 |
Глава 2. Познание себя: разрешение внутренних противоречий 4 глава
|
|
|
|
Случай свел меня с одной семьей, глава которой, Сигурд Кальвис, был одержим оккультными науками, и, вероятно, обладал немалыми способностями, так как свободно ориентировался в самых запутанных откровениях каббалистов, знал литературу алхимиков, разбирался в астрологии. Все эти забытые учения вместе с верой в колдовство — давно отвергнутые и осмеянные нашим веком, в руках Сигурда являлись тайной силой, которая внушала уважение. Порой, когда он рассказывал о своей жизни, мне казалось, что он безумец или лжец.
Так, Йордис, его жена, по словам Сигурда, только носила облик человека, а на самом деле была речной нимфой, которую он вызвал из водопада, не найдя себе достойной пары среди людей. Имя своей маленькой дочери Сигурд никогда не произносил вслух, так как это могло принести несчастье. В доме его жили семь черных без единого пятнышка кошек, которых никогда не кормили, но раз в день хозяин садился за старую фисгармонию и играл для них одну и ту же старинную мелодию. Он утверждал, что в этот момент сгущается астральная энергия и передается его питомцам. Кошки же, олицетворявшие собой духов природы, располагались вокруг музыканта в самых причудливых позах и замирали, внимая его игре. Конечно, все это казалось бредом, если бы предсказания Сигурда своим знакомым не сбывались с поразительной точностью, если бы он однажды не разыскал клад после своих ночных занятий, если бы в зеркале, отлитом из чистого серебра, не появлялись бледные лица давно умерших людей.
И вот новая идея захватила Сигурда. Золото, которое он нашел, пробудило в нем алчность. «Есть великий закон тождества, гласящий, что подобное притягивает подобное, — заявил он. — Мне нужно чистое золото, которого еще не касались руки людей. Я отолью золотой жезл и с его помощью разыщу сокровища горных духов». Вот каким образом затеялась экспедиция на Кавказ, в которой я принял участие.
|
|
|
Долгожданная встреча с горами не принесла мне, однако, тех восторгов, которые я лелеял. Мы начали путешествие поздней осенью, когда в долинах уже осыпалась листва с деревьев, а перевалы покрывал глубокий снег. Густые туманы спрятали величие и красоту вершин. Нас было четверо. Не знаю, что побудило Сигурда взять с собой жену и дочь. Наша экспедиция с каждым днем подвергалась все большим опасностям. Мы шли целые дни подряд, слепо доверившись нашему руководителю. Однажды, на привале, Сигурд впервые за долгое время улыбнулся: «Наш путь близится к концу». Он положил свой жезл на камень, и мы увидели, что сверкающая палочка вдруг повернулась вокруг оси, устремившись острием в сторону ближайшего перевала. Сигурд изменил ее положение, но она снова, как стрелка компаса, указала то же направление: «Завтра мы будем у цели». Ранним утром мы вышли на ледник и стали почти ползком подниматься к крутому перевалу. Хотя вокруг расстилался снег, ветер, дувший из-за хребта, донес странные ароматы не то цветов, не то листьев. Я шел следом за Йордис, которая обнаруживала невероятную силу и стойкость ко всем тяготам пути. Дочь она несла поочередно с Сигурдом, не выказывая ни малейшей усталости.
Вот мы поднялись выше границы облаков. Сказочно фантастическая страна, озаренная солнцем, показалась нам навстречу. Перевал, казалось, был в двух шагах, когда Йордис вдруг остановилась и запела. «Замолчи! Ты разбудишь Тролля!» — крикнул Сигурд, но женщина продолжала петь.
Внезапно все тело ее стало вытягиваться, покрываясь ледяной коркой. Она всплеснула руками, и они застыли у нее над головой. В одно мгновение она превратилась в прозрачную глыбу льда, пронизанную лучами солнца. Но голос ее звучал все громче и громче. Сигурд подбежал к ней и ударил золотым жезлом. Тысячи искристых осколков брызнули во все стороны, вслед за ними фонтаном поднялся столб воды и хлынул вниз в долину, сметая все на своем пути. Горный поток бушевал на том месте, где только что стояла Йордис. Покой ледяного царства нельзя нарушить безнаказанно. Вершина, соседняя с перевалом, стряхнула свой сон, и грозная лавина снежного обвала ринулась на нас. Я очнулся не скоро и странное чувство, что, открыв глаза, я увижу себя ребенком в постели, охватило меня. Может, этому способствовал дурманящий аромат, летевший из-за перевала и напоминающий запах дыма из трубки старика, спасшего когда-то меня в детстве. Веки мои с трудом приподнялись. Я лежал в сугробе снега почти у места нашей последней стоянки. Наступили сумерки, и вершины напоминали Догорающие языки гигантского пламени.
