Джордж Мартин 2 страница

– За Дейком, милорд, – поправил Беннис. – Простите великодушно, ведь вы знали его, а я нет, однако его звали Дейк.

– С разрешения милорда, я мог бы съездить в Золотую Рощу и, рассказать лорду Ровану об этой плотине, – сказал Дунк. Рован был сюзереном как старого рыцаря, так и Горячей Вдовы.

– Ровану? Нет, там вы помощи не найдете. Сестра лорда Рована вышла за Вендела, кузена лорда Вимана, стало быть, он родня Горячей Вдове. К тому же он не любит меня. Отправляйтесь завтра по моим деревням, сир Дункан, и соберите всех пригодных к бою мужчин. Я стар, но пока еще не умер. Эта женщина скоро увидит, что когти у шахматного льва еще есть!

«Два когтя, – сумрачно подумал Дунк, – и один из них я».

 

На землях лорда Юстаса имелось три деревеньки – в каждой горсточка хижин, овечьих загонов и свинарников. В самой большой была даже крытая соломой септа с корявыми изображениями Семерых, начерченными углем на стенах. Мадж, горбатый старый свинарь, побывавший когда‑ то в Староместе, каждые семь дней устраивал службы. Дважды в год деревню посещал настоящий септон, отпускавший грехи именем Матери. Крестьяне с радостью принимали прощение, но визитов септона не любили, поскольку его приходилось кормить.

Дунку и Эгу они обрадовались ничуть не больше. Дунка здесь знали как нового рыцаря сира Юстаса, но предлагали разве что воды напиться. Большинство мужчин работали в поле, и из хижин вылезли только женщины, ребятишки да дряхлые старцы. Эг вез знамя Осгри – лев на задних лапах в зеленую и золотую клетку, на белом поле.

– Мы приехали из Оплота по поручению сира Юстаса, – сказал Дунк. – Всем здоровым мужчинам от пятнадцати до пятидесяти лет приказано завтра явиться к башне.

– Война, что ли? – спросила тощая баба с грудным ребенком на руках. Еще двое детишек цеплялись за ее юбку. – Снова черный дракон пришел?

– Драконов не будет – ни красных, ни черных, – ответил Дунк. – Надо решить спор между шахматным львом и пауками. Горячая Вдова отвела вашу воду.

Эг обмахивался шляпой, и женщина посмотрела на него с жалостью.

– Парнишка‑ то совсем без волос. Хворый, видать?

– Я их брею, понятно? – Эг снова нахлобучил шляпу, повернул Мейстера и поехал прочь.

Экий он сегодня вскидчивый, слова ему не скажи. Дунк догнал мула и спросил своего надутого оруженосца:

– Ты злишься, что я не заступился за тебя вчера перед сиром Беннисом? Мне он не больше по душе, чем тебе, однако он все‑ таки рыцарь. Ты должен говорить с ним учтиво.

– Я ваш оруженосец, а не его. Он грязный и ругается скверными словами, да еще и щиплется.

«Знай он, кто ты такой, он бы раньше обмочился со страху».

– Он и меня щипал. – Дунк позабыл об этом, но когда Эг сказал, вспомнил. Сир Арлан и сир Беннис входили в число рыцарей, которых один дорнийский торговец нанял проводить его из Ланниспорта до Принцева перевала. Дунк тогда был не старше Эга, хотя и выше. «Все бока мне исщипал до синяков, – вспомнил Дунк. – Пальцы у него были как железные клещи, но я ни разу не пожаловался сиру Арлану. Один из их рыцарей пропал у Каменной Септы, и поговаривали, что сир Беннис распорол ему живот в пылу ссоры». – Если снова будет щипаться, скажи мне, и я это прекращу. А пока что поухаживай за его конем, ничего от тебя не отвалится.

– Кому‑ то все равно надо, – согласился Эг. – Беннис его никогда не чистит и навоз не убирает. У коня даже имени нет.

– Некоторые рыцари не дают имен своим скакунам. Чтобы не так было тяжело потерять коня в битве. Ты просто заводишь нового и не думаешь, что лишился верного друга. – Так говорил сир Арлан, но сам он всегда поступал иначе и давал имена всем своим лошадям. Как и Дунк. – Посмотрим, сколько народу явится к башне, но сколько бы их ни было, пять или пятьдесят, ты и о них должен заботиться.

– Чтобы я да прислуживал мужичью?!

– Я прошу тебя не прислуживать им, а помогать. Ведь нам надо сделать из них бойцов. – («Если Горячая Вдова даст нам время». ) – По милости богов среди них окажется несколько старых солдат, но большинство будет зелено как майская травка и больше привычно к мотыгам, чем к копьям. Однако придет день, когда наша жизнь будет зависеть от них. Когда ты впервые взял в руки меч?

– Я был совсем маленький, а меч – деревянный.

– Мальчишки из простых тоже дерутся, только не на мечах, а на палках. Эти люди могут показаться тебе глупыми, Эг. Они не знают, как правильно называются части доспехов, не знают, у какого дома какой герб и который из королей отменил право первой ночи, но все равно, обращайся с ними уважительно. Ты оруженосец благородного происхождения, но пока еще мальчик, а они, почти все, будут взрослые. У мужчины есть своя гордость, как бы низко он ни стоял. У них в деревне тебя тоже дурачком бы сочли. Если сомневаешься, попробуй промотыжить полосу или овцу остричь, а не то перечисли мне названия всех растений в Уотовом лесу.

Мальчик поразмыслил над этим.

– Я могу показать им гербы великих домов и рассказать, как королева Алисанна убедила короля Джейехериса отменить право первой ночи. А они мне скажут, которые травы ядовиты и какие ягоды можно есть даже зелеными.

– Хорошо – но ты, прежде чем перейти к королю Джейехерису, научи их пользоваться копьем. И не ешь ничего, что Мейстер не ест.

 

* * *

 

На следующий день к куриному поголовью Оплота примкнула дюжина будущих воинов – один старше, чем надо, двое моложе, а тощий парнишка на поверку оказался тощей девчонкой. Их Дунк отправил домой, и осталось восемь: три Уота, три Уилла, один Лем, один Пейт и Большой Роб, полудурок. Ничего себе воинство, помимо воли подумал Дунк. Добрых молодцев, которые в песнях покоряют сердца благородных дев, среди них не видать – один другого грязнее. Лему как пить дать полсотни стукнуло, у Пейта глаза слезятся. Только эти двое и побывали в солдатах – ходили на войну с сиром Юстасом и его сыновьями. Остальные шестеро зеленым‑ зелены, как Дунк и предчувствовал. Все до единого вшивые, а двое Уотов – братья.

– Видать, ваша мамка больше имен не знала, – не преминул съехидничать Беннис.

Вооружение ополченцев состояло из серпа, трех мотыг, старого ножа и дубин. Заостренная палка, которую принес Лем, могла сойти за копье, а один из Уиллов сказал, что метко кидает камни.

– Вот и ладно, – одобрил Беннис, – будешь у нас требюшетом[3]. – После этого Уилла стали звать не иначе как Требом.

– Умеет кто‑ нибудь стрелять из длинного лука? – спросил Дунк.

Крестьяне некоторое время переминались с ноги на ногу, и наконец Пейт со слезящимися глазами ответил:

– Прощения просим, сир, только милорд не позволяет нам держать у себя длинные луки. Олени в лесу – они для шахматных львов, а не для нашего брата.

– А нам дадут мечи, и кольчуги, и шлемы? – осведомился младший из трех Уотов.

– Ты непременно получишь все это, – заверил Беннис, – Вот убьешь кого‑ нибудь из вдовьих рыцарей и снимешь с него. А если пошаришь в заднице у его коня, то и серебром разживешься. – Он ущипнул молодого Уотатак, что тот взвизгнул, и увел все войско в Уотов лес рубить древки для копий.

Вернулись они с обожженными на костре копьями самой разнообразной длины и с плетеными из лозы щитами. Сир Беннис, который и себе сделал копье, стал показывать, как надо колоть, как отражать древком удары и куда направлять острие, чтобы убить врага.

– Брюхо и глотка лучше всего. Вот тут сердце, – он стукнул себя кулаком по груди, – туда тоже можно. Но сердце прикрыто ребрами, а брюхо, оно мягкое. Это смерть медленная, но верная. Никогда не встречал человека, который выжил бы, если кишки ему выпустить. А если кто сдуру повернется спиной, колите между лопатками или в почки, вот сюда. Так он тоже не жилец будет.

Наличие в отряде сразу трех Уотов вносило путаницу, и Эг предложил Дунку:

– Давайте будем звать их по именам деревень – вот как сир Арлан, ваш старый хозяин, взял себе имя «Пеннитри». – Это пригодилось бы, будь у деревень названия, но их не было. – Тогда назовем их в честь того, что у них растет, – нашелся Эг. В одной деревне возделывали бобы, в другой большей частью ячмень, в третьей разные овощи и дыни. Кочаном или Репой называться никто не хотел, поэтому уроженцев третьей деревни нарекли Дынями. В итоге получилось четверо Ячменей, двое Дынь и двое Бобов. Братья Уоты оба получили прозвище «Ячмень», поэтому требовался еще какой‑ то отличительный знак. Когда младший Уот обмолвился, что как‑ то свалился в деревенский колодец, сир Беннис назвал его «Мокрый Уот», и это решило задачу. Мужиков восхитили их новые имена, «как у лордов», только Большой Роб никак не мог упомнить, кто он – Ячмень или Боб.

Когда имена и копья раздали всем, из башни вышел сир Юстас и обратился к ратникам с речью. Он стоял у двери Оплота, облаченный поверх кольчуги и панциря в длинный белый, пожелтевший с годами камзол. На груди и спине камзола был вышит зелеными и золотыми квадратиками шахматный лев.

– Вы все помните Дейка, ребята, – сказал старый рыцарь. – Горячая Вдова зашила его в набитый камнями мешок и утопила во рву. Она отняла у него жизнь, а теперь и нашу воду хочет отнять – Шахматный ручей, орошающий наши поля… но это ей не удастся! За Осгри! – вскричал он, подняв над головой меч. – За Оплот!

– За Осгри! – откликнулся Дунк, и остальные подхватили: – Осгри! Осгри! Оплот!

После этого сир Юстас стал наблюдать с балкона, как Дунк и Беннис обучают новобранцев в окружении кур и свиней. Сэм Ступе набил мешки грязной соломой. Крестьяне тыкали в них копьями, а Беннис давал указания:

– Воткнул, повернул и выдернул. Выдернул, говорю! Оно тебе опять понадобится. Живей поворачивайся, Треб. Кидай лучше камни, коли быстрее не можешь. Вкладывай в удар свой вес, Лем. Вот так, молодцом. Воткнул – выдернул, воткнул – выдернул. Как с бабой: туда‑ сюда, туда‑ сюда, что есть мочи!

В конце концов из растерзанных мешков вывалилась вся солома. Дунк надел кольчугу, панцирь и взял деревянный меч, желая посмотреть, как мужики управятся с более живым врагом.

Оказалось, что дело у них не очень‑ то ладится. Один Треб сумел ткнуть Дунка в обход щита, и получилось это у него только однажды. Дунк отражал один неуклюжий выпад за другим, отталкивал копья в стороны и наступал. Будь у него стальной меч, а не деревянный, он убил бы каждого с полдюжины раз.

– Чье копье меня не задело, тот покойник, – орал он, молотя их по рукам и ногам, чтобы наука лучше дошла. Треб, Лем и Мокрый Уот хотя бы отступать научились. Большой Роб бросил копье и побежал. Беннис догнал его и приволок, заплаканного, обратно. Под конец дня все новобранцы покрылись синяками, а на мозолистых руках от копий вздулись новые волдыри. Сам Дунк остался невредим, но чуть не утонул в поту. Эг помог ему снять панцирь.

На закате Дунк отвел всех бойцов в подвал и заставил помыться – даже и тех, кто это делал не далее как прошлой зимой. Потом жена Сэма Ступса накормила их куриной похлебкой с морковкой, луком и ячменем. Мужики устали до смерти, но слушая их, можно было подумать, что каждый из них скоро превзойдет рыцарей Королевской Гвардии. Им не терпелось показать себя в деле. Сир Беннис подначивал их, рассказывая о развеселом солдатском житье, о добыче и женщинах. Двое старых ратников поддакивали ему. Лем после мятежа принес домой нож и пару хороших сапог; сапоги оказались малы, но он их повесил на стенку. А у Пейта остались самые нежные воспоминания о лагерных потаскушках.

Сэм постелил в подвале восемь соломенных тюфяков, и бойцы, наевшись, легли спать. Беннис, оставшись наедине с Дунком, закатил глаза.

– Надо было сиру Никудышному обрюхатить побольше крестьянских баб, пока еще было чем. Понаделал бы ублюдков, и выросли бы солдаты.

– Они не хуже любых других рекрутов. – Дунк навидался таких, пока был оруженосцем у сира Арлана.

– Угу. Через пару недель они могли бы выйти против такого же сброда. Но против рыцарей? – Беннис потряс головой и плюнул.

 

Колодец Оплота тоже помещался в подвале, защищенный со всех сторон земляными стенами с каменной облицовкой. Здесь жена Сэма стирала и колотила вальком белье, а сушила его на крыше. Большое каменное корыто использовалось заодно и для омовений. Чтобы помыться, следовало начерпать воды из колодца, нагреть ее над очагом в большом чугунном‑ котле, вылить котел в корыто, а затем повторить все сначала. Когда согревался последний котел, вода из первого была уже еле тепленькой. Сир Беннис заявлял во всеуслышание, что не намерен так надрываться – поэтому вши на нем не переводились, а пахло от него испорченным сыром.

Дунку, когда ему неотложно, вот как сегодня, требовалась хорошая баня, хотя бы помогал Эг. Таская воду и ожидая, когда она нагреется, мальчуган угрюмо молчал.

– Эг, что стряслось? – спросил Дунк, когда над последним котлом появился пар. – Помоги мне вылить.

Вдвоем они потащили котел к корыту, стараясь не ошпариться.

– Сир, – сказал Эг, – как вы думаете, что собирается делать сир Юстас?

– Снести дамбу и сразиться с людьми вдовы, если они попытаются нам помешать. – Дунк говорил громко, словно желая перекричать плеск воды. Они опрокинули котел над ванной, и от пара Дунк покраснел.

– У них щиты плетеные, сир. Копье или стрела из арбалета их сразу пробьет.

– Мы подберем им кое‑ какие доспехи, когда они будут готовы. – Дунк знал, что на лучшее надеяться нечего.

– Их могут убить, сир. Мокрый У от совсем еще мальчик, Уилл Ячмень в следующий приезд септона хочет жениться. А Большой Роб правую ногу от левой не отличает.

Дунк бросил пустой котел на утоптанный земляной пол.

– Роджер Пеннитри был моложе Мокрого Уота, когда погиб на Багряном Поле. В войске твоего отца были и молодожены, и парни, которые ни разу девушек не целовали. А уж таких, кто не отличал правую ногу от левой, сотни были, если не тысячи.

– Это другое дело. Тогда война была.

– У нас тоже война, только помельче.

– Мельче и глупее.

– Об этом не мне судить и не тебе. Их долг – идти на войну, когда сир Юстас призовет… и умереть, если понадобится.

– Тогда не надо было имена им давать. Теперь, если они умрут, будет тяжелее. – Эг сморщил нос. – Если бы мы прибегли к моему сапогу…

– Нет. – Дунк, стоя на одной ноге, стянул собственный сапог.

– Но мой отец…

– Нет. – Второй сапог отправился вслед за первым.

– Мы…

– Нет. – Дунк стащил через голову пропотевший камзол и швырнул Эгу. – Скажи жене Сэма, пусть постирает.

– Скажу, сир, только…

– Нет, говорю. Может, в ухо тебе дать, чтоб лучше слышал? – Дунк развязал бриджи, под которыми ничего не было – слишком жарко для подштанников. – Это хорошо, что ты беспокоишься за трех Уотов и остальных, но сапог – это на крайний случай. – («Сколько глаз у лорда Красного Ворона? Тысяча и еще один». ) – Что сказал твой отец, когда отдал тебя мне в оруженосцы?

– Чтобы я всегда брил или красил волосы и никому не называл своего настоящего имени, – неохотно промолвил мальчик.

Эг служил у Дунка года полтора, хотя некоторые дни можно было считать за двадцать. Вместе они одолевали Принцев перевал и пересекали глубокие, красно‑ белые пески Дорна. Вместе спустились на плоскодонке по реке Зеленая Кровь до Дощатого города, а оттуда на галее «Белая леди» приплыли в Старомест. Вместе ночевали в гостиницах, на конюшнях, в канавах, делили трапезу с монахами, шлюхами, лицедеями и посетили не меньше сотни кукольных представлений. Эг ухаживал за конем Дунка, точил его меч и счищал ржавчину с его кольчуги. Лучшего спутника человек и желать не мог, и межевой рыцарь относился к нему чуть ли не как к младшему брату.

А между тем никакой он ему не брат. Это яичко[4] драконово, не куриное. Эг может служить в оруженосцах у межевого рыцаря, но Эйегон из дома Таргариенов – это четвертый и самый младший сын Мейекара, Летнего Принца, который, в свою очередь, является четвертым сыном покойного короля Дейерона Доброго, Второго этого имени – тот сидел на Железном Троне двадцать пять лет, пока его не прибрала весенняя хворь.

– Насколько всем известно, Эйегон Таргариен вернулся в Летний Замок со своим братом Дейероном после Эшфордского турнира, – напомнил мальчику Дунк. – Твой отец не желал разглашать, что ты скитаешься по Семи Королевствам с каким‑ то межевым рыцарем. Так что помалкивай о своем сапоге.

В ответ он получил только взгляд. Большие глаза Эга казались еще больше из‑ за бритой головы. В тускло освещенном подвале их можно принять за черные, но при лучшем освещении виден их истинный цвет, темно‑ лиловый. Валирийские глаза. В Вестеросе такие встречаются только у потомков дракона, а в волосах Таргариенов золото перемежается с серебром.

Когда они спускались на шестах по Зеленой Крови, девочки‑ сиротки приспособились хлопать Эга по лысой макушке, на счастье, и этим вгоняли его в краску. «Девчонки все глупые, – заявлял он. – Если еще одна меня тронет, полетит в реку». «Тогда я тебя трону, – пообещал Дунк. – Так по уху тресну, что до будущей луны колокольный звон будешь слышать». «Лучше уж колокола, чем дуры‑ девчонки», – пробурчал мальчуган, но в реку так ни одну и не кинул.

Дунк залез в корыто, и вода покрыла его до подбородка – сверху почти кипяток, внизу значительно холоднее. Он стиснул зубы, чтобы не заорать. Эг бы над ним посмеялся – мальчишка с удовольствием моется в кипятке.

– Не подогреть ли еще воды, сир?

– Не надо, хватит и этой. – Грязь сходила в воду дымчатыми струйками. – Принеси‑ ка мне мыло и скребницу с длинной ручкой. – Думая о волосах Эга, Дунк вспомнил, как грязны его собственные, задержал дыхание и окунулся с головой. Когда он вынырнул, Эг уже доставил требуемое. – У тебя остались два волоска – вот тут, пониже уха, – заметил Дунк. – Не забудь про них, когда опять будешь бриться.

– Хорошо, сир. – Мальчишку это открытие явно порадовало – думает, что у него борода начинает расти, не иначе. Дунк тоже радовался, обнаружив пушок у себя на верхней губе. Он сбривал его кинжалом и чуть нос себе не оттяпал.

– Ступай теперь спать, – сказал он Эгу. – До утра ты мне не понадобишься.

Смыв с себя грязь и пот, Дунк вытянулся и закрыл глаза. Вода совсем остыла и приятно холодила после дневной жары.

Он продолжал мокнуть, пока не сморщилась кожа на пальцах, и лишь тогда вылез.

Их с Эгом тюфяки тоже лежали в подвале, но они предпочитали спать на крыше. Воздух там был свежее, и даже ветер иногда веял. Дождя опасаться не приходилось – здесь его за все их пребывание еще не случалось ни разу.

Когда Дунк поднялся на крышу, Эг уже спал. Дунк лег, заложил руки за голову и стал смотреть в небо. Тысячи звезд горели там, напоминая ему о ночи на Эшфордском лугу, перед началом турнира. В ту ночь он увидел, как упала звезда. Падучие звезды, по общему мнению, предвещают удачу, и он попросил Тансель нарисовать эту звезду на щите, но Эшфорд не принес ему счастья. До конца турнира он чуть было не лишился руки и ступни, а трое хороших людей и вовсе расстались с жизнью. Зато он приобрел оруженосца. Эг уехал из Эшфорда вместе с ним – вот и все, в чем ему посчастливилось.

Дунк надеялся, что в эту ночь звезды падать не станут.

 

Вдали виднелись красные горы, встающие из белых песков. Дунк копал, втыкая лопату в сухую горячую землю, и кидал через плечо песчаный грунт. Он рыл яму. Могилу, чтобы похоронить свою надежду. Трое дорнийских рыцарей наблюдали за ним, переговариваясь тихими насмешливыми голосами. Чуть подальше ждали купцы с мулами и волокушами. Им хотелось отправиться в путь, но приходилось ждать, пока он не похоронит Каштанку. Он отказывался бросить старую подругу на съедение змеям, скорпионам и диким собакам.

Кобыла пала на долгом безводном переходе от Принцева перевала до Вейта. На ней ехал Эг. Передние ноги внезапно подломились под ней, она опустилась на колени, упала на бок и умерла. Теперь она лежала рядом с ямой, уже окоченев, – скоро и запах пойдет.

Дунк, работая, проливал слезы на потеху дорнийским рыцарям.

– Вода тут в большой цене – не тратьте ее попусту, сир, – говорил один.

– Нашел о чем плакать, – ухмылялся другой. – Добро бы лошадь была хорошая.

«Каштанка, – думал Дунк. – Ее звали Каштанкой, она долгие годы носила меня на себе, не била задом и не кусалась. Она имела жалкий вид рядом с поджарыми скакунами дорнийцев, с их точеными головами, длинными шеями и пышными гривами, но исполнила свой долг до конца».

– Плакать по вислобрюхой кляче? – старческим голосом промолвил сир Арлан. – По мне ты небось не плакал, а ведь это я посадил тебя на нее. – Старик посмеялся беззлобно и добавил: – Эх ты, Дунк‑ чурбан.

– Он и меня не оплакивал, – подал голос Бейелор Сломи Копье из могилы. – А ведь я был его принцем, надеждой Вестероса. Боги не предназначали мне умереть так рано.

– Отцу было всего тридцать девять, – подхватил принц Валарр. – У него были задатки великого короля, самого великого со времен Эйегона Дракона. – Принц смотрел на Дунка холодными голубыми глазами. – Отчего боги забрали его, а не тебя? – Его каштановые, как у отца, волосы пересекала серебристо‑ золотая прядь.

«Ты мертв! – хотелось закричать Дунку. – Вы трое все мертвецы, почему бы вам не оставить меня в покое? » Сир Арлан умер от простуды, принц Бейелор – от удара, нанесенного ему собственным братом во время Испытания Семерых, сын его Валарр – по весне. Уж в его‑ то смерти Дунк не виноват. Он был в Дорне и даже не знал ничего.

– Ты рехнулся, – сказал старый рыцарь. – Мы для тебя могилу копать не будем, когда ты убьешь себя этой работой. В пустыне надо беречь силы и воду.

– Прочь, сир Дункан, – сказал Валарр. – Ступайте прочь. Эг помогал рыть – не лопатой, руками, и выброшенный песок тут же снова стекал в могилу. Все равно что рыть яму на дне моря. «Но я должен копать, – говорил себе Дунк, хотя спина и плечи у него разламывались. – Надо похоронить ее поглубже, чтобы дикие собаки не достали. Я должен…»

– …Умереть? – спросил из могилы дурачок, Большой Роб. Он лежал там смирно, с резаной красной раной на животе, и не казался таким уж большим.

Дунк остановился и уставился на него.

– Но ты‑ то не умер. Ты спишь в подвале. – Он посмотрел на сира Арлана и взмолился: – Велите ему вылезти из могилы, сир.

Но рядом с ним стоял вовсе не сир Арлан, а сир Беннис Бурый Щит.

– Дунк‑ чурбан, – закудахтал он, – вспарывая брюхо, ты убиваешь медленно, зато верно. Никогда не видывал человека, который выжил бы, если кишки ему выпустить. – На губах у него пузырилась красная пена. Он плюнул, и белые пески впитали его плевок. Позади него Треб со стрелой в глазу лил медленные красные слезы. Там же стоял Мокрый Уот с разрубленной чуть не надвое головой, и Лем, и красноглазый Пейт, и все остальные. Сначала Дунк подумал, что они тоже жуют кислолист, но нет – изо рта у них текла кровь. Мертвые, все они мертвые.

– Вот‑ вот, – заржал бурый рыцарь, – так что шевелись, надо побольше могил нарыть. Восемь для них, одну для меня, одну для сира Никудышного, а последнюю для твоего лысого мальца.

Лопата выпала у Дунка из рук.

– Эг, беги! – крикнул он. – Надо бежать! – Но когда мальчик попытался выбраться из ямы, она осыпалась, и пески сомкнулись над ним. Дунк рвался к нему, а песок поднимался все выше, затягивая и его в могилу, заполняя рот, нос, глаза…

 

Утром сир Беннис стая учить рекрутов строить стену из щитов. Он поставил всех восьмерых в ряд так, чтобы щиты соприкасались, а копья торчали между ними, как длинные деревянные зубы. Дунк и Эг сели верхом и пошли в атаку.

Мейстер стал как вкопанный в десяти футах от копий, но Гром, старый боец, пошел напролом. Куры с воплями вспархивали из‑ под его ног. Их паника оказалась заразной: первым бросил копье Большой Роб, оставив брешь посреди стены. Воители, вместо того чтобы сомкнуться, ударились в бегство вслед за ним. Гром, которого Дунк не успел сдержать, топтал плетеные щиты, и они хрустели под железными подковами. Беннис витиевато ругался, крестьяне и куры разбегались во все стороны. Эг мужественно боролся со смехом, но в конце концов проиграл битву.

– Ну, хватит. – Дунк остановил Грома и сорвал с себя шлем. – Если и в бою будет то же самое, их всех поубивают. – «Да и нас тоже, скорее всего». – Становилось жарко, и он чувствовал себя потным и грязным, точно и не мылся вчера. В голове стучало, недавний сон никак не желал забываться. На самом деле все было не так, твердил он себе. Каштанка умерла на пути в Вейт, это правда, и они с Эгом ездили на одном коне, пока брат Эга не подарил им Мейстера, но все остальное…

Дунк не плакал тогда. Ему хотелось, но он не плакал. Он хотел похоронить лошадь, но дорнийцы не стали ждать. «Собакам тоже есть надо и щенков чем‑ то кормить, – сказал один из них, помогая Дунку снять с Каштанки седло и уздечку. – Собаки и песок обглодают ее дочиста, не пройдет и года. Это Дорн, дружище». «А кто же обглодает Уотов? » – невольно подумал Дунк, вспомнив об этом. Разве что шахматные рыбы в ручье.

Он вернулся к башне и спешился.

– Эг, помоги сиру Беннису собрать их и привести обратно сюда. – Он бросил Эгу шлем и поднялся в полутемную горницу к сиру Юстасу.

– Не слишком удачно вышло, – сказал старый рыцарь.

– Да, милорд. От них толку не будет. – Присяжный рыцарь должен верно служить своему сюзерену, но это уже безумие.

– Им такое в новинку. Их отцы и братья были ничуть не лучше, когда начинали. Мои сыновья вложили в них много труда, прежде чем отправиться королю на подмогу. Учили их изо дня в день добрые две недели и сделали их солдатами.

– А как они держали себя в бою, милорд? – спросил Дунк. – И много ли их вернулось с вами домой?

Старый рыцарь посмотрел на него долгим взглядом.

– Лем и Пейт. И Дейк. Дейк был у нас фуражиром – лучшего фуражира я в жизни не видывал. Мы ни разу не снялись с лагеря на пустой желудок. Трое вернулось – трое, не считая меня. – Его усы дрогнули. – В две недели мы, пожалуй, не уложимся.

– Милорд, эта женщина может нагрянуть сюда уже завтра со всеми своими людьми. – «И наши бравые ребята тут же станут мертвыми при столкновении с рыцарями Холодного Рва», – добавил про себя Дунк. – Надо найти другой способ.

– Другой… – Сир Юстас провел пальцами по щиту Маленького Льва. – Ни от лорда Рована, ни от нынешнего короля я не дождусь правосудия. – Он ухватил Дунка за руку выше запястья. – Но в старину, когда нами правили зеленые короли, за убитое животное или крестьянина можно было уплатить пеню.

– Пеню? – с сомнением повторил Дунк.

– Вот вам и способ. У меня кое‑ что отложено. Речь ведь идет о простой царапине, как сказал сир Беннис. Я мог бы уплатить тому человеку серебряного оленя и еще три женщине за нанесенное бесчестье. Я готов это сделать, если она снесет дамбу. Но в Холодный Ров мне ехать нельзя, – нахмурился старик. Толстая черная муха, пожужжав, села ему на руку. – Этот замок когда‑ то был нашим. Вы этого не знали, сир Дункан?

– Знал, милорд. – Дунку сказал об этом Сэм Ступе.

– За тысячу лет до Завоевания мы были хранителями Северных Марок, и в вассалах у нас ходили двадцать мелких лордов и сто рыцарей‑ землевладельцев. Мы владели четырьмя замками и сторожевыми башнями на холмах – с них следили, не идет ли враг. Холодный Ров был самым крупным из наших поместий. Лорд Первин Осгри построил его – Первин Гордый. После битвы на Огненном Поле Хайгарден перешел от королей к управителям, и род Осгри захирел. Король Мейегор, сын Эйегона, отобрал у нас Ров, когда лорд Ормонд Осгри выступил против притеснения им Звезд и Мечей – так назывались тогда отряды Бедняков и Воинских Сынов. – Голос старика звучат хрипло. – Над воротами Холодного Рва выбит шахматный лев. Отец показал мне его, когда ездил со мной к старому Рейнарду Вебберу, а я, в свой черед, показал своему сыну, Аддаму… Он служил в Холодном Рву пажом, а затем оруженосцем. Между ним и дочерью лорда Вимана возникла… привязанность, и вот однажды зимой я облачился в лучшие свои одежды и поехал к лорду Виману просить ее руки. Он отказал – учтиво, но я, уезжая, слышал, как он смеется с сиром Лукасом Дюймелем. После этого я побывал во Рву только раз, когда эта женщина похитила одного из моих людей. Когда мне сказали, чтобы я поискал бедного Лема на дне…

– Дейка, – мягко поправил Дунк. – Беннис говорит, его звали Дейк.

– Дейк? – Муха, ползая по рукаву старика, остановилась потереть лапки. Сир Юстас согнал ее и подергал себя за ус. – Ну да, Дейк, я так и сказал. Лихой парень, я хорошо его помню. На войне он был у нас фуражиром. Нам никогда не приходилось воевать на пустой желудок. Когда сир Лукас сказал мне, что сделали с моим бедным Дейком, я поклялся, что ноги моей больше не будет в этом замке, разве лишь чтобы вступить во владение. Теперь вы понимаете, почему я не могу поехать туда, сир Дункан, ни для уплаты пени, ни по иной причине.

Дунк понимал как нельзя более ясно.

– Но я‑ то могу, милорд. Я ведь не давал клятвы.

– Вы славный человек, сир Дункан, и отважный рыцарь. – Старик крепко сжал его руку. – Жаль, что боги не пощадили мою Алисанну. Именно о таком муже для нее я и мечтал. Истинный рыцарь. Зерцало рыцарства.

Дунка бросило в краску.

– Я передам леди Веббер то, что вы сказали относительно пени, но…

– Этим вы спасете сира Бенниса от участи Дейка. Я знаю. В людях я разбираюсь недурно, и в вас чувствуется сталь. Один ваш вид заставит их призадуматься. Когда эта женщина увидит, что у Оплота есть такой защитник, она разрушит свою дамбу по собственной воле.

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: