Примечание редактора

Не стоит приписывать вышеупомянутое " предчувствие" чему-либо сверхъестественному. Многочисленны и разнообразны психические феномены, которые вольно или невольно относят либо к посредничеству развоплощенных " духов", либо всецело и намеренно игнорируют.

Говоря это, мы вовсе не собираемся лишить спиритуалистическую теорию своего raison d'etre. Но помимо этой теории, в повседневной жизни человека присутствуют и другие проявления той же психической силы, кои обычно оставляют без внимания или ошибочно принимают за результат простого случая или совпадения, по той простой причине, что мы не в состоянии тотчас же логически и всесторонне их обосновать, хотя проявления эти, несомненно, научного свойства и принадлежат к тому классу психо-физиологических феноменов, которыми заняты ныне даже мужи величайших научных достижений и такие специалисты, как д-р Карпентер. Причину данного феномена следует искать в оккультном (но вследствие этого не менее неоспоримом) влиянии, оказываемом активной волей одного человека на волю другого всякий раз, когда волю последнего поражает неожиданная мысль – в момент покоя или пассивности.

Мы говорим сейчас о предчувствиях. Если бы каждый человек обращал пристальное внимание – в экспериментальном и научном духе, конечно – на свои каждодневные действия и следил бы за своими мыслями, разговорами и вытекающими из них последствиями, а также тщательно анализировал их, не опуская ни одной детали, какой бы незначительной она ему ни казалась, тогда бы он нашел, что большинство этих действий и мыслей имеет соответствующие причины, основанные на взаимном психическом воздействии воплощенных разумов.

Здесь можно было бы привести несколько примеров, более или менее знакомых каждому из личного опыта. Мы приведем лишь два.

Двое друзей или просто знакомых долгие годы были в разлуке. И вдруг один из них – оставшийся дома и, возможно, давно не думавший об отсутствовавшем друге, вспоминает о нем. Он вспоминает его безо всякой видимой причины, и давно забытый образ, проносясь через безмолвные коридоры памяти, предстает пред его взором столь же живо, как если бы он находился рядом. Спустя несколько минут после этого, а возможно, и час, сей отсутствующий друг неожиданно наносит ему визит.

Другой пример: А дает Б книгу. Б, прочитав книгу, откладывает ее в сторону и больше о ней не вспоминает, хотя А просил вернуть ее сразу же, как только Б ее прочитает. Дни, а возможно, и месяцы спустя, мысль Б, поглощенная каким-то важным делом, неожиданно возвращается к книге, и он вспоминает о своей оплошности. Машинально он встает со своего места и, войдя в библиотеку, берет книгу, думая на сей раз отослать ее непременно. В ту же минуту открывается дверь и входит А, сообщая, что специально пришел забрать свою книгу, так как она ему очень нужна. Совпадение? Ничуть.

В первом случае мысль путешественника, решившего навестить своего старого друга или знакомого, была сосредоточена на данном человеке, и мысль эта по своей энергии оказалась столь сильною, что целиком овладела тогдашней пассивною мыслью другого. Это же объяснение применимо и к случаю А и Б. Однако мистер Константин может возразить: " Мысль моего покойного друга не могла воздействовать на мою, ибо он был мертв, когда я почувствовал непреодолимое желание вернуться в Агру". Наш ответ готов. Разве не связывала теплая дружба автора письма и покойного? Разве не обещал последний быть с ним " в мыслях и в духе"? А это положительно приводит к выводу, что перед смертью мысль его была всецело занята тем, кому он невольно доставил разочарование. Какой бы скоропостижной ни была эта смерть, мысль мгновенна и даже стремительнее мгновения. А в момент смерти еще и во сто крат усилена.

Мысль – последнее, что умирает, вернее, постепенно исчезает из мозга умирающего, и она, как уже было определено наукой, материальна, ибо мысль лишь вид энергии, которая меняет форму, но остается вечною. Следовательно, эта мысль, чья сила и власть всегда пропорциональны ее напряжению, стала, так сказать, конкретной и ощутимой, и с помощью сильной симпатии, связывающей обоих, окутала и овладела всем чувственно-разумным принципом м-ра Константина, подчинив его себе всецело и заставив волю последнего действовать сообразно своему желанию. Думающий был мертв, а инструмент разбит навеки. Но его последний звук жил и не мог всецело замереть в волнах эфира. Наука утверждает, что вибрация одной-единственной музыкальной ноты будет звучать сквозь коридоры вечности; а теософия – что последняя мысль умирающего человека становится самим человеком, его эйдолоном[87]. Мистер Константин не удивил бы нас и не заслужил бы обвинений скептиков в суеверии и галлюцинациях, даже если бы он увидел перед собою образ, или так называемое " привидение" своего почившего друга. Ибо сие " привидение" не было бы ни сознательным духом, ни душою умершего человека, но просто его короткою – лишь на миг – материализованною мыслью, высвобожденной бессознательно и исключительно силой собственного напряжения, устремленной к тому, кто занимал эту мысль.