От социал-дарвинизма ко второму закону термодинамики

 

В течение долгого времени американская наука значительно отставала от европейской научной мысли. Гуманитарные отрасли знания, в частности, философия и история, пребывали в "зачаточном" состоянии вплоть до 70-х годов ХК столетия. В 1831 году Алексис де Токвиль писал о философском мышлении американцев: "Я думаю, что во всем цивилизованном мире нет страны, где бы философии уделяли меньше внимания, чем в Соединенных Штатах. Американцы не имеют своей собственной философской школы и очень мало интересуются теми школами, представители которых соперничают друг с другом в Европе; они едва ли знают их имена и названия" (12. с.319). Подобная ситуация, по его мнению, объяснялась сильным влиянием религии на все сферы общественного сознания в Америке.

Именно религия дала жизнь английским колониям на американской земле. Пионерами, прибывавшими в Америку, владел дух миссионерства. Здесь они надеялись создать образцовую страну, с образцовыми религиозным, политическим и социальным устройством. Эта вера способствовала формированию и укреплению демократических традиций американского народа, а также убежденности американцев в их исключительной исторической миссии перед другими народами. Одной из самых распространенных теорий подобного рода явилась доктрина "предопределения судьбы". На протяжении многих поколений преобладала именно теологическая трактовка американской "судьбы", подчиненной заранее предначертанному пути. Мысль о том, что американцы находятся под особым покровительством высших сил встречается и в ранних пуританских хрониках, и в патриотических воззваниях периода гражданской войны 18611865 годов.

Теологическая философия истории долгое время занимала прочные позиции. Однако, в последней четверти XIX столетия, ставшей для Соединенных Штатов периодом кардинальных изменений в сфере идеологии, понятие "предопределения судьбы" получило новую интерпретацию. После войны 1861-1865 гг. возникли новые острые и сложные социально-политические проблемы, при решении которых религия была слишком слабой опорой. На американскую общественную мысль того периода большое влияние оказали успехи европейского естествознания и новые методы научных исследований.

Значительную роль в этом процессе сыграла естественно-научная теория Чарльза Дарвина. В 1859 году вышла в свет его книга "Происхождение видов", где он последовательно изложил свою теорию эволюции - одно из крупнейших научных открытий XIX века. Основу его учения составили установленные на опыте факты изменчивости видов живых существ. Суть дарвиновской концепции заключалась в "борьбе за существование" среди организмов. Закон "естественного отбора" приводил к исчезновению тех видов, которые из-за отсутствия нужных качеств не в состоянии были приспособиться к изменениям окружающей среды обитания. В США "Происхождение видов" было издано в 1860 году и сразу же приобрело широкую известность.

Все эти обстоятельства открыли путь для усвоения европейской позитивистской философии и связанной с ней новой идеологической атмосферы. Позитивизм как тип мышления проявился во всех сферах американской науки и культуры. Философия не изобрела его, а лишь теоретически сформулировала, как направление, которое исходит только из "позитивного", то есть данного, фактического, устойчивого и несомненного. Наука XIX века раскрыла перед человеком новый мир природных сил (открытия Лапласа, Лавуазье, Бюффона, Ламарка). По-новому были поняты и экономическая основа жизни общества, и причины его исторического развития (Сен-Симон, Огюст Тьери). Подчиняя жизнь всех живых существ единым законам, позитивисты полагали, что метод естественных наук может быть перенесен и на познание общества. В связи с этим в Европе, а затем и в Америке, возникли новые теории социально-исторического развития.

Особенно широкое распространение в США получили эволюционистские идеи Герберта Спенсера. В его "Системах синтетической философии" впервые прозвучала идея естественной эволюции общественных форм. Концепция Спенсера оказала огромное влияние на американскую науку и общественно-политическую мысль конца XIX века. Ведущие американские историки, социологи и политэкономисты восприняли и развили выдвинутые им социал-дарвинистские принципы. Суть общественного прогресса, по их мнению, заключалась в "борьбе за существование", в результате которой выживают "наиболее приспособленные" общественные формы и этносы (13).

Социал-дарвинизм стремился истолковывать основные общественные явления американской действительности с точки зрения биологических законов: классовая борьба описывалась в категориях борьбы за существование и провозглашалась вечной, создание монополий считалось законным следствием действия естественного отбора, а любые попытки социальных реформ якобы шли вразрез с естественными законами природы. В Америке конца ХIХ века это учение было принято как новое евангелие. Оно означало теоретическое оправдание общественной конкуренции, поглощения мелких и средних предприятий трестами и корпорациям, колониальных завоеваний близлежащих государств и т.д.

Перенесение учения Дарвина на область социальных отношений было лишь одной стороной социал-дарвинизма. Другой являлось распространение его на отношения между народами. Принцип борьбы за существование, истолкование общественных различий как различий между "менее" и "более" приспособленными подводил к доктрине о "низших" и "высших" народах. Естественно, автор знаменитой теории не стремился дать научную основу националистическим спекуляциям. Тем не менее, используя авторитет известного биолога, американские социал-дарвинисты стремились доказать превосходство англо-американцев над другими народами.

Таким образом, в конце XIX века традиционная американская теория о "предопределении судьбы" получила новый идейный стимул - "научное" обоснование со стороны пропагандистов социальной эволюции общественных институтов. Кроме того, большое влияние на американскую историографию того периода оказало и германистское направление в европейской исторической науке, с его тщательно разработанной аргументацией тезиса о политическом превосходстве англосаксов. В американской историографии сформировалась школа, получившая название англосаксонской (или тевтонской) (13).

Американские студенты, уезжавшие в Европу учиться, заимствовали в семинарах не только более совершенную методику изучения источников, но и общеисторические идеи и концепции. Господствовавшее в немецкой историографии германистское направление объявило германцев единственными носителями идей индивидуальной свободы и решающей силой европейской истории. Именно это убеждение легло в основу англосаксонского течения, получившего самый широкий отклик в американской исторической науке последней четверти XIX столетия (14).

Подобно тому, как работы Г. Спенсера послужили фундаментом для возникновения социал-дарвинизма в американской науке, на формирование англосаксонской (тевтонской) школы в США оказали влияние труды английских историков У. Стеббса, Д. Грина, Э. Фримена. В 1873 году в Америке была издана "Сравнительная политика и единство истории" Э. Фримена, которая, по словам А.Н. Николюкина, - "дала толчок развитию американской интерпретации доктрины англосаксонизма" (15. с.610). Однако, автор "Сравнительной политики" рассматривал политические институты вне вызвавших их к жизни социально-экономических условий. Фримен объяснял сходные черты политического устройства у государств, существовавших в различные исторические эпохи расовой общностью (15. Там же).

Концепция Фримена строилась на утверждении, что в V веке тевтонское племя, англосаксы, перенесло свои передовые политические институты на британские острова и ассимилировало более слабый этнос - кельтов. "С тех пор, - пишет Фримен, - там утвердилась совершенная, во всех аспектах, английская конституционная система" (16. с.94). А протестанты, образовав в XVII веке Новую Англию, передали тевтонское "политическое наследство" Америке. Вопрос о правомерности сравнительного анализа древнегерманских общественных институтов с американскими, не вызывал у представителей англосаксонской школы никаких сомнений.

Тезис о превосходстве американской политической системы стал стержневым в концепциях представителей данной школы: Герберта Бак-стера Адамса, Джона Эдмунда Фиска, Фредерика Тернера, Джона Барджеса и других (17). Одним из первых пропагандистов тевтонской теории в США выступил и Генри Брукс Адамс. Он разработал и ввел специальный курс лекций в Гарварде, посвященный изучению англосаксонских институтов. В 1876 году он опубликовал работу "Очерки англосаксонского права", в которой анализировал "некие общие принципы законов, якобы имевшиеся у народов тевтонского корня" (15. с.611).

В работах раннего периода Адамс сопоставлял и пытался генетически связать политические организации и земельные отношения первых переселенцев Новой Англии с политическим и социальным устройством древних германцев. На примере некоторых исторических фактов, он проводил аналогию между пуританскими поселениями и поселениями древ-негерманских племен, считая, что истоки американских демократических институтов и конституционных основ необходимо искать в общинном самоуправлении древних германцев. "По большому счету, американская история берет свое начало не с Декларации о независимости и даже не с основания Джеймстауна или Плимута, - пишет Адамс в "Очерках англосаксонского права". - Она восходит в своем происхождении к тем дням, когда наши отважные германские предки сражались с римскими легионами в лесах Северной Германии" (18. с.12).

Американцы, по мнению Адамса, стали достойными преемниками всего лучшего, что было достигнуто англосаксами в процессе их развития. При этом историк утверждает, что "англосаксонские свободы" вышли далеко за пределы германских лесов потому, что "тевтонские народы обладали высокой жизнестойкостью и приспособляемостью, что помогло им выстоять в условиях жесткой расовой конкуренции" (18. с.21). Тем самым автор подчеркивает эволюционный характер исторического развития, разделяя основные постулаты социал-дарвинизма.

Историки англосаксонской школы долгое время оставались влиятельным направлением в американской историографии второй половины XIX века. Их концепции имели важное значение в процессе трансформации американской историографии из " занимательного повествования о делах минувших дней" (15. с.611) в науку, опирающуюся на последние достижения естествознания. По мнению Г. Адамса, американская историография нуждалась в новых революционных методах исследования, которые "окончательно покончили бы с узким кругозором историков-провиденциалистов и с их теологическим взглядом на историю Америки" (19. с.4).

Однако, впоследствии Адамс отказался от увлечения тевтонской теорией и даже иронизировал по поводу концепции Э. Фримена и его научных трудов. В письме к брату, Бруксу Адамсу, от 14 февраля 1882 года он пишет:". наивно утверждать, что сходство ряда институтов и обычаев разных народов говорит об общности их происхождения. Руководствуясь подобной "логикой", можно породнить англо-американцев с жителями Новой Гвинеи или островов Самоа" (20. с.238).

Необходимо отметить, что идеи ранних работ Адамса-историка существенно отличались от его поздних концепций, выраженных в "Истории Соединенных Штатов" и особенно в автобиографии "Воспитание

Генри Адамса". На самом деле, работы раннего и позднего периодов в научном и в художественном творчестве отразили две отличные друг от друга стороны адамсовского мировидения. Утверждение "исключительности" американской нации, ее "генетического превосходства" над другими более " примитивными" народами, со временем вызывало у Адамса острое неприятие. В "Воспитании" он крайне негативно отзывается о своем кумире 70-х годов - Э. Фримене. "Новое и неизвестное обступило его со всех сторон, пока Адамс проводил триангуляцию этих исторических просторов, о которых рассказывал студентам всю жизнь, черпая сведения из книг. Он убедился, что ничего о них не знал. Адамс долго не мог прийти в себя, а ведь он с самого начала всегда стоял за скандинавскую гипотезу и никогда не жаловал столь обожаемые Фрименом тупые, налитые пивом саксонские туши, которые к отчаянию науки, произвели на свет Шекспира" (3. с.492).

Многие исследователи творчества Г. Адамса считают, что истоки скептицизма, характерного для его поздних исторических и художественных произведений, следует искать в социально-экономическом и политическом развитии Америки рубежа XIX-XX веков (21, 22, 23, 24, 25, 26).М. М. Коренева в статье "Генри Адамс и кризис традиционных демократических идеалов в Америке" пишет: "Ученые анализировали наследие Г. Адамса лишь в некоторых его аспектах, не давая полноценного представления о многообразии его взглядов. Полагаю, главной причиной этому послужило то, что произведения Адамса рассматривались изолированно друг от друга и от социально-исторического контекста эпохи" (26. с.76).

Последние три десятилетия XIX века - период формирования в США монополистического капитализма. Опередив другие страны по объему промышленного производства, Америка за сравнительно небольшой промежуток времени входит в число самых развитых стран мира. Между тем, бурный рост промышленности повлек за собой несоответствие между ведущим местом США в мировом промышленном производстве и их положением на мировом рынке. Отсутствие колониальных владений привело к острым экономическим и социальным проблемам, порожденным перерастанием американского капитализма в монополистическую стадию. Поиск новых рынков сбыта, новых территорий для приложения капитала - эта тема стала занимать важное место в американских политических кругах. Многие государственные деятели и крупные предприниматели пришли к убеждению, что экспансия - единственно целесообразный выход из сложившейся ситуации (27).

В романе "Демократия", написанном в 1880 году, Адамс выступил с резкой критикой политических идеалов современной ему Америки. Имея богатый опыт общения с влиятельными политиками того времени, автор приходит к выводу, что традиционные демократические ценности предшествующих столетий несовместимы с реалиями новой Америки. Экономическое давление со стороны финансовых олигархий США, коррумпированные политики, представляющие интересы большого бизнеса в стенах Белого дома, манипуляция общественным мнением и голосами избирателей - это далеко не вся палитра красок, при помощи которой Адамс пишет портрет американской демократии конца XIX века.

"Глубоко символичен тот факт, что четвертое поколение Адамсов серьезнейшим образом засомневалось в том, что Провидение, создав Америку, в конечном счете реализовало великий замысел", - пишет А. Шлезингер в "Циклах американской истории" (28. с. 92). У Америки нет ни малейших оснований уповать на уникальность собственной судьбы, якобы отмеченной печатью высшей морали и справедливости, считает Адамс. - "Америка начала медленно, сознавая, как это больно, приходить к убеждению, что и она должна нести общечеловеческое бремя, вести борьбу на той же самой кровавой арене с помощью используемых другими расами видов оружия, что она не может больше обманывать себя надеждами на то, что ей удастся избежать действия законов природы и жизненных инстинктов" (19. с. 214).

В монументальном исследовании, принесшем Адамсу широкое признание в научных кругах и избрание на пост президента Американской исторической ассоциации (в 9-томной "Истории Соединенных Штатов во времена правления Джефферсона и Мэдисона" (1889-1891)), автор анализирует причины, по которым потерпел крах политический эксперимент, предпринятый основателями американской республики. "Уже к моменту правления четвертого президента США, Джона Мэдисона, "laisser faire" - главный принцип Вашингтона и Джефферсона, стал, по мнению Адамса, " политической абстракцией" (29).

Ранняя американская идеология, основанная на вере в спасительную роль незаселенных земель, избавляющая Новый Свет от наемного рабства и "других дурных сторон капитализма", строилась на иллюзии, что Америке удастся избежать законов роста и упадка цивилизаций. Этих мыслей не был чужд Б. Франклин, они нашли яркое воплощение в сочинениях Ж. Кревекера, подобные идеи разделял Т. Джефферсон, который считал, что "свободная" земля, если ее предоставить трудовому народу, спасет Америку от появления больших городов и связанных с ними "капиталистических зол". Будущая Америка виделась Джефферсону как демократическая фермерская республика, где процветают высокие гражданские добродетели. "Земледельцы - избранный народ, - писал он, - порча нравов в среде фермеров - феномен, неизвестный в веках" (30. с.52). В "Истории" Адамс критически оценил теорию Джефферсона, назвав ее "аграрной утопией", панацеей, якобы избавляющей США от капиталистического развития и обострения социальных противоречий.

Автор отвергает миф о некапиталистической эволюции Соединенных Штатов. В качестве доказательства он приводит политические взгляды президента Дж. Мэдисона, который в отличие от своего предшественника, Т. Джефферсона, не разделял теорий о бесконечных ресурсах "свободных" земель Запада и принципов политического невмешательства. "Мэдисон был сторонником экспансии, - пишет Адамс в "Истории", - считая ее обязательным условием существования демократической республики, своеобразным предохранительным клапаном, ослабляющим напряжение борьбы враждующих партий и коалиций, грозящих разрушить общество." (31, с.180). Изоляционизм, опиравшийся на демократические идеалы XVII-XVIII веков, уступил место новой политической доктрине.

Таким образом, сто лет спустя, Г. Адамс научно обосновал уверенность своего прадеда, Дж. Адамса, в том, что у Америки нет никакого особенного, уникального исторического пути, и что рано или поздно она повторит судьбу крупнейших цивилизаций мира. Движение - главный закон природы, необходимое условие прогресса: ни одно государство не способно, по мнению историка, остановиться в своем социальном, экономическом и политическом развитии.

Всю свою жизнь Адамс стремился открыть законы развития истории, пытался установить причинно-следственные связи, лежащие в основе прогесса. Изучая механизмы власти, отношения личности и государства, характер американской демократии, он формирует свои представления о процессе исторического развития Америки. При этом его отношение к американскому государству было двойственным: с точки зрения целесообразности и необходимости, полагал он, институты власти в США успешно выполняют свои функции, но если взглянуть на них с позиций нравственности и гуманности, то они покажутся несовершенными, а порой и преступными. В ранних работах Адамс избегал моральных оценок. Это, на наш взгляд, связано с его мировоззрением того периода, когда в существовании сильных и слабых рас он усматривал проявление некой природной закономерности, результат которой биологическое неравенство, различная приспособляемость отдельных народов к среде обитания и т.д. В "Очерках англосаксонского права" Адамс с нескрываемым восхищением писал об англо-американцах как о "сильной расе" (18. с.5).

Однако, в поздних произведениях автор размышляет о логике прогресса, о его "нравственной целесообразности". Особенно сильно это проявилось в его культурологическом исследовании "Мон-Сен-Мишель и Шартр" и в автобиографии "Воспитание Генри Адамса". Проблемы свободы воли и судьбы, индивидуализма и коллективизма, богатства и власти, культуры и красоты, науки и религии - эти темы определяют структуру этих сложных, наполненных глубоким философским смыслом книг.

Здесь автор воспринимает историю сквозь призму духовных ценностей. Так, в "Воспитании" на примере современной ему Америки Адамс показывает падение духовного уровня общества на фоне его материального процветания. Происходил интенсивный рост промышленности, строились корабли, прокладывались железные дороги, США превратились в одну из самых развитых стран мира. Но историк приходит к выводу, что американское общество конца XIX столетия, вступившее на путь научно-технических преобразований, ограничивает возможности человека развиваться гармонично, подавляет его потребность в совершенствовании.

"Воспитание Генри Адамса" - своеобразная летопись американской действительности рубежа XIX-XX веков, попытка охарактеризовать историю страны и человечества с духовных, нравственных позиций; итог размышлений писателя о сущности жизни, бытия индивидуума и социума, об отношениях человека как "биологического вида" со "средой обитания". Адамса волнует способность человека остаться личностью в условиях современного индустриального государства, избежать процесса обезличивания, превращения в стандартный компонент общественной системы.

Культура ХХ столетия больше, чем все предшествующие эпохи, была, по мнению историка, отмечена ростом цивилизационных процессов. Научная революция преобразовала не только промышленность, но и общество. Поколения, входившие в жизнь в 70-х годах XIX века, воспринимали машинную индустрию, железнодорожный транспорт, пароходы как часть естественной среды обитания, говорит Адамс. Действительно, техническая революция демонстрировала возможности человеческого разума на благо общества: электричество, телефон, радиосвязь, кино, автомобили, каналы, тоннели и т.д. Но были и тенденции, действовавшие в обратном направлении: моторизация и механизация многомиллионных армий, увеличение мощности боевого оружия, появление первых подводных лодок, самолётов и многое другое.

" Ни один век не вводил человека в общую жизнь в такой степени как XIX век, - пишет Адамс в "Воспитании". - Всякий отдельный человек вынужден был жить со своими интересами и судьбой в возвышающейся над ним коллективной жизни. Фабрика поглощала ручные ремёсла, организовывались товарищества, объединения. Даже в научной жизни одиночки вытеснялись коллективами, школами" (32. с.459). Происходила нивелировка исторических различий, установление "единообразия" жизни, которого не знали прошлые века.

Однако, в победе коллективного над индивидуальным, по мнению автора, возникла опасность утраты самого высшего и ценного, что существовало во все времена - внутренней жизни личности, её неповторимой индивидуальности. Стремление к индивидуализму как к стилю жизни выразилось прежде всего в искусстве и в философии того периода. Человек XIX века часто осмысливался в его противоположности - толпе, обществу. Это нашло отражение и в изобразительном искусстве (одиночный портрет, одинокая фигура на фоне природы), и в музыкальных темах одночества, и в образах одиноких мечтателей в поэзии. Главное, что их объединило - это гимн человеческой личности, признание её уникальности и неповторимости. В подобных условиях, частная жизнь человека, его биография, обретает особую значимость: отсюда усилившийся в конце XIX столетия интерес к художественно-документальным жанрам (автобиографиям, дневникам, хроникам, письмам, воспоминаниям, мемуарам). Их популярность, на наш взгляд, можно расценить как реакцию личности на процесс обезличивания, омассовления, характерного для ХХ столетия, с его прагматической, "вещистской" культурой. В этом смысле, "Воспитание Генри Адам-са" - один из ярчайших примеров, описывающих чувство отчуждённости, покинутости, одиночества человека ХХ столетия, ненаходящего ориентира ни в разуме, ни в воле, ни в чувстве.

Адамса принято считать пессимистом, но прошедшее столетие показало, что его мрачное умонастроение было скорее пророчеством. В начале прошлого века он предупредил, что научно-технический прогресс таит угрозу для самого существования человека. Отрицатальные следствия цивилизации, по его мнению, могут перекрыть ее положительные свойства, а цена прогресса столь велика, что лишает его всякого смысла. В "Воспитании" Адамс утверждал, что, по большому счету, человек безоружен перед лицом окружающего его мира. Несмотря на возросший уровень научного знания, он не может приспособиться к нему, а разум только подрывает первородные инстинкты человека. Свою собственную жизнь он красноречиво определил как "молчаливое блуждание усталого пилигрима по путям незнания" (3. с.517).

Двадцатый век радикально изменил точку зрения на статус человека. В "Воспитании" Адамс приходит к новой концепции истории, согласно которой личность неспособна выбирать траекторию своего развития. Из существа мыслящего она превратилась в "металлическую опилку, подвластную законам магнитного поля, подсознательным инстинктам, иррациональности внешней среды, непостижимым с точки зрения логики, открытиям современной науки." (32. с.367). Принцип релятивизма, привнесенный в культуру ХХ столетия новым, научным типом цивилизации, по мнению автора, неукоснительно разрушал границу между добром и злом, нравственностью и безнравственностью. Адамс считает, что общество приобрело привычку снисходительно смотреть на вопросы этики, когда дело касалось "зримых выгод", а "вещизм" стал новой идеологической установкой.

Автор "Воспитания" одним из первых заявил о духовном кризисе эпохи, болезненно переживая утрату гуманистической морали - ценности, без которой, на его взгляд, не имеет смысла человеческое существование. Современное общество, основанное на технических достижениях и бюрократической рационализации производства, ведет к уничтожению человеческого достоинства, его внутренней свободы, следовательно и самой идеи гуманизма. Адамс не разделял оптимистических позиций по отношению к современной культуре, характерных для представителей технической и научной интеллигенции того времени, связывавших, как правило, проблемы культуры только с успехами в области материально-технического обеспечения человечества. В произведениях позднего периода, в частности в "Воспитании", представлены философские взгляды Адамса на цивилизацию и человека в мире техногенной культуры. Здесь он рассуждает о силе воздействия научной мысли на массовое сознание общества и на отдельно взятого индивидуума, о негативных последствиях научно-технической реолюции, о "целях" существования современной цивилизации и о пределах ее роста. Как справедливо замечает Э. Сэмюэлс, " взгляд Адамса на историю включает в себя два аспекта: фактическую историю и историю духовную " (23. с.104), и если в научных трудах он уделял внимание прежде всего анализу совокупности фактов и событий прошлого, то в "Воспитании" центр тяжести переместился, и встала острая необходимость переосмыслить пройденный человечеством путь с позиций "нравственной эволюции".

Пытаясь осмыслить национальную историю в контексте общечеловеческих проблем, Адамс разрушает традиционную провиденциалистскую концепцию американской истории и заменяет ее картиной мира-хаоса, где все непредсказуемо и находится в постоянной динамике. Но вместе с тем, по мнению автора, в беспорядочной вселенной существуют внутренние закономерности, и он приходит к выводу, что для человека главное - изучить их, приобрести истинное представление о мире. В связи с этим, в адамсовской концепции истории особенно важна идея неразрывности времен, установление причинно-следственных отношений между прошлым, настоящим и будущим. Автор подчеркивает преемственность эпох и, оставаясь верным принципам классического позитивизма, рассматривает всемирную историю как своего рода кодифицированный текст, скрывающий внутри себя ответы на самые сложные и парадоксальные вопросы. "Историк же обязан дать убедительное толкование, основанное на неоспоримых фактах и опыте прикладных наук" (19. с.126).

В своем обращении к Американской исторической ассоциации (The Tendency of History (1894)) Адамс призывает: "Положение, по-видимому, обязывает к тому, чтобы не высказывать мнений до тех пор, пока мы не можем предложить какой-либо научной теории" (19. с.128). Стремление вывести универсальную формулу всемирной истории, которой Адамс посвятил всю свою жизнь, Р. Спиллер сравнил с "поисками Ахавом Моби Дика или Парсифалем святого Грааля", оно превратилось "в поиски символа жизненной силы, в попытку пускай насильственно, но вырвать у сопротивляющейся природы тайну человеческого существования, ее смысл" (22. с. 194). При этом, критик подчеркивает, что открой Адамс искомую формулу, это стало бы научным переворотом, созданием "новой религии".

Научная мысль на пороге ХХ столетия сыграла важнейшую роль в жизни человечества. Вследствие научно-технических открытий изменилась не только повседневная жизнь человека, его быт, но и в корне поменялось "качество" его мышления, появились новые идеалы и ценности. "Позитивное знание теснило знание гуманитарное, - пишет Л.Г. Андреев, - лаборатория теснила письменный стол, автомобили и аэропланы заменяли луну и соловья в качестве символа поэтического" (33. с.242). При этом, убеждение в необходимости "великого синтеза наук", явилось для той эпохи ключевым понятием, разрушающим границы и старые каноны гуманитарных дисциплин.

Одной из главных "новых идей" того времени, послужившей для возникновения подобной перспективы, стала теория Чарльза Дарвина. Его труд из научного вопроса быстро превратился в вопрос идеологический, вызвав споры об этике, религии, Боге, природе. Учение английского биолога приобрело значение общекультурной, а не сугубо научной проблемы. Ответ на вопрос о происхождении человека породил множество следствий (о некоторых их них мы упоминали в связи с возникновением социал-дарвинизма в американской историографии).

"Эволюция бушевала как эпидемия, - пишет Адамс в "Воспитании". - Дарвин был величайшим пророком в самом эволюционном из миров. Никогда еще солнце прогресса не светило так ярко" (3. с.340). Для молодого поколения ученых, к числу которых принадлежал автор, научная доктрина знаменитого биолога стала возможностью придать принципиально новое направление истории. По его мнению, единство и единообразие природных процессов, которые постулировались в теории естественного отбора, по большому счету, исчерпывали все мотивы линеарной концепции Блаженного Августина и провозглашали позитивный смысл человеческой истории. "Непрерывная эволюция, протекавшая в единообразных условиях., превосходно заменяла религию: своего рода безопасное, консервативное, практичное божество, насквозь пропитанное духом общего права" (3. с.271).

В 1894 году Адамс подчеркивал фундаментальное значение дарвинизма, послужившего идейным стимулом к развитую современного естествознания. В обращении к Американской исторической ассоциации он призывал коллег провести тщательный отбор научной методологии, по-новому осмыслить цели и задачи исторических исследований (19). Большой интерес автора к естественно-научным проблемам, его стремление выявить универсальные законы, действующие в природе и различных сферах общественной жизни, привели к попытке объяснить историю с помощью законов физики и биологии.

Одним из первых этапов научной деятельности Адамса, было серьезное увлечение идеями социал-дарвинизма, в частности, тевтонской теорией Э. Фримена. Закон естественной биологической борьбы, созидающей вселенную от более примитивных форм к более совершенным, непрерывная эволюция от простого к сложному казалась Адамсу вполне понятной. "Для молодых людей, чья взрослая жизнь пришлась на годы 1867-1900-й, не было иного выбора, - пишет он в "Воспитании". - Их законам должна была стать эволюция от низшего к высшему, соединение атомов в массу, концентрация множества в единство, приведение анархии к порядку" (3. с.279).

Безусловно, исследование прошлого позволяет по-иному взглянуть на настоящее. Многие из нас тяготеют к семейным архивам, любят рассматривать выцветшую фотографию дома, узнавать имена и фамилии давно умерших родственников, восстанавливать генеалогическое древо рода и т.д. Так и изучение эволюции человека увлекало и увлекает многих выдающихся ученых. Однако исследователи всегда старались обходить самый спорный вопрос эволюционной теории: до сих пор не найдено "недостающее звено" в цепи выделения человека из царства животных. Как отметил Мэйтленд Иди - крупнейший антрополог современности, - "Дарвин выстроил огромную многоярусную "башню", с системой ходов и выходов, поражающих гениальностью конструкторского таланта их создателя., но забыл о самой малости - о прочности фундамента" (34. с.213).

Таким образом, несмотря на все удобство и видимую логичность, теория вызвала множество споров, вследствие которых, если верить

Г. Адамсу, "самые убежденные эволюционисты все меньше и меньше верили в процесс всеобщей адаптации видов и борьбу за существование, а, следовательно, и в позитивный смысл эволюции" (32. с.309). В "Воспитании" (глава XV "Дарвинизм") автор объясняет свой скептический взгляд относительно дарвиновского учения тем, что любая научная доктрина должна прежде всего располагать убедительной аргументацией, основанной на обширном фактическом материале, а не на голых гипотезах. - "Если в науке дозволено прибегать к таким же легковесным обоснованиям, как в теологии, - пишет Адамс о теории происхождения человека, - и принимать за отправную точку некое единство, то не лучше ли, по примеру церкви, заявить об этом сразу, не подвергая себя нападкам из-за слабости доказательств?" (3. с.273). Автор приходит к выводу, что будучи эволюционистом, он постоянно будет иметь дело с трудностями и шаткими гипотезами касательно происхождения и конечной цели человека.

Анализируя причины популярности теории эволюции Дарвина, он говорит, что общество воспринимало эволюцию, как ранее воспринимало Пресвятую Деву, поклонялось новому божеству ради собственного спокойствия и уверенности в бесспорной позитивности своего существования. Оно хотело верить, что эволюция возможна, что прогресс бесконечен: " дарвинисты. смотрели на естественный отбор как на догму, призванную заменить веру в триединство, как на своего рода святую мечту, надежду на конечное совершенство" (3. с.277). Однакдо, Адамс считает, что самого главного - "эволюции мышления эти открытия не касались. А ведешь ли ты свое происхождение от акулы или от волка, в нравственном смысле не столь уж существенно" (3. с.275).

Проблемы происхождения человека и пути его дальнейшего развития как биологического вида, в большей степени представлены в научной работе, написанной Адамсом в 1910-м году (A Letter of American Teachers of History (35)). Здесь он приводит различные современные гипотезы относительно будущего человечества (из области физики, астрономии, палеонтологии и антропологии). Далеко не все теории, приводимые автором, "полны оптимизма", подобно дарвиновской концепции. "Человеку свойственно мнить себя "венцом Вселенной", - пишет Адамс, - он с удовольствием признает утверждение о своем превосходстве над другими видами. Антропология аргументирует это положение высоким уровнем развития человеческого мозга, опорно-двигательного аппарата (кистей рук, ступней, позвоночника), голосового устройства и т.д." (35. с.183).

Но на вопрос "доказывает ли увеличение удельной массы головного мозга эволюцию развития от низших форм к высшим, и каково соотношение процентных показателей у человека и у приматов?" (35. с.185), ученые дают неутешительный ответ, говорит автор. Оказывается наши церебральные характеристики не только строго индивидуальны, но и немногим выше среднестатистических данных человекообразных приматов - "неутешительный результат, если учесть столь длительную эволюцию" (35. Там же). Кроме того, некоторые высокоразвитые виды обезьян обладают гораздо большим объемом головного мозга по отношению к общей массе тела, нежели человек.

⇐ Предыдущая1234

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: