 |
Джордж Мартин 3 страница
|
|
|
|
Дунк, не зная, что на это ответить, сказал:
– Я поеду завтра, милорд, и сделаю, что смогу.
– Истинно так. Завтра. – Муха снова села сиру Юстасу на левую руку. Он поднял правую и прихлопнул ее.
– Опять?! – вознегодовал Эг. – Вы ж только вчера помылись.
– А потом весь день плавал в поту под доспехами. Закрой рот и набери воды.
– Вы мылись, когда сир Юстас взял нас на службу, – вспомнил Эг. – Да вчера, да еще сегодня. Три раза получается!
– Мне предстоят переговоры с благородной дамой. Хочешь, чтобы от меня разило, как от сира Бенниса, когда я буду стоять перед ней?
– Для этого вам пришлось бы сперва в Мейстеровом навозе вываляться, – заметил Эг, наполняя котел. – Сэм Ступе говорит, что кастелян Холодного Рва с вас ростом будет. Его имя Лукас Дюймель, а прозвище – Длинный Дюйм. Как вы думаете, он правда такой большой?
– Нет. – Дунк давно уже не встречал никого с себя ростом. Он взял котел и подвесил его над огнем.
– Вы будете с ним сражаться?
– Нет. – Дунку очень хотелось бы ответить «да». Пусть он не первый боец в королевстве, но рост и сила могут восполнить много изъянов. Жаль, что к недостатку ума это нельзя применить. Со словами он управляется плоховато, а с женщинами и того хуже. Этого здоровенного Длинного Дюйма он опасался и вполовину не так сильно, как встречи с Горячей Вдовой. – Я буду говорить с вдовой, только и всего.
– А что вы ей скажете, сир?
– Что она должна снести дамбу. – «Вы должны снести дамбу, миледи, иначе…» – Вернее, я попрошу ее об этом. – «Пожалуйста, верните нам шахматную воду». – Если ей будет угодно. – «Хоть чуточку, миледи, смилуйтесь». Сиру Юстасу не понравится, если он будет унижаться – как же сказать ей об этом?
|
|
|
Вода в котле уже закипала, и Дунк велел Эгу:
– Помоги‑ ка мне. – Вместе они вылили воду в корыто. – Не умею я говорить с благородными дамами, – признался Дунк. – В Дорне мы оба могли поплатиться жизнью за то, что я сказал леди Вейт.
– Леди Вейт была сумасшедшая, – напомнил Эг, – но немного галантности вам бы не помешало. Дамы любят галантность. Если бы вы защитили Горячую Вдову, как ту девушку‑ кукольницу от Эйериона…
– Эйерион сейчас в Лиссе, а вдова не нуждается в защите. – Дунку не хотелось говорить о Тансель. Ее прозвали «Тансель Длинная», но для него она была в самый раз.
– Некоторые рыцари поют своим дамам галантные романсы или играют им на лютне.
– У меня лютни нет, – насупился Дунк. – А когда я напился в Дощатом городе, ты сказал, что я пою, как завязший в грязи буйвол.
– Верно, сир. Я и позабыл.
– Как ты мог позабыть?
– Вы мне велели забыть, я и забыл, – невинным голоском ответил Эг. – Вы сказали, что дадите мне в ухо, если я об этом упомяну.
– Обойдемся без песен. – Будь даже у него голос, песню он знал только одну, «Медведь и прекрасная дева» – вряд ли ею можно покорить леди Веббер. Второй котел пускал пары, и они вылили его в ванну.
– Не ешьте и не пейте ничего в Холодном Рву, сир. Горячая Вдова всех своих мужей отравила.
– Я на ней жениться не собираюсь. Она знатная леди, а я Дунк с Блошиного конца. Сколько у нее всего мужей было, не знаешь?
– Четверо, а детей нету. Как только она родит, ночью является демон и уносит младенца. Жена Сэма говорит, что она их еще до рождения продала владыке Семи Преисподних, а он взамен обучил ее черной науке.
– Благородные леди не занимаются черной магией. Они танцуют, поют и вышивают.
– Может, она пляшет с демонами и вышивает злые заклятия, – со смаком предположил Эг. – Да и откуда вам знать, что делают благородные леди, сир? Вы знакомы с одной только леди Вейт.
Это было сказано дерзко, однако верно.
|
|
|
– С дамами я, может, и не знаком, зато хорошо знаю одного мальчишку, и он так и напрашивается, чтоб получить в ухо. – Дунк потер затылок, который после целого дня ношения кольчуги делался как деревянный. – Ты вот знался с принцессами и королевами – разве они пляшут с демонами и занимаются колдовством?
– Леди Шира, наложница Красного Ворона, занимается. Она купается в крови, чтобы сохранить красоту. А моя сестра Рея подлила мне приворотного зелья, чтоб я женился на ней, а не на Даэлле, другой сестре.
Эг говорил о подобном кровосмешении как о самом естественном деле. Для него это так и есть. У Таргариенов братья веками женятся на сестрах, оберегая чистоту драконовой крови. Последний дракон умер еще до рождения Дунка, но династия драконовых королей продолжается. Может быть, боги не против таких браков.
– Ну и как зелье, подействовало? – спросил Дунк.
– Подействовало бы, да я его сразу выплюнул. Мне жена ни к чему, я хочу стать рыцарем Королевской Гвардии и посвятить всю жизнь королю. Белые рыцари приносят обет безбрачия.
– Это благородно, но ты, когда подрастешь, выберешь, возможно, невесту, а не белый плащ. – Дунку вспомнилась Тансель Длинная и то, как она улыбалась ему в Эшфорде. – Сир Юстас сказал, что желал бы для своей дочери такого мужа, как я. Ее звали Алисанна.
– Так ведь она умерла, сир.
– Без тебя знаю, – раздраженно отрезал Дунк. – Он сказал «будь она жива». Тогда он выдал бы ее за меня. Или за такого, как я. Никогда еще лорд не предлагал мне свою дочь в жены.
– Умершую дочь. И если Осгри когда‑ то и были лордами, то сир Юстас просто рыцарь, хотя и помещик.
– Я знаю, кто он такой. В ухо захотел?
– Лучше уж в ухо, чем жениться. Особенно на мертвой. Вода закипает, сир.
Они опрокинули в ванну третий котел, и Дунк стал раздеваться.
– Завтра я надену мой дорнийский камзол. – Это была самая красивая вещь в гардеробе Дунка: песочный шелк с изображением вяза и падающей звезды.
– Если надеть его в дорогу, он весь пропотеет, сир. Наденьте этот, а тот я возьму с собой. Переоденетесь около замка.
– Поблизости от замка. Я не стану дурака из себя строить, переодеваясь на подъемном мосту. И кто тебе сказал, что ты едешь со мной?
|
|
|
– Рыцарь внушает больше уважения, если его сопровождает оруженосец.
И то правда. Мальчишка хорошо смыслит в таких вещах, не зря же он прослужил два года пажом в Королевской Гавани. Дунк тем не менее не хотел брать его на опасное дело. Кто знает, какой прием ему окажут в Холодном Рву. Если эта Горячая Вдова в самом деле так страшна, как о ней говорят, он может оказаться в вороньей клетке, вроде тех двоих на перекрестке дорог.
– Ты останешься и поможешь Беннису с новобранцами. И не дуйся, это не поможет. – Дунк скинул бриджи и сел в горячую воду. – Отправляйся спать и дай мне помыться. Ты не едешь, и весь разговор.
Когда Дунка разбудило солнце, Эга уже след простыл. Боги, неужели утро? Так скоро? Он сел, потянулся и сонно побрел к колодцу. Там он зажег толстую сальную свечу, поплескал холодной водой в лицо и оделся.
Оседланный Гром уже ждал его у конюшни. Эг с Мейстером тоже ждали.
В тугих белых бриджах, в дублете с зелеными и золотыми квадратами и в сапогах мальчишка в кои‑ то веки выглядел как настоящий оруженосец.
– Бриджи порвались сзади, но жена Сэма зашила их, – объявил он.
– Это вещи Аддама, – пояснил сир Юстас, выводя из конюшни собственного серого мерина. Поношенный шелковый плащ с шахматным львом окутывал его плечи. – Дублет немного сопрел в сундуке, но еще годен. Рыцарь с оруженосцем внушает больше уважения, поэтому я решил, что Эг будет сопровождать вас в Холодный Ров.
«Нас перехитрил десятилетний мальчишка». Дунк посмотрел на Эга и произнес одними губами: «А в ухо? » Тот заухмылялся.
– У меня и для вас кое‑ что есть, сир Дункан. Смотрите. – Старик тряхнул чем‑ то в воздухе и развернул еще один плащ – из белой шерсти, расшитый квадратами зеленого атласа и парчи. Последняя вещь, которую Дунку хотелось надеть в такую жарищу, но когда сир Юстас накинул плащ ему на плечи, Дунк увидел гордость в его глазах не смог отказаться.
– Благодарю вас, милорд.
– Он вам к лицу. Жаль, что я не могу дать вам еще что‑ нибудь. – Усы старика дрогнули. – Я велел Сэму поискать в вещах моих сыновей, но Эдвин и Гарольд были гораздо ниже вас, уже в груди, и ноги у них были намного короче. То, что осталось от них, вам будет не впору, увы.
|
|
|
– Плаща вполне довольно. Я не посрамлю его, милорд.
– Не сомневаюсь в этом. – Старик потрепал серого по шее. – Я провожу вас немного, если не возражаете.
– Помилуйте, какие могут быть возражения.
Эг поехал под гору первым, очень прямо держась в седле.
– А эта шляпа ему непременно нужна? – спросил сир Юстас. – Какой‑ то дурацкий вид, вам не кажется?
– Будет еще хуже, милорд, если у него голова облезет. – Солнце, едва взойдя, уже припекало. К полудню седла начнут так жечь, что волдыри вскочат. Эг, конечно, хорош в наряде умершего мальчика, но к вечеру яичко сварится вкрутую. Дунк хотя бы переодеться сможет – парадный камзол он вез в седельной сумке.
– Поедем западной дорогой, – решил сир Юстас. – Последнее время ею мало пользуются, однако это самый короткий путь до Холодного Рва. – Дорога вела в обход холма, мимо ежевичника, где покоились жена и сыновья старого рыцаря. – Они любили ходить сюда по ягоды, мои мальчики. Малышами они прибегали ко мне все перемазанные и исцарапанные, и я сразу догадывался, где они были. – Лицо старика осветила нежная улыбка. – Ваш Эг напоминает мне моего Аддама. Такой же смелый, несмотря на свои юные годы. Аддам прикрыл собой своего раненого брата Гарольда, и речной рыцарь с шестью желудями на щите отсек ему руку топором. – Грустные серые глаза сира Юстаса встретились с глазами Дунка. – Ваш старый господин, рыцарь из Пеннитри, тоже сражался во время мятежа Черного Пламени?
– Да, милорд – еще до того, как взял меня к себе. – Дунку в ту пору было года три или четыре, и он бегал, полуголый, по улицам Блошиного Конца, скорее звереныш, чем человеческое дитя.
– За красного дракона или за черного?
Вопрос оставался опасным даже спустя столько лет. Со времен Эйегона Завоевателя в гербе Таргариенов значился трехглавый дракон, красный на черном. Дейемон Претендент поменял эти цвета на своих знаменах по обычаю многих бастардов. «Сир Юстас – мой сюзерен и имеет право знать», напомнил себе Дунк.
– Он сражался под знаменем лорда Хейфорда, милорд.
– Бледно‑ зеленые скрещенные полосы на золотом поле? Волнистые?
– Возможно, милорд. Эг должен знать. – Мальчуган мог без запинки назвать гербы половины вестеросских рыцарей.
– Он был известный сторонник престола, лорд Хейфорд. Король Дейерон сделал его своим десницей перед самым сражением. Батервелл так плохо справлялся с этой должностью, что многие сомневались в его преданности, но лорд Хейфорд оставался несгибаемым от начала до конца.
|
|
|
– Сир Арлан был рядом с ним, когда он погиб. Его зарубил лорд с тремя замками на щите.
– Много славных людей погибло в тот день и с той, и с другой стороны – потому это поле и назвали Багряным. Сир Арлан рассказывал вам о сражении?
– Он не любил говорить о нем. Там погиб и его оруженосец, Роджер Пеннитри, сын его сестры. – При одном упоминании этого имени Дунк испытывал легкое чувство вины – ведь он занял место Роджера. Только принцы и самые знатные лорды могут позволить себе двух оруженосцев. Если бы Эйегон Недостойный вручил свой меч законному наследнику Дейерону, а не бастарду Дейемону, мятежа Черного Пламени могло и не быть, и Роджер Пеннитри был бы жив. Со временем он стал бы рыцарем, лучшим рыцарем, чем Дунк – а Дунка в конце концов повесили бы или сослали на Стену, в Ночной Дозор.
– Страшное это дело – большое сражение, – сказал сир Юстас. – Но, помимо крови и резни, в нем есть и красота, красота, от которой разрывается сердце. Никогда не забуду, как садилось солнце над Багряным Полем. Десять тысяч человек полегло, воздух наполняли стоны и жалобы, но небо над нами, золотое, алое и оранжевое, было прекрасно, и я плакал оттого, что моим сыновьям не дано его видеть. – Он вздохнул. – В тот день, что бы вам ни говорили теперь, все висело на волоске. Если б не Красный Ворон…
– Я всегда думал, что битву выиграл Бейелор Сломи Копье. Он и принц Мейекар.
– Молот и наковальня? – Старик шевельнул усами. – Певцы о многом умалчивают. Дейемон в тот день был воплощением самого Воина. Никто не мог выстоять против него. Он разнес вдребезги авангард лорда Аррена, убил рыцаря Девяти Звезд и Уила Уэйнвуда, а затем схватился с сиром Гвейном Корбреем из Королевской Гвардии. Чуть ли не час гарцевали они на конях и рубились, а убитые падали вокруг них. Говорят, что каждый раз, как сходились их мечи, Черное Пламя и Покинутая, звон разносился на целую лигу – то ли песнь, то ли вопль. Но наконец Покинутая дрогнула, и Черное Пламя рассекло шлем сира Гвейна, ослепив его и залив кровью. Дейемон спешился, чтобы оградить поверженного врага от конских копыт, и приказал Красному Бивню унести его в тыл, к мейстерам. Сделав это, он совершил роковую ошибку. Вороньи Зубы только что заняли Гряду Слез, и Ворон увидел в трехстах ярдах королевский штандарт своего сводного брата, а под ним – Дейемона и его сыновей. Первым он сразил Эйегона, старшего из близнецов – он знал, что Дейемон ни за что не оставит мальчика, пока в том теплится жизнь, даже под градом белых стрел. И Дейемон не оставил, и семь стрел пронзили его – они слетели с лука Красного Ворона, но направляло их колдовство. Юный Эйемон поднял Черное Пламя, выпавшее из руки умирающего отца, и Ворон его тоже убил. Так погиб черный дракон и его сыновья.
После этого произошло еще много всего, я знаю. Кое‑ что я видел сам. Мятежники обратились в бегство, но Жгучий Клинок повернул назад и предпринял свою безумную атаку… его бой с Красным Вороном уступал только поединку Дейемона с Гвейном Корбреем. Принц Бейелор, как молот, обрушился на задние ряды мятежников, дорнийцы с бешеным визгом метали копья… но это уже не имело решающего значения. Война была выиграна, когда погиб Дейемон.
От какой малости порой все зависит. Если бы Дейемон остался в седле и предоставил Гвейна его судьбе, он мог бы разбить левое крыло Мейекара еще до того, как Красный Ворон занял гряду. Тогда битву бы выиграли черные драконы, а десница короля пал, и перед мятежниками открылась бы дорога на Королевскую Гавань. Пока принц Бейелор подоспел бы со своими штормовыми лордами и дорнийцами, Дейемон уже мог бы сесть на Железный Трон.
Певцы могут сколько угодно разливаться про молот и наковальню, но исход битвы решил братоубийца своими белыми стрелами и черными чарами. И теперь нами правит он, не сомневайтесь на этот счет. Король Эйерис – его создание. Я не удивился бы, узнав, что Ворон околдовал его величество и подчинил своей воле. Не диво, что нас постигло проклятие. – Сир Юстас погрузился в мрачное молчание. Дунку хотелось знать, что из всего этого слышал Эг, но его бесполезно спрашивать, все равно не сознается. Сколько глаз у лорда Красного Ворона?
День быстро накалялся. Даже мухи в такую жару не летают, заметил Дунк. У них больше ума, чем у рыцарей. Окажут ли им с Эгом гостеприимство в Холодном Рву? Кружка охлажденного темного эля пришлась бы кстати. Дунк обдумывал эту вероятность с удовольствием, но тут он вспомнил, что говорил Эг о мужьях Горячей Вдовы, и жажды как не бывало. Есть вещи похуже пересохшей глотки.
– Было время, когда дом Осгри владел всеми землями в округе, от Нанни на востоке до Мощеного Двора, – снова заговорил сир Юстас. – Холодный Ров был наш, и гряда Подковы, и пещеры Дерринга, и оба берега Лиственного озера, и села Даек, Малый Даек, Бутылочное Дно… Девицы Осгри выходили замуж за Флорентов, Сваннов, Тарбеков, даже за Хайтауэров и Блэквудов.
Вдали показался край Уотова леса. Дунк заслонил рукой глаза и один‑ единственный раз позавидовал соломенной шляпе Эга. Хорошо будет побыть хоть недолго в тени.
– Раньше Уотов лес тянулся до самого Холодного Рва, – сказал сир Юстас. – Кто был Уот, я не помню, но до Завоевания тут водились зубры и лоси ладоней двадцати вышиной. А уж красных оленей за всю жизнь было не перевести, ведь тут разрешалось охотиться только королю да шахматному льву. Еще при моем отце деревья росли по обе стороны ручья, но пауки вырубили лес, чтобы расчистить пастбище для своей скотины и лошадей.
Пот струился по груди Дунка, и ему очень хотелось, чтобы его сюзерен помолчал. Слишком жарко для разговоров, и для верховой езды, и для всего остального.
В лесу они наткнулись на труп большой дикой кошки, кишащий червями.
– Фуу. – Эг далеко объехал падаль. – Воняет хуже, чем от сира Бенниса.
Сир Юстас придержал коня.
– Не знал, что в этом лесу еще остались дикие кошки. Отчего же она погибла? – Не получив ответа, он сказал: – Здесь я поверну обратно. Держите на запад, и приедете прямо к Холодному Рву. Деньги у вас при себе? – Дунк кивнул. – Это хорошо. Возвращайтесь вместе с водой, сир, – сказал старый рыцарь и потрусил к дому.
– Я придумал, как вам говорить с леди Веббер, – тут же зачастил Эг. – Надо привлечь ее на нашу сторону комплиментами. – Мальчишка в своем дублете выглядел таким же свеженьким, как сир Юстас в своем плаще.
«Один я, что ли, потею» – подумал Дунк и повторил:
– Комплиментами, значит. Это еще что за штука?
– Вы знаете, сир. Скажите ей, как она прекрасна.
– Она четырех мужей пережила и стара, должно быть, как леди Вейт, – засомневался Дунк. – Если я скажу покрытой бородавками карге, что она прекрасна, она меня за лжеца примет.
– А вы скажите правду. Так мой брат Дейерон делает. Даже у старой шлюхи может быть что‑ то красивое – волосы там или уши, как он говорит.
– Уши? – Сомнения Дунка усиливались.
– Или глаза. Скажите, что платье делает ее прекрасные глаза еще ярче. – Мальчуган пораздумал. – Если, конечно, у нее оба глаза целы, а не один, как у Красного Ворона.
«Миледи, это платье делает ваш прекрасный глаз еще ярче». Дунк слышал, как другие рыцари опускают дамам такого рода любезности – не столь, правда, смелые. «Миледи, ваше платье прелестно. Оно делает цвет ваших обоих прекрасных глаз еще ярче». Среди дам встречались и сморщенные старухи, и толстушки, и рябые, но платья носили все, и оба глаза у них, насколько Дунк помнил, были на месте. «Это платье, миледи, усиливает цвет ваших ярких глаз».
– Межевым рыцарям проще жить, – посетовал Дунк. – Ляпну что‑ нибудь не то, а она велит зашить меня в мешок с камнями и кинуть в свой ров.
– Сомневаюсь, что у нее найдется такой большой мешок, сир, но лучше бы нам прибегнуть к моему сапогу.
– Нет, – отрезал Дунк.
Выехав из Уотова леса, они очутились намного выше плотины. Вода здесь стояла так высоко, что Дунк вполне мог бы осуществить свою мечту и выкупаться. Тут и утопить человека впору, подумал он. На том берегу вдоль ведущей на запад дороги пролегала канава, а от нее ответвлялось множество мелких, орошавших поля. Перебравшись через ручей, они окажутся во власти вдовы. «Ох и попал же я в переделку, – подумал Дунк. – Один‑ одинешенек, не считая десятилетнего мальчика, который прикрывает мне спину».
– Сир, почему мы остановились? – обмахиваясь, спросил Эг.
– Мы не останавливались. – Дунк послал Грома через ручей, Эг последовал его примеру. Вода доходила Грому до брюха, и на вдовий берег они выбрались мокрые. Канава уходила вдаль, прямая, как стрела, отсвечивая на солнце золотом и зеленью.
Увидев несколько часов спустя башни Холодного Рва, Дунк остановился, переоделся в нарядный камзол и поправил меч в ножнах. Недоставало еще, чтобы клинок застрял, когда понадобится вынуть его. Эг, с серьезным под полями шляпы лицом, проделал то же самое со своим кинжалом. Теперь они ехали бок о бок – Дунк на большом боевом скакуне, Эг на муле, с безжизненно повисшим на древке знаменем Осгри.
Холодный Ров после всех рассказов сира Юстаса немного разочаровал Дунка. По сравнению со Штормовым Пределом, Хайгарденом и другими поместьями, которые ему довелось повидать, этот замок выглядел весьма скромно… но все же был настоящим замком, а не укрепленной сторожевой башней. Зубчатые крепостные стены насчитывали в высоту тридцать футов, а дозорные вышки на каждом углу могли достать до середины Оплота. На всех вышках и шпилях висели черные знамена Вебберов с серебряной паутиной и пятнистым пауком на ней.
– Сир, – сказал Эг, – смотрите, куда вода бежит. Канава под восточной стеной впадала в ров, от которого замок получил свое название. Услышав журчание воды, Дунк скрипнул зубами. Ну нет, не получит она шахматную воду.
– Едем, – сказал он Эгу.
На своде главных ворот под черными знаменами виднелась глубоко врезанная в камень эмблема. За долгие века она выветрилась, но видно было, что это стоящий на задних лапах лев, составленный из отдельных квадратов. Проезжая помосту в открытые ворота, Дунк оценил глубину рва – шесть футов, не меньше.
Двое стражников с копьями преградили им путь – один с большой черной бородой, другой безбородый. Бородач осведомился, зачем они здесь.
– Милорд Осгри прислал меня для переговоров с леди Веббер, – ответил Дунк. – Меня зовут сир Дункан Высокий.
– Да уж ясно, что не Беннис, – сказал безбородый. – Его бы мы издали учуяли. – Во рту у него недоставало зуба, на груди был нашит пятнистый паук.
Бородач подозрительно щурился, глядя на Дунка.
– Леди нельзя видеть без разрешения Длинного Дюйма. Ступайте за мной, а ваш конюх останется при лошадях.
– Я оруженосец, а не конюх, – заявил Эг. – Ты слепой или просто дурак?
Безбородый заржал, бородач приставил копье к горлу Эга.
– А ну, повтори еще раз. Дунк дал Эгу в ухо.
– Закрой свой рот и займись лошадьми. – Он спешился. – Пойду повидаюсь с сиром Лукасом.
Бородач опустил копье.
– Он во дворе.
Под заостренной подъемной решеткой они прошли во внешний двор. Собаки лаяли в конурах, из семистенной септы с цветными окнами слышалось пение. Кузнец у своей мастерской подковывал боевого коня, ему помогал подмастерье. Оруженосец стрелял по мишеням из лука. Веснушчатая девушка с длинной косой занималась тем же, и у нее получалось ничуть не хуже. Тут же вращалась кинтана[5], и несколько рыцарей в стеганых камзолах атаковали ее.
Сира Лукаса Дюймеля они нашли в числе зрителей, наблюдавших за кинтаной. Он разговаривал с септоном, толстым и рыхлым, как пудинг. Потел этот септон еще больше, чем Дунк – можно было подумать, он выкупался прямо в одежде. Дюймель рядом с ним мог сойти за копье – очень длинное копье, но все‑ таки ниже Дунка. Шесть футов семь дюймов, прикинул Дунк, и каждый дюйм заносчивее предыдущего. Разряженный в черный шелк и серебряную парчу, Лукас тем не менее выглядел таким свежим, будто только что слез со Стены.
– Милорд, – обратился к нему часовой, – вот этот явился из курятника и желает видеть ее милость.
Септон обернулся первый, с радостным возгласом – это заставило Дунка заподозрить, что он пьян.
– Это кто же такой? Межевой рыцарь? У вас в Просторе межи длинные. – Септон осенил Дунка благословением. – Да будет Воин на твоей стороне. Я септон Сефтон. Неудачное имя, но что делать. А вас как зовут?
– Сир Дункан Высокий.
– Похвальная скромность, – заметил септон, обращаясь к сиру Лукасу. – Будь я такого же роста, я именовал бы себя сир Сефтон Огромный, сир Сефтон Башня, сир Сефтон Заоблачный. – Его круглая физиономия раскраснелась, на рясе остались винные пятна.
Сир Лукас разглядывал Дунка. На вид Дюймелю было не менее сорока, а то и все пятьдесят. Скорее жилистый, чем мускулистый, он поражал своим безобразием. Губы толстые, за ними частокол кривых желтых зубов, нос мясистый, глаза навыкате. Дунк почувствовал, что Лукас зол, еще раньше, чем тот промолвил:
– Межевые рыцари – в лучшем случае вооруженные попрошайки, в худшем разбойники. Ступай прочь. Здесь такие, как ты, не нужны.
Дунк потемнел.
– Сир Юстас Осгри из Оплота прислал меня для переговоров с хозяйкой замка.
– Осгри? – Септон взглянул на Длинного Дюйма. – Шахматный лев? Я думал, дом Осгри вымер.
– Можно и так сказать. Кроме старика, никого не осталось. Мы позволяем ему занимать полуразрушенную башню в нескольких лигах к востоку. Если сир Юстас желает говорить с ее милостью, пусть приезжает сам, – бросил Длинный Дюйм Дунку. – Ты был с Беннисом у плотины, – его глаза сузились, – не трудись отрицать. Мне следовало бы повесить тебя.
– Да сохранят нас Семеро. – Септон вытер мокрый лоб рукавом. – Так он разбойник? Да еще такой громадный. Покайтесь, сир, и Матерь помилует вас. – Тут септон пукнул, и это свело на нет его благочестивые речи. – Ох, простите. Вот что бывает от бобов и ячменного хлеба.
– Я не разбойник, – ответил Дунк им обоим со всем достоинством, на какое был способен, но Длинного Дюйма это не тронуло.
– Не испытывайте моего терпения, сир… если вы действительно рыцарь. Бегите назад в свой курятник и скажите сиру Юстасу, чтобы он выдал нам сира Бенниса Вонючего. Если он избавит нас от хлопот изымать оного рыцаря из Оплота, миледи, возможно, проявит некоторое милосердие.
– Я сам поговорю с миледи. О сире Беннисе, о стычке у плотины и о покраже нашей воды.
– О покраже? Попробуй заикнуться об этом, и окажешься во рву еще до заката. Ты уверен, что хочешь с ней говорить?
В одном Дунк был крепко уверен: ему очень хотелось заехать кулаком в желтые зубы Длинного Дюйма.
– Я вам уже сказал.
– Да пусть себе говорит, – вмешался септон. – Какой от этого вред? Бедный сир Дункан проделал такой долгий путь под палящим солнцем – пусть скажет то, что хотел.
Лукас снова окинул Дунка взглядом.
– Прислушаемся к служителю богов. Пойдем, и сделай милость – будь краток. – Он зашагал через двор, и Дунку поневоле пришлось его догонять.
Двери септы в это время отворились, и оттуда стали выходить богомольцы – рыцари, оруженосцы, с дюжину ребятишек, несколько стариков, три септы в белых одеждах… и одна грузная благородная дама в синем шелковом платье с мирийским кружевом, таком длинном, что подол волочился по земле. Дунк дал ей лет сорок. Под серебряной сеткой лежали высоко взбитые рыжие волосы, но даже они уступали яркостью красному лицу.
– Миледи, – сказал сир Лукас, – вот этот межевой рыцарь заявляет, что приехал от сира Юстаса Осгри. Угодно вам будет его выслушать?
– Если вы того хотите, сир Лукас. – Она так воззрилась на Дунка, что ему невольно вспомнились разговоры Эга о колдовстве. Непохоже, однако, чтобы она купалась в крови ради сохранения красоты. Толстая, приземистая, и голова у нее как редька – даже прическа этого не скрывает. Нос слишком велик, рот чересчур мал. Оба глаза, к счастью, на месте – но Дунку сделалось не до комплиментов.
– Сир Юстас поручил мне поговорить с вами о недавнем происшествии у вашей плотины.
– У плотины? – заморгала она.
Вокруг них собирался народ, и Дунк чувствовал на себе недружелюбные взгляды.
– На Шахматном ручье. Ваша милость построили там плотину…
– Да нет же. Я все утро посвятила молитвам, сир. Сир Лукас хмыкнул.
– Я не хотел сказать, что вы построили ее самолично, но… без воды у нас весь урожай погибнет, и ячмень, и дыни…
– Дыни? – заулыбалась она. – Я люблю дыни. Какого они сорта?
Дунк обвел взглядом собравшуюся толпу, и ему стало еще жарче. Что‑ то тут не то. «Длинный Дюйм из меня дурака делает».
– Миледи… быть может, мы поговорим с глазу на глаз?
– Ставлю оленя, он переспать с ней хочет, орясина! – гаркнул кто‑ то, и все покатились со смеху. Дама, испуганно попятившись, закрыла руками лицо, и одна из септ обняла ее за плечи.
– Что тут за веселье? – произнес звонкий и твердый голос. – Кто‑ то, кажется, изволит шутить? Зачем вы докучаете моей родственнице, сир рыцарь?
Голос принадлежал девушке, которую Дунк видел у мишеней для лучников. На бедре у нее висел колчан, в руке она держала лук с себя ростом, то есть не очень длинный. Если Дунку недоставало дюйма до семи футов, то ей недоставало дюйма до пяти. Ее талию он мог бы обхватить ладонями. Рыжая коса опускалась почти до колен. Дунк смотрел сверху вниз на вздернутый нос, подбородок с ямочкой и легкую россыпь веснушек.
– Простите великодушно, леди Роанна, – сказал миловидный молодой лорд с кентавром Касвеллов на дублете. – Этот олух принял леди Гелисенту за вас.
– Так это вы – Горячая Вдова? – брякнул Дунк, переводя взгляд с одной на другую. – Но вы так…
– Так молода? – Девушка перебросила лук долговязому парню, с которым стреляла по мишеням. – Мне двадцать пять, говоря откровенно. Или вы хотели сказать «так малы»?
– Так прекрасны. – Дунк сам не знал, откуда это взялось, но радовался, что оно подвернулось вовремя. Ему нравился ее носик, и ее светло‑ рыжие волосы, и маленькие, но хорошо вылепленные груди под кожаным колетом. – Я думал, что… то есть мне говорили, что вы уже четырежды овдовели, и я…
– Мой первый муж умер, когда мне было десять, а ему двенадцать. Он был оруженосцем моего отца и пал на Багряном Поле. Боюсь, что мои мужья долго на свете не заживаются. Последний умер весной.
Так говорили обо всех, кто умер два года назад от весенней хвори: он умер весной или по весне. Поветрие унесло десятки тысяч человек, в том числе мудрого старого короля и двух молодых, подававших большие надежды принцев.
– Я… соболезную вам, миледи. – «Комплименты, чурбан, переходи к комплиментам! » – Ваше платье…
– Платье? – Она окинула взглядом свои сапоги, бриджи, просторный полотняный камзол и колет. – Но на мне нет платья.
– Я хотел сказать, ваши волосы… они такие мягкие и…
– Почем вы знаете, сир? Если бы вы трогали мои волосы, я бы это запомнила.
|
|
|
