 |
Мир глазами детей-индиго. Какой Бог?
|
|
|
|
Мир глазами детей-индиго. Какой Бог?
– Маша, а какой Бог, как он выглядит?
– Ну, он такой… какой-то не такой. Он никак не выглядит, он просто смотрит и не воспитывает. А просто смотрит, и ты все понимаешь. Он как папа и мама посмотрит, но не воспитывает. Одни глаза, я их всегда чувствую, и свет из них такой ласковый… У людей таких глаз нету.
Родила для радости
– Мама, а зачем ты меня родила?
– Очень хотела иметь такую девочку, как ты.
– А зачем?
– А как же без детей, без детей жить плохо, очень, очень грустно.
– А я знаю, зачем ты меня родила, ты меня родила для радости. Вот смотришь на меня и радуешься, а я на тебя смотрю и радуюсь. Как хорошо, что мы встретились, мама, – для радости.
Убийство гения
Почти все дети рождаются с какими-то задатками. Но есть среди них гении. Но их постоянно убивают. Убивают самые близкие люди – родители. Был у одной моей знакомой четырехлетний мальчишка: вьюн, непоседа, непрекращающийся вопросник: это что, а это?.. А почему так надо? И так целый день. Матери, конечно, тяжело, воспитывала она его одна со своей матерью. На работе устанет, а тут дома ни минуты покоя. Однажды пошли мы в лес отдохнуть. Вдруг слышим истошный крик Тимы:
– Мама, мама, посмотри!
Мы бежим к нему. Тима стоит на полянке, что-то сжимает в кулачке и трясется от восторга.
– Мама, мама, ты посмотри, какой жук!
Он разжал ладонь, и мы увидели там большого жука-усача.
– А ну-ка выброси эту дрянь, – приказала мать.
– Это не дрянь, мама, ты посмотри, какой он красивый, с какими усищами. Мама, возьмем его домой.
– А ну выбрось, я тебе сказала!
Тима сразу сник и отпустил жука. Через две-три минуты наш разговор снова прервал истошный крик Тимы:
|
|
|
– Мама, мама, иди сюда!
Мы опять подбежали к Тиме, он держал в руках длинного червяка. Откуда он его выкопал?
– Ну, слава Богу, я думала, что случилось. Этот мальчишка скоро сведет меня с ума, – извиняющимся тоном сказала мне Тимина мать. – А ну-ка выбрось эту заразу, – приказала она Тиме.
– Это не зараза, это не зараза, мама, это червяк, видишь, какой большой и какой красивый давай возьмем его домой, и запустим себе в огород. Я буду наблюдать за ним.
– А ну выбрось, – я сказала.
Тима нехотя повиновался. Дальше он уже не кричал, а молча плелся за нами, загребая сандалиями опавшую хвою.
– Это же будущий исследователь, открыватель континентов, – говорил я матери. – Не гаси у него интереса к этому миру. Нельзя с ним так.
– Да мне перед людьми стыдно. Он кому угодно может правду в глаза сказать или наградить таким вопросом, что у взрослого дяди или тети глаза из орбит вылазят, а я со стыда сгораю, какой невоспитанный, стыдно. Вот и приходится одергивать, останавливать, а иногда и под зад наподдавать, чтобы не надоедал.
Судьбе было угодно развести меня с этой семьей на несколько лет. Когда я снова встретил Тиму, то поразился перемене. Это был совсем другой мальчик. Тихий, очень воспитанный, но какой-то словно неживой, погасший. Будто задули яркий светильник, и всем от этого стало хорошо. Яркий свет всегда раздражает глаза невежественных людей. Именно невежественных. Ибо невежество – это самое главное преступление на земле. Именно оно распинает на кресте, сжигает на костре, убивает, насилует, грабит. Яркий свет его раздражает.
Действие закона Кармы
В молодости я был заядлым охотником. Все семь моих братьев и я в том числе наследовали эту страсть от отца. Жили мы бедно, и охота помогала нам прокормиться. Позже, когда мы подросли, пошли работать, и жить стало гораздо легче и сытнее, необходимость в охоте вроде бы отпала, но страсть есть страсть. Возбуждал сам процесс выслеживания, необыкновенного сладостного напряжения: «Вот оно, вот сейчас вылетит или выбежит». Каждая струна нервов звенит от напряжения. О том, что живое свято, мы тогда не задумывались. Однажды, гуляя летом с ружьем по лесу, я случайно спугнул белку. Она запрыгнула на сосну и, сердито цокая, залезла на самую макушку. Я, не раздумывая, прицелился и выстрелил. Раздался душераздирающий крик. Белка медленно, цепляясь лапками за ветки, падала вниз и кричала, кричала. Я попал ей в живот. Она корчилась у меня на руках от боли и кричала, кричала.
|
|
|
«Господи, ну что я наделал? Зачем стрелял? Ведь не было никакой необходимости. Лето. Дурак, какой я идиот». Слезы текли у меня рекой, и я ничем не мог помочь этому зверьку. Я добил его, чтоб не мучился. Закопал в землю и пошел домой с ощущением, что не в белку стрелял, а в себя. Долго этот крик не давал мне покоя. Но постепенно все забылось. Я снова охотился. И вот однажды, лет через пять, у меня заболел живот, да так, что я катался по полу, ползал на четвереньках. Меня отвезли в больницу. Обнаружили острую спаечную непроходимость. Располосовали живот. Ровно через год рецидив повторился. Я снова лез на стенку от боли. Меня снова приготовили к операции. «Господи, за что же? Господи, за что? » Вопрошал я, лежа на операционном столе. И тут неожиданно в памяти всплыла летняя трагедия с белочкой, я снова услышал ее крик. И тогда я понял за что, рецидив как-то прошел, операцию отложили. Я вернулся домой, засунул ружье в самый дальний угол. Выбросил патроны и с тех пор не охочусь.
Теперь, по прошествии трех десятков лет, я хорошо усвоил, что всякая жизнь священна. И что если ты вольно или без умысла причинил кому страдание – будь уверен, что ты когда-нибудь переживешь то же самое.
Ничто в этом мире не проходит бесследно и в тайне. За все в этом мире приходится платить, и нигде ничего не спрячешь. Для Него все открыто: каждый твой шаг, каждая твоя мысль.
Сейчас, сидя в горах среди вековых кедров, я наслаждаюсь их величественным покоем и радуюсь игре бурундучков на полянке. Вот один из них подбежал к моим ногам, встал столбиком и всем своим видом предлагает поиграть. Вот он срывается с места, взбегает на дерево в надежде, что я сделаю то же самое, как его дружок. Но прости, братишка, годы не те.
|
|
|
Я наполняюсь тихой радостью, когда пищухи, эти недоверчивые, пугливые зверьки, бегают у меня по коленям. Непоседа поползень склевывает орешки, сидя у меня на руке, или прыгает по мне, отлавливая мошек. Они наивны и доверчивы, как дети. Впрочем, они и есть дети Матери Природы. И мое сердце содрогается только при одной мысли, что все это настолько беззащитно перед человеком, что он может расстрелять, поймать в капканы, выжечь, как уже выжег более тысячи гектар тайги бомж Саша: в полупьяном виде разжег костер под кроной кедра. Крона вспыхнула. Начался верховой пожар. Стояла сушь. И тайга горела около месяца. Сколько при этом сгорело всякой живности? Кто считал? Пока никому это не нужно. Поскольку не усвоили еще люди одну из главных истин: всякая жизнь на земле священна. Поэтому будем болеть, будем страдать, будут случаться с нами самые разные несчастья. За все в этом Мире нужно платить. Закон кармы неотвратим.
|
|
|
