 |
Джей Хейли,. Сальвадор Минухин,
|
|
|
|
Джей Хейли,
директор Института
семейной терапии
(Вашингтон)
ПРЕДИСЛОВИЕ
Джей Хейли в своем предисловии охватил содержание данной книги во всей его полноте. Что касается меня, я хотел бы особо коснуться предложенной Клу Маданес техники “симуляции”, покорившей меня как истинным мастерством, так и своей уникальностью.
Сфера психического здоровья, подобно миру Иеронима Босха, населена монстрами. Чем более насторожен терапевт, тем более сложными и причудливыми становятся монстры. Работа Клу Маданес, в противоположность этому, пронизана надеждой. Члены семьи могут ранить и уязвлять друг друга в том узком межличностном пространстве, в котором протекает их совместная жизнь, но их базисная мотивация состоит в стремлении помочь друг другу. Они, вероятно, не могут действовать иначе, ибо как члены более широкого организма, семьи, невольно откликаются на сигналы боли, возникшие в любой части этого организма.
Каждая семья приносит свои специфические проблемы, облекая их в присущую ей единственно возможную форму. И Маданес использует изготовленные на заказ альтернативы, наполняя их творчеством детской игры и терпеливо дожидаясь, пока правила игры не продиктуют точный ответ. Маданес — тонкий знаток детей, и свои стратегии изменения она строит с учетом одного из самых характерных способов, посредством которого дети получают знания. Маданес использует фантазию и игру и создает с их помощью альтернативные реальности.
Бросая вызов тем ограничениям, опираясь на которые семейная система предписывает своим членам ригидный взгляд на реальность, Маданес с улыбкой предлагает: “Давайте представим, как будто мир другой”. Она создает терапию “как если бы”, где драконы превращаются в маленьких бабочек, наблюдаемых через увеличительное стекло. В этой терапии супруг, переживающий депрессию, инсценирует свои характерные проявления, и та власть над супругой, которую сообщает ему симптом, теряет всякий смысл. Ребенок во время подобной инсценировки изображает, как он помогает матери, которую преследует страх перед грабителями, и в результате преодолевает собственные ночные кошмары, возникшие у него из подсознательного желания помочь матери. Или, возможно, это именно мать “делала вид”, что ее мучает страх, чтобы помочь своему ребенку... В результате в воображаемом поле реорганизуемых реальностей члены семьи вырываются на свободу из плена “единственно возможного” способа жизни.
|
|
|
В основе того артистизма, которым окрашена стратегическая терапия Маданес, лежат четко продуманные правила активизации творческого потенциала личности. Они опираются на использование узкого поля взаимодействий семьи, а также особенностей ее организации вокруг симптома и затем преобразуются посредством “терапии расширения”.
Хотелось бы предупредить о двух возможных ловушках, которые читатель должен иметь в виду. Первая из них — опасность, что та ясность, с которой представлены идеи автора, и логическая четкость ее терапевтических стратегий могут быть подменены обычным механическим вмешательством в семью. Вторая опасность состоит в том, что фокусировка на пользе, которую приносит семье носитель симптома, может привести к формированию представления о семье с позиций лишь одного из участников взаимодействия. Маданес ясно осознает эту опасность, когда указывает: “у ребенка может образоваться иллюзия, что он действует независимо и волен остановиться, хотя на деле является частью системы с ее собственными целями”. Индивидуальные составляющие семьи — многотелесного организма — функционируют, пребывая во власти иллюзии, что они представляют собой обособленные реальности. Язык “полезности” находится в гармонии с представлением об иного рода реальности, где люди выступают как части чего-то большего, чем они сами, и в той мере, в какой этот язык оспаривает понятие отдельного обособленного действия, он плодотворен для терапии. В этом смысле представление о контроле индивида над системой, которой он принадлежит, становится, как это ни парадоксально, системной интерпретацией.
|
|
|
Один из наиболее очевидных аспектов работы Маданес — ее творческая способность взамен повседневной рутины жизни найти новые пути, следуя которым человек приходит к необычным для него способам жизни. Ее терапевтическая работа с семьей создает контекст, в котором и члены семьи, и сам терапевт заново обретают способность быть пытливыми исследователями. Она продвигает стратегическую терапию далеко вперед: от механической суммы cтратегий — к новому концептуальному целому.
Сальвадор Минухин,
доктор медицины,
профессор детской
психиатрии и педиатрии,
Университет Пенсильвании
ВСТУПЛЕНИЕ
Возникновение стратегической семейной терапии обусловлено интересом к проблеме власти в отношениях между терапевтом и клиентом, а также между членами семьи. Стратегии терапии, собственно, и возникли, чтобы использовать подобную власть в целях изменения. В настоящей книге предпринимаются дальнейшие шаги, в результате которых расширяется определение власти и предлагаются новые парадоксальные стратегии, где основная роль принадлежит метафоре и выдумке.
Власть обычно понимается как нечто, включающее в себя превосходство, притеснение и неприглядную мотивацию со стороны тех, кто ее проявляет. Эта книга, однако, не касается эксплуататорского аспекта власти; скорее, она апеллирует к позитивным, благотворным ее сторонам. Иметь власть над другим далеко не всегда означает использовать кого-либо; власть может выступать и как возможность заботиться о другом человеке, поправлять и перевоспитывать его, думать о его комфорте, руководить его поступками и прочее. Именно такое представление о власти легло в основу книги: власть, которую родители имеют над детьми, дети — над родителями, а супруги — друг над другом.
|
|
|
В первой главе рассматривается то место, которое стратегическая терапия занимает среди других подходов, представленных в семейной терапии. Выделяется ряд вопросов, затрагивающих большинство из ее существующих направлений. К их числу относятся такие дилеммы, как ориентация на прошлое или настоящее клиента, приверженность терапевта интерпретации или директивному предписанию, выбор между личностным ростом как целью терапии или решением специальной проблемы, наличие интереса к иерархии или отсутствие такового, наконец, представление о единице терапии, в качестве которой в разных случаях выступают отдельный индивид, диада, триада или более широкая группа. В ней также приводится краткий обзор различных школ психотерапии, главным образом, с точки зрения информации, вызывающей интерес у представителей каждой из них, и тех психотехнических средств, с помощью которых терапевт добивается изменений в клиенте.
Во второй главе рассматриваются основные элементы стратегической семейной терапии; акцентируется, что книга является вкладом в данную школу.
В третьей главе обсуждаются супружеские проблемы. Здесь рассматриваются случаи иерархической неконгруентности (несовместимости, несочетаемости) в браке, возникающие, когда в попытке сбалансировать распределение власти между супругами один из них непроизвольно прибегает к симптому. Дается описание цикла, в котором пара противопоставляет доминированию одного супруга над другим альтернативное фокусирование на супружеских проблемах, симптоме одного из супругов или на проблеме ребенка. Задача терапевта, таким образом, состоит в том, чтобы организовать взаимодействие в паре, когда разделение власти становится более сбалансированным, а иерархия — более конгруентной. В главе приводятся четыре клинических случая, где терапевт использовал как парадоксальные, так и прямые терапевтические техники.
Четвертая глава посвящена детским проблемам и стратегиям их решения. Родители занимают руководящую позицию по отношению к ребенку благодаря самому факту их родительства. Однако и проблемный ребенок, как предполагается, может находиться в позиции превосходства над родителями, помогая им посредством своего симптоматического поведения, которое нередко служит метафорическим выражением родительских трудностей. В главе представлены три парадоксальные стратегии, в рамках которых родители решают проблемы своих детей и преодолевают неконгруентность семейной иерархии. Описанные терапевтические техники характеризуются использованием коммуникативных модальностей — таких, как драматизация, симулирование, имитирование на тему “как будто”, наиболее соответствующие детской психике. Глава познакомит читателей с парадоксальным подходом, следуя которому родитель просит ребенка, чтобы тот “сделал вид”, как будто у него симптом, симулируя его проявления, или “разыграл”, как будто помогает родителю. Данная техника возникла параллельно наблюдениям Бейтсона (1972), которые тот вел за игрой животных, а также под влиянием гипнотических техник Милтона Эриксона (Haley, 1967 a). В главе представлены шесть случаев, которые служат иллюстрацией различных стратегий.
|
|
|
В пятой главе исследуется связь метафорической коммуникации с иерархией и делается вывод, что нарушения в поведении ребенка являются аналогией родительских трудностей и вместе с тем попыткой разрешить эти трудности. Проблемное поведение ребенка становится фокусом системы взаимодействия, которое является метафорой — одновременно замещая ее собой — системы взаимодействия, сформировавшейся вокруг родительских трудностей. Подобный способ объяснения проблемы корнями уходит в то определение, которое Бейтсон и Джексон (1968) дали аналогической коммуникации, подчеркивая, что она является одновременно знаком определенного типа поведения и его частью или образчиком. Проблема терапевта заключается в том, чтобы заставить ребенка оставить проблемное поведение, являющееся протективным по отношению к родителям, а последних — мотивировать к тому, чтобы они отказались от системы взаимодействия, которая хотя и выполняет полезную функцию в семье, но, по сути, остается дефектной. В главе представлены три терапевтические стратегии и четыре иллюстрирующих их клинических случая.
В шестой главе дается описание проблем подростков, которым поставлены такие диагнозы, как шизофрения, маниакально-депрессиный психоз, алкоголизм, наркомания. Дилемма семьи осмысливается в понятиях неконгруэнтности, со всей очевидностью поразившей организационную семейную иерархию. По сравнению с коммуникативной теорией подобное понимание можно расценивать как шаг вперед — к более широким структурам организаций, в которых происходит коммуникация. Главная цель терапии — усилить конгруэнтную иерархию — так, чтобы родители объединились в заботе о своем сыне или дочери. Подобный подход представляет собой дальнейшее развитие метода семейной терапии, апробированного Хейли (1980). Работая с нарушениями поведения у старших подростков, он в первую очередь стремился к восстановлению в семье иерархии, где родителям принадлежит главная роль. Подход испытал на себе также влияние работы Минухина с психосоматическими семьями (Minuchin, Rosman, and Baker, 1978).
|
|
|
В качестве иллюстраций в книге приводятся пятнадцать клинических случаев. Из них два представлены полностью в виде стенографической записи сессий в сопровождении комментария автора (главы седьмая и восьмая). Информация, которая позволила бы идентифицировать участников терапии, изменена.
В девятой главе дается обзор ключевых элементов подхода и предлагаются выводы, содержащие некоторые дополнительные замечания.
Эта книга основана на продолжавшемся восемь лет опыте обучения терапии с использованием одностороннего зеркала. В некоторых из представленных случаев я была непосредственно терапевтом. Большей же частью я выступала в качестве супервизора в обучающей программе, то есть наблюдала, сидя за зеркалом, каждую встречу, планировала подход, звонила в течение сессии студентам-терапевтам по телефону или просила их на некоторое время покинуть клиентов для оперативного обсуждения хода сессии, словом, служила их проводником в терапии.
Благодарности
Тренинговая программа, в которой я преподавала, протекала в Филадельфийской детской консультативной клинике, в Детском центре “Хиллкрест” в Вашингтоне (D. C. ), в Вашингтонском Детском госпитале (D. C. ), в Институте психиатрии и человеческого поведения Университета при госпитале Мэриленда, в Институте семейной терапии Вашингтона (D. C. ). Практиканты, которые в качестве терапевтов вели случаи, представленные в книге, были профессионалами-психиатрами, психологами, социальными работниками, решившими освоить этот особенный подход. В их числе находились Джуди Бенкхед, Ричард Белсон, Майкл Фокс, Диана Джимбер, Анна Гонзалес, Тобиаш Лопес, Вирджиния Лопес, Жанна Шммель-Маскаро, Евгений Шварц, Джон Шапиро и Томас К. Тодд. Я благодарна им и всем моим ученикам за вклад в развитие идей, нашедших выражение в настоящей книге.
Я благодарна также Сальвадору Минухину, пригласившему меня на самую первую мою работу в Соединенных Штатах и обеспечившему такую атмосферу в Филадельфийской детской клинике, в которой новые идеи и творческие подходы к терапии могли расцветать совершенно свободно. Я благодарна ему и за то, что он вселил в меня достаточно уверенности, чтобы написать данную книгу. Я ценю помощь Ричарда Белсона, Генри Харбина, Найди Маданес и Браулио Монтальво — всех, кто доброжелательно прочитал рукопись и внес поправки, улучшившие ее. Особенно я благодарна своему мужу, Джею Хейли, без влияния которого, без провокаций, подбадривания, расхолаживания и неоценимой помощи моя книга никогда не была бы написана.
Четыре главы книги были опубликованы в несколько измененной форме в других изданиях. Глава первая, “Измерения семейной терапии”, написанная в соавторстве с Джеем Хейли, публиковалась в “Journal of Nervous and Mental Disease”, т. 165, N 2, 1977, а также под заголовком “Виды семейной терапии” в “Psychiatric Foundations of Medicine” под редакцией Джорджа Г. Бейлиса. Третья глава “Супружеские проблемы: на весах власти” публиковалась в иной форме под заголовком “Супружеская терапия в случае симптома у супруга” в “International Journnal of Family Therapy”, т. 2, N 3, 1980. Глава четвертая “Детские проблемы: три парадоксальные стратегии” — в “Family Process”, т. 19, март 1980. Глава шестая “Проблемы подростков особой тяжести: возвращение власти родителям” под заголовком “Предупреждение повторной госпитализации подростков и юношества” была опубликована в журнале “Family Process”, т. 20, июнь 1980.
|
|
|
