 |
Кейс № 5. «Если бы я был учителем»
|
|
|
|
Цель кейса: формирование у будущих педагогов особого чувства – причастности ко всему, что происходит в педагогическом сообществе.
Начало рождения педагога, зачастую, начинается не в высшем учебном заведении, не на пером проведенном уроке, а в детстве, когда ребенок попадает к любящему, понимающему педагогу, которому подражает во всем, мечтая стать в будущем таким же он. Однако недоброе отношение педагога к ребенку может также дать толчок к зарождению мечты стать учителем, но не таким, а лучшим, способным принимать и понимать ребенка как личность. Материалом для кейса послужили отрывки из рассказа Н.З. Соломко «Если бы я был учителем». Главный герой, ученик-второгодник, и не думал быть учителем, но неверие в него классного руководителя не озлобило мальчика, а напротив заставило задуматься над вопросами «А такие ли должны быть учителя?», «Кто виноват, что люди становятся злыми?».
Вопросы и задания для обсуждения:
1. Охарактеризуйте профессиональное поведениеАнны Михайловны.
2. Что для Андрея Митюшкина является источником развития?
3. Как Вы думаете, перед кем стыдно Митюшкину?
4. Проследите за началом рождения в Андрее учителя. Охарактеризуйте каждый его шаг навстречу профессии.
5. Как Вы думаете, получится ли из Андрея хороший учитель? (обоснуйте свою точку зрения).
Материал к кейсу
Что Земля круглая, нам объясняли в школе. Но я это знал и сам, еще до школы. Наш поселок по имени Полуночное стоит на самой макушке Земли. Когда утром выходишь из дому, то сразу видать: Земля круглая, все в порядке улочки, обозначенные пунктиром деревянных одноэтажных домов, разбегаются от наших ворот и тянутся вниз, вниз – к лугам... В лугах пасутся кони. А за лугами – ближний лес, он светло-зеленый. А за ним – синь и темень тайги до самого горизонта. Сразу за горизонтом – Сибирь...
|
|
|
Я иду в школу по круглой Земле и думаю о лошадях, что пасутся в лугах и ждут меня. А я иду в школу...
Кто бы знал, как мне туда неохота!
Мое любимое время года – лето. Потому что не надо в школу. Летом я мечтаю стать лесником: в лесу тихо и никто не кричит, в лесу так хорошо, что и взрослым становиться необязательно.
Зато осенью, зимой и весной мое главное желание – скорее, во что бы то ни стало вырасти! Стать большим, сильным, недоступным. Чтобы меня все боялись и не трогали. Осенью, зимой и весной я мечтаю стать милиционером. А то слишком много хозяев! И каждый знает, каким ты должен быть, что ты должен делать. И каждый уверен, что он может поучать тебя, запрещать и наказывать.
Например, моя классная, Анна Михайловна... Когда она говорит: «Я из вас сделаю людей!» – мне становится страшно.
А когда она говорит: «Вырастете – сами спасибо скажете!» – я смеюсь. Потихоньку, конечно, чтоб она не заметила. Никогда, никогда я не скажу ей спасибо, пусть мне хоть сто лет будет! Она злая. А может, и не злая, а просто за что-то всех нас очень не любит. А за что – никто не знает...
В общем, конечно, я сам виноват. Я сам дурак! Остался на второй год. Один остался – все мои друзья ушли. Вон они – рядом, бегают по школьному двору, курят потихоньку за поленницей, идут домой, размахивая портфелями... Но что-то произошло, что-то разделило нас. Наверно, то, что они – в шестом, а я – в пятом. И я обхожу их стороной, стараюсь не встречаться. А новых друзей у меня нет. Ну их, они же малышня... Поэтому я все время один. Поэтому я весь год читаю книги. Там много всяких людей, они как живые, я люблю их. Но я про них знаю, а они про меня – нет, а так хочется поговорить с кем-нибудь, кто все понимает и не сердится... С мамой? Ей некогда. И она не любит говорить про книги. Я понимаю – ей трудно, она переживает из-за того, что я остался на второй год. Она любит меня и не любит, когда я читаю. Она говорит:
|
|
|
– Лучше – учись! Что тебе эти книги? Все, что нужно, написано в учебнике...
Я не спорю с мамой – я ее люблю. Особенно сейчас, когда она уже месяц лежит в больнице и я живу совсем один. Хуже всего вечером. Я не боюсь темноты. Но больно тихо в доме, нет шагов. Я не могу к этому привыкнуть. Поэтому все вечера провожу в лугах – у лошадей.
Они – добрые, хоть и молчаливые. Я разговариваю с ними. Они слушают и тихонько фыркают. С ними хорошо. И конюх, дядька Самойленко, меня не гонит, разрешает кататься.
– Митюшкин, ты опять без сменной обуви?! – встречает меня на пороге школы Анна Михайловна.
– Опять, – отвечаю я.
– Ты, Митюшкин, не дерзи! – сердито говорит Анна Михайловна и смотрит на меня не мигая. – Ты, Митюшкин, достукаешься! Взрослый балбес, а понятия как... – Она замолкает, подыскивает сравнение пообидней.
–...как у первоклассника, – подсказываю я.
– Ну уж нет! Первоклассник рядом с тобой – Сократ!
– А это кто такой? – выпучив глаза, интересуюсь я.
– Ну и неуч! – отвечает она.
– Нет, правда, это кто? Писатель, что ль? А чего он такого написал?
– Вы поглядите на него! – возмущается Анна Михайловна. – Он мне будет экзамены устраивать! Пришел без сменной обуви, да еще и разговаривает!
Я ухожу и, уже поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице, слышу, как Анна Михайловна говорит кому-то:
– Вы можете себе это представить – дожить до таких лет и не знать, кто такой Сократ! Тупейшей души человек этот Митюшкин!
– Да чего вы от него хотите – второгодник! – успокаивающе отвечают ей.
Мне смешно. Я ведь знаю, кто такой Сократ. Просто Анне Михайловне про это не говорю. Зачем?
Почему-то в школе я совсем другой. Я очень вредный в школе. Раньше со мной этого не было. Раньше я был тупица, но тихий. А теперь я тупица и хулиган. Так про меня говорят.
Раньше, когда меня ругали и спрашивали: «Тебе не стыдно?!» – я опускал голову и говорил: «Стыдно».
А теперь я говорю: «Не!» – и нахально улыбаюсь.
Я улыбаюсь нахально и мучаюсь. Потому что – я же знаю – человек должен быть добрым. А я – злой. Что-то со мной случилось, что ли. В школе я как с цепи срываюсь. Не могу я в школе быть добрым. Да от меня ведь этого и не требуют. Требуют, чтоб я был послушным...
|
|
|
Я не люблю себя такого – злого, вредного и улыбающегося нахально, но поделать с собой ничего не могу. Когда я говорю: «Не!» – и улыбаюсь, я вру. На самом деле мне стыдно. Но не перед Анной Михайловной, а перед кем-то другим. Не знаю, перед кем...
***
Сейчас вы напишете сочинение на вольную тему: «Если бы я был учителем»...
– Уя!..
–...а мы их отправим в Москву, в «Пионерскую правду».
– Прямо в газету?!
– Ой, а ошибки?!
– Ошибки я проверю и исправлю.
– Ой, спасибо, Анна Михайловна!
– А чего писать-то?.. – с недоумением спрашивает Афанасьев.
– Про школу. Про то, что каждый должен стараться учиться, про любимые предметы и учителей... – объясняет Анна Михайловна. – Хватит разговоров, начинайте, а то не успеете.
А Ленки и Цыбулько все нету...
– А если я не хочу быть учителем? – спрашиваю я с места. – Тогда как?
– А тебя, Митюшкин, никто в учителя и не приглашает! – пожимает плечами Анна Михайловна. – Ты вообще можешь не писать, это не учебное задание...
Но я пишу.
Пишу торопливо. Наверное, делаю много ошибок. Ну и пусть! Мне весело и страшно...
«Митюшкина А., ученика 5 «В». Сочинение. «Если бы я был учителем»:
«Смешно даже думать об этом! Быть учителем я не хочу ни за что, и представлять это не хочу даже понарошку. Надо быть совсем дураком, чтобы не понимать, что все должно быть не так, а совсем наоборот!
Вот как я это себе представляю: прихожу я в школу, а все учителя говорят мне:
«Здравствуй, Андрюша!» – и глаза у них добрые.
«Здрасте! – отвечаю я сурово и иду себе мимо. – Вызовите-ка ко мне директора! Что-то его второй день в школе не видать, прогуливает опять?!»
«Да он на совещании был», – заступаются учителя.
«А вот я сейчас разберусь, где он был!» – грозно обещаю я.
Прибегает директор. Очень испуганный. Смотрит в пол.
«Ты меня вызывал, Андрюша?»
«Зайдите ко мне в класс», – говорю я сердито.
В глазах у меня – лед, в голосе – сталь.
Мы входим в класс.
«Так вот зачем я вас вызвал, Владимир Палыч, что-то опять у учителей дисциплина разболталась. Опять они безобразничают на уроках!»
|
|
|
«Боже мой! – бормочет директор. – Неужели опять?»
«Представьте себе! Вчера на географии Юлия Ивановна обозвала Петрова бестолочью! Что это – метод воспитания в вашей школе?»
Директор разводит руками:
«Ох, Андрей, у меня уже просто руки опускаются! Сколько раз я ей говорил! Но, знаешь, ее надо понять – у нее сейчас неприятности дома, помнишь, я тебе в прошлый раз говорил...»
«А может, у Петрова тоже неприятности дома? – укоризненно говорю я. Но он ведь не обзывается...»
Директор молчит, лицо у него несчастное, он вот-вот заплачет, будто он не директор, а маленький обиженный мальчик.
«Да ладно вам! – говорю я. – Чего вы, в самом-то деле! Чем плакать, лучше бы попробовали разобраться, что там к чему, в этой вашей педагогике! Это же просто!»
«Как же! – машет рукой он. – Вот ты сам сперва попробуй, а потом и говори!»
«По-моему, – говорю я, – надо просто быть добрым... Ну... Наверно, надо просто любить своих учеников...»
– Ты с ума сошел! – испуганно бормочет он. – Разве это просто?!»
– До конца урока двадцать минут! – объявляет Анна Михайловна. Поторапливайтесь!
А Ленки и Цыбулько нет и нет! Где они? Может, их в милицию забрали?.. За что?
– Митюшкин, что ты там пишешь? Я же сказала: тебе писать не надо.
Я не отвечаю, пишу дальше.
«...Директор вздыхает.
«Обратите особое внимание на поведение Анны Михайловны, –выговариваю ему я. – Вчера она...»
«Обзывалась?»
«Хуже! Ударила Саньку Лапкина указкой!»
«Какой ужас! – стонет директор. – Какой позор!» – и хватается за голову.
«Немедленно позвать сюда Анну Михайловну!» – распоряжается он.
Ее приводят.
Директор волнуется, краснеет и даже не сразу может заговорить.
«Вы! – наконец произносит он. – Как вы смели?! Как могли, а?!»
Анна Михайловна с ходу начинает шмыгать носом.
«Я больше так не буду... – обещает она. – Понимаете, он...»
«Кто?»
«Лапкин... Он вертелся... а у меня указка в руке была... И... все как-то само собой вышло...»
«Та-ак! – зловеще тянет директор и оборачивается ко мне: – Что будем делать, Андрей Петрович?»
«Я думаю, – говорю я, – пора исключить Анну Михайловну из школы. Довольно мы с ней мучались! Уговаривали, помогали, беседовали... Всякому терпению бывает конец!»
«Простите меня! – в голос ревет Анна Михайловна. – Я больше так никогда-а-а...»
«Нет, даже не просите! – мрачно заявляет директор. – Мне ваши обещания во где сидят! Вот переведем вас в школу для трудных, пусть там с вами разбираются!..
И тут звенит звонок. Я сдаю свой листок Анне Михайловне.
***
– То есть как это вы мальчиков не берете? – спрашиваю я их.
|
|
|
– Очень просто! – отвечают они.
Вокруг меня суетятся. На меня прибегают посмотреть.
Приходит председательница приемной комиссии, очень строгая, очень толстая, в очках.
– А почему вы хотите поступить именно к нам? – подозрительно спрашивает она.
– У вас в правилах приема не сказано, что вы мальчиков не берете! начинаю сердиться я.
Кладу документы на стол.
В комнате тихо. Председательница приемной комиссии со вздохом рассматривает мое свидетельство о неполном среднем образовании.
– А троек-то, троек... – качает она головой.
– У вас в правилах приема не сказано, что вы только отличников берете! – огрызаюсь я. – Я ж не прошусь к вам без экзаменов! Буду сдавать, как все...
– Разумеется... – неуверенно соглашается она. – Но почему же именно к нам? Почему не в ПТУ... Не в техникум, в конце концов?
– По-моему, у нас в стране человек сам выбирает, кем ему быть! объясняю я.
Спорить с этим утверждением трудно, поэтому некоторое время все молчат.
Я тоже.
– Ну хорошо... – вздыхает председательница. – Как вас зовут?
– Там написано, – киваю я.
– Митюшкин Андрей... – читает она.
– Петрович, – уточняю я.
– Дело вот в чем, Андрей... Петрович... У нас ведь учатся, в основном, девочки... То есть мальчикам, конечно, не запрещается к нам поступать... Но как-то они к нам не идут. Они все больше в техникумы идут...
– Это их дело, – отвечаю я. – А мне в техникум не надо. Мне сюда надо.
– Н-да... – переглядывается она с окружающими. – Ну а не проще ли тогда уж закончить школу и поступить сразу в институт?
Я пожимаю плечами, вот ведь пристали.
– Нет, не проще.
– Да пойми: не станешь ты у нас учиться! Ну, поступишь, допустим! И все равно сбежишь через месяц!
– Почему это?
– Андрей, миленький ты мой, ну что ты будешь делать – один среди трехсот семидесяти пяти девочек? Ну пойми сам!
– А чего тут думать? Учиться буду!
Снова тихо. Я стою у стола и уходить не собираюсь.
– Господи! – вздыхает председательница приемной комиссии. – Это просто конец света какой-то!.. Мальчик пришел... Ты можешь мне объяснить, почему ты хочешь поступать именно к нам? Это уму непостижимо – мальчик!..
– А чего тут непостижимого? – отвечаю я. – Это ведь педагогическое училище?
– Вот именно! – подтверждают присутствующие.
– Ну и вот! – говорю я им. – А я хочу стать учителем. И как можно скорей...
***
Конечно, так было бы красивее: драться одному против шестерых. Во всяком случае, пока стоишь на ногах... А потом? Когда они меня свалят и ногами им будет удобнее?..
Надо сматываться, это точно! Я сделал еще шаг назад... Нет, я не боялся их, я их ненавидел! Я думал о них раньше. Ну, не об этих именно, а вообще о таких, я их много видел... Мне они никогда не нравились, но когда они никого не пинали ногами, а просто бродили в одиночку по улицам и глаза у них были тоскливые, как у людей, мне было их жалко. Я думал: так получилось, что они – не люди... Это их несчастье. Я жалел их потому, что ничего у них не было в этой их дурацкой и злой жизни и ничего им было не надо... Есть... Пить... Ходить толпой, чтоб все расступались и боялись их... А зачем нужно, чтоб их боялись, они ведь и сами не знают... Мне это странно было: ведь все мы родились похожими, и все – людьми... Как же они стали такими? Разве они не знают, что если пнуть человека ногой, то ему больно? Или знают и им это нравится? Почему? Может быть, их не учили быть людьми? Но тогда кто-то ведь виноват в этом?.. Кто-то должен был их научить?.. Я поэтому решил стать учителем... Потому что я и сам мог быть таким, только мне пнуть было трудно... Мне жалко было... Но я же помню... Живешь-живешь, и всякий над тобой хозяин, всякий командует как хочет. Потому что он – сильный. Или он – старше. А ты – маленький, ты делай что велят. А обиды копятся, просто нет сил пока ответить... И все думаешь: вот вырасту, тогда я вам!.. Я вам всем!..
Я ведь и учителем сначала решил стать, чтоб отомстить... Анне Михайловне хотя бы... Я потом только понял, что не мстить надо, а заступаться, потому что иначе что получится? Как вы мне, так и я вам, да?.. (Соломко Н. З. Если бы я был учителем повести и рассказы / Наталья Зоревна Соломко; [худож. Е. Стерлигова]. – М.: Дет. лит., 1984. – 207 с).
|
|
|
