 |
Самый простой способ стать невротиком.
|
|
|
|
Вы знаете, наверное, что существует достаточно много самых разнообразных психотерапевтических школ и направлений. Однако одним из самых популярных и эффективных видов психотерапии является так называемая когнитивная психотерапия. Один из ее отцов-основателей — Альберт Эллис. Как и всякая американская штучка, когнитивная психотерапия страдает упрощенчеством, и терапия А. Эллиса — яркий тому пример.
А. Эллис начал свою работу с того, что выделил двенадцать основных, как он их назвал, «иррациональных убеждений», проще говоря, ошибочных суждений (мыслей), которые без труда отыскиваются в голове любого невротика. Согласно А. Эллису, наша реакция на то или иное событие — результат господства этих «иррациональных убеждений», именно они, если верить этому автору, и заставляют нас бояться, расстраиваться и испытывать раздражение. Впрочем, после двадцати лет своей практики А. Эллису удалось сократить свой печальный список «иррациональных убеждений» с двенадцати пунктов до трех. Догадайтесь с трех раз, каковы они... Да, это требования, предъявляемые к самому себе, другим и окружающему миру! Вот точные формулировки:
1. Я должен делать это хорошо и/или получать одобрение важных для меня людей, а иначе я — просто ни на что не годный человек.
2. Вы должны относиться ко мне внимательно и справедливо, вы не имеете права разочаровывать или огорчать меня, а иначе вы — плохой человек.
3. Мне должны быть предоставлены те вещи и те жизненные условия, которые я хочу иметь, я должен быть предохранен от всех неприятностей, а иначе жизнь становится невыносимой и я никогда не смогу стать счастливым.
Если вы горюете о потере лодки - вспомните о «Титанике». — Анонимный автор
|
|
|
Что ж, не узнать в этих «иррациональных убеждениях» требований трудно — это требования. И все мы, не отличаясь оригинальностью, носим их в голове как маленькую, компактную гильотину, поскольку, думая подобным образом, нетрудно оказаться на эшафоте. Конечно, А. Эллис упростил человека до неприличия, однако, согласимся, он вывел рецепт самого простого способа стать полноценным невротиком...
Главное, что я знаю причину!
Впрочем, все они — прогнозы наши и требования — были бы невозможны, если бы не третий род мыслей, имеющийся в нашей голове — это объяснения. Говорить о них и скучно, и глупо, ведь это оправдания. Мы оправдываем свои страхи и свое раздражение, мы всегда находим «убедительные» (нам они, по крайней мере, таковыми кажутся) объяснения тому, почему мы боимся, будучи в безопасности, с какой стати рассердились на близких, затаили обиду или испытываем чувство вины. В действительности, ничего кроме случайности нам не угрожает, а сердиться и сетовать просто бессмысленно. Кроме того, подобное поведение крайне непродуктивно и, в большинстве случаев, просто некрасиво. Впрочем, нам это хорошо известно, но мы боимся себе в этом признаться. Сознание пытается уверить нас в том, что все наши страхи и приступы злобы обоснованы, у нас на все есть свои «объяснения»: мы всегда знаем, «почему» мы боимся или сердимся, а также в связи с чем мы расстраиваемся.
Сознание всегда бывает более заинтересовано в одной стороне объекта мысли, чем в другой, производя во все время процесса мышления известный выбор между его элементами, отвергая одни из них и предпочитая другие. — Уильям Джеймс
Однако все эти «почему» — лишь объяснения, служащие нам для поддержания внутренней стабильности. Они дают ощущение понятности, определенности, хотя, поскольку все наши требования и прогнозы — чистой воды бессмыслица, эта понятность и определенность слишком дорого нам обходится. Один из самых прославленных психотерапевтов, автор гештальт-психотерапии — Фредерик Перлз сказал как-то на своем семинаре: «Существует три типа дерьма — куриное, коровье и слоновье. Когда вы говорите друг другу: «Привет!», «Пока!», «Как дела?», «Здорово живешь!», «Классный прикид!» — это куриное дерьмо. Когда вы говорите: «Потому что...», «Следовательно...», «Значит...», «Следует сделать вывод...» — это коровье дерьмо. Когда же я рассказываю вам о теории гештальт-терапии — это слоновье дерьмо». Выглядит грубовато, но по сути своей очень верно.
|
|
|
За нашими «потому что» нет никакой истины, кроме одной. За ними скрываются какие-то пугающие нас прогнозы или требования, ведущие к раздражению. Возможность объяснить что-то — это еще не истина, истина — это дело, то, что мы делаем. К сожалению, за нашими объяснениями стоят самые неприглядные дела — страх, гнев и страдание. Если бы мы были, действительно разумными существами, то должны были бы не оправдывать эти чувства, а признавать их, думая дальше только о том, что необходимо сделать, чтобы более не доводить себя до них.
Сознание тенденциозно, а потому всякое возникшее в подкорке возбуждение находит в нем все необходимое. Мы рисуем сами себе ужасающие нас картины будущего, подкрепляя их соответствующими объяснениями, или требуем от мира, себя или других что-то, что он, мы сами или другие люди не могут или не хотят делать. Но наши объяснения говорят об обратном, и мы продолжаем стучаться в закрытые или попросту несуществующие двери. Кому от этого худо?
Научная «истина» отличается от пустого фантазирования только степенью надежности, с которой можно провести эту связь или интуитивное сопоставление, и ничем иным. — Альберт Эйнштейн
Нам. Нам, которые отказываются признать ту несомненную истину, что будущее никому не известно, что никто никому ничего не должен, а всякие прочие истины — только мечты и уловки. На свою жизнь, я думаю, можно повлиять. Рок и Судьба — это просто такие слова, которые, по сути своей, являются все теми же объяснениями. Для того чтобы осуществить желаемое влияние, нужно, прежде всего, осознать точку приложения нашей силы. Этой точкой, вне всякого сомнения, являемся мы сами. Далее работа. И только в тот момент, когда мы разорвем порочный круг, связывающий нашу взбалмошную подкорку и беспрекословно подчиненное ей сознание; только в тот момент, когда мы перестанем страдать манией величия по поводу своего ясновидения и магической природы своих желаний; только в тот момент, когда мы перестанем оправдывать собственные страхи и требования — только в этот момент возможность действительно изменить свою жизнь станет реальностью.
|
|
|
Впрочем, достаточно ли мы разумны, чтобы быть столь строгими к себе и, одновременно, именно поэтому — столь заботливыми в отношении своей жизни? Не знаю.
Грех священника...
Насколько наша «личность», т.е. наши мировоззренческие установки, определяют наше поведение? Чем мы руководствуемся, когда нам предстоит совершить тот или иной поступок? Здравым рассуждением? Своей внутренней идеологией? Этот вопрос и решили исследовать социальные психологи...
В Библии есть притча про доброго самаритянина, который, не в пример другим персонажам истории, остановился и помог страдающему человеку. Ученые-психологи почитали, видимо, Библию и решили провести следующий эксперимент. Ничего не подозревающему студенту Принстонской духовной семинарии говорили: «Вам предстоит прочесть проповедь о «добром самаритянине», но поторопитесь, вы опаздываете, ваши слушатели уже давно ждут».
По дороге к месту, где предполагалось прочтение проведи, экспериментаторы поместили актера, который в момент, когда мимо проходил испытуемый семинарист, падал, начинал стонать и заходиться от кашля. Этот эксперимент продолжали многократно и с разными семинаристами. Теперь догадайтесь с трех раз, как вел себя семинарист в этой ситуации?
Никогда не догадаетесь! Только 10% семинаристов, полагающих, что они опаздывают на свою проповедь о «добром самаритянине» останавливались, чтобы помочь страдающему! Результаты эксперимента вызвали в научной среде настоящий шок: священник, который собирается читать проповедь о «добром самаритянине», не останавливается, чтобы помочь нуждающемуся в помощи!
|
|
|
Почему семинаристы реагировали таким образом? Ответить на этот вопрос, конечно, мог каждый из тех, кто прошел мимо. В общем и целом все говорили одно и то же: что чувствовали себя некомпетентными в оказании помощи этому несчастному (ведь образование священника — это вам не медицинская специализация), а кроме того, они опаздывали, их, как они полагали, ждали люди, что и неудобно, и неприлично... Да и потом, ведь кто-то постоянно ходит этой дорогой, так что несчастный, конечно, не остался бы без помощи — найдутся и более компетентные, и менее занятые. Ничего не скажешь, логично!
Чтобы жить дольше, мы должны уяснить, что среди всех жизненных явлений нет ничего более странного, более непредсказуемого и не поддающегося предварительным расчетам, чем наше поведение по отношению друг к другу. Во всей природе ничто так не угрожает человеку, как сам человек. — Льюис Томас
Однако что это, если не оправдание? И, наконец, насколько сильны наши установки (взгляды, мировоззрение), насколько, в действительности, они определяют наше поведение? Да, если уж священник, который собирается через несколько минут проповедовать помощь страждущим, отказывается оказать помощь этим последним (ссылаясь при этом бог знает на сколь нелепые «причины»!), то что уж говорить о нас, грешных.
Поведение человека определяется не тем, что составляет его «личность», а ситуацией — таков вердикт социальных психологов. Я бы добавил к этому только одно: эта «ситуация», определяющая наше поведение, не что иное, как определенная конфигурация активизированных динамических стереотипов и доминант (здесь и страхи, и желания), работа которых, впрочем, весьма искусно прикрывается сознанием. Говоря точнее — объяснениями, весьма, надо признать, благопристойными, по крайней мере, на первый взгляд.
Я предпочитаю разговаривать с детьми — есть, по крайней мере, надежда, что из них выйдут разумные существа, - тогда как те, которые считают себя таковыми... увы! — Сьерен Кьеркегор
Множественная личность.
Ну что ж, можно считать, что с иллюзией нашей сознательности покончено. Очевидно, что до собственной разумности нам еще идти и идти. Если же кто-то после всего сказанного полагает обратное, то, верно, со здравым смыслом у него совсем плохо. Человек, боящийся в отсутствии действительных или, по крайней мере, серьезных угроз, человек, требующий исполнения всех его желаний и фактического воплощения всех своих представлений о жизни в нее — в жизнь, не столько безумен, сколько несчастен. Впрочем, если кто-то думает, что приговор психолога человеческой психологии закончен, он глубоко заблуждается есть еще одна, непочатая тема, имя которой — личность.
|
|
|
Фикция моего «Я».
Что такое наше «Я»? Хороший вопрос! Чувствуете иронию автора? А как иначе, ведь сейчас речь пойдет о самой растиражированной фикции! Почему «Я» человека — фикция? Попробуем разобраться. Нам кажется, что мы такие, какие мы есть, зачастую мы даже требуем от других людей, чтобы они признали это: «Прими меня таким, какой я есть!» И ведь мы даже не догадываемся, сколь тяжелую, сколь неразрешимую задачу мы ставим! Каждый из нас не единичен, каждого из нас — много, и каждая наша ипостась — разная. Вспомните собственный опыт или друзей ваших, знакомых: родители приходят в школу и им рассказывают о том, какой у них замечательный ребенок. «Вы ничего не путаете? — недоумевают родители. — Вы о нашем Пете говорите?» «Конечно, о Петеньке!» — отвечают учителя. Или обратная ситуация: дома Петенька — ангел, но стоит его отправить к бабушке — он превращается в сущего дьявола. Ну, что скажете? В школе и дома, дома и у бабушки на даче разные дети? Или, может быть, наш воображаемый «Петенька» ужасный притвора? Не более чем мы сами — дома и на работе, в электричке метро и на дачном участке среди любимых гладиолусов и огурцов. Везде мы разные, друг на друга не похожие...
Собственно говоря, у человека столько социальных личностей, сколько индивидов признают в нем личность и имеют о ней представление. Посягнуть на это представление — значит посягнуть на самого человека. — Уильям Джеймс
Представьте себя (постарайтесь взглянуть на это дело со стороны) в отношениях с собственными родителями, а потом взгляните на себя, но в отношениях с супругом или любовником (любовницей), так ли вы ведете себя с собственными детьми, сотрудниками по работе, с друзьями и т. п.? В каждой ситуации мы ведем себя абсолютно по-разному — иначе реагируем, иначе воспринимаем те или иные события, даже думаем мы, в зависимости от ситуации, по-разному. Допустим, что какая-то невинная, в сущности, пошлость слетает с уст ваших родителей, потом она же, но в исполнении вашего ребенка, далее то же самое произносится вашим супругом или возлюбленным, наконец, другом, сотрудником, случайным прохожим. Вы услышите одну и ту же пошлость? Нет, вы услышите множество совершенно разных высказываний: в одном случае, это, действительно, будет пошлость, в другом — хамство и «сплошное неприличие», в третьем — глупость, в четвертом — милая игра и сигнал к половой активности, в пятом — проявление доверия, в шестом... Надо ли перечислять дальше? В каждой из этих ситуаций вы и сами будете разными. Почему? Потому что в каждой из них вы будете исполнять разные роли.
Прима уездного театра.
Да, не пугайтесь, именно «роли», как в спектакле или кинофильме. Конечно, у вас нет ощущения, что вы играете роль сына (или дочери), общаясь с собственными родителями, потому что вы привыкли к этой роли, сжились с нею и с нею себя отождествляете. А что если вы с младенчества росли в детском доме, но вот, по велению очередного зигзага вашей судьбы, оказались лицом к лицу с вашими «биологическими родителями», которых никогда не видели. Кажется, что эта ситуация не должна отличаться от предыдущей, но ведь это не так. В последнем случае вам будет казаться, что вы играете эту роль, вы будете осознавать, что не чувствуете себя ребенком — сыном (или дочерью) этих людей. Но ведь это действительно ваши родители! В чем же дело?! Все дело в том, что привычка и ее отсутствие — это разные вещи. Если динамические стереотипы наличествуют, то вы будете чувствовать себя тождественными собственному поведению (в данном случае — собственной социальной роли). Если же эти стереотипы пока не образовались, подобного ощущения у вас не возникнет, и только ваше сознание говорит вам: «Это твои родители», — говорит и само себе не верит. Хорошо, но какие же мы, в таком случае, «настоящие»? Где мы настоящие — там, с родителями, или здесь — с детьми, здесь — с супругами, здесь — с сотрудниками и друзьями? И вообще, где-то, в какой-то из этих социальных ролей, действительно, можно отыскать нас? Может быть, мы все-таки нечто большее? Или, не дай бог, меньшее? И меняет ли суть дела то, что в одном случае мы осознаем, что играем некую социальную роль (сына или дочери, супруга или супруги, родителя, друга, сотрудника и т.д.), а в другом — настолько с нею сжились, что и не чувствуем «игрового момента»? Надо думать, что если и меняет, то, по большому счету, несильно.
Ни один человек не сможет хоть сколько-то долго быть одним для себя и другим - для остальных и, в конце концов, не запутаться, который настоящий. — Натаниэл Готторн
Но кто же тогда «Я»?! Вспомним Лира, задавшегося этим вопросом. Ох, как божественно мудр Шекспир, мир его праху! Кстати, о прахе и о Шекспире: по этому поводу у него есть тонкое замечание, только не в «Короле Лире», а в «Гамлете»: «Александр умер, Александра похоронили, Александр стал прахом, прах — земля, из земли добывают глину. Почему глине, в которую он обратился, не оказаться в обмазке пивной бочки? Истлевшим Цезарем от стужи заделывают дом снаружи. Пред кем весь мир лежал в пыли, торчит затычкою в щели». Конечно, все это не слишком радует, но роль «пыли» и «праха» подходит нам не меньше, чем роль «родственника», «профессионала в своем деле» или, например, маленькая роль сто пятого плана — роль «случайного прохожего».
«Весь мир — театр, а люди в нем — актеры!».
Этот знаменитый шекспировский тезис трагичен, любой психотерапевт подтвердит. Между двумя возможными вариантами — играть или жить — современный человек выбрал играть. Жизнь пошла побоку, мы превратились в роботов и сами этого не заметили. Современный человек расколот, он рассыпался сотнями ролей по собственной жизни, он перестал быть цельным, а потому и сильным. Но если мы все время играем, каковы же мы на самом деле? Где мы настоящие? Есть ли мы вообще? А если есть, то когда? Современный человек потерялся, он пуст, он умеет только изображать, ведь даже страдание у нас деланное. Мы и любим, и мучаемся на публику. Причем в зрительном зале, как оказывается, кроме нас самих никого нет. Каждый занят собой: сам играю, сам аплодирую. Круг замыкается: человек оказывается наедине с самим собой, но он умеет только играть. Игра приобретает чудовищные формы, это уже не трагедия, это катастрофа.
Представим, что в наших силах прервать игру. Что тогда? Это ровным счетом ничего не меняет, поскольку игра во всем, и остальные продолжают читать свои роли, принимая заученные позы. Одиночество, ужас и внутренняя боль — вот наши собеседники. Агрессия — способ защиты, риск — способ ощутить жизнь. Таков рецепт для тех, кто играет, пытаясь не играть. Что станется с нами, если нас раздеть, если снять с нас все роли, в которые мы так заботливо укутались? Мы будем беззащитны, мы начнем защищаться, но это снова игра. А что если нас совсем раздеть, так, чтобы мы не могли даже защищаться? Мы почувствуем себя слабыми, но это неправда. Жизнь сильна не своей формой, не игрой, но самим фактом жизненности, а этого у нас не отнять. Но мы не знаем этого, потому что постоянно играем и не знаем другого.
Если человек освободится от всего того, чем он не является, то останется его подлинная субстанция, человек вообще, человечность, живущая в нем, как и в любом другом. Это его сущность, которая в силу обстоятельств выступает переодетой, преуменьшенной, искаженной. — Георг Зиммель
Загнанные и измученные, мы все-таки выучиваемся на первоклассных актеров, мы становимся мастерами манипуляций, что позволяет нам балансировать на зыбкой кромке межличностных отношений. Существует целая бездна разнообразных манипуляций, но если свести их в общие формулы, то оказывается, что существует только четыре основные манипуляционные стратегии.
Во-первых, стратегия активной манипуляции. Человек, который использует манипуляции подобного рода, пытается управлять другими людьми с помощью активных мер. Он ни за что не станет демонстрировать свою слабость и в любых обстоятельствах будет играть роль человека, полного сил. Он опирается на слабость других людей и добивается над ними контроля.
Во-вторых, стратегия пассивной манипуляции. Пассивный манипулятор — это прямая противоположность активному. Он прикидывается беспомощным, а зачастую даже глупым. В то время как активный манипулятор выигрывает, побеждая противников, пассивный выигрывает, терпя поражение. Позволяя активному манипулятору думать и работать за него, пассивный манипулятор одерживает сокрушительную победу.
Я называю невротиком любого, кто использует свои возможности, чтобы манипулировать другими, вместо того чтобы совершенствовать себя. — Фредерик Перлз
В-третьих, стратегия соревновательной манипуляции. Некоторые люди живут борьбой, покой, как говорится, им только снится. Жизнь для них — это постоянный турнир, цепочка выигрышей и проигрышей. Другие люди для такого манипулятора выполняют роль соперников или даже врагов, реальных или потенциальных.
В-четвертых, стратегия манипуляции безразличия. Человек, исповедующий эту стратегию, играет в индифферентность. Он старается отойти, устраниться от контактов. Его девиз: «Мне наплевать». Но на самом деле ему не наплевать, и даже очень! Однако он никогда не сознается в своей заинтересованности, он вынуждает других принимать нужные для него решения, скрываясь при этом за маской холеного безразличия.
Впрочем, манипулятора бесполезно, а главное, нелепо обвинять. Он сам страдает от своих манипуляций больше других, поскольку платит за свои невротические стратегии одиночеством и тягостным чувством бессмысленности существования, которое по-настоящему пусто, если в нем нет искренности. Манипуляторами становятся не от хорошей жизни.
Основная и первая причина манипуляций банальна до неприличия. Дело в том, что человек никогда не доверяет себе полностью. Сознательно или подсознательно он всегда думает, что его спасение в других людях, однако он им тоже полностью не доверяет. Возникает противоречие, которое и заставляет его встать на скользкий путь манипуляций: заставлять, привязывать, вынуждать, признавать, отступать и т.п.
Вторая причина, заставляющая нас становиться манипуляторами, еще парадоксальней: человеку кажется, что чем он успешнее, чем совершеннее, тем любимее. Но это очевидная нелепость. Кто, скажите на милость, будет любить пусть и идеальную, но холодную статую? Любовь — это искреннее желание заботиться о другом человеке. Когда же мы отвергаем заботу, мы отвергаем и любовь, когда мы требуем, чтобы о нас заботились, то лишаем любовь спонтанности, без которой она существовать не может.
Манипуляция - это псевдофилософия жизни, направленная на то, чтобы эксплуатировать и контролировать как себя, так и других. — Эверетт Шостром
Третья причина манипуляций сокрыта в наших страхах. По большому счету, мы ужасно трусливы. Мы боимся, что о нас кто-то что-то плохое скажет или подумает, мы боимся, что нас обманут, обидят, подставят. Гонимые этими страхами, мы защищаемся манипуляциями, т.е. сами кому-то что-то плохое говорим или думаем, обманываем (утешая себя, что это во благо), обижаем (с целью «воспитания»), подставляем и не замечаем этого.
Надо ли удивляться, что после всего этого мы чувствуем себя одинокими?
А был ли мальчик?
Наше «Я» определяется обстоятельствами, точнее говоря, теми динамическими стереотипами (условными рефлексами, привычками), которые пробуждаются в нас под воздействием этих обстоятельств. При этом мы ведь с пеной у рта готовы убеждать всех и вся: «Я — личность!», «У меня есть права!», «Человек — высшее творение природы, потому что у него есть личность!» «А был ли мальчик?» — спрашиваю я вслед за Максимом Горьким и прихожу к неутешительному для нашего, слишком разросшегося, самолюбия выводу: мальчика не было. Впрочем, данный пессимизм — это лишь оптимизм хорошо осведомленного человека. Не думаю, что по этому поводу стоит расстраиваться.
Там, где у некоторых людей личность, у большинства — пустота, потому что они слишком заняты тем, что проецируют себя во все стороны. — Фредерик Перлз
Возможно, все это повод не для печали, а для весьма важного для каждого из нас мероприятия. Ведь если нас до сих пор не было, а были лишь одни наши динамические стереотипы и доминанты, скрашенные игрой в поддавки нашего сознания с нашим подсознанием, значит, у нас еще большие перспективы. Современный человек, и, к сожалению, это уже доказано с величайшей степенью достоверности, во всем разочаровался, не видит смысла в жизни и думает только о том, как бы поскорее скоротать свой век. Депрессия поразила человечество — об этом говорят не только ученые, но и экономисты на своем знаменитом Давосском форуме. А что такое депрессия, если не утрата смысла жизни? Последнее же возможно лишь вследствие возникновения ощущения, что все цели достигнуты, а далее идти некуда. Что ж, теперь с уверенностью можно утверждать, что это не более чем ошибка, хотя и очень серьезная.
Ловушка нужна для ловли зайцев. Поймав зайца, забывают про ловушку. Слова нужны, чтобы поймать мысль: когда мысль поймана, про слова забывают. Как бы мне найти человека, забывшего про слова, - и поговорить с ним! — Чжуан-Цзы
В действительности, мы не только не достигли своих целей, а только начали их нащупывать, только сейчас у нас появились реальные шансы выбраться из мракобесия собственного восхваления и обожествления, только сейчас мы получаем возможность найти того, отсутствовавшего до сих пор, мальчика, равно как и девочку — причем в каждом из нас. Следует только избавиться от фикции «Я», понять, что геоцентрическая (эгоцентрическая) модель мира (в нашем случае — субъективного, психического) бесконечно устарела. Не Солнце крутится вокруг Земли, а Земля вокруг Солнца, не другие люди крутятся вокруг нас, а мы крутимся в мире других людей, которых, кстати, из-за постоянной своей «ролевой игры» мы и не замечаем. Странно ли, что мы чувствуем себя одинокими?
Нет, не странно. Имеем ли мы шанс исправить сложившееся положение? Я думаю, что да, но только в одном случае: мы должны понять, что являемся заложниками своего поведения, своих привычек, доминант, образов субъективного восприятия (т.е. «внутренних» образов, где вещи или хороши, или плохи) игры подсознания с сознанием, а также прогнозов, требований и объяснений, населяющих последнее. Если мы осознаем это, то, вероятно, сможем и изменить положение дел, научившись изменять собственное поведение. Только тогда и появимся мы сами, а с нами и другие люди, только настоящие, а не партнеры по заезженным пьесам. Хорошая перспектива, не правда ли? Теперь лишь один вопрос — как? Начнем с малого...
|
|
|
