Слово как действие и коммуникация как социальное взаимодействие

Обозначившееся таким образом новое исследовательское русло разрабатывается в первой половине ХХ века усилиями отдельных блестящих ученых (или «кружков»), неудовлетворенных трактовками языка, которые предлагала тогдашняя филология.

Проблемы перехода языка в речь и живого функционирования речи обсуждались в 1910—20х годах в кругу русских формалистов (В. Шкловский, Ю. Тынянов, Б. Эйхенбаум, Р. Якобсон), - их интересовали сходство и различие «стихийного» и художественного контуров речи, процессы «делания» поэтического произведения и последующего бытования поэтических форм, порождение и восприятие образа и повествования. Фактически, все это подразумевало нарастающую сосредоточенность на коммуникативном измерении искусства слова, - оно занимает формалистов все более (с годами) не как изолированный, автономный объект, а как «составная часть социальной структуры, компонент, который взаимодействует со всеми остальными и сам изменяем» (позднейшая формулировка Якобсона).

Роман Осипович Якобсон (1896-1982) – русский и американский лингвист и литературовед, один из крупнейших филологов ХХ века, труды которого оказали большое влияние на развитие различных областей гуманитарного знания. «Мы все четко понимаем, что как лингвист, игнорирующий поэтическую функцию языка, так и литературовед, равнодушный к лингвистическим проблемам и незнакомый с лингвистическими методами, представляют собой вопиющий анахронизм».

 

 

Расширенную и в то же время более строгую трактовку эта функциональная проблематика получает в 1920х годах в работе Пражского лингвистического кружка. Р.О.Якобсона, Н.С.Трубецкого, С.О.Карцевского и других объединяет в нем уже характерно структуралистское понимание языка как целенаправленной системы средств выражения: дифференциация языковых средств изучается в зависимости от социальных функций и задач коммуникации. Якобсон, работая впоследствии в Дании и в США, предложит на этой основе обобщенную модель коммуникации, по сей день высоко востребованную в гуманитарной науке (она обсуждается ниже в разделе… пособия).

В России в конце 1920х годов задачу изучения «слова в жизни» помимо рамок «узко-языковедческого» подхода ставят перед собой и участники кружка Михаила Бахтина (1895-1975).

	Михаил Михайлович Бахтин (1895-1975) – русский философ, филолог, культуролог, один из крупнейших мыслителей ХХ века. «Всякое понимание живой речи, живого высказывания носит активно-ответный характер (…); всякое понимание чревато ответом и в той или иной форме обязательно его порождает: слушающий становится говорящим».

 

Они исходят из того, что слово живет не иначе, как в составе общения, что «ближайшая социальная ситуация и более широкая социальная среда всецело определяют – притом, так сказать, изнутри – структуру высказывания»[4]. Они предлагают также принять высказывание в его неотрывности от необъятно-динамичного социального контекста за единицу анализа. Этот шаг не может не повлечь за собой далеко идущих последствий. Новый подход обнаруживает интригующе интересные стороны в явлениях, к которым еще только начинала подступаться тогдашняя наука (как мельчайшие «житейские жанры», неприметная обыденность разговора), а также в явлениях, которые были, казалось, давно и хорошо исследованы (например, литературная речь). Одна из «масок» Бахтина В.Н. Волошинов в книге «Марксизм и философия языка» (1929) полемизирует с господствующим «отвлеченно-лингвистическим» подходом, сосредоточенным на изучении языковых единиц и систем, и, чтобы заострить полемически свою позицию, приводит простейший пример бытового диалога: допустим, некто говорит «Так…», а собеседник ничего не отвечает. «Изолированно взятое высказывание «так» пусто и совершенно бессмысленно – с ним нечего делать, из него не выжмешь ни грана смысла. Но тем не менее эта своеобразная беседа двоих полна смысла, значения и вполне закончена». В живой практике общения такие загадочно-прозрачные взаимодействия происходят на каждом шагу, - настаивает Бахтин, - в них обнаруживает себя человеческая субъективность – эмоциональность, экспрессивность, оценочность тот или иного характера. Их, поэтому, нельзя не изучать, но для этого необходимо выработать новые аналитические инструменты, - уходя от жесткой дихотомии языка и речи, принятой в лингвистике Соссюра. Общение все более последовательно понимается Бахтиным как социальный процесс, - это требует от филологических субдисциплин (лингвистики и литературоведения), в той мере, в какой они занимаются проблематикой общения, серьезной перестройки – фактически, трансформации в «металингвистику» и «металитературоведение» (в окончательному виде эти идеи оформятся в более поздних - 1950-1960х годов - работах Бахтина, в том числе в учении о речевых жанрах).