|
|
|
Незнакомая темная фигура поднималась по склону горы. На плечах ее сидела дочь Сигурда и Йордис. Рядом со мной виднелись глубокие следы человеческих ног. В одном из них что-то блестело. Я протянул руку: тончайшей резьбы золотой кленовый лист покрыл мою ладонь. Не помню, как я нашел силы встать и двинуться в обратный путь. Пастушеская хижина у подножия хребта укрыла меня от холода ночи, а затем по тропинке я добрался до селения. Семья Сигурда исчезла, и поиски, предпринятые местными жителями, не принесли результата, я же вернулся домой.
Всю ту долгую зиму меня преследовали воспоминания о гибели экспедиции, о превращении Йордис в реку, о странных словах Сигурда, предупреждавшего не разбудить Тролля.
Прошло три года, переживания мои потускнели и сменились другими.
Наконец, случай снова способствовал моему путешествию в горы. У подножия Кавказского хребта я остановился в небольшом лагере, куда собралась молодежь чуть ли не со всех сторон света. Дни посвящались походам в горы. Вечерами вокруг костра пели песни и танцевали. Как-то среди веселой толпы мои глаза обнаружили девушку, которая не принимала участия в общих затеях, а с напряженным вниманием следила за окружающими, словно кого-то пыталась найти. Красота ее не вызывала сомнений, но, когда начались танцы, никто не подошел, чтобы пригласить ее. Меж тем это, видимо, нисколько не огорчило красавицу. Слегка наклонив голову, она чему-то улыбалась, и длинные, золотистые от огня волосы, падая на лицо, создавали впечатление вуали. В ней чувствовались одновременно хрупкость и сила. Когда-то я увлекался скульптурой и знал, что выразительность тела может говорить подчас куда больше лица.
|
|
|
Поза, в которой сидела девушка, была примечательна: поджав под себя ноги, она откинулась назад, опираясь о землю. Руки напоминали простертые крылья или лепестки. Таков цветок Цикламены, весь воплощенная нежность против бури. Несколько вечеров подряд я наблюдал за незнакомкой, любуясь пластичностью ее фигуры, легкостью движений, неуловимой прелестью полуулыбки, постоянно скрывающейся за сетью волос. Наконец, очутившись рядом с каким-то старожилом, я спросил ее о ней.
— Не советую вам ею интересоваться, — ответил он, — если не хотите печальных приключений. Это Нирэ. Ее прозывают невестой Тролля. Трудно сознаться в суеверии, но она приносит несчастие тем, кто с ней сталкивается. Она бредит какой-то таинственной долиной, в которой круглый год царит Осень. Несколько новичков, увлекшись ее красотой, а может, и рассказами, отправились с ней на поиски этого места и не вернулись обратно. Обвинить Нирэ в умышленном злодействе нельзя. Она больше всех переживала исчезновение своих спутников, хотя и не могла толково рассказать об их конце. Вероятно, они бросили ее где-то в пути, сообразив, что она безумна, и напрасно пытались найти обратную дорогу.
— А как же возвращалась Нирэ? — спросил я.
— О, пожалуй, это основная причина, почему ее просватали за Тролля. У нее поразительная способность ориентировки. К тому же не раз люди были свидетелями, как она падала с обрывов, где всякого ждала бы неминуемая гибель. Но Нирэ всегда оставалась невредимой, будто и впрямь ее хранит горный дух.
Рассказ моего доброжелателя нисколько не остудил моего пыла.
Заиграл следующий танец, и я с трепетом коснулся руки Нирэ. Где-то я читал, что только дрессировщики знают цену первого прикосновения. Зверь может проявлять какие угодно признаки расположения, но только когда он позволит прикоснуться к себе и не нанесет удар, его считают прирученным. Мне не передать ощущений, которые возникли в тот момент.
|
|
|
Я был брошен навзничь на землю, я стал тонуть без воды, я испытал радость и страх самоубийцы, заглянувшего в бездну, куда он собирался ступить. Потом раздался голос Нирэ, и я уже не замечал, потому что смолкла музыка, потому что слышал другую, лившуюся из глубины души, что давно потух костер, потому что мрак ночи стал для меня ярче света от близости существа, прозрачность которого словно была пропитана лунным светом. Все фантастические образы и видения, окружившие меня при встрече с Сигурдом, вновь проснулись и безраздельно завладели мной.
— Ты пришел! — сказала Нирэ. — Я так ждала тебя. Теперь мы окончим путь и вернемся навсегда в Осеннюю долину.
Я глядел на нее, как зачарованный, с изумлением узнавая в ней черты маленькой дочери Сигурда и Йордис. С ее слов я узнал, что после обвала она очутилась на плечах старика, который медленно поднимался в гору к тому самому перевалу, где произошла страшная трагедия с ее отцом и матерью. Ужас девочки сменился восторгом, когда они пересекли границу снегов и вдруг очутились в царстве осени. Склоны гор были покрыты старыми кленами, дубравами, сменявшимися березняком, тисами, буком. На ветвях пламенела листва. Ветер срывал ее и нес в долину. Желтые, оранжевые, бордовые листья, кружась как в танце, спускались к голубому прозрачному озеру и покрывали ярким убором берега. Зеркало его вод было чисто, как небо в ясную погоду, и изливало ровный спокойный свет. Самым поразительным было то, что озеро сохраняло постоянное отражение солнца, которого могло и не быть над долиной.
Ночью в темном небе над горами сияли звезды, а лес озарялся лучами, исходившими от озера. И странной чередой сменялась стража двух солнц.
Когда восход возвещал явление нового дня, в тихой глади вод отражался закат, и малиновый диск медленно погружался на дно, превращаясь в исчезающую точку. Тогда в воздухе начинала звучать еле слышная музыка, опавшие листья оживали и поднимались к деревьям, которые покинули.
Немыслимые цветы распускались на полянах, распространяя дурманящий аромат. Горечь хризантем мешалась с грустной сладостью гиацинтов, терпкости астр противостоял запах лилий. Долина вечной осени принадлежала Троллю, который спас Нирэ от обвала. Жезл Сигурда не обманывал его, когда вел к этому месту. Любой листок, занесенный за пределы долины, превращался в чистое золото. Но самое чудесное началось тогда, когда Тролль закурил свою трубку. Воздух сгустился настолько, что Нирэ обрела способность к полету или плаванью в этой атмосфере. Она могла без крыльев медленно парить над лесом, подниматься к сверкающим утесам, где бродили антилопы, заглядывать в темные окна пещер, расположенных у обрывов. На уровне острых вершин ее взору представало далекое море, лежащее за хребтами, и необозримая облачная страна, никогда не смеющая закрыть небо над владениями Тролля. Наконец, Нирэ, упоенная, спустилась к волшебному озеру и окунулась в воду. Тело ее пронизали тысячи огненных игл и, когда она вышла на берег, то обнаружила, что из ребенка превратилась во взрослую девушку. Платье из плетеных кленовых листьев упало к ее ногам, а голову покрыл венок из дикого шиповника.
|
|
|
— Хочешь ли ты владеть этой долиной? — спросил Тролль.
— Да! — ответила Нирэ.
— Тогда ищи ее, и вместе с ней к тебе вернется твое детство. Да поможет тебе любовь!
Долина Осени исчезла, и Нирэ вернулась к людям. Много дорог с тех пор исходили ее ноги, тщетно пытаясь проникнуть в заповедные угодья Тролля. Несколько раз она была почти у цели. Но только сновидения позволяли ей вступить под сень нетронутого леса и взглянуть на светящееся озеро, и то каждый такой сон страшным образом совпадал с исчезновением ее спутников, словно их жизнями она платила за право входа в долину.
— Да поможет тебе любовь! — сказал Тролль. Жестокой насмешкой казались Нирэ его слова. Те, кто отправлялся с ней на поиски долины, вдохновлялись любовью к ней, а не жаждой узреть чудеса, в которые верила она одна.
И вот судьба снова свела меня с дочерью Сигурда и Йордис. Все, что произошло, не стоит долгих описаний. Я решил вырвать Нирэ из-под власти тех сил, которые привели к гибели ее отца. Я решил бросить вызов Троллю, который имел отношение и к моей судьбе. Отрывочными картинами встают перед моим взором дальнейшие события. Вот мы в городе, куда я силой увез Нирэ. Однако ни дом родителей, ни пышность городских развлечений, ни пылкость моих чувств не поколебали девушку в стремлении отыскать владения Тролля. Этому, верно, способствовали и многие странности, вмешивающиеся в нашу жизнь. Мы договаривались с Нирэ о встрече, приходили в одно время и в то же место, но не видели друг друга и расходились. Ночью я часто просыпался от стука в окно, за которым слышался голос Нирэ. Я подбегал и видел ледяную залу, которую пересекала тропинка из желтых листьев. По ней медленно отступал лысый старик в черном камзоле, тот самый, что являлся мне в детстве. Он улыбался и грозил пальцем. Дым из его трубки, наполнявший все помещение, постепенно рассеивался, и он исчезал вместе с ним.
Прошел год, и положение стало невыносимым. Отчаявшись изменить судьбу, я ринулся ей навстречу. Снова мы были с Нирэ в горах и снова шли к долине Осени. Наконец только знакомый перевал отделял нас от цели. Мы расположились на ночлег. Нирэ заснула, а я не мог сомкнуть глаз. За горами вставала яркая луна. Облака медленно ползли, цепляясь за хребет. На одной из вершин они сгрудились столь фантастическим образом, что напоминали гигантскую фигуру старика, в тяжкой дремоте опустившего голову на руки. Я не помню, что за чувство охватило меня, когда я бросился по узкой тропинке, ведущей к той вершине. Сверкающий поток преградил мне дорогу. Как в безумии, я бросился в воду, заклиная ее именем Йордис помочь мне добраться до хребта. И река словно вняла моему голосу, струи ее повернули в другую сторону, и легко подняли меня к ледникам, из-под которых она вытекала. Через короткое время я был у цели. Внизу подо мной расстилалась долина Осени. На вершине в ледяном троне спал мой лысый старик в черном камзоле. В руках его была длинная трубка, дым из которой не рассеивался, а свивался в грозную облачную фигуру, увиденную мною снизу. Я подкрался и, выхватив трубку, пустился бегом обратно. Гром раздался позади меня иль шаги Тролля, я не помню из-за ужаса, охватившего мое сердце. Впереди, указывая дорогу, бежал другой человек. Фигура его показалась мне очень знакомой. Вот, торопя меня, он обернулся, и я узнал Сигурда. У самой стоянки он исчез. Наступило утро, и мы с Нирэ не узнали прежнего места. От перевала не осталось следа. Чуждые взору ущелья сходились в тупике у отвесной стены хребта. Гигантский водопад низвергался с обрыва, и в пене его мелькали красные и желтые листья. Солнечный луч пробился сквозь тучи, сверкнуло золото в прозрачных струях потока, и тотчас исчезло в поднявшемся тумане.
Днем счастья хотел назвать я день, когда ввел Нирэ в свой дом в белоснежном платье невесты. Но он обернулся днем печали, когда среди шумной толпы гостей она исчезла, будто растаяла, оставив мне подвенечный наряд и память о единственном горьком поцелуе, хранимую моими губами. Три дня и три ночи я ждал Нирэ. Она не появлялась. Я достал смертельную дозу опия и, смешав с табаком, закурил трубку Тролля. Была глубокая ночь. Я потушил огонь во всем доме и сел в кресло. Бледный свет позади заставил меня оглянуться. Он лился из аквариума, стоявшего в углу комнаты. Как он оказался здесь, я не помню. Видно, это был свадебный подарок. Разглядывая его, я с изумлением стал узнавать картины осенней долины, о которых рассказывала Нирэ. Ну да. Вон крошечные деревья, покрытые желтыми и бордовыми листьями, вон чудесное озеро, в котором жило отражение солнца. Вон хребты, огораживающие долину, за ними далекое море. Нежная музыка зазвучала в моих ушах. Стеклянная преграда между мной и аквариумом исчезла, тело мое стало стремительно уменьшаться в размерах. Я успел взглянуть в зеркало. Лысый старик в черном камзоле и с длинной трубкой в зубах. Тролль. Вот в кого я превратился. Я сидел в аквариуме на вершине большого камня и курил. Жизнь моя не окончилась, ибо принадлежала не мне одному. Я передал ее моему фантастическому Троллю, который жил в обратную сторону, мне навстречу, и молодел одновременно с тем, как я старился. Он должен был продолжить мои дни, так же как я — его. Маятник вечных часов не останавливается. Противовесы, вызывающие его движение, встретились и поменялись местами. Нет, я не удивился, когда двери моей комнаты отворились.
«Живущие их смертью, их жизнью умирающие». Тролль, которого трудно было узнать, ибо он принял мой облик, стоял на пороге. Зато его спутница была так хорошо мне известна. Маленькая девочка с длинными золотистыми волосами, падающими на лицо и скрывающими улыбку, держала его за руку. Дочь Сигурда и Йордис смотрела на меня сквозь толщу стекла и воды. Ее звали Нирэ. И не ее ли любовь была тем волшебством, чьи лучи озаряли таинственным светом долину вечной Осени?
В содержание
ПРОТИВОРЕЧКА
В одном королевстве родилась Принцесса, которая никого и ничего не хотела слушать. Самым важным она считала собственное мнение, и ей так хотелось выделиться среди окружающих, что она всем противоречила, вопреки здравому рассудку. Потому, верно, и дали ей, кроме собственного имени, прозвище — Противоречка. Узнав об этом, она ничуть не расстроилась.
— Среди людских мнений так много невидимых речек, и многие предпочитают ходить по течению. Я же не такая как все, и потому иду против.
Тогда некоторые придворные изменили прозвище и стали звать ее — Противноречка. Но и это не смутило Принцессу.
— Конечно же, кому-то нравится речка, а мне она противна, и потому я выступаю против нее.
Меж тем общаться с Принцессой было нелегко. Если ей говорили, что пора идти спать, так как поздно, — она отвечала, что совсем не пора, так как еще очень рано. Если при ней хвалили еду и предлагали ей попробовать, она немедленно заявляла, что это невкусно, даже не попробовав угощения. Если на улице было холодно, она одевалась так, как будто стояла жара. Если кто-то хвалил ее одежду и говорил, что это красиво, она немедленно устраивала скандал и заявляла, что это безобразное платье она не станет носить. И так было во всем.
Пришлось королю и королеве, и всему двору переучиваться, чтобы найти подход к Принцессе. И если что-то было плохо, то это начинали хвалить, чтобы Принцесса поступала правильно, и наоборот.
Так, известно было, что Принцессе вредно есть много сладостей, чтобы не портить зубы и фигуру. Но, зная, что Противоречка будет делать все наоборот, ей приносили шоколад, леденцы, мороженое и умоляли съесть побольше, чтобы у нее были отменные зубы и грациозная талия. С тем же пылом ей начинали ругать хорошую классическую' музыку и поносить цветы с их прекрасным ароматом.
Конечно же, Принцесса, стиснув зубы, часами выслушивала музыку великих композиторов и требовала в свои покои букеты роз и лилий.
Все было бы в конце концов ничего, но одно беспокоило семью. Придет время, и Принцессу нужно будет выдавать замуж. Сумеют ли они убедить принца, что Принцессе необходимо на черное говорить белое, на плохое — хорошее и так далее? И вот, действительно, пришло время, и явились ко двору принцы, чтобы посвататься к Принцессе. Первый же претендент на ее руку пришел в ужас, встретившись с ней. Как принято было в правилах хорошего тона, он представился.
— Я принц Гастон V из страны Гастонии!
— Никакой вы не принц, и такой страны — Гастония — нет на свете!
Что было ответить на это? Оскорбленный искатель отправился восвояси. Второй принц начал с объяснений в любви, на что Принцесса ответила, что он обманывает ее.
— Нет, нет! Я вижу, что вы ненавидите меня, и ваше коварство замышляет убить меня, — заплакала Противоречка.
Такая же история приключилась и с остальными женихами. Но вот однажды, на маскараде, Принцессе понравился один ловкий кавалер, который умело танцевал и был безукоризненно одет по моде.
Принцесса, скрытая маской, сама пригласила его на танец. Приняв ее за придворную фрейлину, кавалер дерзко оглядел ее и сказал, что не хочет с ней танцевать.
— Неправда, вы очень хотите, но боитесь меня, и потому отказываетесь, — заявила Принцесса.
Удивленный молодой человек подчинился ее требованию. Сухо поблагодарив, он постарался отойти подальше от навязчивой дамы, но она вновь нашла его и пригласила еще станцевать.
— Но вы мне не нравитесь! — откровенно заявил кавалер. В ответ послышался смех.
— Чушь! Вы от меня без ума и, пожалуй, я подумаю над тем, не отдать ли вам свою руку.
— Но я не собираюсь жениться! — чуть не закричал кавалер. Однако его дама пришла в восторг. Взяв его за руку, она сняла маску, подошла к королю и попросила благословить их на брак. Узнав Принцессу, кавалер смутился.
— Прошу прощения, ваше высочество, я не принц, а всего-навсего странствующий художник.
— Очаровательная шутка, — сказала Принцесса. — Он, несомненно, принц, а не странствующий художник.
Что было делать? Принцессу обвенчали с кавалером.
— Пора навестить ваше королевство, — обратилась как-то Принцесса к своему супругу. Озадаченный молодой человек не смел противоречить. Они отправились в путь.
— Оденьтесь потеплее, — предложил кавалер. — Уже близится зима.
— Ерунда, еще только начинается осень, — ответила Принцесса. И вот, скрепя сердце, ей пришлось испытать мороз и голод, а затем в жалкой лачуге утверждать, что это великолепный дворец. В конце концов, кавалер решил, что Принцесса сошла с ума, и поместил ее в лечебницу для душевнобольных, а сам сбежал подальше, чтобы его не нашли. В лечебнице Принцессе пришлось не так уж плохо. Она встретилась с людьми, которые, как и она, на черное говорили белое, на холодное — горячее, на плохое — хорошее. Противореча им, она вернулась к действительно правильному соотношению вещей. Горькое стала горьким, потому что больные принимали его за сладкое, красивое стало красивым, холодное — холодным, доброе — добрым. Но самое главное, что доктор, лечивший Принцессу, пришел в восторг от своего умения лечить и прославил свою лечебницу на весь мир.
Эта слава дошла и до родителей Противоречки. Тогда они догадались, где искать исчезнувшее дитя. Принцессу торжественно возвратили во дворец.
— Как печально вас видеть, ваше высочество! — обратился к ней первый министр, привыкнув ко лжи.
— До чего ужасно, что вы возвратились, это повергает нас в ужас! — подхватили остальные придворные. Принцесса молча посмотрела на них, и глаза ее наполнились слезами.
— В самом деле, я так долго заставляла вас страдать… Что верно, мне не найти слов, чтобы испросить прощения.
Ошарашенные придворные пали на колени.
— О нет, нет! Мы счастливы! Вы вернулись. Вы здоровы и улыбаетесь радости и разделяете с нами печали. Разве может быть для нас большее счастье, чем счастье служить вам!
И все вернулось на свои места. И Принцесса уже стала не Противоречка, а Доброреченька. За что ее все любили, и, конечно же, она вскоре нашла славного Принца и была правдива и счастлива, как только бывает в сказках!
В содержание
Глава 3. ТЕРАПИЯ ПОТЕРЬ
Когда человек теряет близкого, для него теряют смысл и сказки со счастливым концом. Но, с другой стороны, ему очень важно разделить с кем-то свое горе. Поговорить об этом с тем, кто понимает его состояние без слов, кто не дает полезных советов и рекомендаций, кто готов сопереживать, открывая новые стороны явления потери. Психотерапевтические сказки в этом случае незаменимы. В них нет «уроков», «полезной» информации, но в них есть описание ОПЫТА потери, горевания, возвращения к жизни. Идея бесконечности жизни является ключевой идеей таких сказок.
Эти сказки просто читают или рассказывают и редко обсуждают. Задача психолога в этом случае — помочь клиенту пережить горе, постепенно изменяя отношение к себе и жизни.
ГРЕМУЧАЯ ЗМЕЙКА
На земле нет никаких дел…
Доктор Эд Лесли не мог отвязаться от этой мысли. Ранней весной, ощутив себя на грани нервного истощения, он все бросил и сбежал в горы. Интенсивность городской жизни, перегруженность работой, бесконечная вереница больных вдруг оборвались. Их место заняла яркая зелень просыпающегося леса тысячи ароматов, притаившихся на альпийских лугах, немыслимые краски, в которые одевались заснеженные хребты. И, главное, удивительная тишина, исходившая от природы. Ее не нарушал грохот водопадов и шум ветра в деревьях. Она царила всюду, и Лесли был оглушен ею. Разговаривая, он невольно понижал голос, оставаясь один, затаивал дыхание и прислушивался. Чистый воздух заставлял его забывать о еде, прозрачности потоков было достаточно, чтобы утолить жажду.
Очарование жизни дополняла восьмидесятилетняя старуха, хозяйка дома, в котором поселился доктор. Худая и сморщенная, как высохший лист, она ходила медленно, пошатываясь, часто присаживалась на корточки и замирала. Тогда она словно превращалась в уродливый пенек, поросший древесными грибами, или фантастическую корягу, какие попадаются на морском берегу. От нее-то Лесли и получил свое откровение: «На земле нет никаких дел».
Поначалу он рассмеялся:
— Как нет? Вот, например, если б врачи не лечили, люди бы умерли.
— Они все равно умрут, — последовал мрачный ответ.
— Да, но тогда представьте другое, если все перестанут заниматься делами, наступит голод.
— Еда не дело, — возразила вещунья, и он понял ее мысль.
Действительно, добыча пищи вряд ли составляет десятую долю того, чем занят мир. Конечно, Лесли мог продолжать спор, но в это время взгляд его скользнул к горам.
На вершинах словно осыпались лепестки пышных пионов, распустившихся в облаках. Это заходило солнце. В красоте заката растаяли слова.
И вот, бродя по окрестным ущельям, доктор вновь и вновь раздумывал над мыслью старухи. Она казалась темной и абсурдной, но в то же время хранила какой-то скрытый смысл. Жизнь Лесли и подобных ему была проникнута духом «дела». Они надрывались, спешили, куда-то стремились — и все ради «дела». О сколько кажущихся необходимыми, все новых средств для жизни создавало общество, но кто смог бы утверждать, что он умеет жить, что смысл этой безумной погони ему открыт, что он, наконец, счастлив, выполнив свои дела? Лесли отбросил привычные взгляды, и вдруг ощутил радость свободы. Каким грузом висели на нем все эти… «надо», вечные мысли о делах, заботах!
«На земле нет никаких дел», — вдруг стало чуть ли не его молитвой. Для докера открылся другой мир, и он, будто вспомнил язык животных, понял настроение деревьев, заметил характеры камней.
По праву, Лесли мог считать себя заново рожденным. Теперь он глядел на старуху без прежнего превосходства и в словах ее находил для себя немало полезного. Но она говорила редко.
Как-то перед отъездом доктор забрел в глухую долину высоко в горах. "Пропитанный смолистым воздухом хвойный лес остался позади. Лесли окружал кустарник, прижавшийся к земле, да кое-где редкие деревца, на которых еще не распустились почки. Склоны гор стояли обнаженными, местами в балках лежал снег. Потрескавшиеся скалы поросли буйным лишайником, Унылый вид долины тягостно подействовал на Лесли, и чтобы отвлечься, он вытащил свирель. Не раз она избавляла его от неприятных настроений в городе, а здесь он еще ни разу не играл на ней. Лесли приложил ее к губам, Тотчас отозвалось эхо. Случайное расположение гор вдруг выявило странный акустический эффект. Мелодия исчезала в одном месте, через минуту появлялась в другом, наслаивалась на ту, что летела из третьего. Горы перебрасывали ее, как мяч, и вот словно целый оркестр зазвучал в долине. Пораженный доктор давно уже опустил инструмент, испугавшись вызвать обвал, а музыка все продолжалась, то нарастая, то слабея. Наконец последние звуки смолкли.
Снизу пахнул холодный ветер. Тяжелая туча, почти на том же уровне, что и путник, скрыла солнце и потянулась в долину. Стало темнеть. Лесли решил подниматься выше и, может, найти убежище от дождя.
На обломке плоской скалы, нависшей над ручьем, сидел крошечный человечек, уткнув голову в колени. Его можно было принять за годовалого ребенка, но длинные ногти на руках, седая борода и лоб, покрытый морщинами, опровергали это предположение. Фиолетовый камзол из бархата, перехваченный золотой парчой, облачал его фигуру. Волосы стягивал обруч, украшенный сверкающими камешками. Заметив Лесли, человечек чуть улыбнулся и кивнул.
|
|
|
