Концепция искусства в эстетике Чернышевского

Признание примата действительности над искусством, утверждение его отражательной природы — все это позволило Чернышевскому сделать дальнейшие шаги в развитии мате­риалистической эстетики и послужило основой для построения теории искусства, охватывающей наиболее существенные сторо­ны отношений искусства к действительности. Эти отношения сводятся к следующим четырем моментам: 1) искусство есть воспроизведение действительности; 2) оно является объяснени­ем жизни; 3) искусство выносит приговор действительности; 4) оно становится учебником жизни.

Основным и исходным тезисом в учении Чернышевского выступает тезис: «искусство есть воспроизведение действитель­ности». Эту формулу, предложенную Белинским, Чернышев­ский принимает, теоретически обосновывает и развивает. Он противопоставляет понятие «воспроизведение» термину «под­ражание», показывая, что воспроизведение основано на позна­нии жизни (включая и природу, и человека, и человеческое общество), в то время как понятие «подражание» пробуждает мысль о «подделке под внешнюю форму, а не о передаче внут­реннего содержания».

Поскольку же искусство должно воспроизводить главным об­разом человеческую жизнь, т. е. то, что изучает и наука, по­стольку Чернышевский, как и Белинский, систематически со­поставляет искусство с историей и политической экономией, подчеркивая его близость к общественным наукам, его со­циальную познавательную направленность. Продолжая сопо­ставление искусства и науки, он показывает, что оба эти фено­мена призваны объяснять явления действительности. «Искусство относится к жизни совершенно так же, как история... Первая задача истории — воспроизвести жизнь; вторая...— объяснить ее... Совершенно то же самое надобно сказать об искусстве». Объясняя действительность и сближаясь тем самым с наукой, искусство делает это в осо­бой, конкретно-чувственной, образной форме. Следуя и здесь учению Белинского, Чернышевский разрабатывает положение о типизации как средстве образного познания жизни. В типи­ческом образе обобщаются «существенные черты подлинника», и художник должен уметь «отличать существенные черты от несущественных».

По и объяснения действительности, по мнению мыслителя, недостаточно для полноценной реализации возможностей, за­ложенных в художественном творчестве, ибо, «интересуясь явлениями жизни, человек не может волею или неволею, со­знательно или бессознательно не произносить о них своего при­говора... приговор этот выражается в его произведении — вот новое значение произведения искусства, по которому искус­ство становится в число нравственных деятельностей челове­ка». Поэтому искусство всегда идейно, всегда выражает тенденции развития тех или иных слоев общества.

В «Очерках гоголевского периода» (1855) Чернышевский писал: «Литература не может не быть служительницей того или другого направления идей: это назначение, лежащее в ее натуре, — назначение, от которого она не в силах отказаться, если бы и хотела отказаться». Тем самым критик продолжил ту борьбу, которую вел Белинский с аполо­гетами «чистого искусства». Он показал, какому именно идей­ному направлению хотели подчинить литературу сторонники этой теории — проповеди эпикуреизма, примирения с жизнью и наслаждения ею. Это направление уводило художественную деятельность от интересов и потребностей народа и превраща­ло его в игрушку господствующих классов. Чернышевский доказывал, что подлинную действенную силу дает искусству только тесная связь с насущными общественными потребно­стями, с передовыми идеями времени.

В своей диссертации ученый поднимает вопрос и о способе выражения в искусстве идей художника. Для него вынесение приговора — это прежде всего мыслительная деятельность, и идеалом художника является человек мыслящий. Но вместе с тем без эмоционального отношения, без «живого сердца», «искреннего воодушевления» и «живого сочувствия всякой доброй, здоровой и благородной идее» не может быть худо­жественности. Писателю необходимы талант, ум и сердце. Чер­нышевский отмечал, что у таких писателей «их благородное сердце, их просвещенный ум ведут их по прямой, но един­ственной дороге к славе, внушая им потребность действовать на пользу исторического развития, быть служителями идей гуманности и улучшения человеческой жизни».

Логика исследования природы искусства подводила Черны­шевского к решению проблемы его общественного назначения. Если художественное произведение отражает действитель­ность, объясняет ее и оценивает, то, следовательно, оно ста­новится учебником жизни. Специфичность же воздействия искусства на человека состоит в том, что это «такой учебник, которым с наслаждением пользуются все люди, даже и те, которые не знают или не любят других учебников». Искусство вызывает светлое, радостное расположение духа, делает человека добрее и лучше, развивает в нем все хорошее, и знание жизни, доставляемое искусством, усваива­ется благодаря эстетическому наслаждению легко и приятно.

Следует сказать также несколько слов о деятельности Чернышевского как историка эстетики. Первое место среди его работ, посвященных этой тематике, занимают «Очерки гоголевского периода русской литературы», в которых был осуществлен анализ развития русской эстетической мысли XIX в. и прежде всего учения Белинского.

Рассматривая эстетические взгляды Белинского, Чернышевский пока­зал сложный, противоречивый путь их формирования и определил основные "достижения его теории. Он указывал, что именно Белинскому принадлежит заслуга определения отношений литературы к действительности, провозгла­шения ее «служительницей интересов общества». Чернышевский показал историческое место эстетики Белинского и ее влияние на развитие русской литературы, особо подчеркивая, что «с того времени, как писал Белинский, развитие наше не сделало еще столь значительных шагов, чтобы его мысли потеряли прямое отношение к нашему настоящему».

Другая крупная работа Чернышевского как историка эстетики, оставшая­ся незаконченной,— исследование «Лессинг, его время, его жизнь и деятель­ность» (1856—1857). Это сочинение, в котором тонкая и точная характери­стика воззрений и творчества великого немецкого мыслителя удивительно сочеталась с выявлением общности судеб немецкой культуры XVIII и рус­ской культуры XIX в., не потеряла своей научной ценности и по сие время.

Обобщая сделанное Чернышевским в середине 50-х годов в истории русской эстетики, следует сказать, что он создал целостную и последовательную эстетическую теорию, которая систематизировала и обобщила выводы, обретенные Белин­ским в конце его сложного и противоречивого пути, развила их и заполнила имевшиеся в них теоретические пробелы, опро­вергла всю систему рассуждений защитников «искусства для искусства», опиравшихся на немецкую идеалистическую эсте­тику.