 |
Россия и «цивилизованный» мир. Призывал Саи Бабу. Орел (рассказ бригадира)
|
|
|
|
Россия и «цивилизованный» мир
«Европа и Америка навсегда отстали от народа России по уровню своего духовного развития и по уровню своего сознания».
«…За всей этой западной так называемой цивилизацией не стоит ничего, что понадобилось бы в будущем обществе. Родная твердыня должна быть охранена от того, что чуждо Новому Миру. От любых идей, которые приходят из цивилизованного мира Европы и Америки» (Э. Мория).
Призывал Саи Бабу
И Он пришел, но в образе молодой лохматой, черной собаки. Она подошла и стала тереться об мои колени. Я запустил правую руку в ее густую шерсть и начал гладить.
— Я очень дорогая собака, — вдруг человеческим голосом заговорила она. — Я очень дорогая. Моя цена 160 рублей.
— Да ну?! — саркастически усмехнулся я. — Разве это цена?
Тогда собака встала лапами мне на колени и потянулась мордой к уху.
«Сейчас что-то скажет секретное», — подумал я. Но она ухватила ртом мочку уха и стала целовать как-то уж очень по-человечески. Когда сцена закончилась, я открыл глаза и стал размышлять: почему 160 рублей — это так дорого? Конечно же, это иносказательная цена. Я сложил цифры согласно нумерологическому принципу. Получилась семерка.
Значит, чтобы прийти к Саи Бабе, обрести его милость и постоянный Даршан, необходимо не только подняться до 7-го уровня сознания, но и прочно закрепиться на нем.
А что это такое, какие усилия для этого нужны, сколько пота и крови пролить, я знаю.
— Действительно, дорогая цена. Его милость стоит любых усилий. Поэтому только вперед и вверх, туда, к Нему.
Орел (рассказ бригадира)
Наше комсомольско-молодежное звено возвращалось из забоя в приподнятом настроении. Уголька мы дали много. Работу закончили даже раньше срока минут на 30, потому что работали без перерывов. Все пятеро ребят оказались веселыми, здоровыми, спорыми на работу. Решили не ждать пассажирского поезда, а идти до ствола пешком.
|
|
|
«Заодно, — думаю, — и с шахтой ребят познакомлю, и их получше узнаю». Бригадир все-таки, должен знать, с кем в шахту идешь. За разговорами дошли быстро. До ствола оставалось метров 200, когда мимо прогрохотал пассажирский поезд. Это возвращалась шахтовая смена человек 200–300. Сейчас возле ствола будет столпотворение. Каждому хочется выскочить на поверхность поскорее. Вот и будут ломиться в клеть. Обычно набивается в нее вместо 10 человек человек 25–30, а то и все 40. Стоят, как сельди в бочке, — не продохнуть.
— Давайте переждем минут 25, пока народ рассосется, — предложил я.
Свернули в небольшой тупичок и присели на корточки.
— А знаете, что в шахте водятся Орлы? — неожиданно сам для себя спросил я.
— Да ну, — удивился Вася, здоровый, простоватый деревенский парень.
— Это ж как они сюда залетели, как живут, чем кормятся?
— О, Вася, пищи для них здесь навалом. Кто встречал Орла и остался жив, считай, в рубашке родился.
— Это что ж, они человечиной питаются? — Вася разинул рот в изумлении.
Не успел я ответить, как сверху от ствола раздался крик: «Берегись!!! »
И я увидел вагонетку, она неслась вниз, в нашу сторону, подпрыгивая на стыках. Из-под колес сыпались искры.
«Ну вот, накаркал», — подумал я.
— Ребята, быстро забивайтесь в любую щель, кто куда может, спасайтесь, Орел летит.
— Где? — удивился Вася и стал посредине тупика пень-пнем.
А все ведь происходит мгновенно. Вижу, впереди — метрах в 10 от нас — вагонетка никак не впишется в поворот и пойдет прямиком на нас, и спастись здесь будет почти невозможно. Мы в тупике, бежать некуда. Одно спасение — забиться поглубже в какую-нибудь случайную щель или нишу. Вижу, ребята прыснули по сторонам, а Вася стоит пень-пнем. Стопор на него нашел. Схватил я его за спецовку и шваркнул в нишу, которую краем глаза уже присмотрел для себя. А самому спасаться уже некогда, да и негде. Вот она, родимая». Только и успел прижаться к стенке. Захватила она меня уголком за край спецовки, провернула вдоль стены. Остался я в одной рубахе и в штанах. Каску вместе с лампой и «спасатель» — все сорвало с меня. Раздался страшный грохот, стук падающих стоек, скрежет металла, сверху сыпется порода, пыль, смрад — конец света. И вдруг наступила гробовая тишина, какая бывает только в шахте, и темень. И в этой тишине я услышал булькающие звуки, будто вода выливалась из фляжки: буль-буль-буль». «Кого-то порвало, — подумал я, — это кровь вытекает. Господи, лучше бы меня порвало, искромсало! » — взмолился я.
|
|
|
«Как теперь родителям в глаза смотреть буду, что говорить, чем оправдываться? Ты бригадир, не сберег ребят.
А может, и меня порвало, — с надеждой подумал я. — Просто пока в горячке ничего не чувствую. Не могло не порвать. Может, мои кишки по всему тупику висят», — думал я. Ощупал себя: нет, руки, ноги, живот — все цело. Щеку саднит. Поцарапало.
— Эй, есть кто живой? — окликнул я.
— Есть, есть, Иваныч, — откликнулся один, потом второй, третий, четвертый, а пятого нет.
«Ну, все, — думаю, — пятого, Валеру, задавило».
Выкарабкались ребята из завалов, собрались вместе, обнялись. Позвали уже без всякой надежды:
— Валера?.. Валера?..
Слышим, откликается. И голос словно как из-под земли. Подбежали мы к тому месту и видим: вагонетка собрала в кучу стойки, породу, хлам, и все это присыпало, придавило сверху Валеру. Но живой, откликается. Разобрали мы завал, освободили его, осмотрели: все на месте, руки, ноги целы. Только головой потряхивает, словно контуженный.
— Это меня стойкой по голове приласкало, — объяснил он. — Не было бы каски — хана. Раскололо бы черепушку, а так вроде ничего, даже крови нет, только вот шишка большая.
— Милый ты мой Валера, да пройдет твоя шишка, до свадьбы заживет, главное — живой.
Обнял я его. Ну, слава Богу, все живы остались. Чудом живы остались. Видим, сверху от ствола люди бегут. Огоньки мелькают.
Первым подбежал стволовой, лицо белое как мел.
|
|
|
— Ну что? Ну, как? Кого?.. — выкрикнул он.
— Нормально. Все живы, — успокоил я его.
Стволовой сел на поваленную стойку и заплакал навзрыд:
— А я думал — все, тюрьма. Да и тюрьма-то, хрен с ней, а вот как от совести своей спастись, людям в глаза смотреть, родителям, детям?
Мы видели, как вы подходили и присели в тупичок.
— Как случилось-то? — спросил я его.
— Как, как, а черт его знает как!!!
Подбежали остальные.
— Ну что, ну как, кого?
Мы засмеялись.
— Никак и никого, — ответил Валера.
Мы собрали остатки вещей, что могли найти.
— Ну что, видели Орла? — спросил я ребят.
— Видели, видели, Иваныч.
— А теперь пошли день рождения отмечать.
— Чей день рождения, Иваныч?
— Наш, Валера, наш. Все мы, оказывается, в рубашках родились, спасибо нашим мамам и папам. А я так дважды, это второй мой Орел. — Вставай, мужик, — сказал я стволовому, пошли с нами отмечать да стрессы снимать.
Возле ствола Вася поймал мою руку.
— Спасибо, бригадир, спас ты меня.
— Ладно, Вася: сегодня я тебя, завтра ты меня, в шахте иначе не бывает.
У ствола нас встретил шахтовый инженер по технике безопасности.
— А ты почему в одной рубахе, без каски, без спасателя, без фонаря? — спросил он меня строго.
— Так Орел раздел, — сказал я.
— Что, подрались, что ли? Царапина вон вижу на скуле.
— Ну, видите, он мне чуть морду не набил.
— Немедленно составьте на этого Орла протокол и на комиссию. Там ему попу надерут.
Мне показалось, что вся шахта содрогнулась от нашего хохота.
Валера закатился так, что упал на землю и начал кататься, держась за живот.
— Вы чего? Все спятили? — возмутился инженер.
— Не обижайся на нас, — я положил ему руку на плечо, — мы чудом живы остались. Это народ так от нервного стресса освобождается.
|
|
|
