Этничность, нация, национализм: этнопедагогика в свете современных этнологических дискуссий

Какова же современная этнологическая база этнопедагогики и этнопедагогической деятельности? Вернемся к исходным вопро­сам, которые поставлены в начале данной главы.

Вот они: что означают сегодня понятия «этническая принад­лежность», «этническое происхождение» в современном полиэт-ничном и мультикультурном обществе? В какой мере они отража­ют реальные причины того или иного поведения человека? Явля­ется ли этничность неким врожденным и неизменным качеством человека или она может меняться? Наконец, как соотносится «эт­ническое измерение» личности с другим важнейшим ее «измере­нием» — социальным, гражданским, связанным с конкретным обществом, конкретным государством, членом, гражданином которого эта личность является?

Сегодня вряд ли можно дать окончательные и исчерпывающие ответы на эти сложнейшие вопросы, но современная этнология все же позволяет приблизиться к их решению. И происходит это в сложных дискуссиях, затрагивающих основы, категориальный аппарат, методологические ориентиры науки. В значительной сте­пени это относится и к отечественной этнологии, мучительно избавляющейся от методологического монизма, от устаревших принципов и подходов к этническим явлениям. Примерно с сере­дины 80-х гг. XX в. начался период напряженных теоретических дискуссий, не закончившихся и поныне. Основная парадигма этих дискуссий, на наш взгляд, связана с решением принципиального вопроса — смены, а точнее, расширения исследовательского ра­курса этнологической науки.

Ранее мы уже обращали внимание на то, что в отечественной этнографии, понимаемой как историческая наука, основное вни­мание уделялось «живой старине», этнокультурному прошлому народов. Их сегодняшнее, современное состояние становилось объектом внимания не столько этнологов, сколько социологов, политологов, психологов, культурологов, т.е. представителей смеж­ных отраслей знания. Сказанное касается не только сложившейся в 70-х гг. XX в. теории этноса Ю. В. Бромлея, но и других концеп-

ций, в частности гумилевской теории пассионарности, приложе­ние выводов которой к современным этносам и этническим груп­пам вызывало определенные политические опасения и давало лишний повод для критики идей выдающегося ученого.

Именно попытка повернуть отечественную этнологию лицом к современности и стала основной идеей вышедшей в 2003 г. и сра­зу нашумевшей монографии директора Института этнологии и антропологии РАН В.А.Тишкова «Реквием по этносу». Хотя, по выражению одного из критиков этой работы, «петь отходную по этносу преждевременно», эта фундаментальная книга выпол­нила свою функцию — вновь оживила угасшую было дискуссию по принципиальным вопросам отечественной этнологической науки.

Предметом «теоретического отпевания» в результате стал не этнос, а скорее отечественная теория этноса. Нельзя не согла­ситься с тем, что, несмотря на большую роль в систематизации и теоретизации отечественной этнологии, традиционная бромлеев-ская теория этноса обнаруживала свою слабость именно при обра­щении к современным этническим процессам, к новым полиэт-ничным реалиям общественной жизни. Постсоветская реальность, связанная, в частности, с крахом идеи новой исторической общ­ности — советский народ с распадом Советского Союза, с нара­станием этномобилизационных процессов требует новых подхо­дов, новых методов исследования.

Как мы уже отмечали ранее, отечественная этнология суще­ственно отличалась от зарубежной именно основным предметом интереса. Если центральной категорией (и доминантой исследо­вательского интереса) в нашей науке был этнос, то в западных работах на первый план уже в 70-е гг. XX в. выходили этничность, нация, национализм. Действительно, эти категории в значитель­но большей степени ориентировали исследователей на изучение современного общества, в частности на выработку каких-то ре­комендаций, касающихся управления усложняющимися этносо­циальными процессами, преодоления конфликтов на националь­ной и религиозной почве. Усиливающиеся миграционные про­цессы значительно изменили этнический состав населения мно­гих западноевропейских стран: существенный приток выходцев из азиатских и африканских стран, сопровождающийся их этнокуль­турной активизацией, усиливающейся маргинализацией, нарас­танием межэтнической и межконфессиональной конфликтности, поставил перед этнологами и антропологами новые сложные задачи, в которых прагматическая социально-практическая «со­ставляющая» исследований нередко преобладала над теорети­ческой.

Теория нации. В западноевропейской традиции аналогом отече­ственной теории этноса стала теория нации. Термин нация (от лат.

пайо — народ) восходит к Античности и Средним векам, когда этим словом обозначали большие группы людей, связанных эко­номическими и политическими интересами, а также общим про­исхождением. Студенты средневековых европейских университе­тов, например, делились «по нациям» согласно тем регионам, из которых они прибыли. Современный смысл понятия «нация» сфор­мировался в конце XVIII в. и был связан с Великой французской революцией. Употребление этого термина в английском, фран­цузском и других западноевропейских языках было непосредственно связано с формированием национальных государств, он обозна­чал совокупность граждан одного государства (отсюда и производ­ное слово «национальность»). Такой же смысл оно получило и в русском литературном языке.

Со времен Французской революции ведет свою историю и дру­гой термин, трактуемый сегодня неоднозначно, — национализм. Это понятие связывалось с правом каждого народа на создание своего государства. Неслучайно одно из наименований XIX в. в европейской истории — «век национализма». Русский ученый А.Градовский считал, что «каждая народность, т.е. совокупность лиц, связанных единством происхождения, языка, цивилизации и исторического прошлого, имеет право образовать особую еди­ницу, т.е. государство»¹.

Для современных полиэтничных государств, к которым отно­сится и Россия, признание такого права оказывается разруши­тельным. Очевидно и поэтому в современном лексиконе понятие «национализм» в России в отличие от западных стран связывают исключительно с проявлением крайних форм этнической и рели­гиозной нетерпимости, шовинизмом, расизмом.

Начало научной разработки теории нации обычно связывают с именем французского ученого Э. Ренана, который в своей знаме­нитой лекции «Что такое нация?», прочитанной в Сорбонне в 1877 г., дал практически первое теоретическое определение этого понятия: стремление определенной группы людей «жить вместе, сохранить наследство, полученное от прежних поколений, и стре­миться к общей цели». Нация, по его словам, это «великая соли­дарность как результат священных чувств к принесенным жерт­вам и тем, кои в будущем еще будут принесены... Существование нации есть ежедневный плебисцит»². В этом определении нет ука­заний на единство происхождения, но сделан акцент на стремле­нии, на политической воле.

В начале XX в. сторонник «всеобщего социализма» О. Бауэр вы­двинул свою концепцию нации, где нация определялась «общно-

Градовский А. Национальный вопрос истории и литературе. — СПб., 1873. —

С. 10.

² Ренан Э. Что такое нация. - СПб., 1988.

стью культуры и характера», возникшей на основе «общности судь­бы». Исходя из особенностей формирования западноевропейских национальных государств, О.Бауэр подверг критике три совре­менные ему концепции нации, связывающие ее с общностью про­исхождения, общностью языка и общностью самосознания (т. е. со­знанием принадлежности к единому целому). По поводу первого О.Бауэр резонно замечает: «Итальянцы происходят от этрусков, римлян, кельтов, германцев, греков и сарацин, современные французы — от галлов, римлян, бриттов и германцев, современ­ные немцы — от германцев, кельтов и славян»¹. По поводу языко­вой общности он пишет: «Но англичане и ирландцы, датчане и норвежцы, сербы и хорваты говорят на едином языке, не пред­ставляя собой единого народа...»². Правда, по мнению К. Каутско­го, настаивавшего на признании языка, один язык может быть присущ двум нациям и даже большему их числу, говорит лишь о том, что наряду с ним существуют еще и другие признаки нации. Наконец, по поводу самосознания, которое якобы сплачивает людей в нацию, австрийский ученый замечает: «Но разве тироль­ский крестьянин перестает быть немцем оттого, что он никогда не сознавал своей связи с немцами Восточной Пруссии или По­мерании, с тюрингцем или эльзасцем?»³.

Вопрос о сущности нации О. Бауэр связывал с понятием «на­циональный характер», который он понимал как некую сумму признаков, которыми различаются люди разных национальностей, как «комплекс физических и духовных качеств». Причем, предвос­хищая проблемы и противоречия этнологии, социальной и куль­турной антропологии и этнической психологии второй половины XX в., О.Бауэр предостерегал от ошибок в понимании нацио­нального характера.

Во-первых, национальный характер не был раз и навсегда установленной сущностью (некой данной от предков мистиче­ской «душой народа») — он исторически изменчив.

Во-вторых, национальный характер должен быть рассмот­рен в соотношении с особенностями, свойственными другим ви­дам общностей, среди которых важное место занимают социаль­но-классовая и профессиональная общности.

В-третьих, ошибочны попытки объяснить с помощью кате­гории «национальный характер» образ действий какой-либо на­ции.

Наконец, в-четвертых, ошибочно действия отдельного че­ловека объяснять национальным характером его народа. «Когда

¹ Бауэр О. Национальный вопрос и социал-демократия // Нации и национа­лизм. - М., 2002. - С.52.

² Там же.

³ Каутский К. Национализм и интернационализм. — Пг., 1918. — С. 53.

мы описываем национальный характер, то этим мы ничуть не объясняем причин каких-либо действий, а описываем лишь то, что является общим во множестве действий данной нации»¹. На­ция, по О. Бауэру, представляет собой лишь «относительную общ­ность характера».

Мы подробно остановились на идеях О. Бауэра именно потому, что в них сформулированы некие узловые положения современ­ной теории нации и предопределен ее «описательный» характер, приведший в конце XX в. к принципиальному отказу западной этнологии, социально-культурной антропологии от выявления «этнических детерминант» поведения наций, этнических групп, связанных с «природой» человека, с наследованием, и к преобла­данию его «социально-манипуляционной» трактовки. «Устанавли­вая различия социального характера, наука не разрешила, а только поставила проблему нации»² (выделено нами. — И. Н.).

В то же время в отечественной этнологии до сих пор преоблада­ет эволюционистское понимание нации, которое основывается на стадиальном отличии нации как исторического типа этноса от предшествующих ей типов (этапов) — племени и народности. В упомянутой нами теории этноса Ю. В. Бромлея были сформу­лированы и основные признаки нации: унификация языка (рас­пространение его литературных форм через литературу, средства массовой информации); развитие профессиональной культуры и искусства; формирование социально-классового состава, соответ­ствующего эпохе промышленного развития; наличие определен­ных форм государственности или сильно развитого движения за ее достижение; определенная экономическая общность. Здесь вос­торжествовала тенденция придания понятию «нация» не столько этнического, сколько социального смысла. «Социалистические нации» (включающие к тому же этнические группы, постепенно «подтягиваемые» до общего уровня. Например, коренные мало­численные народы Крайнего Севера) в перспективе должны были «слиться» в единую общность, в которой этнические различия уже не были существенны и «не просматривались». Это «слияние» и было зафиксировано в уже упомянутой «новой исторической общности» — советском народе. Название «советский» имело уже не этнический, а ярко выраженный политический, идеологиче­ский смысл.

Постоянная подмена социально-политического и этнонацио-нального смысла понятий «народ» и «нация» приводит нередко к парадоксальным ситуациям. Так, один из известных российских этнологов В. И. Козлов обращает внимание на подобное противо-

¹ Бауэр О. Национальный вопрос и социал-демократия // Нации и национа­лизм. - М., 2002. - С.55.

² Там же. — С. 56.

речие в тексте Конституции РФ, где сказано: «Мы, многонацио­нальный народ Российской Федерации...». Возникает аналогия с советским народом. Хотя очевидно, что скалькировано с Консти­туции США, но реор1е — скорее люди, чем народ...

Таким образом, есть все основания говорить о двух основных вариантах современного понимания нации: этническом и граж­данском. Этнический вариант — нация представляет собой разно­видность этноса или исторический этап его развития. Она наделя­ется всеми признаками этноса, т.е. единством языка, сознания своего происхождения, культуры и т.д., но на более высоком уров­не развития, приводящем к образованию государственности. Но в этом случае трудно говорить, например, о единой французской, швейцарской или канадской нации, так как граждане этих стран различаются и по этническому происхождению, и по языку, и, соответственно, по культурным традициям.

Известный историк и этнолог Ю. И.Семенов предлагает в свя­зи с этим использовать категории «субнация» и «супернация». Так, в Великобритании англичане, шотландцы и валлийцы, три этни­ческие общности, т.е. три нации, вместе составляют (как субна­ции) британскую нацию (супернацию). Нечто похожее в Швей­царии и Франции. Причем если все граждане данной страны, имеющие разное этническое происхождение, считают эту страну своим отечеством, то мы имеем дело с единой нацией (суперна­цией). Если же они отечеством считают только часть территории, на которой живут, то в стране несколько наций (субнаций). Обра­зование супернации, или, по выражению Ю. И.Семенова, единого социора (социально-исторического организма), признаваемого отечеством, не обязательно означает ассимиляцию, т.е. слияние разноэтничных групп. Пример — Франция, где бретонцы, баски и корсиканцы, не ассимилировавшись, сохраняя свою этническую, доставшуюся от предков культуру, традиции, язык, тем не менее входят в состав французской нации, признают Францию отече­ством. С этих позиций Ю. И.Семенов объясняет и причины распа­да СССР: сознательный, осуществляемый государством, процесс мононациезации (создания «единой нации — советского наро­да») проходил одновременно с нациезацией ряда этносов. Тот факт, что второй процесс обогнал первый, и явился, по мнению Ю.И.Семенова, причиной распада казавшегося незыблемым Со­ветского Союза и образования на его территории самостоятель­ных государств.

Здесь очень важно понять различие сущности и характера эт­нических и национальных процессов. Если этнические процессы (ассимиляции, консолидации и т.д.), по мнению ученого, про­исходят стихийно, бессознательно, то национальные процессы, на­циональные движения представляют собой сознательное движе­ние к определенной цели. Если следовать «стадиальному» понима-

 

нию нации как «развившегося этноса», то следует признать, что российская «супернация» состоит из этнических образований раз­ного уровня. То, что, например, коренные малочисленные наро­ды Крайнего Севера в некоторых случаях имеют относительную культурно-территориальную автономию (автономные округа — Чукотский, Корякский, Ненецкий и т.д.), несмотря на все уси­лия по нациезации, не делает их нациями в указанном смысле (в частности, по критерию формирования «социально-классово­го состава, соответствующего эпохе промышленного развития»), так как речь идет о другом культурно-цивилизационном типе эт­нической общности, сохраняющей естественные, в рамках своего ландшафта, традиционные способы природопользования.

Нечто похожее происходит в Канаде, где часть коренного на­селения — инуиты (эскимосы) получила недавно территориаль­ную автономию (новое административно-территориальное обра­зование называется Нунавут, что в переводе с инуитского означа­ет «наша земля»).

Разумеется, дело не в терминах, а в понимании самого глав­ного — движущих силах этнических и национальных процессов. Здесь мы затрагиваем основное положение методологии, вызы­вающее споры этнологов как в отечественной, так и в зарубеж­ной науке.

Категория этничности и проблема идентичности. Начиная с сере­дины 70-х гг. XX в. в связи с активизацией национальных мень­шинств, этнонациональных и религиозных движений в западно­европейских странах, усилением этномобилизационных процессов, расширяющимся потоком иммигрантов образ национального, гражданского единства и благополучия оказался несколько поко­лебленным. Возникла необходимость переосмысления ситуации в обществе, испытавшем значительный приток нового инокультур-ного и иноязычного населения. Это было тем более важно, что Европа шла к объединению, к интеграции, к созданию Европей­ского сообщества. Сегодня, когда объединение состоялось по мно­гим направлениям, включая введение единой денежной едини­цы, эти проблемы вновь напомнили о себе.

В ноябре 2005 г. Париж и некоторые другие французские города захлестнула волна беспорядков, названная журналистами «араб­ским бунтом», так как протестовала именно арабская молодежь, среди которых значительная часть была «французами» (т.е. граж­данами Франции) уже во втором поколении, но испытывала недовольство своим положением в обществе, неравенством по сравнению с белыми согражданами. Этническое происхождение и религиозная принадлежность «французских арабов», очевидно, вступила в противоречие с их национальным гражданским стату­сом. Незадолго до этого во Франции вступил в действие закон, запрещающий в государственных образовательных учреждениях ис-

пользовать в одежде знаки религиозной принадлежности (в част­ности, мусульманские женские платки). И хотя значительная роль в указанных беспорядках принадлежит криминальным элементам, группировкам, подталкивавшим молодежь к бунту, этноконфес-сиональная принадлежность оказалась чрезвычайно благодатной почвой для этого.

События во Франции породили поток дискуссий и в россий­ских СМИ, вновь заострив проблему притока в страну значительно­го числа иммигрантов из бывших азиатских советских республик. Одним из любопытных ракурсов этих дискуссий связан с идеей «глобального противостояния» христианской и мусульманской цивилизаций и «наступлением» второй. Эта сугубо политическая идея, способная породить усиление «евронационализма», безуслов­но, может быть опровергнута или принята только на основе серьезного комплексного научного анализа этнокультурной, эт-ноконфессиональной, демографической, политической ситуации в различных странах. Значимость этнологического знания здесь ста­новится особенно велика.

И хотя с конца 90-х гг. XX в. в мировой антропологии наблюда­ется некоторый спад интереса к теоретическому рассмотрению проблемы этничности, последние политические события еще раз доказали важность и актуальность научного изучения этой катего­рии. При обращении к ней необходимо иметь в виду и определен­ные языковые расхождения. Так, в английском языке е(НшсКу, как правило, означает этническую группу, а у нас рассматривает­ся как некое качество, подобное социальности, религиозности и т. п. Во франкоязычных странах употребляется другой аналог эт­ничности — «этнии» как языковые и территориальные общности, отличающие себя от других. К ним, очевидно, относятся и упомя­нутые «французские арабы».

Главное — устоявшиеся в мировой этнологии принципы по­нимания и методы изучения этнического «измерения» общества и личности практически не выдержали испытания новой культурной ситуацией. Требуются возврат к исходным понятиям, переосмыс­ление методологических оснований этнологической науки. Вот здесь и выявляется основной, «узловой» вопрос этнологии, решение которого разделило этнологов на два основных лагеря — примор-диалистов и непримордиалистов¹, при том что по многим вопросам их представители существенно друг от друга отличаются (как в отечественной, так и в зарубежной этнологии). Одновременно произошла и определенная смена ракурса интереса этнологии, социально-культурной антропологии, что в значительной степе­ни может затронуть именно отечественную этнологическую на­уку, традиционно развивавшую теорию этноса. По справедливому

От англ. рптог(На1 — изначальное, исходное, исконное.

замечанию В.А.Тишкова, здесь требуется переход от поиска чело­века в этносе к поиску этноса в человеке, т.е. перенос внимания наличность. Именно в связи с этим в центре внимания оказалось понятие, производное от этничности, — этническая идентичность, осознаваемая (или неосознаваемая) соотнесенность (тождествен­ность) личности с этнической группой, ее культурой (иногда переносимая и на групповой уровень).

Указанное размежевание на примордиалистов и непримордиа­листов не является актом публичного разделения на два «вражду­ющих» лагеря (единства по многим вопросам в этих теоретически сконструированных «лагерях» не наблюдается). Это скорее ин­струмент, с помощью которого выявляется методологическая ориентация ученых (или теоретических концепций) в решении главного вопроса: «Является ли этничность неким изначальным, укорененным, объективно данным свойством человека, челове­чества или это то, что имеет субъективную природу, может быть произвольно сконструировано в соответствии с социальными, по­литическими интересами, потребностями?»

Для этнопедагогики решение этого основного вопроса прин­ципиально, так как от него зависят стратегия и тактика этнопеда-гогического воздействия. Если этничность (т.е. принадлежность к определенному этносу со всеми вытекающими отсюда последстви­ями для поведения) укоренена в человеке, то она может модифи­цироваться, но не изменяться в своей основе. Если же укоренен­ности нет, с помощью педагогических средств можно сформиро­вать любую идентичность, и то, что человеку субъективно пред­ставляется его этнической принадлежностью, может быть произ­вольно изменено. Очевидно, что окончательное решение этого вопроса еще впереди и ответ на него может быть дан только на основе значительного числа экспериментов комплексного меж­дисциплинарного характера. Пока же, как это ни парадоксально звучит, этнопедагогика вынуждена «экспериментировать» в зна­чительной степени «вслепую», стихийно склоняясь к более при­влекательной, понятной на бытовом уровне сознания и тради­ционно развиваемой в отечественной этнологии примордиалист-ской позиции.

В то же время этнопедагог — не пассивный «исполнитель», инструмент реализации той или иной теоретической концепции, а живой субъект педагогического процесса, творческий поиск которого может приблизить решение указанной проблемы. Имен­но поэтому попробуем уточнить, конкретизировать указанные подходы к этничности.

Итак, согласно при морд иал истской пози ци и, осно­вывающейся прежде всего на эволюционизме, этничность, этни­ческая принадлежность — свойство личности, укорененное в ней, т.е. она имеет объективную, не зависящую от сознания основу.

 

Но каков уровень этой укорененности? Есть два основных вари­анта ответа на этот вопрос: социологический (или социально-пси­хологический) и биологический (или биосоциальный).

В первом случае речь идет об укорененности социальной, свя­занной с формированием устойчивого этнического самосознания и стереотипа поведения, которые сохраняются и наследуются от поколения к поколению и мало подвержены изменениям. Во вто­ром случае — о биологической укорененности — врожденности этничности, т.е. о том, что этничность уже заложена в генетиче­ском коде, а ее развитие зависит от определенных социальных условий, но с учетом биологической предрасположенности.

Сегодня этот наиболее радикальный вариант примордиализма не имеет большого распространения, так как не может объяснить сложности и противоречия современных этнических процессов. Социологическая модель примордиализма обладает гораздо боль­шей устойчивостью и применимостью в современной этносоци­альной ситуации.

Укорененность в данном случае не означает врожденности. В за­падной антропологии такую позицию обычно связывают, в част­ности, с именем одного из крупных антропологов Клиффорда Гирца, определявшего этничность как «коллективно одобренный и публично выраженный мир личностной идентичности». При­мерно такая же позиция отличает и авторов книги «Этническая идентичность», в которой этничность характеризуется как «соци­альная форма лояльности» и «экзистенциальное значение, про­истекающее из человеческой потребности иметь преемственную принадлежность».

К этому варианту с некоторыми оговорками может быть от­несена описанная концепция этноса Ю.В. Бромлея. Оговорки вызваны тем, что развитие этой теории привело практически к отказу от примордиализма: в концепции «слияния» советских этносов в новую историческую общность, новую единую социа­листическую нацию — советский народ — укорененность, пред­полагающая сохранение этнических различий, вариантов, как бы «снимается». Аналог — американская концепция плавильного котла, также потерпевшая крах в результате развития этномо-билизационных движений в американском обществе и заставив­шая американских антропологов обратиться к идее мультикуль-туральности общества, т.е. практически к признанию его поли-этничности.

Небиологический вариант примордиализма связан с представ­лением о том, что этничность как объективно существующее со­циальное свойство родилась в процессе социогенеза, т.е. формиро­вания у человечества социальных, внебиологических форм жизни, и была результатом адаптации человека к природе и одновременно к себе подобным.

В этом плане интересна позиция российского этнолога С.А.Ару­тюнова. Говоря об этнической идее, ученый подчеркивает, что она порождается «не паранойей, не гипнозом, не харизмой лиде­ра (хотя все эти факторы могут способствовать ее укоренению), а объективной закономерностью агломерации, «слипания» людей в группы общности интересов и дальнейшим неизбежным стремлением этих социокультурных групп, в том числе этносов, к расширенному самопроизводству»¹ (выделено нами. — И. //.). Обосновывая свое­образную новую информационную концепцию этноса, С.А.Ару­тюнов утверждает, что «в основе возникновения и самоподдержа­ния этносов лежат сгустки коммуникационных, информационных свя­зей. Они же. несомненно, лежат и в основе создания других обще­ственных группировок — религиозных, профессиональных, по­литических, спортивных, любительских и т.д. Однако все такие группировки основываются на сгустках тематически выборочных инфосвязей, и только этнос базируется на лишенной всякой выбо-рочности их всеобщей совокупности». Иначе говоря, этничность существует всегда и является необходимой формой существова­ния человека, изоморфной (т.е. подобной) виду у животных. По­этому «этничность всегда, хотя бы незримо, присутствует в лю­бой деятельности человека, даже если он этого не осознает или активно не желает»².

Любопытным вариантом социологического примордиализма, на наш взгляд, можно считать теорию габитуса французского со­циолога П.Бурдье. Габитусы — это «системы длительных, транс­портабельных предрасположений», которые порождают и орга­низуют практики и представления. Это своеобразные программы (в информационном смысле), включающие практику и предше­ствующих поколений, и ныне живущих поколений, которая «ра­ботает» и на уровне индивида, и на уровне класса, группы, в частности этнической.

В основе действия габитусов — своеобразное «опривычивание». Причем если говорить об этнической идентичности через габиту­сы стереотипы, то предубеждения и другие ее компоненты час­тично наследуются, а частично конструируются. По мнению Бурдье, «наши габитусы направляют наши мотивации и поведение со­гласно выработанным в течение тысячелетий предрасположенно-стям (диспозициям). Таким образом, этничность существует как своего рода передаваемая от поколения к поколению привычка, от которой мы не в состоянии отказаться, но в которую мы мо­жем вносить модификации»³.

¹ Арутюнов С. А. Этничность — объективная реальность // Этнографическое обозрение. — 1995. — № 5.

² Там же. — С. 9.

³ Винер Б. Е. Этничность: в поисках парадигмы изучения // Этнографическое обозрение. - 1998. - № 4. - С. 19.

Еще раз подчеркнем, что отнесение того или иного исследова­теля к примордиалистской концепции условно, так как единой концепции не существует. Речь идет лишь о позиционировании в вопросе об исходности, изначальности или, наоборот, искусст­венности этничности, об объективности ее существования.

В этом смысле к данному направлению, на наш взгляд, можно отнести и один из первых опытов фундаментальной философской интерпретации этничности С. Е. Рыбакова, дистанцирующегося от примордиализма, определяющего свою позицию как эссенциалист-скую (т.е. основанную на признании существования этнической сущности). В концепции С.Е.Рыбакова внимание переключается на категорию «этническое» и принципиальный антропологичес­кий поворот не от этноса к личности, а от личности к этносу. Здесь этническое рассматривается как некая субстанция, имею­щая в качестве своего вместилища сущностные структуры самой личности. Феномен этнического, утверждает С.Е.Рыбаков, явля­ется «внесоциальным, досоциальным и предсоциальным по сво­ей сути и выступает как отражение фундаментальных сущностных структур духовной организации человека в составе его личности»¹. Таким образом, исследовательский ряд строится в противополож­ном по сравнению с традиционным направлении: этничность— этнос —внешние проявления этнического.

Этническая субстанция, по мнению С. Е. Рыбакова, не может исследоваться социологическими, биологическими или психо­логическими методами и является прерогативой философско-ан-тропологического подхода. Этническое несводимо к языку, складу психики, культуры или их комбинации, совокупности, а может только через них отслеживаться. Но именно об укорененности этничности (в интерпретации С.Е.Рыбакова) говорят ее каче­ства, которые философ называет самыми очевидными и харак­терными:

«1) самоценность — самое отличительное свойство этничности и этнического как такового, которое выражается в том, что дале­ко не всегда можно объяснить поведение представителей того или иного народа исключительно утилитарными, меркантильными соображениями. Зачастую этничность обнаруживает свою полней­шую «ненужность», предстает как явно излишняя человеческая характеристика и даже выступает как помеха, тем не менее она имеет место, существует как бы «ни для чего»;

2) атрибутивность — этничность обнаруживает себя как атри­бут личности, она может быть более или менее выраженной, но есть у каждого;

¹ Рыбаков СЕ. Теоретико-методологические основы исследования этничес­ких феноменов: Автореф. дисс.... д-ра филос. наук. — М., 2001. — С. 10.

3) устойчивость — этническое слишком глубоко укоренено в человеке и потому весьма устойчиво, существуя в значительной степени независимо от внеэтнических социальных условий;

4) интенсивность — этническая детерминация человеческой активности обычно так интенсивна, что этничность может быть объяснена скорее даже в категориях иррациональности, чем праг­матизма»¹ (выделено нами. — И.Н.).

Феномен этничности имеет, по С. Е. Рыбакову, сознательно-бессознательную природу и в качестве личностного качества вы­ступает основой той социокультурной общности, которая имену­ется этносом.

Парадокс этой теории, на наш взгляд, заключается в том, что, несмотря на заявленный автором антропологический поворот (а точнее, даже переворот), мы вряд ли приблизились к понима­нию природы этничности. Более того, критикуя традиционные определения этноса за описательность, за «каталогизацию» при­знаков, С.Е.Рыбаков сам применяет тот же «описательно-пере­числительный» подход, только уже на уровне личности (это пере­численные признаки этничности — самоценность, атрибутивность, устойчивость, интенсивность, которые указывают на особенно­сти проявления этничности, но не объясняют ее). Использование данного подхода к проблеме нации и национализма приводит к выводу о почти фатальном противостоянии этноса и государства, этноса и нации, которую исследователь определяет как «истори­чески обусловленный динамический процесс гомогенизации государ­ства и унификации его идентичности путем корректировки извне содержимого индивидуальных идентичностных структур»² (выде­лено нами. — И.Н.). К подобному радикализму в рассмотрении соотношения этнической и гражданской (национальной) иден­тичности мы обратимся позже.

Одной из немногих «объясняющих» природу этничности тео­рий остается концепция Л.Н.Гумилева, которую можно (опять-таки условно) отнести к биологической, или биосоциальной, раз­новидности примордиализма, так как в ней этничность связана с проявлением биохимической энергии пассионарности и генети­чески наследуемым стереотипом поведения (мы уже касались это­го вопроса). В то же время гумилевское объяснение подвергается большим сомнениям.

Таким образом, основная идея примордиалистского подхода состоит в признании онтологического, бытийного статуса этноса и этничности, в признании этносов реально существующими че­ловеческими общностями, имеющими объективные основания.

¹ Рыбаков СЕ. Теоретико-методологические основы исследования этничес­ких феноменов: Автореф. дисс.... д-ра филос. наук. — С. 17.

² Там же. - С. 9.

Конструктивизм — это альтернативный подход, имеющий ши­рокое распространение в западноевропейской и американской эт­нологии, претендует на более адекватное описание этнических процессов. В его основе — отрицание именно онтологических оснований этноса, какой бы то ни было укорененности этнич-ности.

Наиболее авторитетным представителем и одним из основате­лей этого направления считается норвежский теоретик Ф. Барт, в работах которого основные принципы конструктивизма сфор­мулированы наиболее последовательно. Классическим стало и предложенное Ф. Бартом еще в конце 60-х гг. XX в. определение этничности как «формы социальной организации культурных раз­личий».

Одно из центральных понятий — «этническая граница», кото­рое определяет саму группу, а не культурный материал, содержа­щийся в пределах этих границ. Этническая идентичность — это не выражение определенного культурного комплекса, а форма со­циальной организации на основе «самокатегоризации» или кате­горизации другими.

Этнические группы — результат не развития некой «этничес­кой матрицы» (как это рассматривается в примордиалистской интерпретации), а сознательного социального конструирования в определенных исторических, экономических, политических об­стоятельствах с учетом конкретных ситуативных воздействий. Клю­чевую роль в конструировании этничности играет политика «эт­нического предпринимательства», которое мобилизует членов эт­нической группы на определенные политические действия. Ог­ромную роль в указанном конструировании играют политики, ученые и средства массовой информации, создающие «мифы» об этногенезе, «воле народа» и т.д.

Иначе говоря, объективных оснований этнос не имеет. Он яв­ляется скорее актом «творческого воображения» или продуктом сознательной деятельности людей. Не лидеры служат этнической общности, а этнический фактор — лидерам.

Наиболее яркий представитель конструктивизма в отечествен­ной этнологии — В. Л. Тишков, разделяющий основные установки бартовского констр

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: