романтической утопии.

На наш взгляд, данное произведение может быть определено как романтическая, точнее трансценденталистская, автобиография. Эту точку зрения отстаивает в дискуссии о месте Торо в американской автобиографической литературе и Г. Каузер. Обнаруживая в "Уолдене" тщательный отбор материала, глубокую символику, стремление к идеализации образа повествователя, Г. Каузер соглашается с тем, что это произведение не является автобиографией в общепринятом смысле. Однако реальность личности автора и изображаемого окружения, правдивые комментарии ясно говорят, по его мнению, о жанровой принадлежности книги. Исследователь определяет "Уолден" как трансценденталистскую автобиографию с "характерным для этого литературного жанра, стремлением к отражению жизни в ее настоящем как процесса" (7. с.63).

Мысль о том, что "Уолден" не укладывается в привычную схему, высказывает и Томас Кули (11. с.13). Автобиографией считает "Уолден" и М.К. Блейзинг. Те, кто отказывают произведению в принадлежности к этому жанру, считает она, основывают свое мнение на "урезанном определении" автобиографии. Полемизируя с теми, кто считает автобиографическую форму "Уолдена" лишь маской для автора, повествующего в действительности об открытии личности, М.К. Блейзинг отрицает подобного рода трактовки. "Они приравнивают автобиографию к фактическому репортажу, - считает исследователь, - забывают о том, что названный жанр всегда связан с самораскрытием личности" (12. с.2.)

Восприняв просветительскую идею "естественного человека", романтики логически развили ее до идеи "вселенского человека". Центральная коллизия литературы XVIII века - человек и общество - была признана ограниченной и заменена в романтизме коллизией личность - вселенная. Если Франклин в "Автобиографии" прослеживает процесс становления гражданина, то Торо стремится освободить человека от общественных связей, которые он считает оковами, и приблизить его к вселенной.

Рационалистической упорядоченности Франклина Торо противопоставляет свободу от какой бы то ни было иерархичности. Он доказывает относительность "вечных" истин и упрекает человечество в том, что оно слишком "основательно" живет. Если Франклин постоянно стремится овладеть достижениями цивилизации, то Торо уходит в мир "простых" вещей. Отсутствие "мгновений" в "Автобиографии" Франклина и пронизанность ими автобиографии Торо связаны с глубоко различным отношением авторов к человеческой жизни. Для Франклина она еще не стала неповторимой ценностью, для Торо жизнь - высший дар. Отсюда его горечь при виде закрепощенного человека.

Антикапиталистическая направленность со времен "Уолдена" становится одной из основных закономерностей жанра автобиографии в американской литературе. Ею пронизана и "Автобиография" Марка Твена. Трактовки гражданского долга, концепции личности у Франклина и Твена обусловлены своеобразием художественного метода, индивидуальными особенностями писательской манеры, разными историческими эпохами. И Франклин, и Торо запечатлели, по замечанию Дж. Кокса, две полярные эпохи национальной истории: "радужную эпоху буржуазного развития и начало его кризиса" (10. с.143). Однако, "Автобиография" Твена имеет немало точек соприкосновения с франклиновской. Твен наследует у него такие приемы автобиографического повествования, как ориентированность на читателя и введение документов. В жизни Франклина и Твена, воссозданной в их автобиографиях, много сходных эпизодов: странствия, безденежье, работа в типографии, занятие литературным трудом. Твен, так же как и Франклин, предстает в "Автобиографии" достойным гражданином, глубоко обеспокоенным судьбой своей страны. Одной из основных у Твена становится идея детерминированности человека средой, в то время, как Франклин, согласно эстетической концепции просветительского реализма, сводит общественное влияние на человека к влиянию идей, мнений, просвещения и, в конечном счете, обосновывает поступки героя не средой, а разумом. Он уверен, что для совершения великого дела достаточно составить хороший план и выполнять его. Точка зрения Марка Твена на этот вопрос прямо противоположна.

"Автобиография" Твена - это непрекращающаяся острая полемика с философией и художественным опытом Просвещения, в которой всесторонне проявляется его талант сатирика. Прежде всего Твен высмеивает себя. Он иронизирует над своими детскими религиозными предрассудками, над своими скитаниями, над своей славой писателя - то есть над всем тем, к чему Франклин относится уважительно. М. Твен часто выставляет себя в невыгодном свете, рассказывает о комических ситуациях, в которых чувствовал себя неловко. Его стремление постоянно иронизировать над собой продиктовано не только тем, что приписывание себе всяческих недостатков - один из любимых приемов Твена-юмориста. Он кардинально отличается от Франклина, предлагающего в "Автобиографии" идеал героя, относящегося к себе с гипертрофированным почтением, тем, что создает образ живого человека. Реализм XIX века создал новый принцип рассмотрения человека: тип не накладывается на жизнь извне, а выводится из нее. Именно этому принципу следовал в своем произведении М. Твен. Прошлое в его " Автобиографии" пронизано настоящим. Для повествования Твена характерна та временная объемность, которая практически отсутствует в произведении Франклина, и которая станет неотъемлемой чертой художественной автобиографии в американской литературе ХХ века.

"Серьезным вкладом в углубление мироощущения личности" (2) явилась опубликованная в 1907 году автобиография писателя, философа и дипломата Генри Адамса. Говоря о новаторстве Адамса в истории жанра автобиографии, Т. Кули подчеркивает, что оно прежде всего заключалось в изображении характера как постоянно меняющегося, текучего явления, находящегося под постоянным воздействием внешних сил. С книги Адамса, считает исследователь, в США начинает существовать новая автобиография, которая, в отличие от автобиографии Франклина и автобиографии XIX века, прослеживает не культивацию, а воспитание характера (11. с.22).

Некоторые американские исследователи (в частности, М. Старки) не согласны с определением "Воспитания" как автобиографии. Книга, безусловно, автобиографична, пишет Старки, но по замыслу Адамса, описание его личного опыта должно входить в повествование только так, как входит "автопортрет художника в созданное им многофигурное полотно" (17). Эту точку зрения он подтверждает тем, что пересказывая историю своей жизни, Адамс делает значительные пропуски. На наш взгляд, доводы, приведенные М. Старки, не являются препятствием для определения анализируемой книги как автобиографии. Они подтверждают одну из существенных особенностей жанра автобиографии ХХ века, в котором акцент делается на анализе духовного становления личности, рассматриваемой в широком контексте окружающего мира.

Адамс нарочито объективирует процесс формирования собственного "я", выбирая форму повествования от третьего лица. Р. Спиллер вполне оправданно называет "Воспитание Генри Адамса" портретом, "спроецированным на экран для анализа и изучения" (18. с.175). Выбор подобной формы повествования не случаен - он соответствует авторской концепции человека как объекта скрупулезного исследования. "Со времен "Исповеди" Жан-Жака Руссо и, в основном, благодаря ему, личность, - с точки зрения Генри Адамса, - становится моделью, и модель эта должна быть изучена так же, как любая геометрическая фигура" (19). Квалифицируя иронию Адамса как нигилизм, а его желание познать смысл человеческой жизни как желание доказать ее бессмысленность, Р. Спиллер называет автобиографию Адамса "описанием одного крушения", историей, "завершившейся пророчеством всеобщего распада" (18. с.174). Однако, несмотря на это, Спиллер называет "Воспитание" произведением, "наполненным глубоким гуманистическим смыслом" (18. с.189).

С Генри Адамсом в американской литературе связано зарождение так называемой "автобиографии духа", представленной в дальнейшем именами Шервуда Андерсона ("История рассказчика", 1924); Уильяма Сарояна ("Не умирать", 1963 и "Дни жизни и смерти и бегство на Луну", 1970); Лилиан Хеллман ("Незавершенная женщина", 1969) и рядом других. Как уже отмечалось, для Генри Адамса центральной проблемой его произведения стала духовная эволюция главного героя. Он не просто стремится создать масштабную картину жизни американского народа на протяжении нескольких десятилетий (и себя внутри нее), но и ставит своей целью рассмотрение событий американской истории в контексте мировой, всеобщей истории. Подобный ракурс видения границ автобиографического повествования положил начало новому философскому направлению в художественно-документальной литературе США.

 

1.2 "Воспитание Генри Адамса": Библия или песнь об Апокалипсисе?

 

Каково значение книги Адамса в американской культуре и чем она привлекает современного читателя?"Со временем "Воспитание", как любое выдающееся произведение, стало объектом мифологизации, - считает А.Н. Николюкин. - Произошло определенное переосмысление книги, превратившее ее в памятник литературы, наполненный некоего скрытого, пророческого смысла" (20. с.604). Несмотря на пессимизм и глубокое разочарование автора в высоких гуманистических идеалах американской демократии, книга учит непреходящим, общечеловеческим истинам, придающим ей "сверхтекстовое содержание" (20. с.604). Благодаря этому "Воспитание" стоит в одном ряду с лучшими образцами литературы США.

С наибольшей глубиной художественное дарование Адамса, по мнению большинства исследователей его творчества, проявилось именно в "Воспитании". В основе этого обширного автобиографического повествования лежит идея о том, что развитие человечества шло от целостности и единства человеческого сознания и бытия в прошлом (в эпоху высокого Средневековья (XI-XIII вв.)) к множественности и раздробленности сознания и бытия людей ХХ столетия. Два знаменитых произведения Адамса, "Мон-Сен-Мишель и Шартр" и "Воспитание Генри Адамса" стали наиболее полным выражением взглядов мыслителя.

По замыслу автора "Воспитание" должно было стать продолжением написанного в 1904 году исследования ("Мон-Сен-Мишель и Шартра"). В течении трех лет Адамс работал над рукописью. Впоследствии он сам неоднократно вспоминал, что процесс написания был крайне сложен и мучителен. Не один раз "Воспитание" подвергалось коренной переработке. В 1907 году, отпечатав книгу в количестве 40 экземпляров, Адамс рассылает " Воспитание" друзьям и знакомым, о которых упоминалось в книге, с просьбой внести замечания и поправки. Некоторые "корректоры" откровенно заявляли о нежелании возвращать книгу автору с пометками или без них. В письме к Г.О. Тейлору Адамс сетует на подобное отношение друзей к возложенной на них миссии: "Исправленные экземпляры давно должны были вернуться ко мне, но мало кто выполнил свое обещание. Теодор Рузвельт и вовсе отказался возвращать книгу. С каждым днем я все больше убеждаюсь в том, что подобного рода исправления бессмысленны. Ведь книга не претендует ни на что, кроме единственной цели - воспитать се-бя" (21. с.365). Однако в 1915 году автор подготовил новый отредактированный макет "Воспитания", опубликовать который распорядился после своей смерти. В 1918 году Массачусетская ассоциация историков издает книгу с предисловием Адамса, подписанным его другом и учеником Генри Кэбо-том Лоджем. Книга имела большой успех и стала неотъемлемой частью культуры США не только благодаря своим литературным достоинствам: она выразила сокровенные мысли и стремления американцев на пороге ХХ столетия.

"Воспитание" - произведение сложное и многоплановое. Само название книги заключает в себе массу смысловых оттенков. "Education" можно трактовать и как "образование", и как "просвещение", и как "развитие каких-либо способностей", и даже как "дрессировку". Причем каждое из перечисленных значений вполне уместно, когда речь идет о какой-то отдельной части автобиографии. Например, в начале книги Адамс подробно описывает тот классический вариант образования, который стремится получить в Европе. Затем, дипломатическая служба в Англии способствует развитию заложенных в нем фамильных политических талантов. Путешествуя, посещая мировые культурные центры, герой постоянно совершенствует свой интеллектуальный и эстетический уровень. А когда речь идет о человеке как о биологическом виде, Адамс нередко приравнивает "education" к дрессировке. В единственном на сегодняшний день переводе, сделанном М.А. Шерешевской, предпочтение отдается значению "воспитание", которое, на наш взгляд, является самым емким смысловым эквивалентом "education".

Но что имел в виду Адамс, говоря о воспитании, какой смысл вложил он в это понятие? Его автобиография не просто дидактическое повествование о богатом опыте выдающегося человека и не попытка продемонстрировать идеальный вариант воспитания. Скорее "Воспитание" - это воплощение извечных философских раздумий о месте человека во вселенной, о природе познания, о мере личной свободы в выборе жизненного пути, о способности индивидуума адекватно реагировать на окружающий его мир, понимать глубинный смысл бытия. Исследователь творчества Адамса литературовед Роберт Спиллер считал, что Генри Адамс поставил центральный вопрос века и бился над ним с неиссякаемой энергией. "Почему человек снова потерпел крушение? Какие новые условия вновь предопределили тщетность мечты о совершенстве?" (18. с.174).

И это не просто разочарование в достижениях американской демократии или справедливости политических институтов. Проблема имела гораздо более глубокие корни. Адамс понимал, что сохранить прежние гуманистические идеалы, заложенные основателями американской республики, становится невозможно в условиях бурного роста капиталистических монополий и научно-технического прогресса. "Новый мир показался Адамсу химерическим. Он был готов признать его реальным в том смысле, что тот существует вне его сознания, но признать разумным не мог" (5. с.378). "Автор "Воспитания" один из первых заговорил о кризисе современного естествознания, - считает А.Н. Николюкин. - И один из первых оказался в плену идей, порожденных этим кризисом. Оказавшись перед лицом открытий естественных наук на рубеже XIX-XX веков, он попытался осмыслить новое в науке с позиций идеалов своих предков" (20. с.617). Вскормленному на идеях XVIII века, Адамсу было нелегко вступить в век ХХ-ый: "что могло выйти из ребенка, который с детства впитывал дух семнадцатого и восемнадцатого веков, но обретя сознание оказался вынужден вести игру картами двадцатого?" (5. с.9).

Автобиография Адамса изначально полна разного рода противоречий, витиеватых переплетений эстетических и философских принципов разных эпох. Человек, создающий автобиографическое произведение, находит в прожитой им жизни материал, достойный внимания современников и последующих поколений - иначе вообще не имеет смысла браться за перо. Апелляция к франклиновскому дидактизму присутствует у Адамса уже в предисловии, когда он называет его образцом самовоспитания. Автобиография Франклина полна веры в человеческие способности, в силу его разума. Это вполне объяснимо: американское мышление основывалось на ощущении своей уникальности и богоизбранности, на способности каждого гражданина примером собственной праведной жизни внести посильный вклад в построение Града Божьего на земле. Естественно, что отпрыск одной из самых знаменитых пуританских фамилий Новой Англии, впитавший идеалы своих предков, пытался преподать американцам наглядный урок." Все было определено заранее, когда шестнадцатого февраля тысяча восемьсот тридцать восьмого года на Бикон-Хилле в Бостоне родился Генри Адамс, третий сын Чарлза Френсиса Адамса, третьего сына Джона Квинси, старшего сына Джона Адамса, - восьмое поколение рода, с тех пор, как они обосновались в Массачусетсе. Адамсы рождались, чтобы править" (5. с.32).

Судьба Америки волновала его с юношеских лет, когда он только вступал на путь своего политического образования. Богатый жизненный опыт не должен был исчезнуть без следа. Чувство личной ответственности за происходящее пересилило природную скромность, и Адамс приступает к работе над "Воспитанием". С другой стороны, в том же предисловии он противопоставляет франклиновской концепции творца концепцию Руссо с его отказом от всякого рода монументов человеческому ego. Отсюда столь контрастное сочетание внутренней цели произведения с ее художественной реализацией: ощущение собственной несостоятельности как писателя и ученого, но при этом осознание необходимости решения поставленных задач.

С присущей ему иронией, Адамс охарактеризовал "Воспитание" как " доисторическую многоножку, растянувшую свои двадцать ног (то есть первые двадцать глав - примечание И. Ш.) так далеко и бессмысленно, что оставшиеся пятнадцать еле поспевают за ними, семеня и спотыкаясь" (10. с.254). Автор остался неудовлетворен своим творением, считая его неуклюжим как в решении глобальных проблем всемирной истории и собственного воспитания, так и в художественном отношении. "Наивны были попытки соединить в повествование дидактику и высокохудожественный стиль, - признавался он в своем письме к Г. Тейлору. - Но перо работает само по себе и действует как рука, вновь и вновь переформировывая пластический материал, пока не получится наиболее подходящая к нему форма. Форма, как Вы знаете, никогда не бывает произвольна, это что-то вроде развития, как процесс кристаллизации" (21. с.62).

Адамс несомненно прав, говоря о прямой зависимости художественной формы от внутреннего состояния творца, от самовосприятия личности в окружающем ее мире. Постигая себя, создатель автобиографии стремится открыть людям новую модель мира, собственную Вселенную. Но далеко не все свои находки Адамс открывает для посторонних глаз: несмотря на скрупулезное, детальное описание своей жизни, автор виртуозно владеет приемами умолчания. "Он не щадил себя, когда считал, что тема не может обойтись без исповеди, - замечает Р. Спиллер, - но в других случаях, если это отвечало его намерениям, свободно опускал важные факты, догадаться о которых можно было лишь косвенным путем. В книге многое нужно читать между глав" (18. с.175).

Адамс полностью опускает факт ужасной трагедии, перевернувшей всю его жизнь. Молчание, спровоцированное самоубийством его жены (Мэрион Адамс) и длившееся двадцать лет, разделило "Воспитание" на две совершенно разные по характеру и стилю части. Это не просто романтическая поза, усиливающая драматизм повествования, скорее констатация факта личного поражения, свидетельство длительной и болезненной сублимации внутренних установок Адамса, переосмысления ценности процесса воспитания, введение нового ракурса.

В наиболее общем виде проблема, изложенная в первой части автобиографии, заключается в следующем: является ли история просто механическим развитием по пути наименьшего сопротивления и способен ли человек каким-то образом контролировать ее течение. Адамс поэтапно анализирует опыт полученного воспитания с одной-единственной целью - понять, имеет ли оно какую-нибудь практическую значимость или представляет собой лишь теоретическую ценность для отдельной личности. Смысл образования - в способности объективно осознавать происходящие вокруг процессы и себя внутри них. Воспитание как совокупность накопленной жизненной энергии должно было стать для Адамса источником силы и внутренней свободы.

Заканчиваясь "Провалом" (1871), первая часть переключает внимание читателя на вторую часть книги, призванную явить результат двадцатилетних размышлений. Здесь мы видим поставленные ранее вопросы сквозь призму динамической теории истории, по которой человек представляет собой определенную форму энергии, способную лишь реагировать на последовательный силовой поток (историю), движимый по изменчивым и неподдающимся описанию законам. В подобной ситуации воспитание переходит в разряд абсурда. "Что мог делать учитель 1900 года? Безрассудно смелый - содействовать (хаотическим энергиям - примечание И. Ш.), непроходимо глупый - сопротивляться; осмотрительный - балансировать между тем и другим, что испокон веков чаще всего и пытались делать и умные, и глупые. Но как бы там ни было, сами силы будут продолжать воспитывать человека, а человеческий ум - на них реагировать. Все, на что мог рассчитывать учитель, - это учить как реагировать" (5. с.592).

Человеческий разум постоянно ставит перед собой нескончаемый ряд вопросов. Пытаясь их разрешить, он еще больше погружается в противоречия: зачастую полученные ответы весьма парадоксальны и логически необъяснимы. Эмерсон писал в своем эссе:". метод природы - кто мог бы подвергнуть его анализу? Стремительный поток не остановится для того, чтобы мы его рассмотрели. Мы никогда не сможем загнать природу в угол, - найти конец нити, - нащупать камень фундамента. Человеческая мысль членит и противопоставляет, диктует: или-или. А природа может свистать всеми ветрами разом и при этом оставаться гармонически цельной" (22. с.210, 211).

Смириться с ролью стороннего наблюдателя множественности ХХ века, бессильного что-либо изменить, означало для американского историка не просто признать некомпетентность исторической науки (равно как и других наук, " находящихся в замешательстве" (5. с.349)), но и окончательно убедиться в поражении мессианской доктрины - "Америка как эксперимент". В конце концов Адамс отказался от подобной теории в пользу теории судьбы. С его точки зрения, судьба эта была не только предопределенной, но и зловещей.

Артур Шлезингер в своих "Циклах американской истории" сказал: " Генри Адамс кончил тем, что стал эсхатологом наоборот, уверенным, что наука и технология стремительно ведут планету к Апокалипсису без искупления в Судный день" (23. с.36). Никто не был знаком с чередой исторических катаклизмов лучше Адамса. Став свидетелем революционных научных открытий в области естественных наук, он пришел к пониманию того, что человечество подверглось серии технологических потрясений, на уяснение и освоение каждого из которых требовались десятилетия. Каждое из этих потрясений ускоряло движение истории. "Человек оседлал науку, и она его понесла, - писал он своему брату. - Я твердо уверен, что пройдет немного столетий, прежде чем наука станет хозяином человека. Контролировать машины, которые он изобретет, будет вне его сил. Когда-нибудь существование человечества окажется во власти науки, и род человеческий совершит самоубийство, взорвав мир" (24. с.327). Его соотечественники были против такого вывода. "Вы, американцы, воображаете, что не подпадете под действие общих законов", - ворчал циничный барон Якоби в "Демократии" Адамса (25. с.82).

Его младший брат (тоже историк) Брукс Адамс, оперируя такими понятиями, как централизация и скорость социальных процессов, ставил под сомнение возможность того, что на какую-либо нацию не действуют законы роста и упадка цивилизации. Г. Адамс развил идею Брукса до предела заложенных в ней возможностей, применив к первым годам Американской республики более точную формулировку о цикличности (23). "Взмах маятника, - писал он, - измеряется периодом примерно в двенадцать лет. После подписания Декларации о независимости понадобилось двенадцать лет для выработки действительной конституции; следующие двенадцать энергичных лет вызвали реакцию против созданной к тому времени системы правления; третий двенадцатилетний период заканчивался колебанием в сторону проявления еще большей энергии, и даже ребенок мог бы рассчитать результат еще нескольких подобных повторов" (23. с.210).

В итоге задача, первоначально заключавшая для Адамса ограниченную проблему американской цивилизации, со временем расширяется до новой философии, рассматривающей морфологию всемирной истории. Мира - как истории. "Историческое исследование в самом широком объеме, - говорит Освальд Шпенглер, - включающее также и все виды сравнительно-психологического анализа чужих народов, времен, нравов имеет для души целых культур то же значение, что дневники и автобиографии для отдельного человека" (26. с.135). С этой точки зрения, "Воспитание Генри Адамса" - не просто автобиография в узком смысле, повествование о становлении конкретной личности, но и автобиография целого поколения, отдельного "исторического гештальта" (26), входящего в общий поток всемирной истории.

Многими исследователями творчества Г. Адамса отмечало

⇐ Предыдущая1234Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: