Это так стыдно!

“Эй, сын, пошли сегодня в кино? ”

“Обязательно, па, только пусть кинотеатр будет в другом штате”.

Все проходят через эту стадию, когда ты скорее предпочтешь умереть медленной, мучительной смертью, чем появиться на людях в обществе родителей. Поправка: если тебя заметили с предками, это уже само по себе может быть медленной, мучительной смертью.

Когда ты был маленьким, то наверняка гордился тем, что отец делает самых лучших воздушных змеев, а мама готовит самые вкусные пирожки. Теперь настали другие времена, твои родители уже смущают тебя: они либо слишком “хипповые”, либо совершенно “не-хипповые”, и ты боишься, что друзья будут отождествлять тебя с ними. Чертовщина! Это особенно справедливо, когда ты отправляешься с ними на прогулку или в кино — предполагается, что ты должен одеваться и вести себя определенным образом, примерно так же, как родители! Ты точно знаешь, что они не позволят тебе надеть любимые драные джинсы, а фильм, на который вы отправитесь, вряд ли будет модным фильмом ужасов.

Мои предки были клинически “нехипповыми”, и это меня весьма устраивало, особенно когда я наблюдал за конвульсиями приятелей, которым приходилось делить компанию своих “хипповых” родителей. Вероятно, существуют какие-то исключения (например, я сам), но ничего хуже “прикинутых” родителей быть не может. Прекрасно помню, когда я был мальчишкой, среди отцов моих приятелей обязательно находился какой-нибудь папаша, который носил жутчайшие галстуки “модной” расцветки, балахон свободного художника и расклешенные белые джинсы, зрелище очень жалкое.

“Здравствуйте, мистер Кендалл! ”

“Салют, старина! Дай лапу! ”

“Ну, па, если хочешь говорить правильно, говори:

“Дай клешню! ”

“Тьфу ты черт! Забыл! ”

Однажды, когда ты придешь домой и увидишь, что мама носится по квартире с пылесосом и ломается при этом, как Мадонна, а старикан в драной джинсовой куртке начинает демонстрировать твоим друзьям лунную походку Майкла Джексона, постарайся проявить сочувствие.

Я помню, как впадал в погребальное настроение всякий раз, когда семья Снайдеров полным составом отправлялась на пляж или в парк. Отец был помешан на идее “дружных и веселых Снайдеров” и балдел, когда все его “шесть мушкетеров” куда-нибудь топали под его руководством.

“А вот и мы, — орал он, — моя собственная баскетбольная команда! ” И пока он как петух шлялся по пляжу, я мечтал, как бы поскорее от него смыться.

Должно быть, он испытал что-то вроде удара, когда однажды понял, что дети, по каким-то совершенно непонятным для него причинам, всячески избегают его общества и под страхом смерти не хотят появляться на улице с ним рядом. Маленьким я всегда подражал отцу, его манеры и поведение были для меня эталоном. Неожиданно, когда мне исполнилось тринадцать лет, я перестал воспринимать его как идеал. Сам став отцом, я понял, что нет более приятного чувства, чем видеть, как твой ребенок старается подражать тебе как он трепетно относится к любому бреду, который ты произносишь с глубокомысленным видом. Все это я испытываю сейчас со своим сыном Джесси. Он просит мать нарисовать ему искусственную татуировку, чтобы он был “как папа”. У него есть своя мотоциклетная куртка, и обрезанные по колено джинсы, как у меня, и он знает наизусть все мои песни.

В тот день, когда подражание заканчивается, родители чувствуют себя лишними. Матери понимают, что их место в жизни шестнадцатилетнего сына уже занято подружкой или электрогитарой, а отцы видят, что дочери нашли им замену в лице соседского оболтуса или обожаемого учителя. Я готов к тому, что однажды окажусь ненужным Джесси, что он отвергнет мои принципы и идеалы, — я готов к этому, потому что это часть его процесса взросления. Быть родителем — это также означает и быть готовым к тому, что сын или дочь подвергнут сомнению твою власть, которая когда-то была непререкаемой.

Убежден, что отец ненавидел мои длинные волосы не потому, что ему нравились короткие стрижки. Истинная причина заключалась в том, что он хотел видеть меня маленьким Дэнни Снайдером, миниатюрным вариантом его самого, поэтому я обязан был носить стрижки, подобные его собственным. Мои локоны всегда были для него напоминанием, что я становлюсь самим собой. И подсознательно я чувствовал, что, когда я отращу волосы, отец уже не сможет управлять мною. Даже сейчас, когда отец смотрит на меня, он видит не того Ди Снайдера, которого знает весь мир — с длинными волосами, серьгами, в татуировках и с накладными вампирскими клыками. Мой отец видит маленького Дэнни, своего первенца, свою гордость, сына номер один. И когда он смотрит на моих братьев Фрэнка, Мэтта, Марка и Дуга, он видит Фрэнки, Мэтти, Марки и Дуги. (Не спрашивай, что значит эта буква “и” в конце каждого имени, — не я придумывал имена, а отец и мать. )

“ КОГДА Я БЫЛ(А) МАЛЕНЬКИМ(ОЙ)... ”

Неважно, как часто твои родители начинают рассказ с этой фразы (уверен, всякий раз тебя клонит в сон), важно другое: на самом деле они совершенно не помнят, что значит быть маленьким, тем более - подростком. А может быть, они просто не хотят это вспоминать. Или, даже если и помнят, они, возможно, считают необходимым угощать тебя отредактированным вариантом этой захватывающей истории: другими словами, они доносят до потомков лишь свои подвиги. Если бы родители могли быть предельно искренними, они рассказали бы, как бунтовали против своих родителей, всю ночь напролет танцуя твист, болтались с друзьями и подружками и ни во что не ставили представления своих предков о праведной жизни — порасспроси деда с бабкой, дядю и тетю. Не удивляйся, если они тебе расскажут, как твоя маменька восторженно орала на концерте “Роллинг стоунз”, а отец встречался с девчонкой из компании битников и никогда не снимал темные очки, даже осенью и даже в доме. Очень может быть, что они вели себя в точности, как ты сегодня.

Однако большинство родителей не может или не хочет признавать, что, когда они были подростками, у них тоже были проблемы. Может быть, эти воспоминания их смущают, а может быть, они сознательно отбрасывают их, предпочитая предаваться только приятным. Такова человеческая природа: большинство родителей не могут примириться с мыслью, что ты можешь увидеть их отнюдь не в идеальном свете. Поэтому, когда ты спрашиваешь отца, проваливался ли он на экзаменах, ты можешь услышать в ответ такое, от чего волосы встанут дыбом: “Заваливал экзамены?!! Да когда мне было столько лет, сколько тебе, я вкалывал в три раза больше, на заднем дворе я сделал подвесной мост и ставил научные эксперименты, я обнаружил дешевый и эффективный способ лечения простуды. И это еще не все, молодой человек. После школы я устроился на три работы, в том числе и во Франции, и... ” Ля, ля, ля. И так целый день.

Если кто-либо из родителей сунет свой нос в эту главу, у меня есть что вам сказать, дорогие мои! Когда дети просят вас рассказать о своей юности, попытайтесь быть искренними и честными. Вспомните, как вы сами восставали против родителей, искали свое “я”, вспомните свои безумства — и глупости, так же, как вы до сих пор помните вещи, которыми по праву гордитесь. И помните, что даже если вы и доставляли своим родителям хлопоты и беспокойство, вам больше нечего стыдиться, сейчас у вас все хорошо. Направляйте своих детей, но не лишайте их права на сомнения, даже если вам придется быть свидетелями их неудач. Также постарайтесь вспомнить, сколь беспомощно звучали слова ваших родителей “Не беспокойся, ты еще так молод(а), все пройдет! ”, когда вы шли к ним со своими проблемами, казавшимися вам очень важными, а им — очень незначительными. Или вспомните, как они вам советовали: “Скажи ему(ей) то-то и то-то и прекрати впадать в истерику! ” А между прочим, это обязанность родителей — дать реальный ответ на реальную проблему.

Помните это. И постарайтесь поставить себя на место вашего ребенка. И самое главное, постарайтесь быть в своем поведении последовательными, дозируйте одобрение и критицизм. В бурном мире подростков существует только одна надежная гавань — родители.