Глава четвертая. Цепкая смерть

 

Красавчик Смит снял с него цепь и отступил назад.

И впервые Белый Клык кинулся в бой не сразу. Он стоял как вкопанный,

навострив уши, и с любопытством всматривался в странное существо,

представшее перед ним. Он никогда не видел такой собаки. Тим Кинен

подтолкнул бульдога вперед и сказал:

-- Взять его! Приземистый, неуклюжий пес проковылял на середину круга

и, моргая глазами, остановился против Белого Клыка.

Из толпы закричали:

-- Взять его, Чероки! Всыпь ему как следует! Взять, взять его!

Но Чероки, видимо, не имел ни малейшей охоты драться. Он повернул

голову, посмотрел на кричавших людей и добродушно завилял обрубком хвоста.

Чероки не боялся Белого Клыка, просто ему было лень начинать драку. Кроме

того, он не был уверен, что с собакой, стоявшей перед ним, надо вступать в

бой. Чероки не привык встречать таких противников и ждал, когда к нему

приведут настоящего бойца.

Тим Кинен вошел в круг и, нагнувшись над бульдогом, стал поглаживать

его против шерсти и легонько подталкивать вперед. Эти движения должны были

подзадорить Чероки. И они не только подзадорили, но и разозлили его.

Послышалось низкое, приглушенное рычание. Движения рук человека точно

совпадали с рычанием собаки. Когда руки подталкивали Чероки вперед, он

начинал рычать, потом умолкал, но на следующее прикосновение отвечал тем же.

Каждое движение рук, поглаживавших Чероки против шерсти, заканчивалось

легким толчком, и так же, словно толчком, из горла у него вырывалось

рычание.

Белый Клык не мог оставаться равнодушным ко всему этому. Шерсть на

загривке и на спине поднялась у него дыбом. Тим Кинен подтолкнул Чероки в

последний раз и отступил назад. Пробежав по инерции несколько шагов вперед,

бульдог не остановился и, быстро перебирая своими кривыми лапами, выскочил

на середину круга. В эту минуту Белый Клык кинулся на него. Зрители

восхищенно вскрикнули. Белый Клык с легкостью кошки в один прыжок покрыл все

расстояние между собой и противником, с тем же кошачьим проворством рванул

его зубами и отскочил в сторону.

На толстой шее бульдога, около самого уха, показалась кровь. Словно не

заметив этого, даже не зарычав, Чероки повернулся и побежал за Белым Клыком.

Подвижность Белого Клыка и упорство Чероки разожгли страсти толпы. Зрители

заключали новые пари, увеличивали ставки. Белый Клык прыгнул на бульдога еще

и еще раз, рванул его зубами и отскочил в сторону невредимым, а этот

необычный противник продолжал спокойно и как бы деловито бегать за ним, не

торопясь, но и не замедляя хода. В поведении Чероки чувствовалась какая-то

определенная цель, от которой его ничто не могло отвлечь.

Все его движения, все повадки были проникнуты этой целью. Он сбивал

Белого Клыка с толку. Никогда в жизни не встречалась ему такая собака.

Шерсть у нее была совсем короткая, кровь показывалась на ее мягком теле от

малейшей царапины. И где пушистый мех, который так мешает в драках? Зубы

Белого Клыка без всякого труда впивались в податливое тело бульдога,

который, судя по всему, совсем не умел защищаться. И почему он не визжит, не

лает, как делают все собаки в таких случаях? Если не считать глухого

рычания, бульдог терпел укусы молча и ни на минуту не прекращал погони за

противником.

Чероки нельзя было упрекнуть в неповоротливости. Он вертелся и сновал

из стороны в сторону, но Белый Клык все-таки ускользал от него. Чероки тоже

был сбит с толку. Ему еще ни разу не приходилось драться с собакой, которая

не подпускала бы его к себе. Желание сцепиться друг с другом до сих пор

всегда было обоюдным. Но эта собака все время держалась на расстоянии,

прыгала взад и вперед и увертывалась от него. И, даже рванув Чероки зубами,

она сейчас же разжимала челюсти и отскакивала прочь.

А Белый Клык никак не мог добраться до горла своего противника. Бульдог

был слишком мал ростом; кроме того, выдающаяся вперед челюсть служила ему

хорошей защитой. Белый Клык бросался на него и отскакивал в сторону,

ухитряясь не получить ни одной царапины, а количество ран на теле Чероки все

росло и росло. Голова и шея у него были располосованы с обеих сторон, из ран

хлестала кровь, но Чероки не проявлял ни малейших признаков беспокойства. Он

все так же упорно, так же добросовестно гонялся за Белым Клыком и за все это

время остановился всего лишь раз, чтобы недоуменно посмотреть на людей и

помахать обрубком хвоста в знак своей готовности продолжать драку.

В эту минуту Белый Клык налетел на Чероки и, рванув его за ухо, и без

того изодранное в клочья, отскочил в сторону. Начиная сердиться, Чероки

снова пустился в погоню, бегая внутри круга, который описывал Белый Клык, и

стараясь вцепиться мертвой хваткой ему в горло. Бульдог промахнулся на самую

малость, и Белый Клык, вызвав громкое одобрение толпы, спас себя только тем,

что сделал неожиданный прыжок в противоположную сторону.

Время шло. Белый Клык плясал и вертелся около Чероки, то и дело кусая

его и сейчас же отскакивая прочь. А бульдог с мрачной настойчивостью

продолжал бегать за ним. Рано или поздно, а он добьется своего и, схватив

Белого Клыка за горло, решит исход боя. Пока же ему не оставалось ничего

другого, как терпеливо переносить все нападения противника. Его короткие уши

повисли бахромой, шея и плечи покрылись множеством ран, и даже губы у него

были разодраны и залиты кровью, -- и все это наделали молниеносные укусы

Белого Клыка, которых нельзя было ни предвидеть, ни избежать.

Много раз Белый Клык пытался сбить Чероки с ног, но разница в росте

была слишком велика между ними. Чероки был коренастый, приземистый. И на

этот раз счастье изменило Белому Клыку. Прыгая и вертясь юлой около Чероки,

он улучил минуту, когда противник, не успев сделать крутой поворот, отвел

голову в сторону и оставил плечо незащищенным. Белый Клык кинулся вперед, но

его собственное плечо пришлось гораздо выше плеча противника, он не смог

удержаться и со всего размаху перелетел через его спину. И впервые за всю

боевую карьеру Белого Клыка люди стали свидетелями того, как "бойцовый волк"

не сумел устоять на ногах -- Он извернулся в воздухе, как кошка, и только

это помешало ему упасть навзничь. Он грохнулся на бок и в следующее же

мгновение опять стоял на ногах, но зубы Чероки уже впились ему в горло.

Хватка была не совсем удачная, она пришлась слишком низко, ближе к

груди, но Чероки не разжимал челюстей. Белый Клык заметался из стороны в

сторону, пытаясь стряхнуть с себя бульдога. Эта волочащаяся за ним тяжесть

доводила его до бешенства. Она связывала его движения, лишала его свободы,

как будто он попал в капкан. Его инстинкт восставал против этого. Он не

помнил себя. Жажда жизни овладела им. Его тело властно требовало свободы.

Мозг, разум не участвовали в этой борьбе, отступив перед слепой тягой к

жизни, к движению -- прежде всего к движению, ибо в нем и проявляется жизнь.

Не останавливаясь ни на секунду. Белый Клык кружился, прыгал вперед,

назад, силясь стряхнуть пятидесятифунтовый груз, повисший у него на шее. А

бульдогу было важно только одно: не разжимать челюстей. Изредка, когда ему

удавалось на одно мгновение коснуться лапами земли, он пытался

сопротивляться Белому Клыку и тут же описывал круг в воздухе, повинуясь

каждому движению обезумевшего противника. Чероки поступал так, как велел ему

инстинкт. Он знал, что поступает правильно, что разжимать челюсти нельзя, и

по временам вздрагивал от удовольствия. В такие минуты он даже закрывал

глаза и, не считаясь с болью, позволял Белому Клыку крутить себя то вправо,

то влево. Все это не имело значения. Сейчас Чероки важно было одно: не

разжимать зубов, и он не разжимал их.

Белый Клык перестал метаться, только окончательно выбившись из сил. Он

уже ничего не мог сделать, ничего не мог понять. Ни разу за всю его жизнь

ему не приходилось испытывать ничего подобного. Собаки, с которыми он дрался

раньше, вели себя совершенно по-другому. С ними надо было действовать так:

вцепился, рванул зубами, отскочил, вцепился, рванул зубами, отскочил. Тяжело

дыша. Белый Клык полулежал на земле. Не разжимая зубов, Чероки налегал на

него всем телом, пытаясь повалить навзничь. Белый Клык сопротивлялся и

чувствовал, как челюсти бульдога, словно жуя его шкуру, передвигаются все

выше и выше. С каждой минутой они приближались к горлу. Бульдог действовал

расчетливо: стараясь не упустить захваченного, он пользовался малейшей

возможностью захватить больше. Такая возможность предоставлялась ему, когда

Белый Клык лежал спокойно, но лишь только тот начинал рваться, бульдог сразу

сжимал челюсти.

Белый Клык мог дотянуться только до загривка Чероки. Он запустил ему

зубы повыше плеча, но перебирать ими, как бы жуя шкуру, не смог -- этот

способ был не знаком ему, да и челюсти его не были приспособлены для такой

хватки. Он судорожно рвал Чероки зубами и вдруг почувствовал, что положение

их изменилось. Чероки опрокинул его на спину и, все еще не разжимая

челюстей, ухитрился встать над ним. Белый Клык согнул задние ноги и, как

кошка, начал рвать когтями своего врага. Чероки рисковал остаться с

распоротым брюхом и спасся только тем, что прыгнул в сторону, под прямым

углом к Белому Клыку.

Высвободиться из его хватки было немыслимо. Она сковывала с

неумолимостью судьбы. Зубы Чероки медленно передвигались вверх, вдоль вены.

Белого Клыка оберегали от смерти только широкие складки кожи и густой мех на

шее. Чероки забил себе всю пасть его шкурой, но это не мешало ему

пользоваться малейшей возможностью, чтобы захватить ее еще больше. Он душил

Белого Клыка, и дышать тому с каждой минутой становилось все труднее и

труднее.

Борьба, по-видимому, приближалась к концу. Те, кто ставил на Чероки,

были вне себя от восторга и предлагали чудовищные пари. Сторонники Белого

Клыка приуныли и отказывались поставить десять против одного и двадцать

против одного. Но нашелся один человек, который рискнул принять пари в

пятьдесят против одного. Это был Красавчик Смит. Он вошел в круг и, показав

на Белого Клыка пальцем, стал презрительно смеяться над ним. Это возымело

свое действие. Белый Клык обезумел от ярости. Он собрал последние силы и

поднялся на ноги. Но стоило ему заметаться по кругу с пятидесятифунтовым

грузом, повисшим у него на шее, как эта ярость уступила место ужасу. Жажда

жизни снова овладела им, и разум в нем погас, подчиняясь велениям тела. Он

бегал по кругу, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, взвивался на дыбы,

вскидывал своего врага вверх, и все-таки все его попытки стряхнуть с себя

цепкую смерть были тщетны.

Наконец Белый Клык опрокинулся навзничь, и бульдог сразу же перехватил

зубами еще выше и, забирая его шкуру пастью, почти не давал ему перевести

дух. Гром аплодисментов приветствовал победителя, из толпы кричали: "Чероки!

Чероки!" Бульдог рьяно завилял обрубком хвоста. Но аплодисменты не помешали

ему. Хвост и массивные челюсти действовали совершенно независимо друг от

друга. Хвост ходил из стороны в сторону, а челюсти все сильнее и сильнее

сдавливали Белому Клыку горло.

И тут зрители отвлеклись от этой забавы. Вдали послышались крики

погонщиков собак, звон колокольчиков. Все, кроме Красавчика Смита,

насторожились, решив, что нагрянула полиция. Но на дороге вскоре показались

двое мужчин, бежавших рядом с нартами. Они направлялись не из города, а в

город, возвращаясь, по всей вероятности, из какой-нибудь разведочной

экспедиции. Увидев собравшуюся толпу, незнакомцы остановили собак и подошли

узнать, что тут происходит.

Один из них был высокий молодой человек; его гладко выбритое лицо

раскраснелось от быстрого движения на морозе. Другой, погонщик, был ниже

ростом и с усами.

Белый Клык прекратил борьбу. Время от времени он начинал судорожно

биться, но теперь всякое сопротивление было бесцельно. Безжалостные челюсти

бульдога все сильнее сдавливали ему горло, воздуху не хватало, дыхание его

становилось все прерывистое. Чероки давно прокусил бы ему вену, если бы его

зубы с самого начала не пришлись так близко к груди. Он перехватывал ими все

выше, подбираясь к горлу, но на это уходило много времени, к тому же пасть

его была вся забита толстыми складками шкуры Белого Клыка.

Тем временем зверская жестокость Красавчика Смита вытеснила в нем

последние остатки разума. Увидев, что глаза Белого Клыка уже заволакивает

пеленой, он понял, что бой проигран. Словно сорвавшись с цепи, он бросился к

Белому Клыку и начал яростно бить его ногами. Зрители закричали, послышался

свист, но тем дело и ограничилось. Не обращая внимания на эти протесты.

Красавчик Смит продолжал бить Белого Клыка. Но вдруг в толпе произошло

какое-то движение: высокий молодой человек пробирался вперед, бесцеремонно

расталкивая всех направо и налево. Он вошел в круг как раз в ту минуту,

когда Красавчик Смит заносил правую ногу для очередного удара; перенеся всю

тяжесть на левую, он находился в состоянии неустойчивого равновесия. В это

мгновение молодой человек с сокрушительной силой ударил его кулаком по лицу.

Красавчик Смит не удержался и, подскочив в воздухе, рухнул на снег.

Молодой человек повернулся к толпе.

-- Трусы! -- закричал он. -- Мерзавцы!

Он не помнил себя от гнева, того гнева, которым загорается только

здравомыслящий человек. Его серые глаза сверкали стальным блеском. Красавчик

Смит встал и боязливо двинулся к нему. Незнакомец не понял его намерения. Не

подозревая, что перед ним отчаянный трус, он решил, что Красавчик Смит хочет

драться, и, крикнув: "Мерзавец!" вторично опрокинул его навзничь. Красавчик

Смит сообразил, что лежать на снегу безопаснее, и уже не делал больше

попыток подняться на ноги.

-- Мэтт, помогите-ка мне! -- сказал незнакомец погонщику, который

вместе с ним вошел в круг.

Оба они нагнулись над собаками. Мэтт приготовился оттащить Белого Клыка

в сторону, как только Чероки ослабит свою мертвую хватку. Молодой человек

стал разжимать зубы бульдогу. Но все его усилия были напрасны. Стараясь

разомкнуть ему челюсти, он не переставал повторять вполголоса: "Мерзавцы!"

Зрители заволновались, и кое-кто уже начинал протестовать против такого

непрошеного вмешательства. Но стоило незнакомцу поднять голову и посмотреть

на толпу, как протестующие голоса смолкли.

-- Мерзавцы вы этакие! -- крикнул он снова и принялся за дело.

-- Нечего и стараться, мистер Скотт. Так мы их никогда не растащим, --

сказал наконец Мэтт.

Они выпрямились и осмотрели сцепившихся собак.

-- Крови вышло немного, -- сказал Мэтт, -- до горла еще не успел

добраться.

-- Того и гляди доберется, -- ответил Скотт. -- Видали? Еще выше

перехватил.

Волнение молодого человека и его страх за участь Белого Клыка росли с

каждой минутой. Он ударил Чероки по голове -- раз, другой. Но это не

помогло. Чероки завилял обрубком хвоста в знак того, что, прекрасно понимая

смысл этих ударов, он все же исполнит свой долг до конца и не разожмет

челюстей.

-- Помогите кто-нибудь! -- крикнул Скотт, в отчаянии обращаясь к толпе.

Но ни один человек не двинулся с места. Зрители начинали подтрунивать

над ним и засыпали его целым градом язвительных советов.

-- Всуньте ему что-нибудь в пасть, -- посоветовал Мэтт.

Скотт схватился за кобуру, висевшую у него на поясе, вынул револьвер и

попробовал просунуть дуло между сжатыми челюстями бульдога. Он старался изо

всех сил, слышно было, как сталь скрипит о стиснутые зубы Чероки. Они с

погонщиком стояли на коленях, нагнувшись над собаками.

Тим Кинен шагнул в круг. Подойдя к Скотту, он тронул его за плечо и

проговорил угрожающим тоном:

-- Не сломайте ему зубов, незнакомец.

-- Не зубы, так шею сломаю, -- ответил Скотт, продолжая всовывать

револьверное дуло в пасть Чероки.

-- Говорю вам, не сломайте зубов! -- еще настойчивее повторил Тим

Кинен.

Но если он рассчитывал запугать Скотта, это ему не удалось.

Продолжая орудовать револьвером. Скотт поднял голову и хладнокровно

спросил:

-- Ваша собака? Тим Кинен буркнул что-то себе под нос.

-- Тогда разожмите ей зубы.

-- Вот что, друг любезный, -- со злобой заговорил Тим, -- это не так

просто, как вам кажется. Я не знаю, что тут делать.

-- Тогда убирайтесь, -- последовал ответ, -- и не мешайте мне. Видите,

я занят.

Тим Кинен не уходил, но Скотт уже не обращал на него никакого внимания.

Он кое-как втиснул бульдогу дуло между зубами и теперь старался просунуть

его дальше, чтобы оно вышло с другой стороны.

Добившись этого. Скотт начал осторожно, потихоньку разжимать бульдогу

челюсти, а Мэтт тем временем освобождал из его пасти складки шкуры Белого

Клыка.

-- Держите свою собаку! -- скомандовал Скотт Тиму.

Хозяин Чероки послушно нагнулся и обеими руками схватил бульдога.

-- Ну! -- крикнул Скотт, сделав последнее усилие.

Собак растащили в разные стороны. Бульдог отчаянно сопротивлялся.

-- Уведите его, -- приказал Скотт, и Тим Кинен увел Чероки в толпу.

Белый Клык попытался встать -- раз, другой. Но ослабевшие ноги

подогнулись под ним, и он медленно повалился на снег. Его полузакрытые глаза

потускнели, нижняя челюсть отвисла, язык вывалился наружу... Задушенная

собака. Мэтт осмотрел его.

-- Чуть жив, -- сказал он, -- но дышит все-таки.

Красавчик Смит встал и подошел взглянуть на Белого Клыка.

-- Мэтт, сколько стоит хорошая ездовая собака? -- спросил Скотт.

Погонщик подумал с минуту и ответил, не поднимаясь с колен:

-- Триста долларов.

-- Ну, а такая, на которой живого места не осталось? -- И Скотт ткнул

Белого Клыка ногой.

-- Половину, -- решил погонщик.

Скотт повернулся к Красавчику Смиту.

-- Слышали вы, зверь? Я беру у вас собаку и плачу за нее полтораста

долларов.

Он открыл бумажник и отсчитал эту сумму. Красавчик Смит заложил руки за

спину, отказываясь взять протянутые ему деньги.

-- Не продаю, -- сказал он.

-- Нет, продаете, -- заявил Скотт, -- потому что я покупаю. Получите

деньги. Собака моя.

Все еще держа руки за спиной, Красавчик Смит попятился назад. Скотт

шагнул к нему и замахнулся кулаком.

Красавчик Смит втянул голову в плечи.

-- Собака моя... -- начал было он.

-- Вы потеряли все права на эту собаку, -- перебил его Скотт. --

Возьмете деньги или мне ударить вас еще раз?

-- Хорошо, хорошо, -- испуганно забормотал Красавчик Смит. -- Но вы

меня принуждаете. Этой собаке цены нет. Я не позволю себя грабить. У каждого

человека есть свои права.

-- Верно, -- ответил Скотт, передавая ему деньги. -- У всякого человека

есть свои права. Но вы не человек, а зверь.

-- Дайте мне только вернуться в Доусон, -- пригрозил ему Красавчик

Смит, -- там я найду на вас управу.

-- Посмейте только рот открыть, я вас живо из Доусона выпровожу!

Поняли?

Красавчик Смит пробормотал что-то невнятное.

-- Поняли? -- крикнул Скотт, рассвирепев.

-- Да, -- буркнул Красавчик Смит, попятившись от него.

-- Как?

-- Да, сэр, -- рявкнул Красавчик Смит.

-- Осторожнее! Он кусается! -- крикнул кто-то, и в толпе захохотали.

Скотт повернулся к Красавчику Смиту спиной и подошел к погонщику,

который все еще возился с Белым Клыком.

Кое-кто из зрителей уже уходил, другие собирались кучками, поглядывая

на Скотта и переговариваясь между собой.

К одной из этих групп подошел Тим Кинен.

-- Что это за птица? -- спросил он.

-- Уидон Скотт, -- ответил кто-то.

-- Какой такой Уидон Скотт?

-- Да инженер с приисков. Он среди здешних заправил свой человек. Если

не хочешь нажить неприятностей, держись от него подальше. Ему сам начальник

приисков друг-приятель.

-- Я сразу понял, что это важная персона, -- сказал Тим Кинен. -- Нет,

думаю, с таким лучше не связываться.

 

 

ГЛАВА ПЯТАЯ. НЕУКРОТИМЫЙ

 

-- Ничего тут не поделаешь! -- безнадежным тоном сказал Уидон Скотт.

Он опустился на ступеньку и посмотрел на погонщика, который так же

безнадежно пожал плечами.

Оба перевели взгляд на Белого Клыка. Весь ощетинившись и злобно рыча,

он рвался с цепи, стараясь добраться до собак, выпряженных из нарт. Собаки

же, получив изрядное количество наставлений от Мэтта -- наставлений,

подкрепленных палкой, понимали, что с Белым Клыком лучше не связываться.

Сейчас они лежали в сторонке и, казалось, совершенно забыли о его

существовании.

-- Да-а, он волк, а волка не приручишь, -- сказал Уидон Скотт.

-- Кто его знает? -- возразил Мэтт. -- Может, в нем от собаки больше,

чем от волка. Но в чем я уверен, с того меня уж не собьешь.

Погонщик замолчал и с таинственным видом кивнул в сторону Лосиной горы.

-- Ну, не заставляйте себя просить, -- резко проговорил Скотт, так и не

дождавшись продолжения, -- выкладывайте, в чем дело.

Погонщик ткнул большим пальцем через плечо, показывая на Белого Клыка.

-- Волк он или собака -- это не важно, а только его пробовали

приручить.

-- Быть того не может!

-- Я вам говорю -- пробовали. Он и в упряжке ходил. Вы посмотрите

поближе. У него стертые места на груди.

-- Правильно, Мэтт! До того как попасть к Красавчику Смиту, он ходил в

упряжке.

-- А почему бы ему не походить в упряжке и у нас?

-- А в самом деле! -- воскликнул Скотт.

Но появившаяся было надежда сейчас же угасла, и он сказал, покачивая

головой:

-- Мы его держим уже две недели, а он, кажется, еще злее стал.

-- Давайте спустим его с цепи -- посмотрим, что получится, -- предложил

Мэтт.

Скотт недоверчиво взглянул на него.

-- Да, да! -- продолжал Мэтт. -- Я знаю, что вы это уже пробовали, так

попробуйте еще раз, только не забудьте взять палку.

-- Хорошо, но теперь я поручу это вам.

Погонщик вооружился палкой и подошел к сидевшему на привязи Белому

Клыку. Тот следил за палкой, как лев следит за бичом укротителя.

-- Смотрите, как на палку уставился, -- сказал Мэтт. -- Это хороший

признак. Значит, пес не так уж глуп. Не посмеет броситься на меня, пока я с

палкой. Не бешеный же он в конце концов.

Как только рука человека приблизилась к шее Белого Клыка, он ощетинился

и с рычанием припал к земле. Не спуская глаз с руки Мэтта, он в то же время

следил за палкой, занесенной над его головой. Мэтт быстро отстегнул цепь с

ошейника и шагнул назад.

Белому Клыку не верилось, что он очутился на свободе. Многие месяцы

прошли с тех пор, как им завладел Красавчик Смит, и за все это время его

спускали с цепи только для драк с собаками, а потом опять сажали на привязь.

Что ему было делать со своей свободой? А вдруг боги снова замыслили

какую-нибудь дьявольскую штуку?

Белый Клык сделал несколько медленных, осторожных шагов, каждую минуту

ожидая нападения. Он не знал, как вести себя, настолько непривычна была эта

свобода. На всякий случай лучше держаться подальше от наблюдающих за ним

богов и отойти за угол хижины. Так он и сделал, и все обошлось благополучно.

Озадаченный этим. Белый Клык вернулся обратно и, остановившись футах в

десяти от людей, настороженно уставился на них.

-- А не убежит? -- спросил новый хозяин.

Мэтт пожал плечами.

-- Рискнем! Риск -- благородное дело.

-- Бедняга! Больше всего он нуждается в человеческой ласке, -- с

жалостью пробормотал Скотт и вошел в хижину. Он вынес оттуда кусок мяса и

швырнул его Белому Клыку. Тот отскочил в сторону и стал недоверчиво

разглядывать кусок издали.

-- Назад, Майор! -- крикнул Мэтт, но было уже поздно.

Майор кинулся к мясу, и в ту минуту, когда кусок уже был у него в

зубах. Белый Клык налетел и сбил его с ног. Мэтт бросился к ним, но Белый

Клык сделал свое дело быстро. Майор с трудом привстал, и кровь, хлынувшая у

него из горла, красной лужей расползлась по снегу.

-- Жалко Майора, но поделом ему, -- поспешно сказал Скотт.

Но Мэтт уже занес ногу, чтобы ударить Белого Клыка. Быстро один за

другим последовали прыжок, лязг зубов и громкий крик боли.

Свирепо рыча. Белый Клык отполз назад, а Мэтг нагнулся и стал

осматривать свою прокушенную ногу.

-- Цапнул все-таки, -- сказал он, показывая на разорванную штанину и

нижнее белье, на котором расплывался кровавый круг.

-- Я же говорил вам, что это безнадежно, -- упавшим голосом проговорил

Скотт. -- Я об этой собаке много думал, не выходит она у меня из головы. Ну

что ж, ничего другого не остается.

С этими словами он нехотя вынул из кармана револьвер и, осмотрев

барабан, убедился, что пули в нем есть.

-- Послушайте, мистер Скотт, -- взмолился Мэтт, -- чего только этой

собаке не пришлось испытать! Нельзя же требовать, чтобы она сразу

превратилась в ангелочка. Дайте ей срок.

-- Полюбуйтесь на Майора, -- ответил Скотт.

Погонщик взглянул на искалеченную собаку. Она валялась на снегу в луже

крови и была, по-видимому, при последнем издыхании.

-- Поделом ему. Вы же сами гак сказали, мистер Скотт. Позарился на

чужой кусок -- значит, спета его песенка. Этого следовало ожидать. Я и гроша

ломаного не дам за собаку, которая отдаст свой корм без боя.

-- Ну, а вы сами, Мэтт? Собаки собаками, но всему должна быть мера.

-- И мне поделом, -- не сдавался Мэтт. -- За что, спрашивается, я его

ударил? Вы же сами сказали, что он прав. Значит, не за что было его бить.

-- Мы сделаем доброе дело, застрелив эту собаку, -- настаивал Скотт. --

Нам ее не приручить!

-- Послушайте, мистер Скотт. Дадим ему, бедняге, показать себя. Ведь он

черт знает что вытерпел, прежде чем попасть к нам. Давайте попробуем. А если

он не оправдает нашего доверия, я его сам застрелю.

-- Да мне вовсе не хочется его убивать, -- ответил Скотт, пряча

револьвер. -- Пусть побегает на свободе, и посмотрим, чего от него можно

добиться добром. Вот я сейчас попробую.

Он подошел к Белому Клыку и заговорил с ним мягким, успокаивающим

голосом.

-- Возьмите палку на всякий случай! -- предостерег его Мэтт.

Скотт отрицательно покачал головой и продолжал говорить, стараясь

завоевать доверие Белого Клыка.

Белый Клык насторожился. Ему грозила опасность. Он загрыз собаку этого

бога, укусил его товарища. Чего же теперь ждать, кроме сурового наказания? И

все-таки он не смирился. Шерсть на нем встала дыбом, все тело напряглось, он

оскалил зубы и зорко следил за человеком, приготовившись ко всякой

неожиданности. В руках у Скотта не было палки, и Белый Клык подпустил его к

себе совсем близко. Рука бога стала опускаться над его головой. Белый Клык

съежился и припал к земле. Вот где таится опасность и предательство! Руки

богов с их непререкаемой властью и коварством были ему хорошо известны.

Кроме того, он по-прежнему не выносил прикосновения к своему телу. Он

зарычал еще злее и пригнулся к земле еще ниже, а рука все продолжала

опускаться. Он не хотел кусать эту руку и терпеливо переносил опасность,

которой она грозила, до тех пор, пока мог бороться с инстинктом -- с

ненасытной жаждой жизни.

Уидон Скотт был уверен, что всегда успеет вовремя отдернуть руку. Но

тут ему довелось испытать на себе, как Белый Клык умеет разить с меткостью и

стремительностью змеи, развернувшей свои кольца.

Скотт вскрикнул от неожиданности и схватил прокушенную правую руку

левой рукой. Мэтт громко выругался и подскочил к нему. Белый Клык отполз

назад, весь ощетинившись, скаля зубы и угрожающе поглядывая на людей. Теперь

уж, наверное, его ждут побои, не менее страшные, чем те, которые приходилось

выносить от Красавчика Смита.

-- Что вы делаете? -- вдруг крикнул Скотт. А Мэтт уже успел сбегать в

хижину и появился на пороге с ружьем в руках.

-- Ничего особенного, -- медленно, с напускным спокойствием проговорил

он. -- Хочу сдержать свое обещание. Сказал, что застрелю собаку, значит,

застрелю.

-- Нет, не застрелите.

-- Нет, застрелю! Вот смотрите.

Теперь настала очередь Уидона Скотта вступиться за Белою Клыка, как

вступился за него несколько минут назад укушенный Мэтт.

-- Вы сами предлагали испытать его, так испытайте! Мы же только начали,

нельзя сразу бросать дело. Я сам виноват. И... посмотрите-ка на него!

Глядя на них из-за угла хижины. Белый Клык рычал с такой яростью, что

кровь стыла в жилах, но ярость его вызывал не Скотт, а погонщик.

-- Ну что ты скажешь! -- воскликнул Мэтт.

-- Видите, какой он понятливый! -- торопливо продолжал Скотт. -- Он не

хуже нас с вами знает, что такое огнестрельное оружие. С такой умной собакой

стоит повозиться. Оставьте ружье.

-- Ладно. Давайте попробуем. -- И Мэтт прислонил ружье к штабелю дров.

-- Да нет! Вы только полюбуйтесь на него! -- воскликнул он в ту же минуту.

Белый Клык успокоился и перестал ворчать.

-- Попробуйте еще раз. Следите за ним.

Мэтт взял ружье -- и Белый Клык снова зарычал. Мэтт отошел от ружья --

Белый Клык спрятал зубы.

-- Ну, еще раз. Это просто интересно!

Мэтт взял ружье и стал медленно поднимать его к плечу. Белый Клык сразу

же зарычал, и рычание его становилось все громче и громче по мере того, как

ружье поднималось кверху. Но не успел Мэтт навести на него дуло, как он

отпрыгнул в сторону и скрылся за углом хижины. На прицеле у Мэтта был белый

снег, а место, где только что стояла собака, опустело.

Погонщик медленно отставил ружье, повернулся и посмотрел на своего

хозяина.

-- Правильно, мистер Скотт. Пес слишком умен. Жалко его убивать.

 

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ. НОВАЯ НАУКА

 

Увидев приближающегося Уидона Скотта, Белый Клык ощетинился и зарычал,

давая этим понять, что не потерпит расправы над собой. С тех пор как он

прокусил Скотту руку, которая была теперь забинтована и висела на перевязи,

прошли сутки. Белый Клык помнил, что боги иногда откладывают наказание, и

сейчас ждал расплаты за свой проступок. Иначе не могло и быть. Он совершил

святотатство: впился зубами в священное тело бога, притом белокожего бога.

По опыту, который остался у него от общения с богами, Белый Клык знал, какое

суровое наказание грозит ему.

Бог сел в нескольких шагах от него. В этом еще не было ничего страшного

-- обычно они наказывают стоя. Кроме того, у этого бога не было ни палки, ни

хлыста, ни ружья, да и сам Белый Клык находился на свободе. Ничто его не

удерживало -- ни цепь, ни ремень с палкой, и он мог спастись бегством

прежде, чем бог успеет встать на ноги. А пока что надо подождать и

посмотреть, что будет дальше.

Бог сидел совершенно спокойно, не делая попыток встать с места, и

злобный рев Белого Клыка постепенно перешел в глухое ворчание, а потом и

ворчание смолкло. Тогда бог заговорил, и при первых же звуках его голоса

шерсть на загривке у Белого Клыка поднялась дыбом, в горле снова

заклокотало. Но бог продолжал говорить все так же спокойно, не делая никаких

резких движений. Белый Клык рычал в унисон с его голосом, и между словами и

рычанием установился согласный ритм. Но речь человека лилась без конца. Он

говорил так, как еще никто никогда не говорил с Белым Клыком. В мягких,

успокаивающих словах слышалась нежность, и эта нежность находила какой-то

отклик в Белом Клыке. Невольно, вопреки всем предостережениям инстинкта, он

почувствовал доверие к своему новому богу. В нем родилась уверенность в

собственной безопасности -- в том, в чем ему столько раз приходилось

разубеждаться при общении с людьми.

Бог говорил долго, а потом встал и ушел. Когда же он снова появился на

пороге хижины, Белый Клык подозрительно осмотрел его. В руках у него не было

ни хлыста, ни палки, ни оружия. И здоровая рука его не пряталась за спину.

Он сел на то же самое место в нескольких шагах от Белого Клыка и протянул

ему мясо. Навострив уши. Белый Клык недоверчиво оглядел кусок, ухитряясь

смотреть одновременно и на него и на бога, и приготовился отскочить в

сторону при первом же намеке на опасность.

Но наказание все еще откладывалось. Бог протягивал ему еду -- только и

всего. Мясо как мясо, ничего страшного в нем не было. Но Белый Клык все еще

сомневался и не взял протянутого куска, хотя рука Скотта подвигалась все

ближе и ближе к его носу. Боги мудры -- кто знает, какое коварство таится в

этой безобидной с виду подачке? По своему прошлому опыту, особенно когда

приходилось иметь дело с женщинами. Белый Клык знал, что мясо и наказание

сплошь и рядом имели между собой тесную и неприятную связь.

В конце концов бог бросил мясо на снег, к ногам Белого Клыка. Тот

тщательно обнюхал подачку, не глядя на нее, -- глаза его были устремлены на

бога. Ничего плохого не произошло. Тогда он взял кусок в зубы и проглотил

его. Но и тут все обошлось благополучно. Бог предлагал ему другой кусок. И

во второй раз Белый Клык отказался принять его из рук, и бог снова бросил

мясо на снег. Так повторилось несколько раз. Но наступило время, когда бог

отказался бросить мясо. Он держал кусок и настойчиво предлагал Белому Клыку

взять подачку у него из рук.

Мясо было вкусное, а Белый Клык проголодался. Мало-помалу, с

бесконечной осторожностью, он подошел ближе и наконец решился взять кусок из

человеческих рук. Не спуская глаз с бога. Белый Клык вытянул шею и прижал

уши, шерсть у него на загривке встала дыбом, в горле клокотало глухое

рычание, как бы предостерегающее человека, что шутки сейчас неуместны. Белый

Клык съел кусок, и ничего с ним не случилось. И так мало-помалу он съел все

мясо, и все-таки с ним ничего не случилось. Значит, наказание откладывалось.

Белый Клык облизнулся и стал ждать, что будет дальше. Бог продолжал

говорить. В голосе его слышалась ласка -- то, о чем Белый Клык не имел до

сих пор никакого понятия. И ласка эта будила в нем неведомые до сих пор

ощущения. Он почувствовал странное спокойствие, словно удовлетворялась

какая-то его потребность, заполнялась какая-то пустота в его существе. Потом

в нем снова проснулся инстинкт, и прошлый опыт снова послал ему

предостережение. Боги хитры: трудно угадать, какой путь они выберут, чтобы

добиться своих целей.

Так и есть! Коварная рука тянется все дальше и дальше и опускается над

его головой. Но бог продолжает говорить. Голос его звучит мягко и

успокаивающе. Несмотря на угрозу, которую таит в себе рука, голос внушает

доверие. И, несмотря на всю мягкость голоса, рука внушает страх.

Противоположные чувства и ощущения боролись в Белом Клыке. Казалось, он

упадет замертво, раздираемый на части враждебными силами, ни одна из которых

не получала перевеса в этой борьбе только потому, что он прилагал

неимоверные усилия, чтобы обуздать их.

И Белый Клык пошел на сделку с самим собой: он рычал, прижимал уши, но

не делал попыток ни укусить Скотта, ни убежать от него. Рука опускалась.

Расстояние между ней и головой Белого Клыка становилось все меньше и меньше.

Вот она коснулась вставшей дыбом шерсти. Белый Клык припал к земле. Рука

последовала за ним, прижимаясь плотнее и плотнее. Съежившись, чуть ли не

дрожа, он все еще сдерживал себя. Он испытывал муку от прикосновения этой

руки, насиловавшей его инстинкты. Он не мог забыть в один день все то зло,