Конечно, из этого правила есть множество исключений, но мы не можем анализировать здесь роль матери в воспитании мальчика. 7 глава

Молодая девушка защищается от мужчины, выставляя напоказ свою детскую, но уже испорченную натуру. Девушку часто описывали полудикаркой, полусмиренницей. Именно так представляет Колетт героиню романа «Клодина в школе» и соблазнительную Винку из произведения «Невыколосившиеся хлеба». Винка горячо интересуется окружающим миром и чувствует себя в нем полновластной хозяйкой, но она также с любопытством относится к мужчинам, ее влечет к ним чувственное и романтическое желание. Она пропадает в зарослях ежевики, ловит креветок, лазает по деревьям и в то же время вздрагивает, когда ее товарищ, Фил, прикасается к ее руке, она познает то смятение, которое превращает тело в плоть и впервые приоткрывает в женщине женщину. Она взволнованна, ей хочется выглядеть красивой, иногда она причесывается, красится, одевает кисейные платья, ей забавно кокетничать, соблазнять; но поскольку она хочет также жить для себя, а не только для других, она временами бегает в старых некрасивых платьях, в мешковатых брюках. Какая-то часть ее личности осуждает кокетство и рассматривает его как отказ от собственной индивидуальности. Поэтому она иногда нарочно ходит с запачканными чернилами руками, грязная, непричесанная, Из-за этого бунтарства она делается неловкой, и это вызывает у нее досаду, раздражение, она начинает краснеть, делается еще более неуклюжей и в конце концов начинает ненавидеть свои неудачные попытки понравиться. На этом этапе девушка уже не хочет оставаться ребенком, но еще не соглашается стать взрослой, она недовольна и своим ребячеством, и женским смирением. Она все отвергает.

Это и есть основная характерная черта девушки, благодаря которой мы можем понять многие ее поступки. Она отвергает судьбу, предназначенную ей природой и обществом, но в этом отказе нет ничего конструктивного. Ее слишком сильно раздирают противоречия, и она не может вступить в борьбу с миром. Поэтому она ограничивается бегством от реальности или чисто символическим протестом. За каждым ее желанием скрывается страх: она с нетерпением ждет будущего, но боится расстаться с прошлым; ей хотелось бы «иметь» мужчину, но мысль о том, что она станет его добычей, внушает ей отвращение. В свою очередь, каждый страх скрывает какое-нибудь желание: насилие внушает ей ужас, но она стремится к пассивности. Поэтому она обречена на лицемерие и на все уловки, которые из него вытекают; она предрасположена к различным мучительным наваждениям, отражающим одновременное воздействие на ее душу желания и страха.

Одна из самых распространенных среди девушек форм протеста — насмешка. Лицеистки, мидинетки «надрываются» от хохота, рассказывая друг другу сентиментальные или непристойные истории, разговаривая о флирте, видя мужчин или целующихся влюбленных. Я знала школьниц, которые специально ходили по аллее Люксембургского сада, где сидели влюбленные, чтобы посмеяться, другие ходили в турецкие бани, чтобы поиздеваться над толстыми женщинами с отвислыми животами и грудью. Насмешки над женским телом, над мужчинами, над любовью — это способ отвергнуть сексуальность, это вызов взрослым, но, кроме всего прочего, это попытка преодолеть собственное смущение. Со словами и образами играют для того, чтобы рассеять их опасное очарование. Я видела, например, как ученицы четвертого класса «прыснули», обнаружив в латинском тексте слово femui·!. Тем более, позволив обнимать и ласкать себя, девушка может взять реванш, расхохотавшись в лицо партнеру или насмехаясь над ним с подругами, Помню, как однажды ночью в купе железнодорожного вагона две девушки по очереди обнимались с ком

Бедро, задняя нога (лат.

мивояжером, очень довольным такой удачей. В перерывах девушки истерически -смеялись, компромисс между сексуальностью и стыдом вернул их к поведению переходного возраста. Девушки прибегают не только к безудержному смеху, но порой и ругаются. От некоторых из них можно услышать такие выражения, от которых покраснели бы их братья. Но девушек это совершенно не пугает, наверное, потому, что из-за почти полного их невежества сказанное не вызывает у них никаких четких представлений. Прибегая к сквернословию, девушки хотят если не помешать формированию образов, то обезопасить их. Неприличные истории, которые рассказывают лицеистки, предназначены совсем не для того, чтобы удовлетворить сексуальные инстинкты, а для того, чтобы отвергнуть сексуальность. Они хотят видеть в ней только смешные стороны, как в механической, почти хирургической операции. Но так же как и насмешки, словесные непристойности — это не только протест, но и вызов взрослым, что-то вроде кощунства, намеренное выставление напоказ своей испорченности. Девушки отвергают требования природы и общества, и их вызов и противостояние им выражаются в разнообразных странностях поведения, Известно, например, что иногда они едят самые необычные вещи: карандашные грифели, облатки, щепки, живых креветок, десятками глотают таблетки аспирина, иногда даже едят мух, пауков. У меня была одна знакомая девушка, надо сказать очень разумная, которая делала и пила какие-то ужасные смеси из кофе и белого вина, кроме того, она иногда ела сахар, смоченный в уксусе. Другая девушка, обнаружив в салате червяка, не задумываясь съела его. Все дети с увлечением изучают мир с помощью глаз, рук, а более глубоко с помощью рта и желудка. Что касается девочек переходного возраста, то им особенно нравится изучать его, поглощая несъедобные, внушающие отвращение вещи. Их часто привлекает именно «отвратительное». У одной красивой, в меру кокетливой и аккуратной девушки была какая-то действительно непреодолимая тяга ко всему, что казалось ей «грязным»: она брала в руки насекомых, разглядывала грязное гигиеническое белье, слизывала кровь из царапины. Играя с грязными вещами, девочка преодолевает отвращение к ним, а отвращение — это то чувство, которое часто посещает ее в период полового созревания. Ей неприятно собственное тело, так как оно слишком чувственно, ей внушают отвращение менструальная кровь, сексуальные отношения взрослых, мужчины, которым она предназначена, и она возится с вещами, вызывающими у нее брезгливость, именно для того, чтобы преодолеть это ощущение. «Поскольку каждый месяц из меня обязательно будет течь кровь, я докажу, слизывая кровь из царапины, что она меня нисколько не пугает. Поскольку мне придется пройти через возмутительное испытание, почему бы не съесть червяка?» Это настроение еще более ярко проявляется в тех, часто встречающихся в этом возрасте случаях, когда девушка наносит себе физический ущерб.

Девушки ранят себе ноги бритвами, обжигают себя сигаретами, делают на своем теле порезы, царапины. Одна из моих подруг молодости однажды для того, чтобы не идти на скучный прием, так поранила себе ногу топором, что пролежала в постели полтора месяца.

Такое садомазохистское поведение возникает как результат мысленного предвосхищения сексуального опыта и протеста против него. Подвергая себя испытаниям, девушка преследует цель закалиться против любой напасти, обезопасить их все, включая первую брачную ночь. Когда она сажает себе на грудь слизняка, десятками пьет таблетки аспирина, наносит себе рану, она тем самым бросает вызов своему будущему любовнику: ты никогда не сможешь причинить мне ничего более ужасного, чем то, что я причиняю себе сама. Так, мрачно и высокомерно, девушка готовится к сексуальным отношениям. Предчувствуя, что ей суждено стать пассивной добычей, она в борьбе за свою свободу готова превозмогать боль и отвращение. Нанося себе рану ножом или обжигая себя, она протестует против проникновения в себя пениса, который лишит ее девственности, и протест этот заключается в том, чтобы избавиться от страха перед болью, связанной с этим действием. В ее поведении имеются черты мазохизма — ведь она получает удовлетворение, испытывая боль, но его главное содержание — это садизм: осознавая себя самостоятельным субъектом, она оскорбляет, глумится и терзает свою зависимую плоть, ненавистную, но неотделимую от нее плоть, обреченную на подчинение. Дело в том, что ни при каких обстоятельствах девушка не стремится действительно отказаться от своей судьбы. В садомазохистских пристрастиях таится глубокое лицемерие: если такие пристрастия охватывают девушку, это значит, что она, несмотря на все свои протесты, принимает будущее женщины. Она бы не истязала с такой ненавистью свою плоть, если бы не осознавала себя плотью. Несмотря на то что она поддается приступам жестокости, в глубине души она готова смириться. Когда юноша восстает против своего отца или против мира, в его необузданности есть что-то конструктивное: он ссорится с товарищами, дерется и с помощью кулаков утверждает себя как независимого субъекта, он навязывает миру свою волю, побеждает его. Но девушке запрещено утверждать себя или навязывать свою волю, и именно это ее так сильно возмущает. У нее нет надежды ни изменить мир, ни возвыситься над ним. Она знает или по крайней мере полагает, что лишена самостоятельности. Не исключено, что такое состояние ей нравится. Она может лишь разрушать, за ее яростью скрывается отчаяние: после тоскливого вечера она может начать бить посуду, стекла, вазы, и вовсе не для того, чтобы победить свою судьбу, это всего-навсего символический протест. Восставая против своего нынешнего бессилия, девушка восстает и против будущего порабощения, но ее бесполезные взрывы не только не освобождают ее от пут, а часто лишь сильнее их затягивают. В

женской жестокости, направленной против себя самой или против окружающего мира, нет ничего положительного, это показные поступки, не приводящие ни к какому результату. Мальчик, который залезает на скалы или дерется с товарищами, смотрит на физическую боль, на раны и шишки как на незначительные последствия своей конструктивной деятельности, он не стремится к ним и не избегает их (кроме тех случаев, когда страдает комплексом неполноценности и попадает в ту же ситуацию, в которой находятся женщины). Девушка любуется своими страданиями, ищет в душе склонность к ярости и бунту, но мало интересуется их результатами. Ее извращенность объясняется тем, что она прочно связана с миром детства и не имеет ни возможности, ни истинного желания вырваться из него. Она бьется в клетке, но вовсе не стремится освободиться, ее поведение неконструктивно, рефлективно, символично. ' В некоторых случаях ее извращенность приводит к опасным последствиям. Многие девушки страдают клептоманией, которая представляет собой весьма двусмысленную форму «сексуальной сублимации». Конечно, у клептоманки преобладают желание нарушить законы и запреты и острое ощущение опасности при совершении недозволенного действия, но в этих чувствах можно различить две стороны. Незаконно присваивая предметы, девушка гордо утверждает свою самостоятельность, заявляет о себе как о субъекте по отношению к украденным предметам и к обществу, осуждающему кражу, и тем самым отвергает установленный порядок и бросает вызов его охранителям. Но в этом вызове есть также что-то мазохистское: клептоманку привлекает риск, которому она подвергается, — ведь если ее поймают, она окажется на дне пропасти. Именно из-за опасности быть пойманной девушка испытывает такую жгучую тягу к воровству. Если ее воровство обнаружится, все будут смотреть на нее с осуждением, указывать пальцем, и, переживая этот позор, она до конца и безвозвратно осознает, что она — вещь. Брать, но ничего на давать взамен из страха стать чьей-то добычей — вот в чем заключается опасная сексуальная игра девочкиподростка.

Именно этим объясняются все дурные поступки или правонарушения девушек. Некоторые из них забавляются тем, что рассылают анонимные письма, другие мистифицируют окружающих. Одна четырнадцатилетняя девочка, например, убедила всю деревню, что в одном из домов водятся привидения. Девушки наслаждаются и своей тайной властью, и непослушанием, вызовом обществу, и опасностью разоблачения. Последнее чувство доставляет им такое большое удовольствие, что нередко они сами разоблачают себя, а иногда даже обвиняют себя в проступках и преступлениях, которых не совершали, Нет ничего удивительного в том, что страх перед превращением в вещь неизбежно приводит к осознанию себя в качестве таковой, — это явление, характерное для всех отрицательных навязчивых состояний. Так, больной,

страдающий психическими припадками, со страхом ждет их приближения и в результате впадает в них. Выздоравливает он лишь тогда, когда перестает думать о своей болезни. То же самое можно сказать о психастенических тиках. С такого рода больными девушку сближает ее глубокая неискренность, у нее можно обнаружить многие симптомы неврозов, например мании, тики, склонность к заклинаниям, извращенность, и объясняется все это той постоянной борьбой между желанием и страхом, которая, как мы уже говорили, идет в ее душе. Например, девочки нередко совершают «побеги» из дома; они уходят сами не зная куда, бродят вдалеке от родительского дома, а дня через два-три вдруг возвращаются. Это отнюдь не настоящий уход из дома, не реальный разрыв со своей семьей, это имитация бегства, и если в подобных случаях девушке предлагают расстаться со своими близкими, она чувствует себя растерянной: она хотела бы расстаться с ними, не расставаясь. Иногда бегство связано с тем, что девушка воображает себя проституткой: она видит себя проституткой в мечтах, с большей или меньшей робостью разыгрывает из себя проститутку: ярко красится, выглядывает в окно и строит глазки прохожим, порой дело доходит до того, что она уходит из дома, и комедия превращается в реальность. В таком поведении нередко отражается отвращение к сексуальному желанию, чувство вины; поскольку меня одолевают такие мысли и желания, я такая же, как проститутки, я и есть проститутка, думает девушка. Случается, что ей хочется освободиться от подобных мыслей, покончить с ними, дойдя до конца, и, отдаваясь первому встречному, она стремится убедить себя, что сексуальная сторона жизни не имеет большого значения. Такой поступок может выражать и враждебное отношение к матери, которое возникает либо от того, что девушке внушает отвращение суровая добродетель ее матери, либо от того, что она подозревает мать в распущенности, а также обиду на слишком равнодушного отца. Во всяком случае, в этом наваждении, так же как в сопутствующем ему страхе беременности, о котором мы уже говорили, безнадежно смешиваются бунт и смирение, что характерно для психастенического синдрома. Важно отметить, что, ведя себя подобным образом, девушка не стремится выйти за рамки природного и общественного порядка, не хочет раздвинуть границы возможного или произвести переоценку ценностей. Она довольствуется тем, что выражает протест, нисколько не изменяя существующего мира, его границ и законов. Такое поведение часто называют «бесноватым», в нем таится глубочайший обман: добро признается лишь для того, чтобы над ним глумиться, правила существуют для того, чтобы их нарушать, уважение к святыням нужно для того, чтобы святотатствовать. Главное в поведении девушки заключается в том, что она, ощупью пробираясь через тревожную мглу собственной неискренности, через отказ от мира и собственной судьбы, принимает и то и другое.

Однако она не просто отвергает навязываемое ей положение, но также пытается исправить его недостатки. Будущее пугает ее, но и в настоящем она не находит удовлетворения, ей страшно становиться женщиной, но и быть ребенком ей совершенно не нравится, она уже рассталась с прошлым, но еще не вступила в новую жизнь. У нее есть занятия, но она ничего не создает, и поскольку это так, то она ничего на имеет и ничего из себя не представляет. Эту пустоту она старается заполнить притворством и мистификациями. Ее часто упрекают в том, что она скрытна, лжива и любит устраивать «истории». Но дело в том, что она обречена на секреты и ложь. В шестнадцать лет женщина уже пережила мучительные испытания: период полового созревания, месячные, пробуждение сексуальности, первое любовное волнение, первый любовный жар, страхи, отвращение, предосудительные отношения — все это скрыто в. ее душе, и она научилась тщательно хранить свои секреты. Ведь ко лжи ее подталкивает даже то, что ей необходимо прятать гигиенические салфетки, скрывать месячные. В новелле «Старое человечество» К.Э.Портер рассказывает о том, как в Южной Америке в конце XIX века девушки доводили себя до болезненного состояния, поглощая смесь соли с лимоном, если в день бала у них были месячные. Они хотели остановить их таким способом, поскольку опасались, как бы молодые люди не догадались об их состоянии по кругам под глазами, по запаху или при прикосновении к их рукам. Мысль о том, что это может случиться, приводила девушек в ужас. Трудно чувствовать себя кумиром, феей, недосягаемой принцессой, когда между ног у тебя окровавленная салфетка или, если смотреть на вещи шире, когда знаешь, что над тобой тяготеет проклятие, ты — прежде всего тело, Стыдливость девушки, представляющая собой естественный протест против того, чтобы к ней относились как к плоти, порой граничит с лицемерием. Ложность положения, на которое обречена девушка-подросток, заключается в том, что ее принуждают быть вещью, и вещью драгоценной, тогда как она сама ощущает себя «экзистенцией» еще не сложившейся, характером неопределенным, недостатки которого ей хорошо известны. Макияж, накладные букли, корсет, увеличивающий грудь бюстгальтер — все это обман, само лицо превращается в маску: девушка учится искусно придавать ему непосредственное выражение, изображает изумительную пассивность. Нет ничего более удивительного для девочки, чем неожиданно увидеть свое, так хорошо знакомое ей лицо при исполнении женских функций. Она отвергает свою трансцендентность и имитирует имманентность, ее взгляд не видит, а отражает, тело не живет, а ждет, все ее жесты и улыбки становятся призывными. Обезоруженная, готовая к своей судьбе девушка становится похожей на цветок, который можно подарить, или на фрукт, который можно сорвать. На всю эту ложь ее толкает мужчина, желающий быть обманутым; позже эта ложь начинает вызывать у него раздражение, и он обвиняет женщину.

Однако бесхитростная девочка не вызывает в нем ничего, кроме равнодушия и даже враждебности. Его соблазняет только девушка, которая расставляет ему ловушки. Будучи жертвой, она в то же время подстерегает добычу, для успеха своего предприятия она использует собственную пассивность, превращает свою слабость в силу. Поскольку ей не дозволено открыто идти в атаку, остается лишь прибегать к уловкам и расчету, Для того чтобы достичь своей цели, она должна делать вид, что ею легко овладеть. Поэтому позже ее будут упрекать в коварстве и предательстве. Эти упреки не лишены основания. Но верно и то, что она вынуждена разыгрывать перед мужчиной мнимую покорность, потому что он стремится к господству. И можно ли требовать от нее, чтобы она подавила в себе жизненно важные стремления? Изначально в ее уступчивости не могло быть ничего, кроме извращенности. Впрочем, женщина прибегает к хитрости не только в силу своей природной предрасположенности к ней. От того, что для нее закрыты все дороги, от того, что она не может свершать, а вынуждена лишь быть, над ней тяготеет проклятие. В детстве она разыгрывала танцовщицу или святую, став старше, она играет самое себя, так что же такое для нее истина? В замкнутом пространстве, где она живет, это слово лишено смысла.

Истина — это неприкрашенная реальность, которая познается только в процессе деятельности, а женщине не дано действовать. Романы, которые она сочиняет о себе и для себя, но также и для других, по ее мнению, лучше передают ее потенциальные возможности, чем скучные рассказы о ее обыденной жизни. Она не может оценить себя и свои способности и поэтому для самоутешения прибегает к притворству. Она мысленно создает какой-либо образ и стремится придать ему вес, пытается прослыть оригинальной, выделиться, совершая экстравагантные поступки, потому что не может выразить свою индивидуальность в конкретной деятельности. Она знает, что в этом мире, где правят мужчины, она не несет никакой ответственности и не играет никакой роли. Именно потому, что у нее нет никакой серьезной деятельности, она и выдумывает всякие «истории». Если Электра из пьесы Жироду создает всем одни затруднения, так это потому, что не ей, а Оресту суждено взять в руки настоящий меч и совершить реальное убийство, Девушка, так же как и девочка, растрачивает себя в слезах, приступах гнева, доводит себя до болезненного состояния, впадает в истерику, и все это для того, чтобы привлечь к себе внимание, стать значительным лицом. Для того чтобы придать себе значительность, она вмешивается в жизнь других людей, не пренебрегая никаким оружием: она выдает секреты или придумывает их, совершает предательства, клевещет. Для того чтобы чувствовать биение жизни, ей необходима атмосфера трагедии, ибо в своей реальной жизни она не видит никакой опоры. По той же причине она бывает капризной. Наши фантазии, дорогие нам образы отличаются противоречиями; только действие создает связи в беге изменчивого времени. У девушки нет истинной воли, она обладает только желаниями, которые часто меняются и никак не связаны между собой. Такая непоследовательность может иногда становиться опасной, оттого что девушка хотя и предается каждому желанию лишь мысленно, но предается ему всем своим существом, Она непримирима и требовательна, ей нравится все бесповоротное и абсолютное. Поскольку она не может располагать своим будущим, ей хочется завоевать вечное. «Я никогда не отступлю. Я всегда буду желать всего. Мне необходимо возвести свою жизнь на недосягаемую высоту для того, чтобы согласиться ее прожить», — пишет Мари Ленерю. Эти слова перекликаются со словами Антигоны из пьесы Ануя: «Я хочу всего и немедленно». Такой детский максимализм можно обнаружить лишь у человека, который не живет, а грезит: в грезах не существует ни времени, ни препятствий, и для того, чтобы компенсировать их отрыв от реальности, им нужно дать полный простор. Человек, обдумывающий какие-либо реальные планы, знает, в каких пределах он может действовать, что и является залогом его фактической власти. Девушка хочет получить все, потому что от нее не зависит ничего. Именно поэтому взрослые люди, и особенно мужчины, считают ее «ужасным существом». Она не признает никаких ограничений, с которыми мужчина сталкивается, действуя в реальном мире. Она подстрекает его пренебрегать ими. Так Хильда¹ ждет, чтобы Сольнес подарил ей царство, и, поскольку не ей придется его завоевывать, она хочет, чтобы оно было бескрайним; она требует, чтобы Сольнес построил самую высокую башню из всех, которые когда-либо существовали на земле, и чтобы он «поднялся на такую же высоту, на какую вознесется башня». Он не решается подниматься, боится головокружения, она же, глядя на него с земли, отказывается считаться с обстоятельствами и человеческой слабостью, не может понять, что реальность устанавливает пределы ее мечтам о величии. Взрослые всегда кажутся мелочными и слишком осторожными девушке, готовой не отступать ни перед каким риском именно потому, что ей нечем рисковать. Совершая в воображении чрезвычайно смелые поступки, она ждет, что взрослые будут совершать такие же поступки в реальности. Не рассчитывая подвергнуть себя испытанию, она приписывает себе самые редкие добродетели и не боится разоблачения.

Однако именно из-за невозможности проверить себя девушка чувствует неуверенность, и хотя в воображении она считает себя совершенством, она все-таки ощущает дистанцию между собой и тем персонажем, который она создает для того, чтобы им любовались другие. Этот персонаж зависит от чужого восприятия. Тем самым этот двойник, которого она идентифицирует с собой, пассивно терпя его присутствие, подвергает опасности и ее. Вот почему она чувствительна и тщеславна. Малейшая критика, насмешка угрожают целостности ее облика. Ведь ее значимость возникает не благодаря ее собственным усилиям, она порождается изменчивым одобрением окружающих. Ценность ее личности зиждется не на ее собственной деятельности, она создается приговором общественного мнения. Таким образом, она как бы может быть измерена количественно. Но если товара слишком много, он теряет цену. Поэтому девушка может быть неповторимой, исключительной, замечательной и совершенно необычной только в том случае, если ни одна другая девушка таковой не является. Ее подруги — это соперницы, враги, она старается испортить их репутацию, устранить их; она ревнива и недоброжелательна.

Очевидно, что все те недостатки, в которых чаще всего упрекают девушку, предопределены ее положением в обществе («ситуацией»), Мучительно обрекать себя на пассивность и зависимость в возрасте, которому свойственны надежды и честолюбие, в возрасте, когда кипит желание жить, занять свое место в мире. Именно в это время женщина осознает, что ей не дозволены какие бы то ни было завоевания, что она должна отречься от себя, что ее будущее зависит только от прихоти мужчины. Какие бы социальные или сексуальные стремления ни рождались в ней, все они обречены на неудовлетворенность, все ее жизненные и духовные порывы наталкиваются на препятствия, Понятно, что при таких условиях ей нелегко оставаться уравновешенной, Ее изменчивое настроение, слезы, нервные припадки свидетельствуют не столько о физиологической слабости, сколько о ее глубокой неприспособленности к своему положению, Однако девушки, которые одолевают эту ситуацию, прибегая к тысяче мелких хитростей, порой принимают ее совершенно искренне и сознательно. У них имеются раздражающие недостатки, но порой они удивляют и своеобразными достоинствами. И те и другие одного происхождения, Отказ от реальной жизни, тревожное ожидание, самоотречение могут послужить девушке трамплином, обеспечить ей прорыв к одиночеству и свободе.

Девушка скрытна, она страдает, ее мучают сложные внутренние конфликты, В то же время эта сложность обогащает ее, ее духовная жизнь глубже, чем духовная жизнь ее братьев, она внимательно наблюдает за тонкими и разнообразными движениями своего сердца, она лучше разбирается в психологии, чем мальчики, преследующие внешние цели. Она способна обосновать свой бунт, который противопоставляет ее миру, не впадая в излишнюю серьезность или конформизм. Ее не может обмануть традиционная ложь окружающих, которая вызывает у нее только иронию. Постоянно ощущая двусмысленность своей «ситуации», она способна не только на бесполезные протесты, но имеет достаточно мужества для того, чтобы усомниться в общепринятом оптимизме и избитых истинах, в лживой, предустановленной морали. Такова, например, трогательная Мэгги, героиня романа Джордж Элиот

«Мельница на Флоссе», в Которой -автор воплощает сомнения и отважный бунт юной девушки против нравов викторианской ан глии; герои этой книги, в частности брат Мэгги,—- Том, упрямо следуют общепринятым принципам,'для: них мораль превращается в застывшие формальные· правила;. Мэгги пытается по-новому Взглянуть на них, опровергнуть их, она без страха идет навстречу одиночеству и возводит егр-ъ чистую свободу, противостоящую склеротичному мужскому миру.

Девушка может использовать свою свободу лишь отрицательным способом/Однако благодаря тому, что ее душевные силы остаются незанятыми, в ней может развиться ценное качество — восприимчивость, в этом случае она становится преданной, внимательной, понимающей и любящей. Именно таким кротким великодушием отличаются героини Розамонд Леманн. В романе «Приглашение к вальсу» мы видим, как Оливия, еще робкая, неловкая и не очень склонная к кокетству, с волнением и любопытством вглядывается в мир, в котором ей вскоре предстоит жить, Она всем своим существом слушает партнеров по танцам, старается давать им такие ответы, которых они ждут, она на все отзывается, трепещет, принимает то, что ей предлагают. Героиня романа «Пыль» Джуди обладает такими же привлекательными качествами, Она не отказывается от радостей, свойственных детству, любит ночью купаться голышом в протекающей в парке реке, любит природу, книги, красоту, жизнь; в ней нет самовлюбленности, она правдива, лишена эгоизма, в ней нет стремления к возвеличиванию собственного «я» с помощью мужчин, она отдает свою любовь как дар. Она одаривает ею любое существо, которое ее пленяет, — как мужчину, так и женщину, и Дженнифер, и Роди. Отдавая себя, она не теряет своей индивидуальности. Она живет жизнью независимой студентки в своем собственном мире с собственными проектами. Но от молодого человека ее отличает нежная кротость и позиция ожидания. Самым изящным образом, несмотря ни на что, она предназначает себя Другому, Этот Другой обладает в ее глазах такими чудесными свойствами, что она одновременно влюблена и во всех молодых людей из семьи соседей, и в их дом, и в их сестру, и во всю их жизнь; и Дженнифер ей нравится не столько как подруга, сколько как воплощение этого Другого. Роди и его кузенов она очаровывает своей способностью подчиняться их воле, считаться с их желаниями. Она — само терпение, мягкость, согласие и молчаливое страдание.

Тесса из романа Маргарет Кеннеди «Нимфа с верным сердцем» не похожа на Оливию, но и она тоже пленяет нас своим сердечным отношением к дорогим ей людям. Это непосредственная, диковатая, но цельная натура, Она не согласна жертвовать даже малейшей частью своей личности; украшения, румяна, притворство, лицемерие, показное изящество, осторожность и подчинение женщины вызывают в ней возмущение; ей хочется быть любимой, но она не согласна носить маску; она приспосабливается к настроению Левиса, но без всякого раболепства; она понимает его, чувствует все движения его души, но когда им случается поссориться, Левис хорошо знает, что ему не удастся смягчить ее с помощью ласки. В то время как властную и тщеславную Флоренс можно склонить на свою сторону поцелуями, Тессе удается чудо — любя, она остается свободной, и поэтому в ее любви нет ни враждебности, ни надменности. Ее простодушие привлекает так же, как могли бы привлечь ухищрения; она не уродует себя для того, чтобы понравиться, не унижается, не превращается в вещь. Она живет в окружении музыкантов, отдающих себя без остатка творчеству, но самой ей неведома власть всепоглощающего вдохновения. Зато она всем своим существом любит окружающих, понимает их, помогает им и делает это легко, движимая неясным и непосредственным великодушием. Именно поэтому она остается совершенно свободной даже в такие моменты, когда, думая о других, забывает о себе. Благодаря своей чистоте и естественности ей удается избежать многих конфликтов, переживаемых девушками; она страдает из-за жестокости мира, но не из-за собственной раздвоенности; в ней все гармонично, как в беззаботном ребенке или в мудрой женщине. Такая чувствительная, великодушная, восприимчивая и пылкая девушка вполне готова к глубокой любви.