Соотношение осознаваемых и неосознаваемых механизмов в личностной организации времени 4 Глава

Но на основе исследования О. В. Кузьминой можно выдвинуть предположение, что способность к рефлексии — обобщению своего способа действия, обеспечивается либо когнитивным механизмом (т. е. наличием развитого, точного восприятия времени), либо эмоционально-личностной тревожностью (т. е. самоконтролем как личностной особенностью), либо развитием «Я-концепции», т. е. образом Я в будущем, от которого идет обратная связь, проявляю­щаяся в рефлексии настоящего. Другим важным моментом для выявления способности к рефлексии является отмеченная нами выше привязанность деятельности к настоящему, а сознания — к деятельности. Это конкретное, целенаправленное, удерживающее контур деятельности сознание погружено в деятельность, его ин­теллектуальный механизм — в решении текущих задач. Для ре­флексии же необходима абстракция от настоящего, выход за преде­лы пространства деятельности и обобщающая способность сознания. Ей нужны «опоры» для этой абстракции — либо извне данные, ли­бо собственные критерии и механизмы. Судя по данным О. В. Кузь­миной, тревожность у одного типа содействует рефлексии как привязанному к ходу деятельности самоконтролю. Но у другого — тревожность, «связывая» сознание, делая его задачи чрезмерно конкретными, не позволяет ему осуществить абстракцию и обоб­щение — «отлет» от настоящего. Таким образом, разные взаимо­связи сознания и переживания (в форме тревожности) времени

_ _______Глава третья________••_________ 139

определяют характер рефлексии как неотступного, процессуального контроля или как выход за пределы настоящего времени. Этот выход облегчается для респондента, если ему даются критерии для рефлексивной работы (О. В. Кузьмина предлагала критерии ус­пешности деятельности, с одной стороны, и критерии «временные ценности», с другой).

Критерий успешности деятельности сам получает разную трак­товку у разных типов, поскольку для одних — это объективный критерий продуктивности деятельности (отсутствие ошибок), для других — субъективный (легкость способа деятельности, адекват­ная внутреннему ритму требуемая экспериментатором скорость выполнения задания). Можно себе представить, что если испытуе­мый сбивался со своей привычной скорости, ритма, «размерности» в осуществлении деятельности, в его рефлексии проявлялась от­рицательная модальность.

Можно предположить, что развитое восприятие времени кос­венно связано с четкостью внутреннего ритма и способствует (как следует из результатов связи рефлексии и восприятия) рефлексии как внутренней четкости деятельности. Здесь рефлексия в извест­ном смысле тоже «погружена» в деятельность, неотрывна от нее, но она обеспечивается не тревожной напряженностью, а, напротив, спокойным чувством ритма времени.

Но эти соображения требуют дальнейшей проверки, поскольку в исследовании Л. Ю. Кублицкине и В. Ф. Серенковой респонден­тами были студенты, а у них преобладает ориентация на будущее над рефлексией настоящего, т. к. рефлексивная способность, умение формируются в решении жизненных противоречий, преодолении трудностей деятельности, которой у студентов еще нет. Проблем-ность жизни и деятельности развивает рефлексию как жизненную способность личности.

Может ли быть найдено общее основание при сравнении харак­тера и роли переживаний в разных исследованиях для уточнения общей модели личностной организации времени? В исследовании Л. Ю. Кублицкине переживания, выявлявшиеся по классическим методикам Кнаппа и др., были собственно эмоциональными харак­теристиками времени как такового, подобно тому как у некоторых типов сознание было определением характера времени (что было включено в качестве специального экспериментального задания в последующей работе Н. Ю. Григоровской). В работе О. В. Кузьми­ной эмоциональная составляющая была исследована в качестве личностной тревожности (что прямо не сопоставимо со способом переживания времени). В исследовании Т. Н. Березиной удалось выявить проявления в образной сфере, отражения в ней гибких и значимых личностных переживаний=событий, их место в жизнен­ном пути личности. Эти переживания не вербализуемы, как в пер-

140 Соотношение осознаваемых и неосознаваемых механизмов...

вом случае (Л. Ю. Кублицкине), и не диагностируемы как свойства личности во втором (О. В. Кузьмина). Они иногда вытесняемы и с трудом или медленно воспроизводимы. Н. Ю. Григоровской уда­лось выявить некоторые проявления эмоциональной сферы в виде образов, рисуемых самим субъектом, и в виде метафор, а Т. Н. Бере-зина выявила личностные переживания (но не переживания вре­мени, а переживания событий в самой жизни, происходящих в оп­ределенное время). Если суммировать все данные Н. Ю. Григоров­ской, то можно выявить общую направленность, или «тон» эмоцио­нальной сферы, проявляющуюся в свободном или несвободном от­ношении ко времени, и ее функцию как ресурса сознания времени.

Если две первые работы (Л. Ю. Кублицкине и О. В. Кузьминой) позволили выявить роль переживания как блокирующую или ак­тивирующую связь сознания и деятельности, о чем выше уже говорилось, то две вторые открыли принципиально новые способы (методы) выявления эмоциональной сферы, личностных пережива­ний во времени жизни, как определенным образом координирую­щих соотношение ее прошлого, настоящего и будущего, влияющих на характер жизненной линии и собственно личностных временных эмоциональных тенденций, проявляющихся в разных интегралах типов личностной организации времени.

Поскольку жизненные эмоциональные события глубоко инди­видуальны и по времени, и по роли в жизненном пути, то Т. Н. Бе-резина придерживается принципа рассмотрения «случаев», кото­рые, однако, высвечивают закономерности изменения характера жизненного пути и его линии. Н. Ю. Григоровская же, вобрав в свою модель максимум временных измерений и выделив основные факторы, сумела получить типологию личностных способов само­реализации во времени жизни (она, так же как и О. В. Кузьмина, дополнительно измеряла личностную тревожность, что делает их данные в некоторых аспектах сопоставимыми).

Резюмируя результаты ее исследования, можно сказать, что в.данной типологии составляющие комплекса (или способа органи­зации времени) представлены в своих функциональных связях друг с другом. Например, рассматривается не просто то, как планируется время, а то, как данная способность увеличивает временные воз­можности личности. Особенно существенно, что бессознательная сфера личности рассматривается как ресурс сознания и условие свободы в отношении личности ко времени. Бессознательную «со­ставляющую» пока довольно сложно категоризовать в принятой психологической системе понятий. Мы попытаемся сделать это на основе обеих проведенных работ ниже. В работе Н. Ю. Григоровской к ней относятся и образный, и смысловой, и эмоциональный, и целеволевой компоненты. Но опять-таки важно то, что исследова­тель, не проводя строгого «анатомического» анализа этого уровня,

_______ Глава третья _______ :_________ 141

подчеркивает его целостную функциональную роль как «имманент­ной семантики личности», как «эмоционального тона», окрашиваю­щего это бессознательное отношение.

В целом же работа, во-первых, подтверждает ранее полученные данные о том, что (назовем это, как в начале) переживание времени может быть блокатором связи сознания и деятельности, и, во-вторых, выявляет новое положение, что оно дает ресурсы сознанию, аккумулирует, высвобождает сознание и саму личность в ее взаи­моотношениях со временем. Интересно, что рассогласование созна­тельной и бессознательной сфер организации времени создает такое «напряжение» для самой личности, которое сужает пространство ее активности до момента настоящего и, не позволяя пережить всю его полноту, ограничивая способность сознания личности ис­пытать его как ценность, одновременно блокирует и будущее.

Большая слаженность, согласованность сознательной и бессо­знательной сфер дает личности возможность маневра, гибкости и тем самым уверенность владения временем, чувство удовлетворен­ности предоставленными им возможностями, отсутствие напряже­ния, догматической привязанности к срокам. Сама личность пере­живает себя как проект, осознает свою перспективность. Соотно­шение прошлого, настоящего и будущего не задается их объективно временной последовательностью, а создается как композиция самой личностью. И, наконец, у типа личности, обладающего реальным ресурсом бессознательного в виде его разнообразия, время целиком ценностно, поддается расширению и углублению. Становится со­вершенно свободной композицией субъекта, вбирающего в нее все многообразие и «полифонию» времен.

Итак, у первого типа время линейно, точечно и имеет жесткую последовательность, у второго — диахрономно, дивергентно, под­чинено воле субъекта, способного гибко обращаться с ним, разви­вать разнообразные тактики. У третьего — время внутренне детер­минировано, поэтому ценностно, субъективно безгранично, а субъ­ект обладает способностью строить свои стратегии, свои композиции разных времен (в том числе за счет способности планирования времени, придающей ему уверенность).

На основании этой типологии и рассмотренных Т. Н. Березиной «случаев» воплощения в образной сфере личностно значимых собы­тий прошлого рассмотрим проблему переживания времени. Пережи­вание времени как составляющая общей модели личностной органи­зации времени, которое с разных ракурсов разными методами было исследовано в цикле наших работ, требует более углубленного тео­ретического анализа и в общем, и в типологическом ключе.

Относится ли переживание времени к сфере бессознательного, как считает Н. Ю. Григоровская, или неосознаваемого? Является ли переживание времени в качестве особого феномена, выявленного

142 Соотношение осознаваемых и неосознаваемых механизмов...

Л. Ю Кублицкине с помощью методик Кнаппа и др., именно пере­живанием времени как такового или переживанием чего-либо, происходящего в это время?

Чрезвычайно важным для ответа на эти вопросы нам представ­ляется исследование А. О. Прохорова, которое осуществлялось совершенно независимо от нашей концепции и эмпирических ис­следований. Во-первых, он выделил как основную категорию си­туаций, с которыми связаны переживания, и дифференцировал их на обратимые и необратимые во времени. К первым он отнес те ситуации, в которых «действие не завершено и субъект всегда может вернуться к ее разрешению. Например, изменить свое по­ведение, улучшить коммуникацию и общение, попытаться изменить поведение своего партнера и т. п.» [93, с. 28]. «Иная картина характерна для необратимых ситуаций. В этих ситуациях действие завершено и событие невозможно изменить. Как правило, к этим событиям относятся потери близкого человека, измены в семье, несчастные случаи, длительные травмирующие ситуации (напри­мер, пьянство мужа), развод, несправедливость с последствиями, клевета, тяжелая неизлечимая болезнь» [93, с. 29]. Острое нега­тивное подавляемое состояние людей переходит в равновесное либо в неравновесное состояние низкого уровня, которое длительно в силу необратимости ситуации. В необратимых ситуациях автор выявил у респондентов искаженное восприятие времени, у не­которых — «перегиб» жизненной линии (отмеченный в работе Т. Н. Березиной): «жизнь как будто бы разделилась на до и после события», чему способствовали амнезия памяти, притупление мыш­ления, погруженность в боль утраты, горе. В обратимых ситуациях, напротив, появляются острота мышления, концентрация внимания на ключевых моментах ситуации. Некоторые субъекты прибегают к творчеству — пишут стихи и т. д., что способствует повышению психической активности, энергетики субъекта и переходу его в более устойчивое состояние. Способами преодоления неравновесных состояний являются либо приобретение жизненного опыта преодо­ления кризисных ситуаций и, как следствие, появление новообра­зований в структуре личности, изменение ее отношений — «другой путь — сознательное овладение субъектом способами саморегуля­ции» [93, с. 37]. Следует отметить, что ни в работах Л. Ю. Куб­лицкине и О. В. Кузьминой, ни в диссертации Н. Ю. Григоровской не был выделен критерий позитивных—негативных переживаний, которые выявила Т. Н. Березина. А. О. Прохоров, как будет показано далее, выделил фактор положительных—отрицательных состояний, что является критерием переживания времени.

В качестве негативных неравновесных состояний выступают страх и апатия (см. об этом ниже), влияющие на волевые процессы и мышление, а также состояние неудовлетворенности. В комплексе,

_ ____ Глава третья ____•___________143

который связан с позитивными переживаниями, наблюдается по­вышение волевой активности, легкость, раскованность (свобода) переживаний, повышение активности воображения, веселость и т. д. Этот комплекс А. О. Прохоров называет фактором активности про­цессов и переживаний; в его состав входят следующие психические процессы: активация восприятия, мышления, возрастание речевой активности и рост адекватности поведения. Хотя А. О. Прохоров выделяет эти моменты как разные плеяды, в целом их можно назвать активностью (переживаний, поведения, психических и личностных процессов).

Третьим ключевым моментом является дифференциация самих состояний на кратковременные и длительные. Это чрезвычайно существенно в свете показателя, положенного в основу типологии Ковалева — фактора ситуативности—пролонгированности как ха­рактеристик личностной организации времени. А. О. Прохоров, так же как Н. Ю. Григоровская, вышел к комплексным (плеяды) характеристикам активности, прежде всего определяемым по пара­метру связанности или низкой связанности («рассеянности») пока­зателей (при длительных неравновесных состояниях), а также по их низкой вариативности (устойчивости) и низкой энергетической составляющей, низкой интенсивности. Очень существен факт, ука­зывающий на сходство с пассивно пролонгированным типом (по В. И. Ковалеву), что длительные отрицательные состояния акти­визируют интеллектуальную сферу личности (отрицательные, не­гативные состояния активизируют, по его мнению, рефлексивные процессы, направленные на принятие решений в трудных ситуа­циях, на функционирование моделей устойчивого поведения), вследствие чего субъект приобретает новые знания, смыслы и в конечном итоге выходит из длительных негативных состояний.

Резюмируя интересные данные, полученные А. О. Прохоровым теоретико-экспериментальным путем, можно отметить следующие параметры его анализа равновесных—неравновесных состояний.

1. Обратимые — необратимые ситуации.

2. Ситуативно пролонгированные состояния.

3. Позитивные — негативные состояния

4. Активные — пассивные состояния.

5. Концентрированные — «рассеянные» связи их психических составляющих.

6. Напряженность и когерентность показателей негативных со­стояний выше, чем позитивных.

7. Формирование новообразований в структуре личности, с од­ной, и влияние ее характера, с другой стороны.

8. Вариативность — устойчивость состояний. По поводу этих данных можно высказать следующие коммен­тарии. Во-первых, сами ситуации имплицитно охарактеризованы

144 Соотношение осознаваемых и неосознаваемых механизмов...

как негативные, трудные. Отсутствует анализ роли позитивных обратимых и необратимых ситуаций, который, в свою очередь, очень важен для выявления параметра позитивных пролонгирован­ных состояний. Существуют ли таковые? По-видимому, для активно пролонгированного типа (по В. И. Ковалеву) и третьего типа (по Н. Ю. Григоровской) характерны именно позитивные состояния, поддерживающие и питающие ее активность. Далее, в этой связи важно выявить, существуют ли позитивные, но пассивные пролон­гированные состояния? Иными словами, анализ разнообразия со­стояний еще должен быть продолжен.

Во-вторых, для нас существенно, что сами состояния в пони­мании А. О. Прохорова не являются переживаниями времени как таковыми, но они являются длительными (пролонгированными) или ситуативными, т. е. переживаниями во времени. В-третьих, термин «состояние» фактически эквивалентен не столько эмоцио­нальной характеристике, а комплексу всех психических процессов, который приобретает разное функциональное значение именно для определенной цели — выхода из трудной ситуации. Но крайне важен отмечаемый при этом факт, подтверждение которому полу­чено и Григоровской, — свободы, легкости переживаний. В отличие от нее, здесь этот факт не рассматривается в своей функциональной роли по отношению к уровню сознания. Скорее, в такой роли рассматриваются негативные, маловариативные переживания, по­скольку они актуализируют рефлексию, интеллектуальные процес­сы. Но тем не менее он крайне важен сам по себе.

В-четвертых, анализ уровня и характера состояний только в отдельных своих аспектах подводит к раскрытию их личностной функции (новообразований) и связи с характером личности.

Однако хотя понятие состояния не является эквивалентом по­нятию переживания (эмоционального), сам факт выделения их позитивной креативной модальности служит существенным допол­нением к характеристике переживания времени как личностного состояния постольку, поскольку эта модальность нами ранее в достаточной степени не учитывалась. Мы получаем возможность сопоставления длительности—краткости позитивных—негативных состояний не только с характером самой личности, не только с ее выходом из необратимой ситуации (как в анализе А. О. Прохорова), но с линией жизненного пути, с жизненной позицией.

Представляется, что переживания: и ситуативные, и пролонги­рованные, и положительные, и отрицательные, — влияют не только на внутреннюю организацию психических процессов (имея в виду и самые высшие — интеллектуальные, волевые и т. д.), что проанали­зировал А. О. Прохоров, но и на оптимистический или пессимисти­ческий, а также на внутренний и жизненный «уклад» или ценностно-временной способ жизни личности. И негативные переживания спо-

__ _ Глава третья __________14б

собны питать не только рефлексию, но и творчество, как это очевидно из биографий великого Бетховена, Ницше и других выдающихся личностей. Пассивность в реальных ситуациях, беспомощность в жизни, напротив, не препятствовали основанному на трагическом отношении к жизни, напряженному, неустанному творчеству. Так­же, по-видимому, существуют и пролонгированные позитивные со­стояния, которые вызваны не ситуациями, с чего начинает и на чем основывается А. О. Прохоров, а детерминированы самим субъектом, им удерживаются и развиваются.

По-видимому, очень существенные в разных своих модальностях переживания, будучи неосознаваемыми, не составляют собственно сферы бессознательного, которое, на наш взгляд, более разнообразно по своим модальностям, более вариативно (вариабельно, в смысле смены позитивных и негативных, стенических и астенических эмоций), более динамично, в силу чего его трудно четко диффе­ренцировать на ситуативные и пролонгированные состояния. Во­левые механизмы чаще всего вообще осознаваемы, произвольны, т. е. личностно детерминированы, поэтому они не могут быть от­несены к сфере бессознательного, даже полностью к категории «состояния», составляющей структуру неосознаваемого.

Очень сложной проблемой является понятие «образа» как со­ставляющего бессознательной сферы. По-видимому, те образы, ко­торые поддаются вербальному и графическому изображению, от­носятся не к бессознательной, а неосознаваемой сфере, хотя нельзя отрицать наличие символических эмоциональных образов на бес­сознательном уровне. Важен тот факт (обнаруженный сначала Т. Н. Березиной одним методом, а затем Н. Ю. Григоровской — другим), что образные «данные», которые, как правило, в отече­ственной психологии относятся к сфере отражения действитель­ности (образы как категория восприятия и т. д.), на самом деле являются выражением состояний, смыслов и внутреннего мира субъекта. Это следует из нашего понимания положения С. Л. Ру­бинштейна о созерцании как особом, кроме познания и деятель­ности, отношении субъекта к действительности.

Причем крайне существенно то, что образы — эти, казалось бы, в высшей степени мимолетные, динамические и произвольные (как образы воображения) конструкты — запечатлевают в себе про­шлое и доносят его до настоящего. Они воспроизводят в иной форме (причем поддающейся объективному анализу) то, что про­исходит во внутреннем мире личности, ее неосознаваемые глубоко личностно значимые переживания.

Главным выводом этих рассуждений является то, что «мате­риалы», данные, проявляющиеся в образах, выявляют и несут в себе смысловые характеристики неосознаваемых переживаний. Не сами по себе переживания длительны или ситуативны. Они

I.

146 Соотношение осознаваемых и неосознаваемых механизмов...

таковы, если учитывать только их детерминацию ситуацией, а не субъектом. Они ситуативны или пролонгированы в зависимости от их смысла для личности. Он придает им временное измерение, поскольку могут быть осмысленными, иметь глубокий смысл и негативные, отрицательно эмоционально окрашенные пережива­ния. Обычно этот аспект упоминается в связи с проблемами памяти, воспоминаний, которые могут носить как произвольный, так и непроизвольный характер (как поется в старинном русском романсе, «вспомнишь и лица, давно позабытые»). Но в нашем случае не функция памяти, а функция смысла состоит в том, чтобы записать в книге внутреннего мира глубочайшие потрясения. На таком «коде», языке, который, не будучи доступен произвольной интро­спекции, может быть «считан», реконструирован особым исследо­вательским методом (как это удалось сделать нашим исследовате­лям Т. Н. Березиной и Н. Ю. Григоровской). Если в культуре сим­волы народов воплощены в предметной форме, то в индивидуальном бессознательном смыслы воплощаются в образах. И именно вопло­щение смысла в образе придает ему особое временное измерение и делает его фактом существования субъективной реальности.

Личностная организация времени связана со временем —дли­тельностью актуальности смысла, а эта актуальность определяется его ролью в ансамбле многих личностных смыслов в ее внутреннем и интернально-экстернальном пространстве. Переживания через смысл актуализируют мотивацию, в свою очередь порождают по­ведение, поступки, включение в деятельность.

Смыслы — это первый уровень временной, собственно личност­ной организации. Личность не обязательно рефлексивно преодоле­вает негативные состояния (как считает А. О. Прохоров), они — эти тяжелые переживания — сами прекращают свое существование, за­канчиваются, когда теряется смысл или они вытесняются другими. Если смысл приобретает роль доминанты и осознается как событие жизни, он, концентрируя волевые, интеллектуальные усилия лич­ности, приобретает характер устойчивого жизненного отношения.

Независящее от личности структурирование времени — это смыслы, а зависящее, определяемое и удерживаемое во времени — отношения, совокупность которых образует и пролонгированную, и устойчивую, т. е. одновременно константную жизненную пози­цию. Категория, с которой нужно, по-видимому, начинать анализ на неосознаваемом уровне, — смысл, а на сознательном — отноше­ние. И, в свою очередь, одни типы личности с преобладанием неосознаваемого уровня во временной организации более, как по­казала Н. Ю. Григоровская, «чувствительны к различным возмож­ностям, не имеют жесткой или однозначной связи прошедшего, настоящего и будущего» [43, с. 20]. Их открытость, проективность определяется динамичностью их смысловой сферы. Другой тип, с

_ Глава третья__________ ____"1_- -._147

преобладанием сознательной организации времени, оказывается обладающим свободой отношения ко времени в силу того, что имеет собственные временные координаты — отношения, владеет способностью планирования, рефлексии. Этому типу свойственна опытность и уверенность, что и обеспечивает его свободное отно­шение ко времени.

Итак, можно дифференцировать сферу неосознаваемого уровня личностной организации времени на неосознаваемое, но могущее быть осознанным (по С. Л. Рубинштейну), и собственно бессозна­тельное. Пока нельзя утверждать определенно, что смыслы отно­сятся именно к сфере бессознательного; можно согласиться со Славской, которая, опираясь на понятие А. Ф. Лосева «лектон», как обозначающее знаемый, но не фиксированный смысл, диффе­ренцирует неосознаваемые смысловые интерпретации и собственно бессознательные. Эта дифференциация может быть подтверждена именно изучением временного аспекта личностной организации. Переход от динамической и непрерывно континуальной сферы сознания личности к структурированно континуальной происходит на грани бессознательного и неосознаваемого. Смысл есть способ­ность удержать во времени переживание, продлить последнее во времени. В самом начале данного параграфа мы упоминали важ­нейшее положение, сформулированное Григоровской: отношение ко времени не составляет особого отношения, оно пронизывает систему всех личностных отношений. Обобщая проанализирован­ные нами исследования, можно сделать выводы относительно общей модели личностной организации времени.

Самым «проблемным узлом» этой модели является переход от бессознательной сферы к неосознаваемой и от нее к сознанию. Бессознательная сфера это, согласно Фрейду, бессознательное влече­ние личности, основанное на сексуальности; согласно К. Г. Юнгу — коллективное (архетипы) и индивидуальное, находящиеся в слож­ных соотношениях. Не обсуждая здесь темы структуры и функции бессознательного, выходящей за пределы нашей проблемы, можно сказать только, что оно и непрерывно динамично во времени, процессуально (по С. Л. Рубинштейну и А. В. Брушлинскому) и одновременно обладает некоторой аморфной статикой, связанной с экзистенциальностью, телесностью индивида, и особой статикой коллективного бессознательного. Важно, однако, пока только то, что оно образует глубинный континуум внутренней организации времени. Он — этот континуум — это экзистенциальное время лич­ности, время ее существования. В этом континууме впервые появ­ляется потребность «отметить» свою экзистенциальность, эмоцио­нально «пережить» ее. Такое переживание, в отличие от первичного влечения, — это воспроизведение одной экзистенциальности в дру­гой и через другую. Это воспроизведение есть отрыв времени вос-

L48 Соотношение осознаваемых и неосознаваемых механизмов...

произведения от того, что воспроизводится, — первичная экзистен­циально-психическая абстракция. Этому пласту психики соответ­ствует «лектон» как первое структурирование внутреннего времени в' интуитивном смысле — в интерпретации (А. Н. Славская). Это связано с процессами индивидуации (по К. Г. Юнгу), т. е. само­тождественности как первой «остановки», даже приостановки дви­жения психического во времени.

Затем появляется потребность выразить себя. Эта потребность реализуется через интеграцию внешнего и внутреннего уже в форме смысла. Можно сказать, что через смысл личность переживает се­бя — как себя в мире и мир в себе. Смысл есть квантование времени, фиксация этим временем непрерывной континуальности психичес­кого. Смыслы — это уже не столько эмоция, сколько переживание в общепринятом смысле слова: переживание = понимание. Однако в данном своем аспекте смысл есть «единица» внутреннего времени, в другом — средство в структуре внутренних часов, образуемых ин­терпретационными композициями в смысловом пространстве. Смысл оказывается минутой, или часом, или неделями и годами внутрен­него времени в зависимости от способности переживания «удержать­ся» во времени (или обратно — смысл удерживает переживание). Однако при недостаточной определенности этих отношений важно одно выявленное А. Н. Славской положение, что смысл — «единица, составляющая систему интерпретаций, т. е. связей и соотношений, а связи и соотношения — это «трактовка» переживаний, внутренне воспроизводящих отношения личности с миром, его событиями и ситуациями. Это связи и соотношения, обозначение одного через другое, одного в другом и есть «имманентное» субъективное время личности, формирующееся при переходе от бессознательного к не­осознаваемому». Это свое время своей жизни и есть чувство времени.

Уместно сослаться на исследование К. Хелкама, проведенное в контексте работ Ж. Пиаже и П. Жане, в котором прежде всего об­наруживается, что восприятию объективного времени ребенок учит­ся. Он не сразу овладевает временными представлениями, которые мы бы назвали социальными (например, зная, что родители старше его, он не может быть уверен, что они родились раньше). Для ребенка чрезвычайно сложна иерархия последовательностей в прошлом вре­мени и т. д. Но это овладение «социальными часами», которое происходит одновременно и с помощью овладения речью, уже ло­жится на основу внутренних «часов», внутреннего чувства времени.

Образы — это иные способы фиксации времени, в них и через них смысловая сфера соединяется с когнитивной, которая перво­начально выступает как выражение внутреннего времени. Вообра­жение — функционирование образной сферы — есть непроизволь­ный и частично произвольный механизм работы неосознаваемого. В «работе» воображения явственно проступает субъективность как

_________________!_- Глава третья ' ' _______Ы9

свободная «игра» образами, отсутствие внешней логики в их ком­позициях. В этом контексте интересен и объясним полученный Н. Ю. Григоровской факт, что разнообразие образного материала составляет ресурс свободы сознания. Сознание на определенном этапе овладевает способностью абстрагироваться от настоящего и переноситься в любое время и пространство исключительно в силу свободы воображения и игры образами.

Но переход от неосознаваемого уровня к осознанному, хотя часто представляется простым актом внимания, осмысления, на самом деле личностно опосредован. Динамика сознания и его кон­серватизм (статика) в равной мере связаны с личностными опорами, которые воплощаются, в ее характере и отношениях.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: