Раздел 2. Реальность в сновидении

 

Ума мы набираемся в жизни, мудрость проистекает из снов… Все истинное искусство также рождается в царстве сновидений… отмирает сновидческий орган… — ветшает и рушится мост, ведущий в иную жизнь, ценность которой несравнимо выше, чем ценность любых земных благ. Сновидение — это мост между бодрствованием и сном, и оно же — мост между жизнью и смертью.

Густав Майринк, «Белый доминиканец»

 

В определенном смысле бодрствующая жизнь является непрерывным и всеохватывающим заблуждением. Хотя человеку, не знающему никаких иных состояний восприятия, кроме повседневной фиксации первого внимания, такое заявление покажется абстрактным и умозрительным — философской декларацией, не имеющей ничего общего с практикой повседневной жизни.

Все мы автоматически отождествляем свое ограниченное сознание и обусловленный разум с миром, существующим вне нас. Все мы бессознательно относимся к психическому опыту бодрствования, как к чему-то, в большей или меньшей степени исчерпывающему присутствие окружающей Реальности. Именно это отношение, обусловливающее и характер переживания опыта, и причинно-следственные цепочки явлений нашей жизни (а следовательно — общее течение личной Судьбы), незаметно разрывает полноту бытия, вытесняет колоссальный объем сигналов не только в сумрачные поля бессознательного, но и вообще за границы психического мира. И бесконечное поле Реальности превращается в фон. «Поле» по-прежнему присутствует внутри нас и вокруг нас, но никогда не становится объектом внимания. Полнота становится пустотой, мир чистого осознания — абсолютной бессознательностью.

Чем же является это отсутствующее присутствие, эта пустотная полнота для субъекта обычного психического опыта? Оно является сущностью сновидения. Можно сказать, что в обычном состоянии первого внимания человек бодрствует лишь частично. Он нисколько не отдает себе отчета в весьма странном обстоятельстве — во время бодрствования значительная часть его психики продолжает пребывать в сновидении.

Надо, однако, заметить, что время от времени чувство сновидения наяву обнаруживает себя. Достаточно отвлечься от самозабвенной погруженности в собственную реактивность, взглянуть на собственное поведение, на эмоции и мысли как бы стороны, и возникшая в нас рефлексивная дистанция словно «высветляет» сновидческий фон жизни. Чаще всего это особое переживание посещает людей, склонных к тому или иному виду творчества. Поэты и писатели, ученые и философы, художники и музыканты не так уж редко чувствуют себя сновидящими. Да и всякий человек в момент отрешенности находит в воспринимаемом мире отблеск сновидения.

Это весьма любопытный феномен. Его парадоксальность заключается в том, что, чувствуя себя сновидящим, человек как бы просыпается от забвения. И наоборот: когда мы не замечаем сновидческого фона во время бодрствования, мы определенно находимся в глубоком забвении собственного сознания.

На первый взгляд, эти призрачные переживания противоречат всякой логике принятого нами описания мира. Однако, если мы обратимся к нагуалистской модели взаимосвязи бытия и осознания, все становится на свои места. Согласно этой модели, универсальным критерием перцептивного статуса человека является уровень интенсивности его осознания. Расстояние между субъектом и Реальностью зависит только от этого. Не имеет принципиального значения, к какой модальности опыта — к бодрствованию или к сновидению — относит человеческий тональ данное актуальное переживание. В не-тональной системе координат бодрствование и сновидение относятся друг к другу следующим образом:

(1) обычное (автоматическое) бодрствование — бессознательный сон без сновидений;

(2) рефлексирующее бодрствование — сон со сновидениями;

(3) осознанное («просветленное») бодрствование — осознанный (люцидный) сон;

(4) бодрствование сталкера (самовыслеживание) — энергетическое сновидение и второе внимание.

Перечисленные четыре уровня интенсивности осознания исчерпывают психоэнергетический опыт человеческой формы, но не исчерпывают всех потенций, скрытых в глубине нашей космической природы.

Царство сна — это особое состояние. Здесь изменяются основные характеристики энергетического метаболизма субъекта: частота колебаний снижается, а амплитуда, наоборот, возрастает.

В целом это свидетельствует об увеличении объема энергетического метаболизма человека в состоянии сна. Режим бодрствования «быстрее», но при этом он отражает поверхностный характер нашего взаимодействия с Реальностью. Наяву мы торопливо касаемся своим энергетическим полем окружающих объектов, что накладывает свой отпечаток на дневное мышление, осознание и восприятие.

Состояние сновидения обладает противоположными качествами. Оно — неторопливое и глубокое. В сновидении психоэнергетическое поле обретает большую плотность и большую способность к проникновению в любую избранную нашим осознанием область пространства-времени. Это замедление и уплотнение энергетического метаболизма создает предпосылки для сгущения перцептивного внимания, образующего целостные «миры» (континуумы). Когда ритм вибрации психоэнергетического поля замедляется еще больше, восприятие становится практически невозможным. Пространство сновидения расширяется до Бесконечности, что делает его чрезмерно большим для памяти и осознания. Такое огромное пространство для субъекта обычно остается фоном — то есть, океаном бессознательного и невоспринимаемого. Это область сна без сновидений.

Четвертый уровень является началом Трансформации человеческого сознания и всей нашей целостности. Если практику удается еще больше повысить силу осознания, он начинает превращаться в магическое существо, которому явь и сновидение даны в следующих энергетических соответствиях:

(5) тотальный сталкинг наяву — видение в сновидении;

(6) видение наяву — видение в сновидении (предельная тождественность).

Такое обозначение уровней крайне условно. Чем выше интенсивность осознания, тем разнообразнее и ярче перцептивно-энергетические феномены, возникающие в опыте практика. Начиная с третьего уровня интенсивности, практик переживает воспринимаемый мир качественно иначе. На четвертом уровне он уже явственно видит единство бодрствующего и сновидческого восприятия, на пятом — открывает не только видение в сновидении, но и проход в состояние второго внимания из бодрствующего состояния. О шестом уровне говорить сложно, поскольку здесь мой опыт до сих пор остается не полным. Судя по фрагментарным переживаниям, которые мне довелось пережить, «предельная тождественность» видения возвращает целостность энергетическому существу и на пике своего проявления выводит трансформанта за пределы человеческого мира восприятия и за пределы любого пространственно-временного континуума.

 

Сновидение: фигура и фон

 

Вернемся к обычному бодрствованию человека, не знающего о потенциальной силе своего сознания. Пока бодрствование такого человека не отягощено осознаванием восприятия, пока он полностью отождествляет себя с собственными реакциями на внешние и внутренние раздражители, его перцептивный мир полностью лишен объема.

Человек не знает о существовании своей второй, сновидческой части себя просто потому, что эта часть пребывает в состоянии глубокого сна без сновидений. Нам кажется, что мы бодрствуем именно потому, что большая часть нашего существа погружена в абсолютную бессознательность. Такое состояние можно сравнить с монокулярным зрением существа, совершенно ничего не ведающего о перспективе или объеме. Зрительное поле дано ему как абсолютная плоскость, созерцая которую невозможно составить представление о пространстве вокруг, о подлинных расстояниях между глазом и визуально воспринимаемым объектом.

Объем («стереоскопия») возникает в момент рефлексии, то есть тогда, когда мы обращаем свое внимание не на чувственный материал, который является причиной реакции, а на саму реакцию. Это может быть эмоция, чувство, переживание, либо мысль, фантазия, воспоминание. Рефлексия — всегда «шаг внутрь» или «шаг в сторону». Она порождает новое измерение в перцептивном поле. Здесь, в этом измерении, внимание впервые открывает осознание как независимый от чувственного содержания объект. И чем же оказывается очнувшееся от забвения осознание? Сновидением.

Итак, сновидческий фон бодрствования становится очевидным в результате расширения и усиления осознания, а рефлексия выступает самой простой формой такого расширения и усиления. Симметричное отношение имеет место в состоянии глубокого сна без сновидений. Если наяву мы открываем сновидческую суть собственного бытия через рефлексию, то во сне самым простым и доступным способом осознания становится любая запомнившаяся фаза КЕМ-сна. Осознав даже самые слабые отголоски переживаний в КЕМ-сне, наблюдательный практик начинает понимать, что и «темные», бессознательные периоды его ночной жизни наполнены неким присутствием. Присутствие это неуловимо, оно ускользает от внимания, подобно ртути, поскольку перцептивный аппарат ничего здесь не собирает, а всего лишь свидетельствует потенциальное существование.

Словом, и в бодрствовании и во сне мы отдаленным образом осознаем присутствие «фона». Этот фон переживается как сновидение, а дальнейшее усиление осознания рано или поздно приводит к фундаментальному открытию, с которого, на мой взгляд, и начинается подлинный путь сновидящего.

Умозрительная концепция метафизической модели описания превращается в прямое чувство. Несмотря на всю свою иррациональность, это чувство убеждает любого человека, обладающего сильным вниманием и осознанием, что в сновидении заключена истинная Реальность.

Все, что происходило с практиком на Пути сновидения до этого, шло от ума. Мы можем много размышлять о «мирах сновидения», о реальности во втором внимании, можем иметь всплески люцидности сна и даже энергетических взаимодействий в осознанном сновидении, но при этом оставаться в сфере условного наклонения, в мире гипотез, допущений и рационального эксперимента.

Конечно, в этом состоянии есть определенные преимущества и защищенность. Мы говорим себе: «Это трезвомыслящая позиция. Это соответствует позитивному мышлению. Это и есть позиция верить не веря».

Короче, это парадоксальное существование рационалиста в иррациональном мире. Мы защищены от магической паранойи, что, безусловно, дает передышку нашему тоналю, помогает ему освоиться в поле непривычных перцептивных феноменов, но одновременно мы изолированы от полноты чувственных переживаний, присущих сновидцу, всесторонне открывшемуся миру нагуаля.

Рационалистский период в эволюции сновидящего необходим. И все же наступает момент, когда «щиты тоналя» исчерпывают себя. Рассудок и здравый смысл защищены сильным осознанием. Это знаменательный момент. Тональ капитулирует, отступает, признает невероятное и неприемлемое, но при этом не отрицает себя и не сжимается, стремясь к самоуничтожению. Рациональное и иррациональное теперь сосуществуют в мире без враждебности, без противостояния, не расщепляя целостность нашей личности. Мы просто поднимаемся над тоналем и нагуалем внутри себя, признавая Реальность в сновидении и сновидение в Реальности.

Это стояние над противоположными полюсами чувства и постижения — победа свидетеля, переместившего свое Я внутрь сформированной фигуры безупречности. Почему так важно войти в эффективное состояние безупречности? Все дело в том, что для успешного прогресса в сновидении нам необходимо, прежде всего, устранить из сферы своего реагирования страх смерти и всякое потакание себе.

Страх смерти — самое большое препятствие для сновидца. Он возникает всякий раз, когда мы погружаемся в сновидение, а еще в большей степени, когда явь и сон начинают путаться между собой, когда их координаты превращаются в условность. Ведь во всех подобных случаях речь идет о большем или меньшем смещении точки сборки и, следовательно, изменении формы энергетического тела. Эти явления пугают на самом глубоком уровне, поскольку они подобны опыту умирания. Почти каждый практик, работающий над проникновением в осознанное сновидение, испытывал этот характерный трепет. Сила и качество страха кажутся настолько удаленными от области ясного сознания, что воспринимаются как факт почти исключительно телесный. Всякий раз, когда точка сборки теряет фиксацию и готова покинуть привычную позицию, тело вздрагивает, словно от невидимого удара.

Надо сказать, этот «импульс» является психическим отражением вполне объективного энергетического обстоятельства. Фронтальная пластина энергетического тела (так сказать, его защитный экран) в момент колебаний или смещений точки сборки стремится к адекватной перестройке и, соответственно, теряет свою нормальную плотность. Активность практически всех энергетических каналов быстро меняется, что не может не влиять на состояние поверхности энергетического тела. Хаотическое возбуждение фокусируется в середине туловища (в верхней части брюшной полости или на уровне солнечного сплетения). Именно здесь возникает странное ощущение — один, а иногда и несколько толчков, а следом за ними волна физиологического ужаса.

Это явление может сильно затруднять переход во внимание сновидения. Виной тому не сами толчки, удары и вздрагивания энергетического тела, а глубинная связь между психоэнергетическим сдвигом и страхом смерти. Именно страх мгновенно возвращает точку сборки в исходное положение, и этим аннулирует результат психотехнической процедуры.

Проблема эта разрешима, хотя иногда преодоление трудностей такого рода занимает немало времени. Чтобы ускорить процесс и одолеть сопротивление энергетической формы, а также успокоить тональ, рефлекторно поддерживающий ее статичность, надо работать в двух направлениях одновременно. С одной стороны, необходимо сосредоточиться на устранении глубинной связи между психофизическим ощущением «удара» и панической реакцией тоналя, с другой — целенаправленно изменять силу и характер самой чувствительности энергетического тела в момент смещения точки сборки.

Первое достигается за счет своеобразной психологической диссоциации. На фоне замедленного внутреннего диалога практик в течение дня воспроизводит ощущения, сопровождающие энергетический удар в центре туловища. Стремясь вспомнить и повторить это чувство максимально ярко, он одновременно приучает тональ к абсолютной отрешенности через известные методы «растворения» страха смерти (подробнее см. «Человек неведомый»).

Изменение чувствительности — это результат работы с психотехническими приемами. Работа происходит непосредственно перед смещением точки сборки и заключается в фокусировке внимания на телесной релаксации. В процессе глубокого расслабления практик может вызвать либо яркое ощущение тепла в центре тела, либо перенести основное внимание на район в основании живота. И в том, и в другом случае полевая ткань энергетического тела изменяет свое состояние, активность основных каналов выравнивается и гармонизируется за счет ресурсов произвольного внимания, компенсирующего психоэнергетические деформации поглощением или излучением эманации.

Что же касается потакания себе, то этот риск возникает уже после обнаружения «сновидческого фона» в бодрствующем осознании и скрытой в фоне энергетической Реальности. Связано данное явление с особенностями описания мира и рядом психологических черт, возникших в результате психоэмоциональной вовлеченности в созданное описание.

Дело в том, что все элементы человеческого описания мира связаны между собой логикой линейного дискурса, не терпящего неопределенности, многозначности, аморфности или парадоксальности. Этот железный детерминизм человеческой реактивности формировался десятки, а возможно, и сотни тысяч лет, только с одной целью: в затруднительных ситуациях тональ должен действовать максимально быстро, мгновенно распознавая объекты, несущие угрозу, и объекты потребности или интереса.

Мотивационная сфера человеческой психики, в конечном счете, подчинена единственной цели — биологическому выживанию. Даже те функции тоналя, которые, на первый взгляд, могут быть сосредоточены на абстракциях (например, когнитивные — любопытство, исследование, эксперимент и т. п.), оказываются всего лишь продолжением и развитием изначально присущего приматам ориентационного рефлекса. В биологической основе своей они также направлены на выживание, несмотря на то, что человек научился максимально абстрагировать объект ориентации, удалять его в поле собственных ментальных концептов.

При определении сферы потребности, интереса, мотива, вызывающего то или иное действие, решающим критерием тоналя является статус воспринимаемого объекта. Важное — неважное, близкое — далекое, сильное — слабое, опасное — безопасное. Все, чему наш тональ приписывает статус сновидимого, теряет качество реальности, а значит и привлекательность, и уходит на периферию внимания.

С этой проблемой сталкивается всякий, кто стремится усилить осознание через контролируемое сновидение. Тональ просто отказывается работать с чувственным материалом сновидения, внимание рассеивается, восприятие распадается, а то, что успело попасть в область осознанной перцепции, забывается. Не только по причине недостатка энергии! В первую очередь, из-за того, что тональ отказывается опознавать сферу сновидимого как значимую для себя область. Нередко отсутствие интереса (мотива) является причиной энергетической слабости, пассивности внимания и восприятия.

Практически то же самое происходит при обнаружении сновидческого фона наяву. Как только практик выявляет в окружающем перцептивном мире скрытый ранее элемент сновидения, его мотивация снижается. А вслед за снижением мотивации падает и реактивность, что, разумеется, представляет угрозу для выживания субъекта.

Этот феномен, кстати, лишний раз подтверждает, что функционирование тоналя в значительной степени замкнуто на себе. Тональ игнорирует объективную реальность внешнего энергетического поля, он реагирует не на реальность, а на инвентарный список, где за каждым пунктом закреплен не только сенсорный образ, но и совокупность психоэмоциональных реакций. Если реальность опознается тоналем как «сновидение», она перестает побуждать человека к реагированию или действию.

Таким образом, стереотипное отношение практика к сновидческому фону — это опасная пассивность и безразличие. Мы должны обратить на это особое внимание, поскольку очень склонны потакать этому деструктивному отношению. Сновидческая пассивность и сновидческое безразличие кажутся нам чем-то весьма соблазнительным. Иногда практику кажется, что он нашел, наконец, внутреннее убежище, где можно жить без вездесущих психических и физических напряжений, таких мучительных и утомительных. Ни в коем случае нельзя поддаваться этому настроению!

Нельзя следовать вялому течению по жизни, поскольку в этом состоянии замедляются все энергообменные процессы, включая процессы Трансформации. Мы просто находим удобную позицию и консервируем там свою природу.

Задача сновидящего — выследить данный стереотип и изменить его. Это очень важный аспект сталкинга реагирования.

Следующий уровень проявления энергетической Реальности можно наблюдать в так называемом «внутреннем» сновидении. На первый взгляд, здесь нет, и не может быть никакой реальности, поскольку во «внутреннем» сновидении мы имеем дело с потоком образов, отражающим идеи, мысли, чувства, воспоминания и воображение тоналя. И все же это не вполне так. Достаточно отвлечься от тональных образов — непосредственных реализаций внутренних напряжений — и направить внимание на себя как на делателя этих образов, и возникает вполне отчетливое ощущение некоего силового поля, в котором объединяются, сталкиваются внешние и внутренние импульсы.

Каждый человек, проснувшись после внутреннего, бессознательного сновидения, может обратить внимание на странное обстоятельство: как бы хорошо ни запомнился сон, всегда остается чувство чего-то «забытого» или пребывающего в тени. Кажется, что это часть сюжета или ускользнувшие от памяти образы. Но никакие усилия по вспоминанию не избавляют от впечатления неполноты. Потому что дело вовсе не в сюжете сна и не в пропавших образах. Дело — в энергетической Реальности.

За каждым событием сна, за каждым чувством, переживанием и впечатлением стоит энергетический факт. Это поле, созданное напряжением каналов энергетического тела и флуктуациями внешнего поля. Конечно, мы не можем в состоянии бессознательности контролировать это поле, не можем даже зафиксировать его в качестве той или иной перцептивной фигуры, потому что внимание бессильно, погружено внутрь. Сновидец обречен воспроизводить исключительно внутреннюю феноменологию, но энергетическая основа сновидимых феноменов никогда не бывает целиком внутренней.

Вот вполне типичная ситуация. В течение одного или нескольких дней человек вытесняет тревожность, связанную с некими обстоятельствами жизни. Он пытается не думать о том, что его волнует, но обмануть энергетическое тело невозможно. Накопившаяся тревога вызывает спастическое сокращение каналов солнечного сплетения и горла. Что же касается «просвета» (канала пупка), то он, наоборот, активизируется. Через него днем уходит энергия. А ночью человек видит бессознательный сон, отражающий его дневное беспокойство. Но конкретные образы, через которые беспокойство визуализируется и «обретает плоть», формируются не только бессознательным, не только памятью и воображением. Они включают в себя неосознаваемое воздействие полей, проникающих в энергетическое тело спящего через открытый «просвет».

Таким образом, любой приснившийся образ (будь то человек, животное, предмет, пейзаж, природное явление) оказывается непредсказуемым результатом игры энергий. На конкретную форму сновидимо-го влияют две значительных группы факторов. Одна группа относится к внутреннему миру сновидца, другая — к состоянию внешнего поля.

Эта переплетенность внутренних и внешних полей приводит иногда к любопытным явлениям. Например, мы можем в смутном и совсем не осознанном сне вдруг явственно воспринять сигнал либо пучок сигналов из внешней реальности. Обычно такой сигнал резко изменяет образное содержание сна, а сигнал очень высокой интенсивности способен изменить настроение сновидения целиком. И тогда нейтральное сновидение превращается в кошмар, а тягостный и сумрачный сон вдруг может стать светлым и спокойным. В некоторых случаях причиной таких метаморфоз может оказаться совершенно банальное восприятие, проникшее в ткань сновидения (звук, запах, свет, вибрация), в других — движение энергетических полей и потоков, не доступных первому вниманию наяву.

Отдельный интерес представляют так называемые «фантомы». Так я называю чувственные конфигурации, из которых тональ не может собрать узнаваемого образа, но при этом обладающие высокой стабильностью. Вероятно, это самая впечатляющая трансляция внешнего энергетического поля в бессознательном сновидении. Сны с «фантомами» запоминаются надолго. Это редкое и непривычное переживание. Такой сон не имеет сюжета, не содержит образного ряда, он статичен, но при этом насыщен глубокими чувствами.

«Фантом» для сновидящего — чистое присутствие. Его вызывает сильное энергетическое поле места или сильное психоэнергетическое поле человека, находящегося в непосредственной близости. Если поле действует позитивно, то мы чувствуем во сне особую умиротворенность, словно мы окутаны теплом и окружены непередаваемым уютом. Если же поле действует негативно, сон превращается в странную разновидность кошмара. К примеру, мы можем всю ночь чувствовать, как над нами нависает что-то бесформенное, но при этом угрожающее или отталкивающее.

Сны с «фантомами» чаще приходят в детстве, когда возможности тоналя в сновидении не слишком велики, а чувствительность энергетического тела еще не утрачена. Взрослые иногда сталкиваются с подобным переживанием, засыпая на месте Силы или в незнакомой обстановке, где окружающее воздействует на спящего непривычным для него образом.

Если человек приступает к специальной тренировке осознания, энергетическая Реальность входит в его сон и сновидение более ярко. Она обретает различимые черты, постепенно отделяясь от сенсориума первого внимания.

Главными инструментами в дисциплине усиления осознания становятся следующие психотехнические методы: остановка внутреннего диалога, неделание, деконцентрация и концентрация внимания.

Если обычная рефлексия помогает заметить сновидческий фон, присутствующий в яви, то психотехники позволяют вывести фон на первый план, детализовать его, наполнить содержанием. Иными словами, благодаря перестройке внимания, вызванной множеством методов, описанных в психоэнергетической дисциплине (см. часть 1), сновидческий фон становится фигурой. Скрытая в фоне энергетическая Реальность бытия из смутного «полуприсутствия» наконец-то превращается в самостоятельный континуум.

Даже относительно неглубокая остановка внутреннего диалога создает дистанцию между наблюдателем и интерпретационным механизмом тоналя, обусловливающим каждое мгновение перцепции. Как уже много раз говорилось, внутренний диалог обеспечивает функционирование такого способа восприятия, который во всем согласуется с принятым человеческим видом описанием. В этом описании доминируют объекты как отдельности, а связи между объектами — как столкновение или пересечение границ. Иными словами, при помощи внутреннего диалога мы воспринимаем мир как совокупность частностей. Каждая из этих частностей наделена определенным значением и входит в структуру, за которой также закреплено некое значение. Описание определяет все, что мы можем пережить в повседневном опыте, несмотря на то, что внешняя Реальность бесконечно превосходит содержание описания.

Перцептивный мир, данный нашему осознанию с помощью внутреннего диалога тоналя — это мир фигур. В нем нет места для фона, несмотря на то, что в фундаментальной паре «фигура — фон» ни при каких условиях восприятия невозможно оторвать одно от другого. Отсюда и происходит однобокость, ущербность всего воспринимаемого с участием внутреннего диалога. Фон не может не существовать, но он напрочь выведен из области осознаваемого.

По мере углубления остановки внутреннего диалога дистанция между наблюдателем и автоматическим потоком привычных интерпретаций неуклонно возрастает. Структуры и связи, смыслы и ценности теряют определенность, а это значит, что осознание выходит из-под власти абсолютной диктатуры неизменных фигур, из которых состоит выученное до автоматизма описание.

Сначала начинают преображаться внешние «объекты», и следом за ними почти мгновенно преображение касается самого субъекта восприятия. Попытаюсь объяснить этот процесс.

Скажем, перед нами птица, сидящая на ветке дерева. За деревом стоит дом, над которым по небу ползут облака. И все это освещено лучами заходящего солнца. Когда мы воспринимаем эту картину на фоне активного внутреннего диалога, мы видим только совокупность элементов. Мы исполнены рациональности и точно знаем, как относятся друг к другу объекты, находящиеся в зрительном поле, где расположены их границы относительно друг друга, какие отношения между представленными объектами возможны, а какие нет. Мы знаем, что птица может в любой момент улететь, дерево может быть сломано или срублено, и только безумцу может прийти в голову мысль, что положение солнца на небе, скорость движения облаков или то, что происходит за окнами дома, каким-то образом привязаны к поведению птицы. Это и есть бодрствование — мир частностей, мир общечеловеческого описания. В этом бодрствовании неподвижный наблюдатель, чья единственная деятельность сводится к восприятию, отделен от птицы, дерева, неба и солнца.

Но вот наблюдатель входит в состояние остановки внутреннего диалога и воспринимаемый мир изменяется. Мы уже не знаем, птица перед нами или что-то иное. Пока внутренний диалог остановлен, мы даже не можем вспомнить о том, что это «прежде было птицей». То же касается дерева и его качающихся веток, дома, неба и солнца. Они более не имеют имен, а вместе с потерей имени эти «бывшие» объекты утрачивают определенность формы, функции и связей с другими объектами. Все воспринимаемое становится единым узором бытия без начала и конца. И вслед за этим наблюдатель также теряет определенность.

Он больше не имеет тела, формы, субстанции. В состоянии глубокой остановки внутреннего диалога наблюдатель не может обладать локальностью и больше не знает, «откуда» он смотрит на мир. Да и что это за мир? Он не похож на мир бодрствования, потому что всякая фигура произвольна. Здесь птица может быть частью дерева, а дом — частью неба, здесь солнце «извергает себя» бегущими облаками, а облака «тянут» к себе дерево, которое стряхивает с себя птицу, как высохший лист. При этом наблюдатель находится везде и одновременно нигде.

Мир абсолютного произвола восприятия. Мир не бодрствования, а сновидения. При этом он нисколько не напоминает галлюцинацию или фантазию, напротив — он весь пропитан реальностью существования.

Восприятие такого рода захватывает, поскольку в нем мерещится дыхание Бесконечности и абсолютной Свободы. И все же оно непрактично. Наблюдатель не в состоянии использовать свободу от описания для самотрансформации, если нет никакого русла, никакого канала, схемы или структуры движения энергии. Следовательно, надо вернуть вниманию его структурирующую функцию.

«Мир абсолютного произвола», неразличимости фигурым. фона — это, строго говоря, продукт тотального неделания. Как всякое экстремальное состояние, тотальное неделание само по себе не производит работу. Оно не энергетично. То же самое можно сказать о тотальном делании, которое приводит к абсолютной погруженности в мир первого внимания. И в первом, и во втором случае речь идет о формах «растворения» сознающего «Я» или его отождествления с «не-я». Растворение в Свободе подобно окончательному самадхи или паринирване, растворение в описании — всеохватывающему забвению. И здесь, и там жизнь осознания исчезает, поскольку исчезает необходимое для продолжения опыта противостояние субъекта и объекта.

Нагуалистская дисциплина по усилению осознания, где целью является Трансформация существа, а не его устранение из жизненного потока, не культивирует тотальное неделание. «Магическая» работа практика — это такое управление вниманием и восприятием, когда два основных психоэнергетических статуса субъекта (делание и неделание) используются попеременно.

Манипуляции вниманием подобны ритмическому сокращению и растяжению мышц, благодаря чему живой организм осуществляет перемещение в пространстве. Каждое неделание становится погружением в сновидческий фон с неисчерпаемыми возможностями для перцептивной и энергетической перестройки сознающего существа. Каждое последующее делание становится актом выбора одной из открывшихся в неделании возможностей, закреплении ее в способе восприятия, в качестве энергообмена и в соответствующей метаморфозе всего энергетического тела.

После каждого возвращения в мир первого внимания, где всем управляет общечеловеческое делание, мы немного изменяемся, потому что вовлекаем в свой психоэнергетический объем еще одну часть бесконечного поля больших эманации Вселенной. Так и происходит Трансформация человека — слой за слоем, шаг за шагом. Энергетическая Реальность проступает в повседневном восприятии все отчетливее и ярче — сначала через смутные ощущения, через объем и перспективу, затем через необычные формы чувствительности, прежде демонстрировавшие себя только во внимании сновидения и во втором внимании, и наконец — через всплески прямого видения.

Энергетическое использование перцептивных модусов делания и неделания обозначает на практике непрерывную тренировку в концентрации и деконцентрации внимания. И бодрствование, и сон в равной мере становятся тренировочной площадкой для данной работы. Сталкинг и безупречность при этом являются абсолютно необходимыми источниками силы для гармоничного смещения точки сборки и поддержания психоэнергетического равновесия. (Поскольку, как я неоднократно отмечал в предыдущих книгах, произвольное управление вниманием требует преодоления эмоциональной и умственной вовлеченности в мир человеческого описания.)

Первым следствием такой практики становится осознанное или «просветленное» бодрствование. В этом состоянии мы практически не вовлечены в семантику описания, в оценки и эмоциональные реакции. Практик выступает в роли незаинтересованного наблюдателя. Воспринимаемое поле становится, скорее, областью перцептивного исследования и эксперимента.

Конечно, это еще не значит, что сновидение становится равноправным элементом картины мира, наблюдаемой наяву. Но его тень, отблеск уже лежит на каждом фрагменте воспринимаемого. Внимание постепенно приобретает черты метавнимания (или внимания, направленного на собственный процесс). Мы созерцаем не столько объекты, сколько совокупность сил, позволяющих объектам возникать в поле восприятия. Именно это обстоятельство создает характерную перспективу.

О подобных состояниях известно в различных духовных и мистических традициях. «Наблюдение за наблюдателем», «осознание осознания», «свидетель», «жизнь изнутри» — как только ни называли данную форму просветления. В нагуалистской модели это, прежде всего, результат характерного самовыслеживания. Выслеживания не только эмоциональных реакций, флуктуации внутреннего диалога и его ментального комментирования, но и выслеживания самого процесса перцептивной сборки, основных паттернов внимания и перцептивных гештальтов.

Пребывание в этой специфической «отрешенности» в течение дня создает все психические и энергетические предпосылки для возникновения ночью так называемого люцидного сновидения. Характерная черта данного уровня осознания и ночью и днем — отсутствие психоэмоциональных и энергетических напряжений. Энергетическая Реальность проявляет себя подспудно, оказываясь, по сути, флуктуацией интенсивности внутренних и внешних полей.

Скажем, в осознанном сновидении преобладают полеты, красочные пейзажи, встречи со странными существами и необычными людьми. Все пронизано ощущением некоего волшебства, магии. Именно так человеческий тональ транслирует сам факт расширения воспринимаемого объема и, соответственно, усилившегося энергообмена с внешним полем.

Практику кажется, что значительный (если не весь) объем сновид-ческого поля находится под его контролем. Но это иллюзорный контроль. Убедиться в этом несложно. Стоит остановить внимание на той или иной фигуре сновидения или сосредоточиться на участке собственного тела (то есть, на элементе, реально объединяющем перцептивные поля бодрствования и сновидения), как практик просыпается. Если же его люцидный сон все-таки продолжается, то он становится свидетелем весьма странным метаморфоз — причудливых искажений сновидимого пространства, резких перемещений, неожиданных и даже пугающих превращений.

В эти самые моменты практик и соприкасается с энергетической Реальностью. Частично проникшие в область осознанного восприятия потоки эманации затрудняют работу тоналя, распределяющего сигналы по привычной модели. В «пузыре» сновидческого восприятия начинается хаос. Статичные и ограниченные образы инвентарного списка тоналя демонстрируют сновидцу свою недостаточность и внутреннюю неполноту. Его внимание просто не обладает достаточной гибкостью и объемом, чтобы собрать подвижные, многочисленные и разнородные сигналы в некий устойчивый

⇐ Предыдущая39404142434445464748Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: