Глава 11. Самореференция и рациональность

I

В этой главе речь пойдет об определенном различии, пронизывающем всю область социальных систем. С формальной точки зрения — о различении двух видов систем: общественных систем и систем интеракции¹. Таким образом, теперь речь идет о декомпозиции понятия социальной системы — о различных возможностях реализации ее существенных признаков и их различий.

Символический интеракционизм дает совершенно иное представление об отношении интеракции и общества, и, наверное, нужно сразу же указать на это различие. Для представителей символического интеракционизма общество в отличие от интеракции состоит из индивидуумов (из индивидуумов-в-интеракции); однако индивидуумы конституируются лишь в интеракции, и, таким образом, есть психически интернализированные социальные артефак-

¹ Третью форму образования социальных систем, которая не сводится ни к обществу, ни к интеракции, а именно организацию, мы здесь не затрагиваем, так как она не везде релевантна в той же степени в качестве различия. Иными словами, во всех социальных отношениях, при всех обстоятельствах, дело доходит до различия общества и интеракции; но не во всех обществах известны организованные социальные системы. Тем самым мы исключаем организацию из рассмотрения лишь на уровне общей теории социальных систем. Однако на следующем уровне конкретизации теории следовало бы различать общественные системы, системы организации и системы интеракции и развивать соответствующие теории порознь, так как эти три особые формы образования социальных систем (т. е. формы обращения с двойной контингентностью) несводимы друг к другу.

ты². Тем самым то, что мы будем рассматривать как разные конституционные формы социальных систем, в конечном итоге переходит обратно в психические системы, а именно сводится к различию личной и социальной идентичности. Только благодаря умению индивидов пользоваться этим различием поверх интеракции возникает общество. Такие понятия все-таки остаются социально-психологическими и непригодны для работы с особыми проблемами высококомплексных общественных систем, несводимых ни к индивидуумам, ни к их интеракциям.

Поэтому мы продолжаем исключать системную референцию психических систем из анализа социальных систем и понимаем различение общества и интеракции как различение разных видов социальных систем³. Отсюда следовало бы на конкретных уровнях развития теории рассматривать теорию общества и теорию интеракции как разные формы применения общей теории социальных систем. Каждая из них потребовала бы обширных разработок, которые мы не можем сюда включить. Тем не менее это различение релевантно и для общей теории социальных систем. Это на самом деле так не только потому, что есть попытки развивать общую теорию на основе понятия общества или понятия интеракции — попытки, которые следует критически рассмотреть и отвергнуть. Скорее, различие между обществом и интеракцией важно в качестве различия во всех социальных отношениях — у любого общества есть проблематичное для него отношение к интеракции, даже когда оно обеспечивает действия, свободные для интеракции и притом общественные, например письменность и чтение. Всякую интеракцию характеризует отношение к обществу, проблематичное для нее, так как она как интеракция не может достичь какой-либо автаркии в смысле абсолютной закрытости круговорота коммуникации. Соответственно любая социальная система определяется и через неидентичность общества и интеракции. То, что общественные системы не есть системы интеракции и не могут быть просто суммой наличных систем интеракции, — одна сторона данного тезиса; то, что системы интеракции всегда предполагают общество, без которого они не могли ни начаться, ни закончиться, но сами тем не менее не являются общественными системами — это другая сторона.

² Ср.: Charon J. M. Symbolic Interactionism: An Introduction, an Interpretation, an Integration. Englewood Cliffs N. J., 1979. P. 150 ff. Аналогично, однако расходясь в понятии общества: Warriner Ch. К. The Emergence of Society. Homewood Ill., 1970.

³ Ср. схему во введении на с. 24 данного издания.

менно. Комплексные общества (например, домохозяйства, политические общества), хотя и состоят из простых, но все-таки, будучи составными, разложимы и поэтому в значительной мере модифицируемы. Простые общества нестабильны, потому что они не могут быть модифицированы, а могут быть лишь разрушены, прежде всего смертью. Это ограничивает их интимизацию. Комплексные общества стабильны как раз из-за их разложимости; они обретают перманентность благодаря тому, что их состав может меняться. Они переживают смерть отдельных лиц. На их уровне возможно приспособление к меняющимся условиям, возможна история искупительного подвига Христа, политическая история, расцвет и падение эпох и империй. На их уровне воплощается смысл истории как история рода человеческого.