На недостаточность «узко-специализированных» подходов к языку в те же 1920е годы указывает психолог Лев Выготский (1896-1934): слово мало описать как фиксированное отношение между звуком и обозначаемым предметом, - оно есть прежде всего динамичное отношение между людьми, говорящим и слушающим. Выготский выдвигает программу изучения слова как символического орудия, средства и посредника, подчеркивая ключевую роль речевой деятельности в становлении как индивидуальной личности, так и культуры в целом. К сожалению, он рано умирает от туберкулеза, а Бахтин 1930х годах вынужденно отправляется в Кустанайский край учить колхозников бухгалтерскому учету. Лишь десятилетия спустя идеи того и другого будут «переоткрыты», учтены и подхвачены как в российской, так и в западной гуманитарной науке.

 

Сходные по направленности процессы происходят параллельно в западной семиотике. В 1930х годах, развивая интуиции Чарлза Пирса, его соотечественник Чарлз Моррис предлагает различать в науке о знаках три важнейшие части: если семантика - это учение об отношении знаков к действительности, а синтактика - учение об отношениях между знаками, то прагматика[5] призвана сосредоточиться на отношении знаков к тем, кто их производит, воспринимает, интерпретирует и т.д., - иначе говоря, это учение об использовании знаков в коммуникативных процессах. Развивая прагматические подходы к слову и общению, семиотика вносит свой вклад в коммуникативистику.

 

Чарлз Уильям Моррис (1901-1979) – американский философ, один из основателей семиотики. Наиболее известная работа – «Основания теории знаков». «Человеческая цивилизация невозможна без знаков и знаковых систем, человеческий разум неотделим от функционирования знаков - а возможно, и вообще интеллект следует отождествить именно с функционированием знаков».

 

 

Людвиг Витгенштейн (1889-1951) –основоположник аналитической философии, один из крупнейших мыслителей ХХ века. Наиболее известные работы: «Логико-философский трактат», «Философские исследования». «Произнесение слова подобно нажатию клавиши на клавиатуре представлений»

Мысль австрийского философа Людвига Витгенштейна также содействовала переносу внимания с анализа семантики слов и предложений на анализ прагматики высказываний. Начав с представления о языковой пропозиции как миниатюрной «картинке» действительности, он постепенно приходит к мысли о том, что язык следует понимать не как средство отображения, описания действительности (ставя вопрос: что стоит за словами?), а как средство осуществленияразнообразных человеческих действий, «игр» или «форм жизни» (ставя вопросы: кто? как? зачем эти формы употребляет).

 

Во многом под непосредственным влиянием идей Витгенштейна и традиции прагматизма в англо-американской науке 1930-50х годов формируется аналитическая философия языка и как одно из ее направлений - т.н. философия обыденного. Свою цель она видит в познании структур человеческого опыта через пристальное описание повседневного использования речи, стихийно складывающихся в ней практик и форм. Размышляя над тем, как люди организуют, воспринимают, интерпретируют, понимают событие коммуникации, представители этой школы - такие ученые, как Джон Остин (1911-1960), Герберт Пол Грайс (1913-1986), Джон Сёрл (род. 1932) и другие - способствовали расширению горизонтов не только философии, но и филологии: она тоже учится видеть проблемы там, где прежде их не видели, все активнее связывая способы речепользования с многообразием социального и культурного поведения людей. В частности, на основе семиотической прагматики получает все более широкое развитие прагматика лингвистическая, - сосредоточенная на изучении языка в аспекте его использования в практиках общения.

	Джон Лэнгшо Остин (1911-1960) – британский философ, основоположник теории речевых актов, наиболее известная работа – «Слово как действие». «Мы должны научиться бегать, не умея ходить. Если бы мы никогда не совершали ошибок, как бы мы исправляли их?»

 

Мы видим, как формируется «русло» новой теории, принимая в себя «притоки» разнодисциплинарной (филологической, философской, психологической, социологической) мысли. При всех особенностях индивидуальных подходов, их объединяет стремление анализировать речевой, социально-коммуникативный опыт как неразложимое, подвижное единство. Границы между вербальной и невербальной составляющими высказывания, - между собственно текстом и контекстом, - между речью индивидуальной и коллективной, художественной и нехудожественной, «литературной» и «нелитературной» проблематизируются при этом наново. Интересны не только и даже не столько различия между ними, сколько динамика их взаимодействия. Развивая яркую интуицию Михаила Бахтина, языковед Борис Гаспаров пишет: «всякий акт употребления языка – будь то произведение высокой ценности или мимолетная реплика в диалоге – представляет собой частицу непрерывно движущегося человеческого опыта»[6]. Внимание современных ученых все более сосредоточивается на многомерном опыте «языкового существования» или (что то же) речевой деятельности, уже никак и далеко не сводимой к непосредственному речевому общению лицом к лицу.

Ролан Барт (1915-1980) – французский филолог и семиотик, наиболее известные работы: «Мифологии», «Нулевая степень письма», «S/Z». «Язык окружает всю сферу литературы примерно так же, как линия, у которой сходятся небо и земля, очерчивает пределы привычного для человека мира».

В речи, рассматриваемой под этим углом, обнаруживается системность, - однако иная, чем те виды системности, с которыми уже привыкли иметь дело наука о языке или наука о литературе: нежесткая, вариативная, контексто-зависимая. Она требует освоения по причинам отнюдь не только «внутринаучного» характера. Каковы же эти причины? В статье «Структурализм как деятельность» (L' activitéstructuraliste, 1963) Ролан Барт (1915-1980) дает ответ на этот вопрос, прибегая к ассоциации, как будто бы далекой, но выразительной и точной. Гегель, напоминает он, восхищался умением древних греков вслушиваться в голоса окружавшей их природы, вопрошая родники, горы, леса, грозы об их смысле. «Не понимая, о чем именно им говорят все эти вещи, они ощущали в растительном и космическом мире всепроникающий трепет смысла, которому они дали имя одного из своих богов – Пан». Приписывая античному человеку такую завидную проницательность слуха, - чуткость к «натуре» как если бы она была «культурой» т.е. способность воспринимать ее как осмысленную, проникнутую смыслом - немецкий философ именно с нею связывал непревзойденные творческие достижения древнегреческой культуры. Современность, - на взгляд уже не Гегеля, а самого Барта, - предъявляет нам схожий вызов: «Мы сегодня ощущаем себя в окружении второй природы, самую природу ощущаем социальной, культурной, пропитанной человеческим началом. И для нас не менее важно, чем для греков вслушиваться в вибрацию той гигантской машины, каковую являет собой человечество, находящееся в процессе неустанного созидания смысла».

 

Задача современной гуманитарной науки – помочь человеку лучше слышать все более мощный гул современного мира как системы коммуникаций, точнее, множества работающих культурно-коммуникативных систем, - которых сам он (человек) - и создатель, и заложник, и пользователь, и подчас невольная жертва. Еще раз стоит подчеркнуть, что речь здесь идет о коммуникации, широко понятой, - она включает в себя и устный/письменный модусы, которыми занимается лингвистика, и особую разновидность письма, которым занимается литературоведение, и многое сверх, - что раньше казалось (а некоторым и сейчас кажется) посторонним для филологии как таковой.

Если в 1960х годах таким образом обосновывалась насущность структуралистской методологии (ср. название статьи Барта), то в 1970-80х становится актуально «самокритическое» преобразование структурализм в постструктурализм: чтобы «слышать еще лучше», различать все более тонкие обертоны и смысловую подоплеку «гула». Суть преобразования связана с рефокусировкой интереса[7]: постструктуралисты разделяют со своими предшественниками озабоченность языками культуры и лабиринтами коммуникации, но их интересуют не только устойчивые, предполагаемо объективные структуры, организованные, логическими оппозициями, но также – и даже в большей степени - процессы, не подчиняющиеся бинарной логике, вариативные, требующие гибкого учета коммуникативных контекстов, тесно связанные с человеческой субъективностью – эмоциональностью, телесностью, игрой воображения и вымысла. Время показало, что этот сдвиг был не случаен, но оправдан (за вычетом, возможно, полемических крайностей), характеристиками исследуемого предмета – современной культурно-коммуникативной среды. Многие из подходов, опробованных в русле постструктуралистской теории, оказались полезны и быстро нашли себе применение в анализе сетевой культуры, полицентричной, полимедийной, слабо структурированной, широко использующей эффекты «виртуальной реальности». Развитие теории речи в ХХ веке вообще тесно связано с необходимостью решения вновь возникающих прикладных задач – инженерно-технических, коммерческих, политических, социальных, общекультурных. С изменением этих задач меняется и сама теория.

Какой же можно подвести итог (промежуточный, разумеется) процессу становления «мысли о речи», который растянулся на два с лишним столетия? К 1980-2000м годам речевая коммуникация, обозначаемая вездесущим и потому смущающим многозначностью термином «дискурс», превратилась в центральный предмет общегуманитарной дискуссии. Стало возможным говорить о «дискурсологии» или «речеведении» - как аморфном, зато исключительно динамичном поле междисциплинарного и транс-дисциплинарного знания: в нем происходит интенсивный обмен терминами и теориями и не менее интенсивное взаимодействие между теорией и прикладным социокультурным анализом. Не будет преувеличением сказать, что самые злободневные вопросы и сегодняшняя научная мысль, и сегодняшняя общественная действительность формулируют (нередко адресуя друг другу!) именно в категориях коммуникативистики.

 

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: