 |
Шульгин В. НовоРоссии
|
|
|
|
ШУЛЬГИН В
НОВОРОССИИ
После падения Одессы бывший член Государственной думы и один из организаторов белого движения В. Шульгин и бежавшие вместе с ним офицеры оказались на льду Днестра, ограбленные и раздетые «благодарными румынскими союзниками». К счастью, их приютил местный рыбак, отогрел в маленькой хатке. Этот берег Днестра контролировала конница Г. Котовского. О нем у местного населения мнение сложилось весьма положительное – хороший человек и запрещает грабить. Прислушавшись к гласу народному, большинство офицеров решает идти в Тирасполь и там сдаваться Котовскому. Почему так далеко? Да потому, что местное население поголовно вооружено. Местные настроены против белых, помнят их слоган «от благодарного населения» и уж точно, если не пристрелят офицеров, то наверняка разденут догола и пустят скакать по морозу нагишом. А мороз таков, что Днестр покрыт льдом во всю ширину. Румыны же даже голого назад не примут.
Шульгин выводит группу к городу. Возле Тирасполя происходит первая мирная встреча с красными. Вот как описывает ее Шульгин в книге «1920»: «Эскадрон дивизии Котовского. Очень приличный внешний вид. Хорошие лошади, седла, амуниция – все в порядке. Если бы они носили погоны, это напомнило бы старую русскую армию.
- Вы кто такие? – Это спрашивает офицер не офицер, ну словом, то, что у них заменяет офицера – " товарищ командир".
- Мы... мы пленные. – Это тут так принято отвечать».
Спрашивают уже не первых, таких групп выходит много и никто их не трогает, не пытает, не расстреливает. Так и бредут себе.
«- Так вы пленные... полковника Стесселя?
- Да.
- Ну, так вам к коменданту... В Тирасполь – прямо.
|
|
|
Вошли в предместье города.
- Товарищи, будем меняться. – Это он ко мне обращается. В воротах стоял мальчишка красноармеец:
- Что менять?
- Вот папаху менять... Вам товарищ, в вашем положении лучше меняться».
Шульгин сменялся и не прогадал. Поменял офицерские папаху и бекешу на ушанку и гражданское пальто. Причем пальто выменял у комиссара в кожанке. Вид его сразу преобразился, что в дальнейшем помогло благополучно выбраться сначала из Тирасполя, а затем и пробраться в Крым к Врангелю.
Примечателен диалог занятых торгом комиссара и Шульгина. Итак, комиссар: «Как мы все довольны, что товарищ Котовский прекратил это безобразие...
- Какое безобразие? Расстрелы?
- Да... Мы все этому рады. В бою, это дело другое. Вот мы несколько дней назад с вами дрались... еще вы адъютанта Котовского убили... Ну, бой так бой. Ну, кончили, а расстреливать пленных – это безобразие...
- Котовский хороший человек?
- Очень хороший... И он строго-настрого приказал... И грабить не разрешает... Меняться – это можно... У меня хорошее пальто, приличное... ».
Разговор с обмена плавно перешел на политику.
«- Отчего вы так против Петлюры?
- Да ведь он самостийник.
- А вы?
- Мы... мы за " Единую Неделимую".
Я должен сказать, что у меня, выражаясь деликатно, глаза полезли на лоб. Три дня тому назад я, с двумя сыновьями с правой и левой руки, с друзьями и родственниками, скифски-эпически дрался за " Единую Неделимую" именно с этой дивизией Котовского... И вот, оказывается, произошло легкое недоразумение: они тоже за " Единую Неделимую”».
Вот такие оказываются иногда казусы в Гражданской войне. За разговорами красный комиссар и член Государственной думы не заметили, как подошли к караульному помещению. Тут состоялась формальная процедура обыска. У господина Шульгина обнаружилось сразу несколько паспортов, и все на разные фамилии, даже женские. Впрочем, Шульгин не растерялся и заявил комиссару прямо и честно: «Вот мой настоящий паспорт... А это подложные... А это совсем мне не нужный... случайный... а вот эти - женские паспорта. Их мне надо отдать... Так вы этот заберите, ненужный, а остальные мне отдайте... Он сделал так, как я ему говорил... У меня в круглой коробочке от лепешек Вальда была целая коллекция иконок, подаренных мне в разное время. Он спросил: - Можно взять одну на память? ... Остальное он мне вернул».
|
|
|
Да, действительно ужасный обыск и жестокое обращение, особенно по сравнению с румынскими «союзниками». «В это время происходила мена с поручиком Л. и с Лялей. Тут дело не обошлось без легких недоразумений. Поручик Л. отказывался менять свое пальто, которое было, во-первых, штатское, во-вторых, теплое. А у " товарищей" из караулки разгорелись глаза. Они стали " примушивать"... Тогда " товарищ командир" вступился: - Товарищи, нельзя принуждать!... Помните, приказано только по соглашению».
Один из красноармейцев отобрал у сына рассказчика маленькую золотую ложечку, чудом уцелевшую после румынского гостеприимства. После чего всю компанию офицеров просто опустили на все четыре стороны. «Но не прошли мы и ста шагов, как он нас догнал. – Возьмите вашу ложечку, товарищ. Не хочу... ». Видимо, командир узрел трофей и велел вернуть. Все приведенные факты говорят о том, что, во-первых, Красная армия к этому времени уже вполне успешно закончила период «партизанщины» и превратилась в регулярную. Во-вторых, о том, что в ней имелись командиры, вызывавшие у подчиненных и населения чувство уважения. В-третьих, речь идет о строгом соблюдении дисциплины и безусловном выполнении приказов даже далекого начальства.
Пройдя с Белой армией долгий путь отступления до Одессы, а, кроме того, будучи хорошо информирован о состоянии дел в иных регионах, занятых белыми, господин Шульгин удивляется увиденному у красных. «В Тирасполе мы жили десять дней под чужими фамилиями. Старорежимные паспорта оказывались хорошими документами пока. Мы ходили свободно по улицам, иногда встречая кое-кого из офицеров, участников нашего совместного похода. За это время мы присмотрелись к тому, что происходит в городе. Увы, пожалуй, сравнение (а его делали местные жители) было бы не в пользу " белых"; судя по рассказам, наши части, которые стояли здесь раньше, произвели обычный для этой эпохи дебош. А дивизия Котовского никого не обижала – это нужно засвидетельствовать – ни еврейского, ни христианского населения».
|
|
|
Итак, белые произвели «обычный дебош». Сие обтекаемое выражение включало стандартный для белых набор развлечений – еврейский погром плюс грабеж всех остальных. Впрочем, именовалось это не грабежом, а... «от благодарного населения». И навести дисциплину даже «лучшие полковники» могли в лучшем случае в отдельных батальонах. А вот Котовский в красной дивизии порядок навел. И, можно предположить, что следовал в этом, жестким приказам Красного командования. «Да, они пока не обирали, не расстреливали, не грабили. Может быть, в такой дивизии Котовского гораздо больше близкого и родного, чем мы думаем. Но это все пока... ».
Судя по мемуарам, господин Шульгин начинает задумываться. Думы эти, в конечном счете, приведут его обратно в Россию и даже на гостевую трибуну одного из съездов КПСС. О нем покажут по Центральному телевидению документальный фильм. Но это будет еще очень нескоро. Пока же господин Шульгин со товарищи освоились до того, что начали регулярно наведываться в комендатуру красных за новостями. Там стояли длинные очереди бывших пленных, и было относительно тепло: «Хвосты вели к столику, где сидели два еврейчика. Субъекты эти записывали имена и фамилии солдат, а также, куда они хотят ехать. Все это были наши солдаты, сдавшиеся в плен. Офицеров тут не было видно». На самом деле было очень даже видно, стоило только поглядеть на самих себя. Да и среди пленных солдат наверняка скрывались офицеры. Отрадно видеть, что пленных белых солдат никто не расстреливает, до нитки не обирает, насильно в Красную армию не мобилизует. Население – довольно. Разительный контраст с Белой армией. В этом кроется еще одна причина поражения белых. Вывод Шульгину хотя и трудно дается, однако вполне закономерен: «Это я пишу так, на всякий случай для тех, кто обуян жаждой расстреливать " комиссаров"... ».
|
|
|
После всяческих передряг, заболевшие тифом, Шульгин с сыном оказались в красной Одессе. «В Москве была объявлена амнистия и даже отменена смертная казнь. Правда... было разъяснено из Харькова, что все это к Украине не относится: здесь, мол, продолжается контрреволюция и потому террор должен продолжаться. Но все же общее настроение сказалось и в Одессе... На этот раз, впрочем, это еще была наиболее благоразумная локализация кровожадности: чрезвычайкам приказали убивать " уголовных". Одесса испокон веков славилась как гнездо воров и налетчиков. Здесь, по-видимому, с незапамятных времен существовала сильная грабительская организация, с которой более или менее малоуспешно вели борьбу все... четырнадцать... правительств, сменившихся в Одессе за время революции. Но большевики справились весьма быстро. И надо отдать им справедливость, в уголовном отношении Одесса скоро стала со 
вершенно безопасным городом». Как видим, и в этом отношении большевикам удалось показать себя населению не временщиками, но хозяевами, государственниками. Явно выигрышная в глазах обывателя позиция по сравнению с белогвардейской бюрократической бестолковостью.
Красные заняты выкорчевыванием преступности... «Остальных пока не трогали. В отношении офицеров несколько раз объявлялись сроки, когда все бывшие белогвардейские офицеры могут заявить о себе, за что не будут подвергнуты наказаниям. Часть " объявилась", часть – нет. Разумеется, все это не относилось к лицам, имевшим с большевиками особые 
счеты, вроде меня».
В Одессе относительно спокойно и безопасно. Власть красных упрочилась настолько, что: «В один прекрасный день пришел циркуляр из Москвы, по-видимому, от Луначарского, предписывающий читать лекции рабочим и солдатам, с целью развития в них " гуманных чувств и смягчения классовой ненависти"... Обратились к целому ряду лиц с предложением читать такого рода лекции и с предоставлением полной свободы в выборе тем и в их развитии. Эти лекции состоялись... Неужели большевики действительно поумнели? ». Поумнели или не поумнели, но власть взяли всерьез и надолго, а господин Шульгин этого при всем своем уме тогда не понял. Понимание пришло лет через тридцать, с победами Красной армии над фашистами.
Жизнь налаживалась, но до идеала еще весьма далеко. Случались облавы: «Облава – это одно из обычных явлений " социалистического рая" ». Тут господин Шульгин немного передергивает. Облавы проводили белые не менее интенсивно, чем красные. Но прочитаем далее описание типичной «красной» облавы: «Идут люди по улице тихо, мирно, все как всегда... Но вдруг начинается бегство. Навстречу мчатся люди... это значит, они там впереди, наткнулись на цепь. Часть этих бегущих успеет проскочить. Остальных поймают. Ибо такие же цепи внезапно вынырнут в противоположном конце улицы и на всех боковых. Эти цепи постепенно сближаются и сгоняют людей в одно место. Тогда начинается процедура пересмотра " лова". Иногда, таким образом, ловят тысячу – две, один раз поймали 8 000 человек. Тут же, на улице, начинается проверка документов, ибо цель этих облав поймать контрреволюционеров, дезертиров, спекулянтов и всяческих врагов Советской Республики. Облавы эти колоссально глупы потому, что у настоящих врагов Советской власти, активных, документы всегда в блестящем порядке. Длится эта процедура много часов, затем подозрительных ведут в чрезвычайку. Естественно, подозрительными оказываются, главным образом, те, у кого есть деньги. Деньги остаются в чрезвычайке». Да, велика и непреодолима власть денег, тем более в Одессе. Но все же лучше расстаться с деньгами, чем с жизнью. Выходит, и облавы не столь уж кровожадны.
|
|
|
Несколько раз господин Шульгин попадался патрулям, но благополучно выскальзывал из рук «ужасных и кровожадных большевиков». В первый раз назвался гитаристом и даже попросился ночевать в отделении милиции. Оставили, а утром, поговорив о гитарах и романсах, отпустили. Второй раз – назвался скрипачом: «Кажется, они были растроганы. ... Из заднего ряда кто-то сказал:
- Отпустить бы...
- Тогда старший, почувствовав " глас народа", который действительно был для меня в данном случае почти " гласом божьим", сказал:
- Ну, как вы скрипач, товарищ...
И прибавил:
- Только не попадитесь другому патрулю. ... Тихонько идите, не шумите. ...
О, русский народ... Зверь-то ты, зверь... Но самый добрый из зверей... »
-----------------------------------------
= точка зрения =
|
|
|
