 |
К студенту и преподавателю. Контрольные вопросы. Рекомендуемая литература. Лекция 8. РЕЛИГИЯ И НАУКА
|
|
|
|
К студенту и преподавателю
Обращение к философии способствует прояснению и закреплению мировоззренческой позиции студентов в отношении к религии. Но эта задача связана с обращением к трудным вопросам миропонимания, и в особенности с углубленными размышлениями относительно идеи Бога. Приведенные здесь соображения не навязывают читателю ту или иную позицию, они оставляют за ним свободу мировоззренческого выбора. И рекомендуемая литература будет способствовать этому.
Контрольные вопросы
1. В чем своеобразие философской науки и в чем ее отличие от частных, конкретных наук?
2. Укажите различия между материалистами, идеалистами и дуа-листами.
3. В чем состоит различие между светской и религиозной философией?
4. Чем философия отличается от богословия?
5. Рассмотрите логические (онтологическое, космологическое, телеологическое) доказательства бытия Бога.
Рекомендуемая литература
1. Бачинин В. А. Религиозная философия. СПб., 2003.
2. Иванова И. И. Религиозная философия. Бишкек, 2001.
3. Кимелев Ю. А. Философия религии: Систематический очерк.
М., 1998.
4. Макдауэлл Дж. Неоспоримые свидетельства. М., 1992.
5. Митрохин Л. Н. Философия религии. М., 1993.
6. Митрохин Л. Н. Понятие религии. М., 2003.
7. Назаров В. Н. Введение в теологию. М., 2004.
8. Рассел Б. Почему я не христианин. М., 1987.
9. Философский словарь / Под ред. И. Т. Фролова. М., 2001.
Лекция 8. РЕЛИГИЯ И НАУКА
Науку часто определяют как особый способ познавательной деятельности по получению объективных, системно организованных и строго обоснованных знаний о природе, обществе и человеке. В раннее Новое время наука в Европе оформляется в особый социальный институт (сообщества ученых, академии, научные журналы и пр. ). К ХХ в. наука превратилась в подобие особой отрасли индустрии, оснащенной крупными исследовательскими коллективами, лабораториями, институтами. Наука теперь составляет одну из производительных сил общества, органическую и особенно динамичную сферу общечеловеческой и национальной культуры. В этом пространстве она наиболее тесно сотрудничает с философией и техникой. Произошедшая во второй половине минувшего века научно-техническая революция (НТР), где новейшие достижения в науке слились с грандиозными достижениями в технике, явилась одним из крупнейших событий в истории человечества, повлиявшим едва ли не на все области общественного бытия и резко ускорившим ход мировых событий.
|
|
|
В истоках своего становления наука еще не отделяла себя от религии. Со временем уже на развитых этапах цивилизации они составили разные сферы культуры. Но у начал цивилизации, пожалуй, именно жрецы являлись главными носителями знаний и, скорее всего, были первыми изобретателями письменности. Примем во внимание, что первые средневековые университеты (как и более ранние крупнейшие книгохранилища) сложились в лоне монастырей. На ранних и на развитых этапах культуры многие изыскания богословов и миссионеров попутно насыщали гуманитарное знание (в истории, этнографии, лингвистике, герменевтике и пр. ). Некоторые крупные естественно-научные открытия получены монахами (разумеется, имевшими солидные «светские» знания). Само собой, их открытия были получены не в ходе молений, а в «свободное время», на основе углубленных лабораторных исследований (Г. Мендель, 1866 г., законы генетики), астрономических наблюдений (Г. Леметр, 1927 г., открытие «большого взрыва» Вселенной). Общеизвестно, что подавляющее большинство ученых прошлого и многие современные деятели науки являлись и являются приверженцами религии. Таким образом, религиозность ученого вполне совместима с его профессиональной деятельностью. Два начала как-то уживаются в нем: в вопросах религии он не отличается от иных верующих, а в сфере узконаучных проблем он руководствуется профессиональными требованиями и навыками ученого. Подчас эти два начала вступают у него в мучительные столкновения.
|
|
|
Общеизвестно также, что история взаимоотношений церкви и науки насыщена серьезными противоречиями и столкновениями. Это обстоятельство стало основанием для пропагандистской формулы «Религия — враг науки». Впрочем, столкновения с наукой имеют место не только в религии, но также в политике, искусстве, нравственности, да и в других сферах культуры. Вероятно, конфликты науки с церковью были наиболее часты в прошлом. В антирелигиозной литературе науку сравнивали со светом, а рели- гию — с тьмой и невежеством. Каждому советскому школьнику и студенту был известен тезис об их антагонистичности, который вошел в обыденное сознание как один из наиболее распространенных стереотипов господствовавшей идеологии.
Переосмысливая духовное наследие недавнего прошлого, обратимся к этому стереотипу. Напомним, что главным признаком религии является вера в сверхъестественное, в чудо и поклонение ему. Последователи религии недаром именуются верующими. Религия провозглашает непознаваемость Бога и ряда догм, таких, например, как «Святая Троица». Впрочем, непознаваемыми провозглашаются и глубинные тайны бытия как Творения Бога. Наука же исходит из признания познаваемости мира и всех его явлений. Ее часто отождествляют с самим знанием, основанным на достоверных, истинных сведениях о природе, обществе, человеке и его духовном мире. Наука низводит все непознанное, кажущееся сверхъестественным, чудесным к рационально осмысленному и естественному. С позиции научного знания, чудо — порождение слепой веры. Ученые нередко повторяют высказывание Д. Дидро: «Чем больше верят, тем больше чудес».
Религиозная вера основана, более всего, на чувстве. Во многом она подкрепляется удивлением и даже потрясением религиозного человека от столкновений со сложностями и странностями мироздания, словно бы подтверждающими откровения о чудесах. Откровения, как правило, удерживают от пытливости, от поиска естественных факторов и причин этих сложностей и странностей. Научную мысль тоже тонизирует удивление. Но удивление профессионального ученого от столкновения с непознанным, странным, загадочным стимулирует его пытливость. Его деятельность более всего основана на рассудочности, на правилах логики: установление достоверных фактов, поиск информации, выяснение действительных, естественных условий и причин очередной загадки природы.
|
|
|
Религиозный опыт приобретается молениями и иными культовыми переживаниями. Научный опыт постепенно накапливается в строгих наблюдениях, экспериментах и иных процедурах, которые не допускают даже невольного влияния эмоций и пристрастий ученого на ход его исследований. Религия обращена к субъективной сфере человеческого бытия, осваивая мир и себя через культовые действия, сокровенные религиозные переживания. Восприятие мира природы сквозь призму откровений и собственных молений мир окрашивает мистическим ореолом. Более того, этот способ мировосприятия позволяет верующему искать Бога в себе, в загадочных проявлениях сознания. Наука же обращена преимущественно к объективной сфере действительности и самого человека. Она обозревает действительность и человека как бы со стороны, намеренно очищая поиск знаний и его результаты от субъективной и, тем более, мистической окраски.
Уже сказано, что религия в объяснении мира опирается на откровения «священных книг», каноны, догмы, свидетельства пророков, писания «святых отцов» и иных церковных авторитетов. Верующему не положено подвергать сомнению эти «священные книги» и откровения: они неприкасаемы, закрыты для критики. Научное же объяснение мира — критично, оно не ведает неприкасаемых истин, экранированных от сомнения и проверки. В этом смысле научные утверждения «прозрачны» для каждого, кто усомнится и захочет удостовериться в них. Сомнение — долг ученого, а критичность — веление его профессиональной совести, его почерк, стиль мышления и деятельности на всех этапах исследования.
|
|
|
Уже на первом этапе (сбор эмпирических данных) максимально строгие правила придирчивой критики и контроля ориентируют наблюдения и сам эксперимент, обеспечивают возможность их проверки и перепроверки. Не менее жесткие предписания логики регулируют выяснение научных проблем, формирование гипотез, построение теории, выдвижение прогнозов. Тщательно обработанные рационально-рассудочные методы предназначены именно для того, чтобы устранить случайное попадание в научную теорию необоснованных, сомнительных, недостоверных или ошибочных положений и выводов. Эти методы (анализ и синтез, индукция и дедукция, восхождение к конкретному, формализация, моделирование, математизация и др. ) позволяют проконтролировать весь ход построения теории и убедиться в том, что в нее не включены произвольные, предвзятые, принятые на веру отдельные сообщения, ведущие к заблуждениям. В отличие от неприкасаемых канонов и догм религии научные теории и прогнозы подвергаются пристрастному суду практики. И только тогда люди начинают руководствоваться ими.
Отмеченные различия и противоречия между религией и наукой еще более резки в истории их взаимоотношений. Разумеется, они не конкурировали на поле познания; религия как таковая не изучает мир: она, скорее, объясняет его и ориентирует в нем, опираясь на верования. Столкновения между Церковью и наукой в прошлом были обусловлены тем, что открытия последней нарушали ту картину мира, которая сложилась еще с донаучных времен на основе верований и откровений «священных книг».
Религия, как известно, возвышает веру над разумом. В парадоксальном виде эта позиция выражена в приписываемой Тертуллиану (одному из основателей христианского богословия, II—III вв. н. э. ) формуле «верую, потому что абсурдно». И действительно, с позиций критического разума нельзя принять идею о триединстве Бога, непорочном зачатии и т. д. Потому-то многие богословы осуждают критичность разума. Вождь реформации М. Лютер называл разум «блудницей дьявола», мешающей вере в Бога. Он говорил, что истина открывает человеку свое лицо в божественном откровении.
Правда, «линия Тертуллиана» в христианском богословии сочетается с другой, тоже сложившейся у истоков богословия, «линией Климента Александрийского». Климент, современник Тертуллиана, стремился примирить веру и разум, дополнить ее знанием, сделать сознательной, подкрепить догматы христианства достижениями светской философии, опирающейся на научные данные. «Линия Климента» получила поддержку и основательное развитие в трудах Фомы Аквинского, учение которого ныне считается официальной философией католической Церкви. Он выдвинул идею гармонии веры и разума. Согласно Фоме, разум человека божествен по своей природе, а потому должен обосновывать и подкреплять истины веры. Следуя этой формуле, средневековая Церковь стремилась превратить науку в служанку бого-словия.
|
|
|
Отсюда драматические перипетии истории взаимоотношений Церкви и науки. Обладая в те далекие средневековые времена огромной духовной (а часто и светской) властью, Церковь контролировала деятельность ученых и запрещала им заниматься теми исследованиями, которые заведомо могли поколебать религиозную картину мира. В 1163 г. Папа Римский Алек- сандр III издал буллу о запрете «изучения физики или законов природы». Спустя столетие папа Бонифаций VIII запретил анатомирование трупов и химические опыты. Тех, кто игнорировал запреты, наказывали, преследовали, казнили. В XIII в. католическая Церковь создала инквизицию — трибунал для расправы над еретиками, к которым приравнивались ученые, преступившие эти запреты.
В 1327 г. за пропаганду противоречившего Ветхому Завету учения о шарообразности Земли инквизицией был сожжен на костре выдающийся астроном Чекко д’ Асколи. Столетием позже испанская инквизиция казнила математика Вальмеса, дерзнувшего решить уравнения такой сложности, которая, по мнению церковных властей, «недоступна человеческому разуму». Еще спустя столетие той же испанской инквизицией был приговорен к смерти великий ученый и врач М. Сервет, открывший «малый круг» кровообращения. Он успел бежать в Швейцарию, где в 1558 г. все же был отправлен на костер, но на этот раз кальвинистской Церковью, также объявившей его еретиком.
Разумеется, эти запреты и преследования серьезно тормозили развитие науки. Но выдающихся и мужественных ее подвижников они не останавливали: жажда истины оказывалась сильнее страха перед Церковью и личной веры. Нет сомнений в глубокой и искренней религиозности великого польского астронома Николая Коперника (1473—1543). Как и его современники, он поначалу придерживался традиционной, освященной Церковью геоцентрической системы Птолемея. Однако наблюдения неба и расчеты неопровержимо убедили Коперника в несостоятельности этой системы. Но публично заявить об этом ученый решился только перед смертью. Его книга «О вращении небесных сфер» (1543 г. ) потрясла религиозную картину мира, согласно которой Земля принималась за центр мироздания. В 1616 г. Церковь запретила учение Коперника, труды его были изъяты из библиотек, о них не разрешалось упоминать на лекциях в университетах.
Однако теория Коперника и сама идея гелиоцентризма были уже подхвачены передовыми мыслителями того времени. Особое место среди них занимает итальянский философ Джордано Бруно (1548—1600). Он пошел дальше Коперника, утверждая, что и Солнце нельзя принимать за центр мироздания: Вселенная безгранична. Д. Бруно высказывает гениальную (но кощунственную, с позиции Церкви) идею о множестве обитаемых планет. Инквизиторы заточили философа в темницу, в течение восьми лет подвергали его пыткам, принуждая к отказу от ереси, но, не добившись своего, сожгли на костре на Площади Цветов в Риме.
Великий итальянский ученый Галилео Галилей (1564—1642) своими открытиями подтвердил учение Коперника. После выхода в свет книги «Диалог о двух главнейших системах мира — птолемеевой и коперниковой» (1632 г. ) ученого привлекли к суду инквизиции и под страхом смерти принудили составить письменное отречение от своих убеждений и покаяться перед судом: «Я, Галилео Галилей, сын покойного Винченцо Галилея из Флоренции, преклонив колена перед Вашими высокопреосвященствами и генеральными инквизиторами, имея перед очами святое Евангелие, которого касаюсь собственными руками, клянусь, что всегда верил и ныне верю и, при помощи Божьей, впредь буду верить во все, что считает истинным, проповедует и чему учит святая католическая и апостольская римская Церковь... ». Галилео не был казнен, но до самой смерти оставался под строгим надзором Церкви. Его сочинения, как и сочинения Коперника и Бруно, были включены в число запрещенных Ватиканом книг. Лишь несколько десятилетий тому назад Святой престол признал ошибкой процесс над Галилеем.
Служители ислама были едины с христианской Церковью в своем отношении к светской культуре и науке. В связи с этим примечательна судьба крупнейшего книгохранилища древности — Александрийской библиотеки, сосредоточившей сотни тысяч ценнейших рукописей. Ее разгромили фанатики раннего христианства, а спустя столетие, в 642 г., окончательно уничтожили мусульманские изуверы. Халиф Омар повелел: «Если в этих книгах есть то, что имеется в Коране, тогда они бесполезны. Если в них есть то, чего нет в Коране, тогда они вредны. И в том и в другом случае их надо сжечь». По наущению мусульманского духовенства фанатики убили знаменитого среднеазиатского математика и астронома Улугбека (1394—1449) и разрушили его обсерваторию. Враждебная по отношению к ученым позиция мусульманского духовенства тормозила научный прогресс и на Востоке.
Борьба Церкви против свободомыслия — явление, свойственное всем конфессиям. Так, в 1656 г. амстердамские раввины подвергли «великому отлучению» («херем») философа Б. Спинозу за научную критику Библии. Анафема гласила: «Да будет он проклят и днем и ночью, да будет проклят, когда ложится и встает; да будет проклят и при выходе и при входе! Предупреждаем вас, что никто не должен говорить с ним ни устно, ни письменно, не оказывать ему какие-либо услуги, не проживать с ним под одной крышей, не стоять от него ближе, чем на четыре локтя, не читать ничего, им составленного или написанного! »
Русское православие не знало инквизиции, но отнюдь не покровительствовало свободомыслящим ученым. Раздраженный нападками церковнослужителей на свои исследования, великий М. В. Ломоносов потребовал, чтобы духовенство «не привязывалось» к ученым и «не ругало науки». Но исследованиям, подрывавшим религиозные догмы, все же препятствовали. Учение Ч. Дарвина, вызвавшее ожесточенные нападки католиков и протестантов, было встречено в штыки и православием. Сторонников дарвинизма подвергали травле. Церковь запретила книгу И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга» (1863 г. ), сочтя ересью учение об естественной природе психики человека. Из-за гонений духовенства был вынужден покинуть Россию сторонник дарвинизма, выдающийся биолог, лауреат Нобелевской премии И. И. Мечников. Один из влиятельнейших иерархов православия обвинил ученого в том, что тот «и знать не хочет о существовании христианского мировоззрения, а отстаивает возможность для человека полного и счастливого цикла жизни, преодолевающего страх смерти без содействия религии».
Многочисленны примеры церковных противостояний науке во всех странах мира. Не следует замалчивать эти трагические реалии прошлого. Вместе с тем не следует абсолютизировать это противостояние: здесь имел место конфликт не столько религии с наукой, сколько Церкви со свободомыслящими учеными. И жертвы церковных гонений отнюдь не всегда были последовательными атеистами. Как уже говорилось, сомнений в религиозности Н. Коперника и Г. Галилея нет. Что же до М. Сервета, то он, считая себя убежденным христианином, увлеченно пропагандировал астрологию. Ученый был казнен, разумеется, не за открытия в медицине, а за свободное толкование канонов религии, пропаганду веротерпимости и обличение религиозного фанатизма. Джордано Бруно, в основном следуя материализму, отдавал дань и пантеизму, разделял заимствованные из каббалы особые приемы колдовства и гадания. Пантеизм поддерживал и материалист Б. Спиноза. А великий М. В. Ломоносов сочинял пронизанные глубокой верой в Бога поэтические оды.
Как уже сказано, в сознании едва ли не всех ученых прошлого научное мышление уживалось с религиозной верой. Даже тогда, когда они признавали превосходство веры над разумом. Некоторые выдающиеся естествоиспытатели с глубоким интересом предавались богословским занятиям. Так, на склоне лет гениальный И. Ньютон занялся толкованиями Апокалипсиса. Но, обращаясь к научным занятиям, естествоиспытатели переступали постулат о непознаваемости тайн бытия и упомянутые здесь церковные запреты и предписания духовенства. В своей профессиональной деятельности эти ученые руководствовались не догматами и канонами вероучений, а принципами и правилами научного поиска.
Авторитет науки особенно возрастал с конца XVIII—начала XIX в., когда ученые обратились к исследованию особенно глубинных тайн мироздания, шаг за шагом тесня теологические построения. В защиту библейской картины мира уже тогда западные богословы начинают изыскивать новые аргументы. В 1802 г. в Англии в программу университетского образования вводят учебник У. Пейли «Естественное богословие». Вслед за тем теологи предназначают студентам новые книги — «Физическое богословие», «Богословие насекомых» и даже «Богословие воды»… Книги должны были экранировать молодежь от религиозных сомнений, вносимых нарастающими научными открытиями.
Излишне говорить о невероятно возросшей роли науки в современном мире. Во-первых, это объясняется стремительным ростом научных достижений. За темпами прироста знаний не поспевают даже специалисты в узких рамках своей профессии. Во-вторых, значительно ускорилось внедрение научных достижений в различные сферы жизни общества, особенно в промышленность и сельское хозяйство. Благодаря НТР наука превратилась в непосредственную производительную силу. В-третьих, возросшая роль науки обусловлена колоссальными изменениями культурного кругозора человечества. Так, микромир и Космос естественно вошли в научную картину мироздания, резко сузилась область чудесного и непознанного.
Понимая это, ведущие церкви мира отказались от прямой конфронтации с учеными. Для многих конфессий минувший XX в. прошел в поисках компромиссов с наукой. Особенно это характерно для католической и протестантской церквей. Еще в начале века Ватикан создал Папскую Академию наук, привлекая к ней тех ученых, которые ориентировались на авторитет Церкви и интерпретировали научные открытия в религиозном духе. Богословы разных конфессий теперь еще чаше обновляют толкования «священных книг» и ортодоксальных догм, стараясь хотя бы внешне привести их в соответствие с современной научной картиной мира.
Правда, в христианстве и исламе имеется немало богословов и церковнослужителей, которые стоят на позициях «фундаментализма» и даже теперь не отступают от буквального толкования Ветхого Завета и Корана, отвергая достижения наук. Об этом можно судить, например, по содержанию огромного числа брошюр и книг по теме «Религия и наука», которые выпускают зарубежные религиозные центры, обильно снабжая ими Россию. Немало таких публикаций сегодня и у отечественных конфессий. Эта тема часто звучит в проповедях. Как правило, в них признаются и осуждаются факты гонений на ученых, говорится об уважении к науке, необходимости ознакомления с ее достижениями. Это, конечно, положительный момент. Надо согласиться и с часто употребляемым в богословских сочинениях и проповедях тезисом о религиозности большинства ученых всех времен. Верно и то, что многих ученых недавнего времени и наших дней в силу полученного ими религиозного образования и воспитания можно отнести к верующим. Правда, их религиозность обычно далека от церковной ортодоксальности. Нередко такие ученые саму идею Бога принимают в форме пантеизма, а то и отождествляют с неким нравственным абсолютом.
В числе относимых к верующим великих имен богословы часто называют и тех, кто сам определенно не считал себя таковым. Например, Ч. Дарвина — на том основании, что в его ранних сочинениях заметны следы религиозности. Но под влиянием научных изысканий великий естествоиспытатель изменил свои убеждения и перешел на позиции материализма. Именно на эти принципы он опирался, разрабатывая эволюционную теорию и учение об естественном происхождении человека. Об этом он заявлял определенно и четко в письмах и в своей биографии «Воспоминания о развитии моего ума и характера» (она издана на русском языке в 1957 г. ).
Необоснованно вносят в список верующих ученых имя А. Эйнштейна, буквально перевернувшего традиционную картину мироздания, придавшего ей современный научный облик. Эйнштейн нередко в своих сочинениях использовал понятие «религия» не в строгом, а в образном смысле. Так, он именовал религией веру в рациональную природу мироздания, чувство восхищения перед закономерностью развития мира. Но в то же время он решительно отрицал идею Бога, веру в чудеса, бессмертие души, загробное воздаяние и т. д. И при этом не скрывал своих атеистических убеждений. При заполнении официальных анкет он именовал себя неверующим или порвавшим с религией.
В перечень верующих ученых богословы включают имя лауреата Нобелевской премии физика М. Планка, который говорил о себе, что он «не верит в какого-то личного Бога, не говоря уже о христианском Боге». Стихийный материалист М. Планк временами тоже склонялся к пантеизму. Нельзя относить к верующим и другого Нобелевского лауреата, великого отечественного физиолога И. П. Павлова. Сын священника, выросший в атмосфере религиозной семьи и обучавшийся в духовной семинарии, он убежденно перешел на позиции неверия еще в студенческие годы. В письме к невесте от 11 сентября 1880 г. он признается: «Сам в Бога не верую, никогда не молюсь». Вместе с тем И. П. Павлов резко осуждал сталинские гонения на религию и духовенство в 20—30-е гг., считая, что религия дает духовную силу и психологическую опору страдающему человеку, и недопустимо отнимать ее у испытывающих несчастье людей. Уважительно относясь к убеждениям и вере религиозных сограждан, великий ученый до глубокой старости не колебался в своей мировоззренческой позиции. В 1928 г., в возрасте 79 лет, он говорит о себе в письме к священнику Е. М. Кондратьеву: «Я сам неверующий».
Пересматривая свое отношение к науке и обновляя толкование «священных книг», богословы по-прежнему требуют веры в сверхъестественное, в чудеса и поклонения им. Гармонии религиозной веры и знания не было никогда в прошлом, не будет ее и впредь. И всегда останется место для верований, неизменно дополняющих наши знания. Хотя и неистинные, но внешне правдоподобные, верования для многих неотличимы от знаний. Известный социолог П. Сорокин замечает: «Хотя знания и растут, но так как область явлений, куда могут перекочевать верования, бесконечна, то нужно бесконечное время, чтобы уничтожить их абсолютно».
В настоящее время, быть может, сильнее, чем когда-либо, служители Церкви требуют от паствы особого молитвенного рвения: ведь достижения науки резко сузили сферу веры в Бога, чудеса и порождают особенно глубокие сомнения в канонах и догмах. Значительная часть верующих и сегодня далека от научных достижений и не испытывает особых колебаний. Другие же, имеющие какое-то представление о современных научных данных, действительно следуют призывам пастырей, одолевая сомнения в молитвах. Но многие склоняются к научной картине мира. Вот почему богословы напряженно стремятся откорректировать ее, то есть найти в ней пространство для религиозной веры, вписать в нее Бога и чудеса.
Вообще, пространство для веры, как таковой, в научной картине мира и на самом деле имеется. Дело в том, что, несмотря на строжайшие правила научного поиска, элементы веры в нем все же неустранимы. Ученые принимают на веру немалую часть научной информации от своих коллег, полагаясь на их авторитет и добросовестность. Момент веры включен в некоторые исходные аксиомы и во многие промежуточные звенья исследований. Вера и интуиция особенно пронизывают заключительную стадию деятельности ученого, где как раз и происходит само «таинство» научного творчества, где рождаются новые идеи, теории, объяснения и прогнозы.
Тут много еще неизученного, потаенного, необъясненного. Наряду с рационально-логической деятельностью разума, у ученого вступают в действие неосознаваемо-эмоциональные механизмы операций с невербализованной информацией, которые, по-видимому, играют здесь решающую роль. Не следует только мистифицировать это обстоятельство — потаенные механизмы естественны по своей природе и со временем будут объяснены. Главное же заключается в том, что момент веры в научном исследовании принципиально отличен от мистической веры, не допускающей сомнения и проверки. Экспериментом и практикой ученые перепроверяют принятое ими на веру, отбрасывая то, что не выдерживает критики.
Основной путь привнесения Бога и чудес в современную картину мира — религиозная интерпретация научных теорий, гипотез, и в особенности сомнительных фактов. Так, за научные факты в проповедях выдаются сообщения отдельных лиц, выведенных из состояния клинической смерти, о путешествии их душ на «тот свет», невнятные уверения «свидетелей» об их встречах с «барабашками» и т. п. Много мистических спекуляций вокруг журналистских сенсаций об НЛО, телепатии, привидениях, спиритических сеансах, «пришельцах» и т. п. Как знамения близящегося апокалипсиса, в проповедях истолковываются факты появления комет, стихийные бедствия (наводнения, землетрясения), неурожаи и вспышки голода, военные столкновения, опасность экологического кризиса и пр.
Использование сомнительных сообщений и сенсаций в проповедях рассчитано преимущественно на тех, кто мало знаком с наукой. Но не только на них. Некоторые проповеди обращены именно к людям, получившим высшее образование. Так, богословы стараются убедить тех, кто знает современную физику, в том, что наглядная непредставимость многих процессов микромира, двойственная (корпускулярно-волновая) природа элементарных частиц — свидетельство наличия в окружающем нас мире «полуматериальных сущностей». Однако волновые состояния не менее материальны (то есть объективно существуют), нежели корпускулярные (вещественные) объекты.
Обращаясь к людям, изучавшим биологию, богословы могут поддержать теорию Дарвина. Не так давно Ватикан оповестил о том, что католику не возбраняется принять идею об естественном происхождении человека. Но только в качестве «правдоподобной гипотезы». И лишь в отношении нашей телесной оболочки. Что же до души, то она — безусловное и непосредственное создание Бога, о чем прямо повествует сказание о сотворении мира в библейской книге «Бытие».
Ветхозаветная картина мироздания в свете современных научных представлений о мире выглядит уж очень архаично. Поэтому в наши дни богословы обычно призывают воспринимать эту картину не буквально, а иносказательно, аллегорически, вкладывая в библейские термины современный смысл, ссылаясь на то, что Библия писалась образным языком, доступным для людей древних времен, которые еще не могли постигнуть ее глубинную мудрость. Теперь же язык образов надо переводить на научный язык. К примеру, сказание о шести днях сотворения мира надо понимать как сообщение о шести геологических эпохах, каждая из которых длилась многие сотни миллионов лет.
При этом богословы умалчивают о том, что длительное время само летоисчисление во многих странах строилось именно на основе буквального понимания библейского предания. Россия, например, до 1700 г. жила по календарю, согласно которому мир был создан 1 сентября 5508 г. до нашей эры. Вынужденно отступая от исчисленных по Библии сроков и даты сотворения мира, священнослужители и богословы никогда принципиально не откажутся от самой идеи сотворения мира, иначе вместе с ней надо будет отказаться и от идеи Бога.
Защите идеи творения уделяет главное внимание Папская Академия наук и другие религиозно-научные центры. В 1972 г. в г. Сан-Диего (Калифорния, США) был основан специальный Институт креационистских (лат. creatio — сотворение) исследований. Здесь, как правило, с помощью авторитетных ученых, разделяющих религиозную веру, «препарируют» в соответствующем направлении данные геологии, биологии, физики, астрономии, космологии и других наук.
В религиозном плане истолковывается и наблюдаемый астрономическими приборами эффект «расширения Вселенной» (то есть разлета галактик). Креационисты уверяют, что сингулярность (сверхплотное и сверхгорячее состояние, в котором Вселенная находилась многие миллиарды лет назад) — это и есть состояние мира к первому дню библейского творения. Известный космолог У. Б. Боннор возражает им: «Некоторые ученые отождествляют сингулярность с Богом и думают, что в этот момент родилась Вселенная. Мне кажется, что в высшей степени неуместно заставлять Бога решать наши научные проблемы. В науке нет места подобному сверхъестественному вмешательству. А тот, кто верит в Бога и связывает с ним сингулярность в дифференциальных уравнениях, рискует потерять нужду в нем, когда улучшится математика».
Уже упомянутый нами в начале лекции знаменитый монашествующий астроном Г. Леметр (кстати, бывший президентом Папской Академии наук) выразился еще определенней в отношении теории «расширяющейся Вселенной». В 1958 г. на посвященном космологии международном конгрессе ученых он заявил: «В той мере, в какой я могу судить, такая теория полностью остается в стороне от любых метафизических или религиозных вопросов. Она оставляет для материалистов свободу отрицать любое трансцендентное бытие. В отношении начала пространства-времени материалист может оста-
ваться при том же мнении, которого он мог придерживаться в случае неособенных областей пространства-времени».
Приблизительно так же реагируют на другие аргументы креационистов те профессиональные ученые, наиболее известные специалисты в соответствующих отраслях знания, которые не разделяют религиозных воззрений. По данным социологов, интенсивность религиозной веры ученых тем ниже, чем выше ранг их научного авторитета. Так, известный американский социолог и психолог Дж. Леуба выяснил, что, как правило, особенно критично относятся к религиозным учениям и концепциям выдающиеся деятели науки. Менее известные и авторитетные ученые иногда склонны поддерживать религиозные концепции. Но среди и тех, и других уровень религиозности заметно ниже, чем среди иных слоев населения: приобщенность к науке снижает у ученых приверженность к религиозной вере, однако, по-видимому, отнюдь не устраняет ее у них.
Уже говорилось о том, что и поныне имеется немало верующих деятелей науки. В 1916 г. упомянутый Дж. Леуба выяснил, что 40% американских ученых исповедовали то или иное вероучение. Он высказал предположение, что со временем их сравнительно низкая религиозность будет падать еще стремительней. Но социолог ошибся. Спустя 80 лет, в 1996 г., его исследование было повторено учениками маститого ученого по той же методике. Выяснилось, что уровень религиозности ученых остался точно таким же: четверо из десяти по-прежнему относят себя к приверженцам религии. Очевидно, научные сведения сами по себе все же не вытесняют религиозную веру, если они не пронизаны материалистическими взглядами на мироздание.
Споры сторонников религии и приверженцев материализма по вопросам миропонимания, скорее всего, будут продолжаться и в будущем: слишком уж отличаются основания мистической веры и рационального знания, да и само видение мира у тех и других чересчур различно. К тому же, расширяющееся поле знания порождает все новые и новые проблемы, которые по-разному толкуют верующие и материалисты.
Пусть же они дискутируют и впредь, подходя к истине с разных позиций. Важно только, чтобы эти дискуссии и споры не перерастали в конфликты. Что же касается тех, кому предназначены наши лекции, — предоставим самим студентам право выбрать свою позицию. Им необходимо ознакомиться с аргументами той и другой стороны. А главное — с помощью компетентного преподавателя научиться самостоятельно, объективно и непредвзято осмысливать данные тех вузовских учебных дисциплин, которые описывают современную научную картину мира.
|
|
|
