 |
Десятый шаг. «Язык мой – враг мой». (или о том, как языковые игры превращаются в языковые путы). Итак, язык может служить нам средством как защищающим иррациональность и безответственность, так и наказывающим невиновного. Таким образом, язык не только н
|
|
|
|
№ 5
Если вы не можете расстаться со своим прошлым, если события, произошедшие в вашей жизни, не дают вам жить настоящим, постоянно напоминают о себе и навевают чувства тоски и уныния, попытайтесь применить к своему прошлому три заветные буквы «П». Попытайтесь понять, что происшедшее произошло и уже не может стать другим, что случилось, то случилось и его не изменить. Попытайтесь простить своё прошлое, может быть, вам следует простить кого-то из своих близких, кого-то, кого вы любили или до сих пор любите; может быть, вам следует просто простить своё прошлое за ту боль, которую оно принесло вам; а может быть, вам следует простить себя. Прощение принесёт вам успокоение. И тогда вам остаётся только принять своё прошлое. Принять – это не осуждать и не оценивать, а согласиться и не сопротивляться случившемуся. Примите своё прошлое для того, чтобы открыть для себя будущее, получить на него право и отдаться тому, что ждёт, а не тем переживаниям, которые уже случились и, возможно, ранили вас.
Десятый шаг.
«Язык мой – враг мой»
(или о том, как языковые игры превращаются в языковые путы)
Язык и речь, вне всякого сомнения, – величайшее чудо природы, и они заслуживают всяческого к себе уважения. Посмотрите вокруг: на достижения науки и искусства, на чудеса техники, на города-мегаполисы. Все это благодаря языку, ведь именно он научил человека мыслить и даже в какой-то мере чувствовать. Ведь стихи, музыка и многие другие проявления духа были бы невозможны без слова и без языка. И на это я никоим образом не посягаю, прошу понять меня правильно.
А теперь приглядитесь к своим психологическим проблемам. Да, их появлению вы тоже в значительной степени обязаны слову. Чувствуете трудолюбивую руку нашего глубокоуважаемого языка? Он трудится над созданием психологических проблем как пчёлка! Пока вам придётся поверить мне на слово, а когда наступит время доказательств, я не утаю их от вас. Речь – хорошая штука, но невроз – это почти обязательное её осложнение.
|
|
|
Начнём с самого простого. Рассмотрим язык как средство оправдания неадекватного поведения. Все мы время от времени поступаем неадекватно, или, как ещё бы сказали психологи, иррационально, то есть глупо, иными словами. И тут нечего стесняться, поскольку от этого не убережёшься. Неадекватность, в конце концов, оборотная сторона адекватности, так что стыдиться действительно нечего, а чем больше вы пытаетесь уберечь себя от неадекватности, тем большую оплошность можете допустить. Но признаем ли мы свои просчёты? Редко и, как известно, с большой неохотой.
Как ведёт себя человек, который поступил дурно и понял это? Он начинает оправдываться. Ведь так? Зачем он это делает? Чтобы размежеваться со своим проступком, снять с себя ответственность, оправдать свою иррациональность или недопустимую халатность. Если это ему удастся, как он поступит в следующий раз? Ощутит ли он должную вину за проступок, извлечёт ли нужный урок, сделает ли необходимые выводы? Или, напротив, сможет осознать свою невиновность (если он действительно не виноват), успев прежде того оправдаться? Вряд ли. Мы не только не умеем учиться на чужих ошибках, но и свои-то нас не всегда учат. А почему? «Язык мой – враг мой», – вот что я вам скажу, ведь оправдание оказывается своеобразным довеском неадекватности. Не было бы языка, нам бы не пришлось оправдывать свои ошибки, утверждая и обосновывая их неизбежность. Не стали бы мы также защищать свою правоту, которая от оправданий приобретает поразительное сходство с ошибкой.
|
|
|
Итак, язык может служить нам средством как защищающим иррациональность и безответственность, так и наказывающим невиновного. Таким образом, язык не только не защищает нас от неадекватности и ошибок, а, напротив, зачастую порождает их.
Если человек делает что-то не так, он не сможет изменить стиль своего поведения до тех пор, пока не поймёт, что поступает неверно. Но как это сделать, если на словах все нелепое и ошибочное объяснено и обосновано?
Чтобы не показаться голословным, приведу пример. Женщина 45 лет страдает от страха перед сердечным приступом в метро. Я спрашиваю её: «Почему вы считаете, что в метро у вас непременно случится приступ, а на улице вы его совсем не боитесь? » – «Потому что метро под землёй, а значит, воздуха меньше», – отвечает она мне. Есть логика? Вроде бы очень логично, но ведь полный абсурд! Следующий вопрос: «Ну, а если даже и случится приступ в метро, что в этом такого? Какая разница? В чем специфика? Ведь, по идее, точно такой же приступ может произойти и на улице, и в наземном транспорте, почему вы боитесь приступа только в метро? » И она так же спокойно, с чувством полной уверенности в своих словах отвечает: «Да, может быть приступ вполне обычный, хотя это и не доказано. Но если он случится в вагоне метро, когда поезд застрянет между станциями, то ведь оттуда будет не выйти, да и на помощь никто не придёт! » Логично? Очень логичная бессмыслица.
Логика – это искусство ошибаться с уверенностью в своей правоте.
Дж. У. Крач
Идём дальше, спрашиваю: «А почему в таком случае вы так боитесь приступа и на перроне? » – «На перроне много народу. Начнут суетиться, блузку расстёгивать, зеваки набегут, наступят, оскорбят», – она ещё долго продолжает развивать свои доводы. И внешне все, что она говорит, представляется очень убедительным. Только вот к функционированию сердечно-сосудистой системы это ровным счётом не имеет никакого отношения, так что остаётся совершенно непонятным, при чем тут сердечный приступ. Какое он имеет ко всему этому отношение? Что ж, сейчас поясню.
А отношение самое прямое. Страх сам по себе иррационален, ведь, по сути дела (если смотреть объективно), невротику бояться нечего и незачем, но человек боится. Как вы думаете, нужно найти этому страху объяснение? Нужно, в противном случае начинает казаться, что он просто сходит с ума, а это ощущение не из приятных, и поэтому он все-таки «находит» объяснение. Пусть оно лишено всякого смысла, но ведь это в значительной степени успокаивает, неизвестность всегда во сто крат ужаснее неопределённости. Нам действительно свойственно бояться всего неизвестного, а объяснение создаёт иллюзию известности. Определённость, какой бы она ни была, лучше неопределённости. Если же невротик действительно осознает, что его страх не имеет под собой никакого реального основания, он чувствует себя в дурацком положении, это заставляет его пойти на конфронтацию с собственным страхом, но это пугает его ещё больше. А потому человек начинает судорожно подыскивать под свой беспричинный страх более или менее убедительную причину, а после под причину – доказательства и объяснения. И как только он найдёт их, то сразу успокоится и перестанет сопротивляться своей беде, своему неврозу, сложит руки и будет покорно мучиться, сетуя на свою тяжёлую долю. Поэтому я и говорю, что объяснение – это лучший «тюремщик».
|
|
|
Объяснения не облегчают понимания.
Фредерик Пёрлз
Угроза сердечного приступа или разрыва аорты у большинства моих пациентов мнимая. Но для них она более «вещественна», чем страх, не имеющий под собой никаких видимых оснований. Кроме того, если ты «знаешь», что у тебя возможен сердечный приступ или разрыв аорты, ты можешь избежать каких-то ситуаций, которые, по твоему мнению, могут к ним привести (вот почему мои пациенты не ездят в метро и постоянно измеряют своё артериальное давление и частоту пульса), а значит, как бы избегаешь страха. Но это лишь иллюзия, хотя и очень убедительная. У так называемого беспричинного страха, конечно, есть своя причина, но это не сердечный приступ и не разрыв аорты. Каждую минуту реально подстерегает эта опасность миллионы людей, но они не испытывают такого страха, а те, кто соматически совершенно здоров, боятся этого как огня. Но истинная причина «беспричинного» страха глубоко скрыта в подсознании, она имеет психологические корни, именно поэтому и проявляет себя в виде страха, а не сердечным приступом, например.
|
|
|
Невротик боится неизвестности больше любого другого человека оттого, что он в себе неуверен. Причём его неуверенность в себе закономерна: как можно верить в себя, если ты смутно понимаешь, что в тебе есть что-то, что от тебя не зависит, но может тобою управлять, например, страх, возникающий самопроизвольно, без всякой видимой на то причины. А поэтому ему очень нужно найти объяснение своим симптомам, и он ищет, причём даже уже не правды, а хотя бы правдоподобности – только бы не мучиться от страха неизвестности, не балансировать над пропастью, найти хоть какой-нибудь, пусть даже и болезненный, покой и определённость. Такое объяснение позволяет ему жить с его страхом. Жить-поживать, невроз наживать.
Запомните, что любое объяснение, которое вы придумываете (путь даже не преднамеренно), чтобы оправдать собственную неадекватность, иррациональный страх, беспричинное чувство вины или совершённую ошибку, ведёт прямиком к неврозу. В этом смысле невротик – это человек, разучившийся быть честным с самим собой. Страх, тревога, депрессия, неизвестность – это пытка; и невротик начинает врать себе, полагая, что это ложь во спасение, но оказывается совсем наоборот. Таким образом, он только обезоруживает себя перед лицом своих проблем, он смиряется с ними и утрачивает последние силы, необходимые ему для борьбы.
|
|
|
