Г. Башкирова

Эти три мушкетера…

В течение нескольких лет это было проклятием моей жизни. Каждый раз повторялось одно и то же – регулярно и неотвратимо.

– Сочинение пришел писать, – объявлял Лешка. – Мама просила вас помочь.

Взрослым было скучно. Взрослые обитатели нашего дома немедленно набрасывались на Лешку с вопросами – о школе, учителях, уроках. Лешка вяло бормотал себе что‑ то под нос, потом, улучив момент, когда насыщенные общением взрослые разбредались, осторожно вытаскивал с полки том Дюма и направлялся в мою комнату. Там он пристраивал свои кеды поудобнее на кушетке, укладывался, раскрывал книжку… Раскрывалась она сразу на нужной странице, читал Лешка всегда одно и то же: приезд д’Артаньяна в Париж, скачку за подвесками, завтрак на бастионе в Ларошели. Сначала было слышно, как Лешка шевелит губами, потом раздавалось сопенье – следствие до сих пор не вырезанных гланд. Потом Лешка начинал покрикивать, чем неосторожно привлекал внимание мальчика дошкольного возраста. Мальчик благоговейно просовывал голову в комнату, наблюдал за Лешкой долго, громко объявлял:

– А Лешка не учится, Лешка книжку читает!

– Митька, прикольщик, иди сюда!

– Читаешь «Трех мушкетеров», – соображал Митя.

А дальше… Дальше доставались мушкетерские плащи, расшитые разноцветными крышками из‑ под кефира и ряженки, появлялись самодельные деревянные шпаги и новейшие пластмассовые забрала. За закрытой дверью что‑ то крошилось, летело, ломалось. Существовать в квартире становилось немыслимо. Работать тем более. Я порывалась вмешаться, домашние останавливали: литературная игра развивает воображение.

Развитие воображения обрывалось, едва раздавался звонок в дверь: за Лешкой приходили мама или бабушка. Мама или бабушка благодарили за помощь, попутно обсуждая на кухне рецепты консервирования овощей и фруктов.

Лешка улучал момент:

– Мама, можно я возьму с собой «Трех мушкетеров»?

– Нет! – вспыхивала мама. – Нельзя!

Мои домашние опускали глаза: Лешкина мать не признавала необходимости развития воображения.

– Я понимаю – в пятом классе, ну в шестом. Но ты уже в седьмом! Посмотри на себя, ты их перерос!

– Конечно, перерос, – встревала я в разговор, жалеючи Лешку. – Ваш Лешка акселерат, а мушкетеры совсем как мы с вами – обыкновенные люди. Даже в их доспехи Лешка не влезет: и питание у мушкетеров было хуже, и родители о них меньше заботились.

Лешка радостно хохотал. Лешкина мать испепеляла меня презрением (очередное сочинение уже было написано, меня можно было испепелить, так она, бедняжка, надеялась) и уводила своего персонального мушкетера доделывать уроки.

И все‑ таки мушкетерам не суждено было уцелеть. Лешке их просто запретили: родители его сочли, что пора ковать Лешкино будущее. В совместном разговоре (меня в него вовлекли вследствие тесного квартирного соседства) вырабатывалась стратегия поведения. Бесславное Лешкино будущее его мать тесно связывала с печальным его настоящим:

– Мальчик выпал из своего возраста. Он инфантилен, он собирает солдатиков, он дружит с малышами. А мушкетеры? Это что за занятие? Мушкетеры – символ катастрофического отрыва нашего Леши от школьной жизни, уход в мир, где легко покарать врага, где кругом отвага и благородство. В жизни так не бывает! – Лешкина мама печально подергала носом, поправляя очки. – Мушкетеры – симптом того, что Леша упущен. Нет, он не поступит в институт, он погибнет. Его затолкают с его романтическими задатками. – От волнения Лешкина мама утратила обычное многословие и заговорила почти афоризмами: – Он попадет в армию и обнаружит, что шпаг там нет, зато есть дисциплина. Дисциплину он не выдержит, это ясно. Нужны срочные меры!

– По борьбе с мушкетерами? – спросила я.

– Начинать, во всяком случае, следует именно с них. Дальше посмотрим.

– Хорошо бы разъяснить ему, – вставил Лешкин папа, – что ему предстоит жить и работать не при кардинале Ришелье, а в век научно‑ технической революции. – Лешкин папа тоже, видимо, подготовился к сегодняшнему вечеру. – Главное в возрастной категории Леши – накопление информации. Игры отменяются. Они заслоняют от Леши цель. Совместными усилиями мальчика нужно переориентировать.

Лешкин папа – научный работник, и потому он разговаривал с нами так, словно диктовал своим аспирантам план диссертаций. Перебить его было невозможно, возражать – бессмысленно, он все давно распределил, каждому из нас он отвел свой участок работы. Мне, в силу моей профессии, надлежало «проведение с Лешей короткой конструктивной беседы на литературные темы».

Иными словами, предстояло штудировать «Трех мушкетеров» – к беседе с Лешкой надо было готовиться.