Чеченская война» в возрастных координатах
Если в 30-е годы советская власть, как отмечалось, объявила на Кавказе войну «стариковству», го позже «именно в Чечено-Ингушетии власти использовали "стариковство" для улаживания, старинных межфамильных кровных распрей, а с 1960-х годов даже стали создавать общественные советы старейшин разных административных уровней для проведения различных государственных и общественных мероприятий» (Тишков 2001: 297). Возврат к «возрастным ценностям» коррелировал с общей ситуацией в стране, где начиная с 70-х годов наметилась тенденция к гсронтократи-зации общественно-политической сферы. Пик пришелся на 80-е годы. \229\ Эго означало, что, в первую очередь, резко замедлилась динамика обновления партий но-государственного аппарата, прежде всего высшего звена. Функционеры к этому моменту оставались на своих местах, будучи дряхлыми стариками. В результат восходящие поколения, в первую очередь интел ли ген т [и я, утратили возможности продвижения по карьерной лестнице в рамках партийно-государственной бюрократической системы. Заметим, ч го в обществах с нерыночной экономикой, где практически все сферы деятельности находятся в руках государства, именно данная система предоставляет индивиду возможности самореализации, в смысле обретения общественно-значимых функций. Правда, в СССР социально-возрастной конфликт, прежде всего в этой системе, являвшейся становым хребтом советского общества, старались регулировать. Например, прием в КПСС для представителей интеллигенции был строго ограничен. Это призвано было уменьшить общее число реальных претендентов на статус и власть в «системе», так как именно наличие диплома о высшем образовании и партбилета давало молодому человеку это право. Канализации возрастной «агрессии» служили и различные «школы мужества» («ударные стройки», «покорение целины»), включая войну в Афганистане в 80-е годы XX века, куда рекрутировалась молодежь: здесь она получала различною рода бонусы, включая и перспективы карьерного роста; для представителей интеллигенции открывалась возможность вступления в партию. Но в целом же, как уже сказано, с наступлением «эпохи застоя» стали грубо нарушаться "естественные права» молодежи на обретение по мере взросления высокого социально! о статуса.
Отметим, что перепроизводство «людей с дипломами» — характерная особенность всех модернизирующихся обществ. В странах Востока именно эти люди, порвавшие с «традиционным» сектором, к котором они зачастую уже были лишены возможности получить социально-значимый статус, и не сумевшие адаптироваться в «новом», формировали те «революционные дрожжи», на которых произросли социальные и национально-освободительные революции XX столетия (Бочаров 2001:39-87). Что касается СССР, то именно в эпоху «застоя» здесь сформировался взрывоопасный для социума потенциал, состоявший из социальной молодежи либо вовсе отлученной от нрава в будущем выполнять управленческие функции, либо встроенной в «систему», но не имевшей возможности роста («взросления»). Даже «вторые» в ее высших эшелонах не видели для себя возможности в тех условиях стать '(первыми» (Бочаров 20006: 184). Поэтому в эпоху «перестройки и гласности» быстро стали набирать силу дсзинтеграционные процессы, инициированные различными слоями «социальной молодежи», что в конечном итоге привело к быстрому краху государства. \230\ При этом «молодежь» национальных республик в своей борьбе стала активно привлекать идеи «национального самоопределения» под этническими или религиозными лозунгами. По словам наиболее влиятельного протагониста чеченской сецессии Хож-Ахмед Нухаева, он проникся новыми «антисоветскими идеями», будучи в 1980-х годах студентом МГУ, а затем «собирал деньги на дело освобождения Чечни». Именно эта категория выпускников московских, грозненских и других вузов в 1970-80-е годы составила наиболее радикально настроенную часть населении, которая стала привлекать «для сугубо утилитарных целей ссылки на традицию, религию, историю и чеченскую исключительность» (Тишков 2001: 300).
Они стали апеллировать к чеченской молодежи, которая к этому времени превратилась в отдельную социальную силу. «Возрастной разлом» в чеченских семьях произошел во многом из-за достигших больших масштабов временной и трудовой миграции значительной части мужского населения за пределы республики, сильно ослабившей традиционный контроль старшего поколения за поведением молодежи. Поэтому она оказалась весьма восприимчивой к «пропаганде радикального этнонацио-наяьного, политического ислама и, наконец, идеологии вооруженного сопротивления существующему государству под лозунгом отделения Чечни от России» (Тишков 2001:300). Главными авторитетами для этой части молодых людей стали не семейные старшие, а взрослые боевики, снабжавшие их оружием и благословением. Вот как констатировал конфликт представитель старшего поколения чеченского общества: «Никогда не было в Чечне, чтобы так открыто пересекались интересы поколений. До конфликта даже вопросы жизни и смерти, чести решались в 99 случаях из ста так, как посчитает правильно старейшина. Дабы не перечить старшим, участники антагонизма оставляли при себе свое мнение, и это не считалось подавлением личности. После 1991 г. старшее поколение в лице старейшин перестало быть эффективным регулятором социальных процессов в чеченском обществе» (Тишков 2001: 317). И здесь юношество, как и дружинники в вождествах, получило возможность приобретать материальные ресурсы вне семьи. Например, среди молодых людей стали распределять часть «гуманитарной помощи», которую, по словам информанта, они «относили на базар и продавали торговцам. Потом на митингах стали платить деньги. Нам как малолетним доставалось мало. Потом учитель договорился и нам тоже стали платить как взрослым» (Тишков 2001: 314).
Наряду с социальным обособлением молодежи, начинай формироваться и ее духовная субкультура. Повсеместно и «горячих точках» она характеризуется героизацией войны, но главное, особым отношением к смерти, при котором отрицается долголетие как ценность, а воспевается героическая гибель: «В боях возле трамвайного парка погибли Паша и \231\ Су/пан. Султан был мал о легка, на целый год моложе меня. Когда у него кончились патроны, он тоже подорвал себя. Потом про нас мною рассказывали по радио. Мы стали героями. В живых я остался один. Мы не посрамили нашего генерала, который говорил, что один чеченец может уничтожить и 10, и 20 врагов. Когда погиб Дудаев, я плакал первый и последний рая и своей жизни». Для подростков даже были установлены особые награды. Ваххабизм стал, по сути, идеологическим знаменем именно молодежи. Ислам в советский период, как утверждается, уходил из жизни чеченцев и сохранялся лишь на уровне жизненных установок и бытовых норм главным образом среди старшего поколения (по переписи 1989 года в Чечне было 12 % верующего населения). Представитель старшего поколения вспоминал: «По крайней мере, среди наших семейных друзей и знакомых верующих не было. При этом мы все считали себя мусульманами... Зато чеченские (вайнахские) адаты соблюдались ревностно, и переступить их считалось самым большим позором». В начале 1990-х первые желающие уехали за границу для учения в медресе, и интерес к религии стал особенно заметен среди молодежи. Ваххабизм превратился в идеологию молодежи, направленную против старших и приносящую в то же время материальные выгоды, которые та получала опять же вне «семьи». Из слов информанта видно, что борьба велась против культа предков, на котором покоился авторитет старших в традиционном чеченском обществе: «Арабы говорят, что бог один и никто, кроме него, не поможет никому, ни живым ни мертвым. А у чеченцев много разных святых. Чеченцы почитают предков и живых, и мертвых. И даже встают, когда приближается кто-нибудь из старших по возрасту. Арабы говорили, что это не вытекает из религии. Мне все это нравилось, это меня устраивало, потому что человек я занятой... За то, что принимаю новую веру, чистую веру, арабы давали мне деньги,.. По примеру арабов мы отпустили бороды, И мы действительно стали равными» (Тишков: 341).
В общем, мсжпоколенный конфликт оформился в рамках религии, где молодежь опиралась на ваххабизм, а старшие— на традиционный ислам, который в Чечне вбирал в себя и поклонение предкам. Это хорошо иллюстрирует следующее интервью: «Отец мой был мюридом кунта-хаджинцем, и раз или два в году у нас устраивали зикры в доме... Я сказал отцу, что не намерен тратить свои деньги на такие сборища. Отец некоторое время сопротивлялся, а потом согласился. За это мои. новые друзья подарили ему новую "шестерку". А я получил джип... Конечно, не все хорошо к нам относились. Да и сейчас многие нас ненавидят. Они понимают, что теперь пришло наше время, теперь мы наверху, теперь мы верховодим... Во-первых, мы исповедуем самую чистую религию. А во-вторых, мы выступаем как объединенные братья не только против неверных, но и против заблудших мусульман. С нами сейчас большинство команди- \232\ ров. Мы завоюем Кавказ, а потом весь мир... Нам, конечно, нелегко. У некоторых наших джа.маатовцев родители препятствуют детям идти по истинному пути мусульманина. Когда мой друг Байбулат завил отцу, чтобы он больше не ходил на зикр, отец не послушался. И пошел-таки на четверговый зикр. И когда вернулся, Байбулат не встал при его входе в дом. Был большой скандал. Ьайбула! сказал отцу, что не может больше жить под одной крышей с отступником. И ушел из дома. Мы все, его браться по вере, купили ему дом в Грозном, а будет жениться, купим всю обстановку и машину. Хотя у Байбулата есть свои деньги, но у нас заведено такое правило — помогать друг другу в этих условиях неприятия окружающими» (Тишков 2001: 344). № интервью также видно, что современное чеченское бандформирование во главе с лидером, также как и вождество в прошлом, берет на себя традиционные функции отца, обеспечивая молодежи вступление в брак. Да и социальный состав этих «дружин» и мотивация деятельности его членов тождественны прежним аналогам: «Те, кто симпатизирует или вливается в ряды ваххабитов, на 80 % ребята из неблагополучных семей, где приверженность чеченским адатам слабая или совсем отсутствует... У них практически нет родственников или родственные связи не поддерживаются... Основной стимул их веры — валюта, которая выплачивается им регулярно. Этого они даже не скрывают» (Тишков 2001:344).
Известно много случаев, когда семья изгоняла молодых людей — «носителей вируса ваххабизма»,— если уже не помогали ни какие увещевания. Так, в селе Алдых отец застрелил сына за то, что тот не только сам не отошел от ваххабизма, но и начал терроризировать свою мать, пытаясь навязать ей «чистую религию». Односельчане дружно поддержали отца, который сказал членам общины следующее; «Мой сын умер в день, когда связался с этим отродьем. Он был уже жестокий и опасный для всех чужой человек» (Тншков 2001: 345). О том, что война всегда связана с возкышением молодежи в социуме, свидетельствует и абхазский пример. Там после окончания грузино-абхазской войны (1992-1993) «стремление молодежи жить "своим умом" приняло организованные формы. Например, стали создаваться советы ветеранов войны, которые взяли на себя функции по регулированию дел в среде молодежи, чем традиционно занимались советы старейшин. Это обосновывалось тем, что молодежь лучше стариков знает свои проблемы и может решить их собственными средствами» (Крылов 2000: 77). 3. Харизматический лидер и молодежь в авторитарных (тоталитарных) режимах Опора верховной власти на молодежь всегда свойственна авторитарным (тоталитарным) режимам, ориентированным на насилие во внешней и внутренней политике. В СССР, как уже отмечалось, ценности молодежи \233\ были возведены а ранг государственной идеологии с культом Павлика Морозова. Периодически репрессируя членов государственно-бюрократической иерархии, Сталин предоставлял возможное-!ь молодежи реализовать свое право на социальный рост, что повышало устойчивость социально-политической системы в целом. И лишь эпоха «застоя», создавшая «чромбы в каналах», обеспечивавших социально-возрастную динамику, предопределила крах системы (Бочаров 20006:169-184). Обозревая исторические примеры наиболее успешных подобных режимов, можно сделать вполне правомерный вывод о том, что их долюле-тие во многом было обусловлено именно «возрастной политикой», проводимой харизматическим лидером. Если Сталин просто периодически физически уничтожал старшее поколение партийно-государствен ной прослойки посредством органов госбезопасности, то Мао Дзэдун позволил, в известной мере, «раскрыться» социально-возрастному конфликту в национальном масштабе. В частости, старшее поколение бюрократов было отстранено от власти руками самой молодежи (хунвейбинов) во время «культурной революции», инициированной, конечно, самим «великим кормчим», В результате аппарат управления Китая был полностью обновлен, практически на всех уровнях. Несомненно, что это продлило «системе» жизнь. Есть примеры на африканском континенте, когда успешные авторитарные лидеры тамошних государств обращались к собственной бюрократии с требованием добровольно уйти в отставку, уступив тем самым дорогу молодежи. При этом они ссылались на существование подобной традиции в африканских культурах (Бочаров 2001: 39-87). 4. Молодежная субкультура и дискриминация стариков Длительное существование социума с ориентацией преимущественно на войну, что всегда коррелируется с авторитарными (тоталитарными) режимами, может привести к всеобъемлющему господству в нем молодежной духовной субкультуры. Тогда поведенческие модели, свойственные молодежи, становятся эталонными для всех возрастных страт. 8 авторитарных системах молодежная агрессивность, свойственная данному возрасч ному статусу, питает характерные для них идеологические концепции, замешанные на классовой, национальной и расовой ненависти. Подобная ситуация наблюдается в России, в которой практически во все времена царил «культ молодости». Действительно, первые письменные источники по Древней Руси говорят о том, что князь и дружина являлись основой социальной структуры. Вся последующая история также связана с войной и авторитарными (точалитарными) режимами. И в поздние периоды Российской империи: «Военная молодежь не покорялась никакой власти, кроме своей полковой, и беспрерывно вела борьбу с полицией \234\ (Пыляев 1990: 102-103), Революции в России также имеют прямые аналогии с «молодежным бунтом»; «Революция течет где-то и как-то параллельно хулиганству; революция есть порыв хулигана сыграть роль героя» (Розанов 1992: 285). Советский период также характеризуется «культом молодости» (Бочаров 2006г: 360-376). При отрицательном отношении к долголетию преобладает поведение «.молодеческого удальства» с его пренебрежительным отношением к опасности, к смерти вообще. Постыдным считается чрезмерно заботиться о своем здоровье, отсюда «лихое пьянство», бесшабашное поведение водителей на дорогах, «спокойное отношение" российских турисчов к посещениям мест, куда западноевропейцы предпочитают не ехать из-за повышенного уровня риска для жизни (природные катаклизмы, терроризм и т. п.). Отношение к долголетию в русской культуре было сформулировано А. С. Пушкиным в «Капитанской дочке» устами Е. Пугачева в притче, где орел спросил у ворона, почему тот живет 300 лег, а он всего 33 года. Выяснив, что причина в том, что орел питается живностью, а ворон — мертвечиной, орел решает: «Чем 300 лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там, что Boi даст!» В обществе налицо дискриминация старших, причем осуществляющаяся вопреки официальному законодательству. Это особенно отчетливо проявляется, например, при приеме на работу, когда работодатели, не стесняясь, размещают информацию о возрастных ограничениях в соот-ветс!вующих рекламных проспектах. Да и политика государства до последнего времени в этом отношении носила дискриминационный характер. В начале 90-х годов старики лишились отложенных сбережений, а начисленные им пенсии были «не совместимы с жизнью». В результате возрастная проблема в России получила политическое измерение, в частности, в это же время возникла партия старых людей: «Мы создали Российскую партию пенсионеров как политическую организацию, аккумулирующую волю старшего поколения... Если государство забыло о старшем поколении россиян, то у старшего поколения достанет сил самому защитить свои права и интересы» (Из программы бывшей Российской партии пенсионеров). В общем «идеальный тип» возрастной модели, сформировавшийся на заре человеческой истории и обеспечивавший гармонию в отношениях между поколениями, изначально «учитывал» естественные права молодежи, исходя из ее психобиологического статуса. Он включал в себя «право на насилие» по отношению к чужакам, которое, тем не менее, тщательно контролировалось старшими. Однако по мере социального расслоения, усложнения социально-политической сферы имела место разбалансировка "возрастной идиллии», старшие начинают нарушать традиции, «закрывая» молодежи «путь наверх». В результате происходит быстрый рост числа "социальной молодежи», концентрация в социуме агрессивного поченциа- \235\ ла, который мог, например, проявляться в «молодежных оунтах» или «молодежных революциях» против социальных лидеров (старших), информация о которых имеется на африканском материале (Altricham 1955: 104-106). Цель— восстановление социальной справедливости, закодированной в человеческой культуре посредством первоначального «идеального типа» взаимоотношений между поколениями, когда младшие гарантировано по мере взросления обретали социальную полноценность, связанную с осуществлением властно-управленческих функций. Как уже было сказано, именно из эти молодежи вырастает инсштут насилия (дружина), который используется не только по отношению к «чужакам», но и к «своим». Первой подобной структурой было вождество, которое по своим основным параметрам можно отождествить с ранним государством (Конакова 2007: 321-338). Структуры, аналогичные вождеству, возникают на последующих этапах истории, прежде всего, связанных с процессом модернизации традиционного общей ва. В этом случае происходит количественный взрыв социальной молодежи, лишенной перспектив социального роста, психологически переживаемый ею как нарушение естественных прав (справедливости). И здесь вождь (харизматический лидер) получает в результате эффективный инструмент насилия по отношению к социуму («своим»), так как восстановление нарушенной справедливости делает легитимным любое насилие, учитывая, что «право», судя по историко-этнографическим материалам, было главным фактором, цементировавшим первичный социум. Право, по сути, отождествлялось с социальным порядком: «С термином "право" ассоциировалось представление о всяческой мере, о соблюдении должной пропорции в вещах и отношениях. Право— основа человеческого общежития... Правопорядок и миропорядок почти синонимы. Право — благо, которое необходимо сохранять и беречь» (Гуревич 1972:142). Тандем «харизматический лидер — молодежь» обнаруживается во всех событиях, связанных с революционным насилием, имевшим место в государствах «периферийного» типа в XIX-XXI столетиях (Бочаров 20006: 96-99). Иными словами, налицо кумулятивный эффект на различных исторических этапах бытования человеческого общества.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|