Это различие простых и составных обществ исчезло в XVIII в. вместе со староевропейской семантикой. То, что с тех пор называется обществом, в любом случае есть высококомплексная система. Понятие общества резервируется как производное понятие для специального случая societas civilis*. Первую попытку обозначить эту преемственную область путем различия государства и общества (т. е. политических функциональных приоритетов перед экономическими) можно считать неудачной. Она не смогла сформулировать единство этого различия⁵. Отсюда возникает потребность вернуться к староевропейскому семантическому формату решения проблем. Этот формат требует образования понятия общества по аналогии с понятием мира, т. е. чтобы общество содержало само себя и все остальные социальные системы.

Однако и системы интеракции нельзя больше считать простыми и неразложимыми обществами. Системы из двух элементов не считаются сегодня особыми базальными случаями, имеющими в обществах и в интеракционных связях, скорее, маргинальное значение⁶. Структуру интеракции, хотя она и требует ограничений по величине, нельзя адекватно охарактеризовать по числу участников. Основания такого изменения теории лежат в большей углубленности и темпорализации базальных элементов, из которых исходит теория, — в выросших возможностях разложения и рекомбинации

⁵ Гегель высвечивает структуру проблемы с помощью удвоения понятия государства, но терминологически неудачно, а традиция возникла лишь вследствие непонимания и одностороннего рассмотрения.

⁶ Ср. здесь: Slater Ph. E. On Social Regression // American Sociological Review 28 (1963). P. 339—364. — Автор выходит за рамки представлений Зиммеля.

* Гражданское общество (лат. ). — Прим. пер.

со стороны социологии как науки. Поэтому нижеследующие размышления никак не связаны с данным различением простых и составных обществ, а закладывают новое теоретическое положение на основе теории самореферентного образования систем.

II

В социологии должно иметься понятие единства всего социального — называют его ныне (в зависимости от теоретических предпочтений) совокупностью социальных связей, процессов, действий или совокупностью коммуникаций. Мы используем для этого понятие общества. Общество есть всеобъемлющая социальная система, включающая в себя все социальное и поэтому не имеющая какого-либо социального окружающего мира. Если сюда привходит еще что-либо социальное, если возникают новые партнеры или темы коммуникации, то общество разрастается вместе с ними. Они прирастают к обществу. Они не могут экстернализироваться, их нельзя рассматривать как предметы его окружающего мира, так как все, что представляет собой коммуникацию, есть общество⁷. Общество есть единственная социальная система в такой особой ситуации. Отсюда вытекают далеко идущие следствия и соответствующие требования к теории общества.

Единство общественной системы при таком положении вещей не может быть чем-то иным, нежели эта самореферентная закрытость. Общество — это аутопойетическая социальная система par excellence. Общество использует коммуникацию, и все, что бы ни приводило коммуникацию в действие, — есть общество. Общество конституирует элементарные единства (коммуникации), из которых состоит; и что бы ни было конституировано таким образом, становится обществом, становится моментом самого процесса конституирования. В этой системе нет каких-либо отклонений от данного следствия, и даже отрицание, как показано в последней главе, включено сюда и служит если не поддержанию структур, то поддержанию самой аутопойетической репродукции. Поэтому общество можно обозначить и как самосубститутивный порядок⁸, так как все,

⁷ Того, что на уровне самоописаний, используемых в обществе, может иметь силу нечто иное, коснемся позднее.

⁸ По поводу данной формулировки см. также: Luhmann N. Identitä tsgebrauch in selbstsubstitutiven Ordnungen, besonders Gesellschaften // Luhmann N. Soziologische Aufklä rung. Bd 3. Opladen, 1981. S. 198—227.

ря которым общественная система отличается от систем интеракции.

Концепция самореферентной закрытости разрешает проблему, которую вслед за Блаубергом можно было бы обозначить как системно-теоретический парадокс¹². В соответствии с ним смысл системы можно выяснить лишь через отношение к более обширной системе, в то время как ее понимание требует постичь ее внутреннюю дифференциацию. Вполне логично, что учитывая этот парадокс, само общество уже не рассматривают как систему (либо как систему лишь постольку, поскольку все социальные системы можно анализировать в конечном счете в связи с обществом). Тогда анализ общества оставляется диалектическому материализму¹³. Вместо этого мы предлагаем понимать под обществом систему, для которой на том же уровне операций нет какой-либо охватывающей системы, так что невозможно какое-либо внешнее понимание, а может быть лишь самонаблюдение, самоописание, самообъяснение с помощью собственных операций.

III

Системы интеракции также можно ограничить весьма точно. Как и у всех систем, их границы определены, если проблемы, возникающие с проведением разграничительной линии и с внешним и внутренним использованием различения, могут быть решены с помощью оперативных возможностей самой системы. В случае общества это справедливо, когда возникает вопрос о том, является что-то коммуникацией или нет. Это можно выяснить посредством коммуникации. Подобно этому системы интеракции имеют вполне определенные, во всяком случае, определяемые границы. Они включают в себя всех, кого можно считать присутствующими, а при необходимости решать, кого из них считать присутствующими, а кого — нет.

¹² Ср.: Blauberg I. V., Sadovsky V. N., Yudin E. G. Systems Theory: Philosophical and Methodological Problems. Moskau, 1977. P. 268 ff. Если искать предшественников, то прежде всего следует назвать Паскаля. См.: Pascal. Pensé es Nr. 84 издания L'Œ uvre de Pascal, é d de la Plé iade. Paris, 1950. p. 840—847 (845) = Nr. 72 é d Brunschwicg. Ср. также: Schleiermacher F. D. E. Hermeneutik und Kritik / Hrsg. M. Frank. Frankfurt, 1977. S. 95, 187 f.

¹³ Парадоксальности теории систем являются у Блауберга, Садовского и Юдина разве что исключительно парадоксами аналитических инструментов, в то время как из представленной здесь теории, по-моему, их следует рассматривать в более глубокой связи с теорией Маркса как реальные противоречия в предметной области теории.

Присутствие как критерий отграничения подчеркивает особую роль процессов восприятия для конституции систем интеракции. Восприятие в отличие от коммуникации является менее притязательной формой получения информации. Оно обеспечивает наличие информации, не связанной с тем, что она выбирается и коммуницируется в качестве информации. Это гарантирует от некоторых источников ошибок, особенно от иллюзий и от искажений по психическим причинам. С точки зрения эволюции восприятие также является первостепенным и наиболее распространенным способом информирования, и лишь в немногих случаях оно конденсируется в коммуникацию.

Восприятие есть прежде всего психическое получение информации, но оно становится социальным феноменом, т. е. артикуляцией двойной контингенции, если может быть воспринято то, что восприятие происходит. В социальных ситуациях Ego способен видеть, что Alter видит, и может видеть примерно то же самое, что видит Alter. Эксплицитная коммуникация может опираться на данное рефлексивное восприятие, может дополнять его, прояснять и отграничивать; и одновременно она встраивается в данную рефлексивную взаимосвязь восприятий, ибо, конечно, также зависит от восприятия и восприятия восприятия.

По сравнению с эксплицитной коммуникацией, которая считается действием, рефлексивное восприятие имеет специфические преимущества. Интеракция «капитализирует» эти преимущества и предоставляет их в распоряжение общества. Так, восприятие осуществляет прежде всего:

(1) высокую комплексность приема информации при незначительной четкости анализа — таким образом, широкий, но лишь «приблизительный» модус понимания, который никогда невозможно достичь коммуникацией;

(2) приблизительную синхронность и высокую скорость работы с информацией, в то время как коммуникация зависит от последовательного модуса переработки информации;

(3) малоспособность к отрицанию и самоотчету, таким образом, высокую степень общности обладания информацией (сколь бы диффузной она ни была);

(4) способность к модализации коммуникации при помощи параллельных процессов ослабления, усиления или же противоположного сообщения на уровне (преднамеренной или непреднамеренной) «непрямой» коммуникации, позволяющем избежать большого риска эксплицитного действия; важном как уровень управления юмором и серьезностью, сексуальным сближением, подготовкой к

ограничения роста мощности, типичные для этих систем, — под мощностью здесь понимается производительность переработки информации. Прежде всего необходимость последовательной обработки быстро приводит к слишком большому расходу времени, вступающему в коллизию с прочим ангажементом участников. Они помогают себе путем перерыва в контактах и новых встреч позже либо планируют это изначально — общество по изучению Библии еженедельно встречается в определенное время в определенном месте. Однако подобное планирование предполагает некоторые договоренности, которые уже нельзя гарантировать средствами системы интеракции, а также мотивы, воспроизводство которых в самой интеракции через длительное время, как известно, затруднительно.

Высокая степень зависимости от времени в конечном итоге оставляет интеракции мало свободы в выборе форм дифференциации. У интеракций имеется немного возможностей создавать одновременно оперирующие подсистемы. По времени они делятся на эпизоды. Для общественных систем верно обратное. Их широта как раз требует дифференциации на подсистемы, в то время как для образования эпизодов и прежде всего для их смены не хватает конкретных отправных точек для общей перестройки. Если общество желает создавать эпизоды, то оно должно использовать системы интеракции и предусматривать последовательности интеракций, в том числе и в случае отказа от деления, релевантного для всего общества. Эти различия в типе внутренней дифференциации систем в то же время высвечивают смысл дифференциации общества и интеракции — она обеспечивает тесное взаимное сцепление синхронной и диахронной дифференциации.

IV

Общество и интеракция являются разнородными социальными системами. Общество гарантирует самореферентно-смысловую закрытость коммуникативного события, таким образом, для любой интеракции, а также возможность ее начала, окончания, способность ее коммуникации к присоединению. В системах интеракции используется гидравлика взаимопроникновения. Здесь на присутствующих действует разрежение и давление присутствия и побуждает их ограничить свою свободу. Поэтому общество невозможно без интеракции, а интеракция — без общества; но обе разнородные системы не сливаются, а необходимы друг другу в своем различии.

Эволюция смысловых социальных систем, очевидно, использовала это различие и многого достигла с его помощью²⁵. Вследствие двойного базирования на восприятии и коммуникации интеракция с исторической точки зрения становится возможной в качестве относительно безусловной, окказиональной, естественной и зависимой от ситуации. Можно было бы говорить почти о дообщественной потребности в возникновении общества. Однако лишь тогда, когда интеракция понимается как общественный эпизод, она создает то самое различие и ту «прибавочную стоимость», которые способствуют эмерджентности общества. В таком случае интеракция создает и регенерирует смысл, способный к исключениям, который простирается за пределы ее границ в пространство и время, в релевантные объекты и темы. При этом для архаичных отношений следует предположить общественную реальность, весьма близкую к интеракции, которая еще не действует на интеракции формообразующе, но постоянно пересматривается вместе с их осуществлением²⁶. Измерения смысла (временное, предметное, социальное) еще едва дифференцированы, и поэтому их не толкуют расширительно. В таком случае личности обладают лишь минимальным собственным аутопойетическим сознанием, ограниченным отношением к своему организму. Конечно, им известно, что их голод не есть голод других; но они не отличают себя от тех, кем они представляются другим. Все социальные формы оказываются окказиональными, связанными с конкретными локализациями и должны быть представлены, чтобы воздействовать. Существуют понятные (и расцениваемые так) обусловливания, например такие, как взаимность, ибо без обусловливаний никаких социальных систем не было бы; но они не выходят далеко за пределы каждый раз актуальной социальной ситуации и не воспринимаются в качестве правил.

Следует допустить, что, несмотря на эти ограничения (в которые мы вряд ли можем вникнуть глубже), коммуникация уже возможна в полном смысле единства информации, сообщения и пони-

²⁵ См. аналогичные рассуждения, сделанные на основе социальной антропологии и социологии Дж. Мида: Warriner, a. а. О., в частности р. 123 ff.

²⁶ Warriner, а. а. О. Р. 134: «Эти общества примитивны по следующим трем важным критериям: (1) партикулярность, привязанность к специфическим акторам, а также к событиям и ситуациям возникновения общества; (2) аисторичность в том смысле, что прошлое всегда пересматривается в настоящем и не существует для акторов как автономный факт; (3) индифферентность, поскольку социальные формы еще не возникли в процессе интеракции».

строго, непрерывного осуществления и самоотбора своей структуры и истории.

Если учесть, что (и как) в системе интеракции демонстрируется общественный окружающий мир, то можно вывести гипотезы о влиянии на системы интеракции изменений структуры общества. Если общественный окружающий мир становится комплекснее, то в интеракции это касается прежде всего иных своих ролей, учета которых должен ожидать и требовать каждый участник. Чем комплекснее окружающий мир, тем гетерогеннее эти иные роли, тем более обобщенно и без понимания в системе они должны быть оправданы. В то же время снижается мера, в которой сами участники интеракции дисциплинируют себя с учетом иных ролей. В традиционных общественных системах эти иные обязанности были вполне обозримы в любой интеракции (поэтому их невозможно было просто симулировать). По сути дела интеракции имели место дома, а если вне дома, то в тех же слоях. С переходом к современному обществу этот порядок распался. Это ослабляет возможность использования интеракции в качестве источника общественной солидарности; ибо опыт, приобретаемый в интеракции с другими, возникает за счет уступок их иному поведению. Представляется, что идея «партнерства» отражает именно это, перед лицом неконтролируемости ожиданий редуцируя по отношению к внешнему поведению внутренние привязки к лояльности и вере в нее³⁴.

При более сильной дифференциации общественной системы и систем интеракции оправданы формы интеракции, которые уже сами по себе привносят высокую степень индифферентности последствий для неучаствующих. В особой степени это верно в отношении обмена и конфликта. Обмен в принципе не учитывает то, как в условиях дефицита не участвующие в обмене относятся к тому, что они не получают в обмен предметы и услуги. Это может проявляться лишь косвенно, в том, что обменивающиеся могут подыскивать себе иные возможности обмена на более выгодных условиях. Для конфликта mutatis mutandis* справедливо то же самое. В пылу спора участники обращают на других меньше внимания — разве что не хотят сделать их союзниками. Как раз из-за этих индифферентностей обмен и конфликт весьма соответствуют общественным условиям, возникающим при большей дифференциации общественной системы и систем интеракции. Буржуазное общество XIX в. тоже

³⁴ Ср.: Leupold A. Liebe und Partnerschaft: Formen der Codierung von Ehen // Zeitschrift fü r Soziologie 12 (1983). S. 297—327.

* С учетом соответствующих различий {лат. ). — Прим. отв. ред.

понимает себя прежде всего как регулирование обмена и конфликта, как экономика и государство и чисто фактически дает отношениям обмена и конфликтам гораздо больше свободы, чем любое прежнее общество³⁵.

V

Данный анализ, берущий за основу систему интеракции, можно повторить и закончить, если смотреть в обратном направлении — исходить из общественной системы. Общественная система обретает на основе различия с отдельными интеракциями способность к абстракции. Общественная коммуникация осуществляется в обширном объеме (а не исключительно) как интеракция. Таким образом, и здесь не следовало бы заниматься различием системы и окружающего мира или вообще полагать, что общество состоит из абстрактных, а интеракция, напротив, из конкретных операций (коммуникаций, действий). Общество не исключает, а включает интеракцию. Таким образом, речь не идет о выделении разных сортов действий: общественного либо интеракционного. Различие структурирует, скорее, недифференцированную³⁶ область элементарных операций — прибавляет ей способность к абстракции, которая никогда не смогла бы развиться из одной интеракции. В таком случае абстракция в интеракции становится в значительной мере релевантной интеракции, но происходит не из нее самой, а из ее общественного характера и поэтому не существует локально. С семантическими коррелятами этой несвободы, например с понятием природы или моральными представлениями, мы иногда уже сталкивались³⁷.

³⁵ Для отношений обмена это вытекает уже из включения в систему денежного обмена недвижимости и труда. Применительно к конфликтам эту гипотезу можно было бы подтвердить ростом числа правовых споров. Ср., напр.: Hurst J. W. Law and the Conditions of Freedom in the Nineteenth Century United States. Madison Wisc, 1956; Wollschlä ger Ch. Zivilprozeß statistik und Wirtschaftswachstum im Rheinland von 1822—1915 // Das Profil des Juristen in der europä ischen Tradition: Symposion aus Anlaß des 70. Geburtstages von Franz Wieacker / Hrsg. K. Luig, D. Liebs. Ebelsbach, 1980. S. 371— 397.

³⁶ Пожалуй, нужно пояснить, что «недифференцированную» относится здесь лишь к различию общества и интеракции. Само собой разумеется, что другие виды дифференциации, например образование подсистем общества, тем самым не отрицаются.

³⁷ Ср., в частности, выше, с. 311—318 данного издания.

ционные связи участников. Интеграция их обязанностей осуществляется уже лишь формально диспозициями во времени и больше не гарантирована общим этосом. Кроме того, можно все меньше считаться с тем, что общественно релевантные проблемы могут быть решены посредством интеракции, например, за счет присутствия лиц в целях консенсуса или для предупреждения неподконтрольных действий. Было бы весьма иллюзорно считать, что проблемы взаимной координации различных функциональных систем общества (например, науки и политики, экономики и воспитания, науки и религии) могли бы быть решены или хотя бы ослаблены за счет дискуссии участников. Так возникает трещина между цепочками интеракций, переживаемых отдельными людьми, доступных и понятных им, и комплексностью общественной системы, которую невозможно понять и повлиять на нее в дальнейшем, не говоря уже о ее контроле. Это верно не только для интеракций «обычных людей», но в принципе и для любой интеракции, даже для вершин «нового корпоративизма»⁴⁷.

VI

Предыдущие высказывания могли оставить впечатление, что все общественные действия идут как интеракции. Сейчас сюда нужно внести изменения. Для этого нам следует ввести понятийное различение, которым мы до сих пор пренебрегали. Оно соответствует различению социального измерения и социальной системы. Действия всегда являются социальными, если в их смысловом определении учитывается и социальное измерение; т. е. если учитывается, что подумают об этом другие. Однако действия являются общественными лишь если они задумываются и/или воспринимаются как коммуникация, потому что лишь так они реализуют и социальную систему общества.

⁴⁷ Здесь также можно еще раз предостеречь от слишком быстрого понимания. В тексте не предполагается, что интеракция теряет общественную значимость. Напротив, необходимо будет исходить из того, что все-таки есть направления с чрезвычайно богатыми последствиями (но не приводящими к решению проблемы), входящими в отдельные интеракции. Современное общество в общем более индифферентно к интеракции, но в специфических отношениях и более чувствительно, чем общества досовременного типа. Это не в последнюю очередь связано со снижением концентрации релевантной интеракции в высших слоях в пользу усиления релевантности и нерелевантности.

Существуют социальные действия, полностью свободные от интеракции. В конце концов люди могут действовать и без присутствия других и придавать своим действиям смысл, который указывает им (или возможному наблюдателю) на общество. Следует напомнить, например, о переходах от одной интеракции к другой без непосредственного присоединения — о действиях, связанных с личной гигиеной, которые исключают всякое наблюдение, о чем-то вроде одинокого ожидания в приемной, вечернего домашнего уединения, чтения, письма, одинокой прогулки и т. п. Одинокие действия всегда социальны, если их смысл имеет отношение к обществу. При переходе от одной интеракции к другой действия либо ускоряют, либо замедляют. Одиночеством пользуются для расслабления или для действий, исключающих присутствие других. К интеракции готовятся. Бывает ли вообще полностью свободное от общества, чисто «личное» поведение, принимающее также форму действия, — этот вопрос можно оставить открытым, так как он не в последнюю очередь есть вопрос образования понятий, т. е. зависит от того, насколько далекие от общества отношения позволяют считать действия социальными. Во всяком случае, при этом все должно зависеть от определения смысла самим действующим, а не от общественных обусловленностей, которые мог бы обнаружить наблюдатель.

Одинокое действие было для всех прежних обществ редким и незначительным — хотя бы потому, что дом и остальное жизненное пространство не способствовали обособлению⁴⁸. Лишь в ходе эволюции возникает область, в которой одинокое, свободное от интеракции, однако, все-таки общественное поведение постепенно пропитывается важным общественным и семантическим обратным влиянием: письменностью и чтением. Таким образом, изобретение письменности дает одинокому социальному действию шанс все-таки стать общественным, интеракцией. Тогда можно, даже если никого нет, участвовать в репродукции общества.

Мы уже отмечали (глава 4, VII) огромную значимость письменности и книгопечатанья в распространении коммуникации. Это частный, но важный вопрос, так как он влияет на различие общества и

⁴⁸ Как часто подчеркивают, это верно вплоть до Нового времени. О переходных ситуациях, дискутируемых в основном с точки зрения содействия интимной интеракции, ср.: Stone L. The Family, Sex and Marriage in England 1500—1800. London, 1977, в частности p. 253 ff.; Gadlin H. Private Lives and Public Order: A Critical View of the History of Intimate Relations in the United States // Close Relationships: Perspectives on the Meaning of Intimacy / Hrsg. G. Levinder, H. L. Raush. Amherst, 1977. P. 33—72.

принужденно, как в одиночестве⁵⁵. Контрапункт одинокого поведения становится в интеракции нормой и гарантией социального поведения; что, конечно, возможно лишь потому, что и одинокое поведение уже всегда определяли морально, т. е. в отношении общества.

В этих изменениях социальной семантики можно усмотреть лишь реакцию на возрастающую комплексность и предметную диверсификацию общественной структуры интеракции, потребность в большей легкости и большей скорости смены интеракций, в которых участвуют, а также потребность в быстродействующих гарантиях надежности, не столь зависимых от предварительных знаний. Особенно впечатляет, что для этого все больше используют социальное поведение, свободное от интеракции. Интеракции должны как бы уходить в песок бесчисленных эфемерных единичных действий. Пожалуй, наиболее частой разновидностью таковых являются чтение, письмо и взгляд на часы — это типичные действия, протекающие по своей природе интеракционно-нейтрально, даже нарушая интеракцию, совершать их лучше всего в одиночестве.

Вследствие того, что значение таких действий растет, усиливается и различие общества и интеракции. Сегодня меньше, чем когда-либо прежде, оснований считать, что общественная система состоит из интеракций, и менее адекватны теории, трактующие общество как «коммерцию», как обмен, как танец, как договор, как цепи, как театр, как дискурс. Сохраняется зависимость общественной системы и системы интеракции от различия общества и интеракции. Возникновение области общественного действия, свободной от интеракции и с помощью техник массовой коммуникации XX столетия распространяющейся от письменности на звук и изображение, ничего не меняет в этом, а лишь еще сильнее разводит осуществление интеракций и эволюцию общества. Высокая комплексность общества может сохраняться лишь тогда, когда общественная система сильнее структурируется как таковая, а системы интеракции — как системы интеракции: общественная система — как самореферентно-закрытая связь коммуникаций, а системы интеракции — как осуществление контингентностей на базе присутствия.

⁵⁵ Ср., напр.: Thomasius Ch. Kurtzer Entwurff der politischen Klugheit, dt. Ü bers. Frankfurt, 1710; переиздано: Frankfurt, 1971. S. 155 f. Такой критерий дружбы тем более примечателен, что он имплицитно обращается к традиции испытания дружбы в ситуациях, выходящих за пределы повседневности. Сейчас речь заходит о повседневных навыках перед лицом проблем, возникающих в самом обществе и отягощающих интеракции.

VII

Общество сегодня — однозначно всемирное общество. Однозначно — во всяком случае, если в основу положить предложенное здесь понятие общественной системы. Тем самым пропасть между интеракцией и обществом становится глубокой и неодолимой (что опять-таки порождает высокую степень абстрактности теории социальных систем). Общество, хотя оно в значительной мере и состоит из интеракций, становится недоступно им. Ни одна интеракция, сколь бы высокопоставленными ни были ее участники, не может претендовать представлять общество. Поэтому никакого «хорошего общества» больше нет. Пространства опыта, доступные в интеракции, уже не передают общественно необходимых знаний; вполне возможно, что они систематически вводят в заблуждение. Поля интеракции, которые можно объединить и агрегировать с каких-либо точек зрения, в крайнем случае также обращают внимание на функциональные системы, возможно, и на региональные разграничения (нации), но не на всеобъемлющую систему общественной коммуникации.

В этой ситуации возникает вопрос о возможностях самоописания всемирного общества⁵⁶. То, что понятия, близкие по происхождению к интеракции, например старое понятие societas, больше недостаточны, известно в Европе примерно с 1794 г. ⁵⁷ Одним из многих побочных следствий Французской революции было навязывание всякому описанию общественных событий различия между интеракцией и обществом, между интенцией и событием. Здесь заложена скрытая основа многих трансформаций семантики, пытающихся охватить социальные феномены и вновь внести их в общественную коммуникацию.

Например, нужно вспомнить о новой (и тут же наблюдаемой как новой) моде заменять понятия с конкретными референциями к ин-

⁵⁶ Этот вопрос поставлен и в: Heintz P. Die Weltgesellschaft im Spiegel von Ereignissen, Diessenhofen, 1982. — Ответ на вопрос здесь дается с помощью представления о «коде» для эмпирического исследования, разработанного в Цюрихе.

⁵⁷ Об исследовании этой темы ср.: Gumbrecht Н. U. l) " Ce sentiment de douloureux plaisir, qu'on recherche, quoiqu'on s'en plaigne" (Это то болезненное ощущение, которое искали (фр. ). — Прим. отв. ред. ): Skizze einer Funktionsgeschichte des Theaters in Paris zwischen Thermidor 1794 und Brumaire 1799 // Romanistische Zeitschrift fü r Literaturgeschichte (1979). S. 335—373; 2) Skizze einer Literaturgeschichte der Franzö sischen Revolution // Europä ische Aufklä rung / Hrsg. J. von Stackeiberg. Bd 3. Wiesbaden, 1980. S. 269—328.

наука системы общества она претендует на самоописание общества и контроль над ним, то прежде всего должна развивать необходимый понятийный аппарат, способный учесть последствия преимущественно критического модуса самоописания и отвечать за это.

VIII

В итоге можно констатировать, что различие общества и интеракции создает возможности отбора.

Системы интеракции могут и должны все время прекращаться и начинаться сызнова. Это требует всеобъемлющей семантики, культуры, ведущей этот процесс в направлении вероятного и сохраняемого. В этом отношении общество избирательно воздействует на происходящее как интеракция, не полностью исключая противоречащее и отклоняющееся. Таким образом, общественный отбор не детерминирует, а манит легкостью и привлекательностью, что может отклоняться от официальных образцов. Если нужно, он предлагает интеракцию, давая тем самым образец, но именно поэтому отклонение привлекательно, интересно, выгодно. Сила отбора заключается не в механике, действующей по закону причинности, и не в дизайне или контроле комплексности; она возникает из того, что речь идет о самих по себе невероятных типах порядка, которые, несмотря на это, функционируют с вероятностью, но при определенных условиях.

Однако общество, со своей стороны, есть результат интеракций. Оно не есть инстанция, организованная независимо от того, что она выбирает. Общество не есть бог. Оно является экологической системой интеракций, которая по мере того, как она канализирует шансы интеракций, сама меняется. Общество достигает того, что одна лишь интеракция никогда не смогла бы все время превращать невероятное в вероятное; но оно достигает этого (с отмеченными все более важными исключениями) лишь благодаря интеракции. Можно утверждать, что общество выбирает интеракции, а интеракции — общество; и то и другое происходит в смысле понятия отбора Дарвина, т. е. без автора. Однако отбор не есть просто отбор подходящей системы окружающим миром, со стороны системы он не есть просто ее приспособление к окружающему миру⁶³.

⁶³ О соответствующих модификациях концепции Дарвина см. также: Morin Е. La Mé thode. T. 2. Paris, 1980. P. 47 ff.

На уровне социальных систем он есть сам себя обусловливающий отбор, а отбор отбора приводится в действие различием общества и интеракции.

Тем самым различие общества и интеракции есть условие возможности социокультурной эволюции. При этом речь идет не об эволюции живых систем и, таким образом, не об эволюции, ведущей посредством репродуктивной изоляции популяций к дифференциации видов и родов. Кроме того, социокультурная эволюция, в отличие от органической, не зависит и от смены поколений. Видимо, ей не требуется ждать появления новых организмов вследствие мутации. Результатом является необычайный выигрыш в скорости. Новые идеи интеракции можно в любой момент претворить в жизнь (хотя прежние участники интеракции часто не готовы их принять). Следует напомнить об утонченной беседе, о квазинаучной конфе

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: