 |
Глава десятая,
|
|
|
|
в которой Витя знакомится с Вовкой Зубковым и узнаёт много нового для себя
Витя проснулся очень рано – низкое солнце цеплялось за плетень, в стекла террасы упирались мокрые от росы ветки липы, а на пороге открытой двери, из которой тянуло утренней свежестью, стоял рыжий голенастый петух и сердито присматривался к Вите то одним, то другим глазом.
Оказывается, мама и папа встали еще раньше и ждали, когда проснется их единственный сын.
Витя сладко потянулся, и тут папа сказал:
– На речку, быстро! Купание и зарядка.
На Птаху пошли втроем. Делали зарядку, поеживаясь от прохлады. Над водой стлался прозрачный туман. Папа, за ним Витя смело ринулись в воду, а мама никак не решалась. Пришлось ее вталкивать в реку. Мама визжала.
После зарядки и купания особенно вкусным показался завтрак. Бабушка Нюра принесла парное молоко, сказала:
– Пейте на здоровье.
Бабушку Нюру усадили почти насильно завтракать. Она села к столу, поджала ноги под табуретку, но есть ничего не стала, вдруг пригорюнилась, и Витя увидел, что глаза ее наполняются слезами.
– Что вы, что вы, Анна Ивановна! – всполошился папа.
– Как вы, сынки мои были б... – тихо сказала бабушка Нюра. – Я лучше пойду, не обессудьте. – И ушла.
– Чего она? – шепотом спросил Витя.
Папа нахмурился:
– В войну погибли у нее муж и два сына.
«Значит, одна она, совсем одна на свете», – смятенно подумал Витя.
В это время по тропинке прошлепали торопливые шаги, и в дверях появился парнишка, на вид ровесник Вити. Большеголовый, глаза широко расставлены и очень хитрые. Черные густые волосы были спутаны и не причесаны, нижняя пухлая губа оттопырена, и от этого лицо казалось немного обиженным. Парнишка был в рваных брюках, в майке и босиком. Вот чудно! Вите показалось, что где‑ то он уже его видел. Но ведь этого никак не могло быть!
|
|
|
Осмотрев стол, парнишка деловито, даже, пожалуй, хмуро спросил:
– Здесь живет Витька Сметанин?
– Это я, – сказал Витя.
– Не Витька, а Витя, – поправила мама. – И, между прочим, надо здороваться.
На эти слова парнишка не обратил никакого внимания.
– А я Вовка. По фамилии Зубков. Меня Федька прислал. Зоотехник. Он сосед наш. Пошли играть.
Вите сразу очень понравился Вовка Зубков.
– Мама, я тоже босиком. Можно? – спросил Витя.
– Нет, – сказала мама. – Поранишь ногу.
Мальчики убежали – Вовка босиком, Витя в сандалиях. Только свернули за угол, Вовка сказал:
– Разувайся!
Витя снял сандалии. Как же было здорово босиком бегать по траве! Трава была бархатистой, прохладной – еще не высохла роса, она сверкала на солнце.
Прибежали за сарай, очень старый и темный. Здесь были кучи высохшего коровьего навоза и росла трава с мелкими беловатыми листочками. Она стлалась по земле.
– Давай искать баранчики, – предложил Вовка. – Они вкусные.
На траве были маленькие зеленые баранчики – круглые, с белой крапинкой посередине. Вовка ел их с удовольствием, Витя тоже ел, правда, с некоторой опаской; баранчики ему, если говорить честно, не очень нравились.
– Много не ешь, – великодушно сказал Вовка. – А то с непривычки понос будет.
Мальчики легли в траву. Около уха Вити возилась какая‑ то букашка. Стремительные ласточки мелькали в небе.
– У вас в городе стоэтажный дом есть? – неожиданно спросил Вовка.
– Нет, – удивился Витя. – В Советском Союзе вообще нет стоэтажных домов. Только в Америке.
– Откуда ты знаешь? – хмыкнул Вовка. – Разве ты везде был? Где‑ нибудь обязательно есть стоэтажный дом. А если нет, я построю. Вырасту, выучусь на инженера и построю.
– А в космос ты не хочешь лететь? – спросил Витя, потому что вспомнил: все ребята в их дворе мечтают стать космонавтами.
|
|
|
– Не, – сказал Вовка. – Чего там делать? Холодно. И земли нет. Одни звезды. – Он помолчал и вдруг даже вскочил. – Во! Придумал! Что, если наскрозь землю прокопать? Может, там, под нами, еще один Советский Союз?
Витя так и ахнул.
– Вовка, ведь земля круглая. Шар она, понимаешь? И давно известно, где какие страны. Ты что, географии не учил? В учебнике ведь написано.
– Врут! – сердито и убежденно сказал Вовка. – Они понапишут. Обязательно еще есть неоткрытые страны.
Витя подумал: «А ведь тоже в седьмой класс перешел. Ну и дела».
Неизвестно, отчего стало весело.
Вовка предложил:
– Пошли ко мне. Молоко со льда попьем.
Вовка жил на другом краю деревни. И окраина эта совсем не была похожа на главную улицу. Избы здесь стояли вразброд и некоторые были заколочены, обветшалые – в них никто не жил.
Вовка без ключа снял замок с двери, и Витя вслед за ним вошел в низкую избу. Крохотные окошки, выкрашенный яркой коричневой краской пол, чисто вымытый стол, лавка, за пестрой занавеской – кровать. Здесь же, за перегородкой, – Витя совсем остолбенел – топтался теленок, дымчатый, с белым пятном на лбу, очень симпатичный.
– Зачем он в доме? – робко спросил Витя.
– От коровы отняли, – объяснил Вовка. – Выпустишь, она его сразу найдет, все молоко отдаст.
«Ну и что? – подумал Витя. – Пусть бы отдала. Ведь коровы для своих детей молоко делают». Но вслух этой мысли Витя не высказал. Кто его знает? Может, так и надо?
По окнам ползали и жужжали оводы.
– Чего я тебе сейчас покажу! – сказал Вовка.
Со стола он взял ломоть черного хлеба, отщипнул от него мякиш, скатал шарик, нашел соломинку, проткнул ее через шарик, который оказался на середине соломинки. Потом Вовка поймал четырех оводов, и по паре насадил их с каждого конца соломинки, проткнув оводам брюшки.
– Теперь гляди!
Он отпустил оводов, они страшно загудели и стали вчетвером летать по комнате, возить хлебный шарик. Вовка хохотал, а Вите было жалко оводов, хотя они и вредные насекомые. Им, наверно, было очень больно и тяжело.
– Лучше бы их сразу убить, – сказал Витя.
Вовка почему‑ то рассердился.
– Еще чего? – закричал он. – Пускай лошадей не кусают. И коров. Вот погоди, начнется сенокос, поедем с тобой в луга, посмотришь, что эти оводы с лошадями делают. А теперь полезли в погреб.
|
|
|
Вовка поднял деревянную крышку. Из погреба веяло холодом и сыростью. Витя за Вовкой спустился по крутой лестнице вниз. Глаза постепенно привыкли, и он увидел кучу картошки с длинными белыми корнями; прямо на земле на деревянной доске стояли крынки с молоком.
– А где же лед? – спросил Витя.
– Под землей. – И Вовка объяснил: – Еще зимой, когда на Птахе лед крепкий, каляный, мы его рубим на куски. Знаешь, получаются такие голубые глыбы, в них, как в зеркало, можно смотреться. Здесь, – Вовка топнул, – вырываем яму, кладем туда лед, сверху газеты, а на газеты – землю. Там и сейчас лед, все лето будет лежать, до следующей зимы. Чем не холодильник?
Витя вспомнил белый большой холодильник на кухне своей городской квартиры.
Витя передернул плечами – он совсем замерз. Мальчики выбрались из погреба в избу.
Вовка поставил на стол крынку с молоком. Крынка сразу запотела. А в желтых, даже розовых сливках, которые покрывали молоко сверху, плавали черными точками мушки. Вовка выловил их кончиком ножа, и мальчики стали пить холодное густое молоко с толстыми ломтями черного хлеба, посыпая его крупной солью. Было очень вкусно.
В это время в сенях затопали; загремело ведро.
– Мамка, – сказал Вовка. – Не в духе вроде.
В комнату вошла маленькая женщина с такими же, как у Вовки, широко поставленными глазами – взгляд ее был озабоченным; волосы выбились из‑ под косынки; она была в резиновых сапогах; от нее пахло куриным пометом. Женщина стала в дверях, смотрела на Вовку, а Витю вроде не замечала.
– Ну что мне с тобой делать? – закричала женщина. – Немытый, нечесаный. И опять рубаху порвал!
– Мам, я... – начал было Вовка, но женщина закричала еще громче:
– На погибель мою растешь! Почему теленок непоенный?
– Мама, я...
Тут маленькая женщина заметила Витю, вернее, стала рассматривать его, и глаза ее сделались любопытными.
– А это кто же такой чистенький? – недоуменно спросила она.
|
|
|
– Витька, – сказал Вовка. – Дачник. У бабы Нюры они стоят.
– Понятно, – задумчиво сказала Вовкина мать. – Ну, давай знакомиться. Меня тетей Ниной звать. – Рука у нее была сильная, холодная, с потрескавшейся кожей. – Вон как люди ходят. Брал бы пример, бесстыжие твои глаза. – Вдруг она подошла к Вовке, ласково потрепала его по голове. – Есть хочешь?
– Нет, – ответил Вовка и счастливо улыбнулся. – Мы вот с Витькой молока с хлебцем поели.
– Поели? Ну и молодцы. – Тетя Нина опять задумалась. – Устала – сил нет. Все косточки болят. Посплю часа два. А вы, ребятки, идите бегайте.
– Мам, так я сейчас теленка напою.
– Ладно, ладно, я сама, – уже за перегородкой, где была кровать, сказала тетя Нина, шурша одеждой. – Бегите!
– Айда на речку! – весело крикнул Вовка.
И мальчики помчались.
На речке купалось и загорало много народу. Солнце, дробясь в брызгах воды, слепило глаза; где‑ то стучали по мячу. Долговязый парень в полосатых плавках и темных очках в пол‑ лица важно ходил по берегу, выбрасывая далеко вперед ноги; на его тощем животе болтался транзистор и передавал репортаж о велогонке мира на дистанции Варшава – Краков. По тому, как смотрели на парня, было ясно, что он нездешний. Может быть, первый раз пришел купаться. Наверно, новый дачник.
Парень присел около Вити и Вовки на корточки, спросил:
– Хлопцы, а когда в вашем магазине перерыв? Курево кончилось, понимаешь.
– Магазин второй день закрыт, – сказал Вовка. – Тетка Маня заболела. В сердце у нее хруст.
– Ай‑ ай‑ ай! – заволновался парень. – Не повезло. Бедная тетка Маня. Сердце хрустит. Надо же! Ну, бывайте, хлопцы.
И парень зашагал к зарослям лозняка, которые начинались сразу за песчаным пляжем и тянулись далеко, до самого леса, замыкавшего горизонт.
Мальчики рыли в песке норы, ходы, делали замок, засыпали друг друга. Вовка больше молчал, хмурился. Наконец он сказал, сердито посмотрев на Витю:
– Ты мою маму не осуждай, что сердится.
– Я и не осуждаю.
– Это она с горя. – Вовка поперхнулся.
– С какого горя, Вовка?
– «С какого, с какого»... – Вовка сел, стал из пригоршни сыпать песок тоненькой струйкой. – Когда мне три года было, у нас отец потоп. Весной шел через Птаху, а лед тонкий. Провалился... А потом Илья...
– Это кто Илья?
– Брат мой старший. В город ушел, там в компанию попал. А летом, через год, приехал с дружком... Ну, драки, скандалы. Потом надумали... Спьяну, конечно. В склад залезли, решили – там спирт. Матвей Иваныч его взял с участковым. Дружок‑ то сбежать успел.
– А кто такой Матвей Иванович? – спросил Витя.
|
|
|
– Матвей Иваныча не знаешь? – Вовка был очень удивлен. – Да это председатель нашего колхоза. Его все кругом знают.
– А что дальше?
– Дальше... Дальше суд был. Показательный. Матвей Иваныч говорил: верю, мол, в Илью, поумнеет, вернется, мы ему дорогу в настоящую жизнь не закрываем... Дали Илье два года. Нет чтоб покаяться. Все кричал: «Ладно! Отсижу! Все одно вернусь, встретимся с председателем на узенькой дорожке». Не дурак, скажи? А ведь когда в колхозе работал – и на тракторе первый, и на косьбе. – Вовка замолчал, сдвинул темные брови. – Уж давно выпустили его, четвертый год пошел, а где шастает, не знаем. Каково матери? Вообще‑ то она знаешь какая хорошая, добрая. А злость – это так. Покричит – и легче ей. И работает – слава на весь район. Она птичница. Управляется! Аж кругом ветер. Пошли к ней, она уже у курей своих. Сам посмотришь. Пошли, пошли!
Птичник был на отлете, у овражка. Длинный, приземистый дом под белой шиферной крышей. Подходя к нему, мальчики услышали разноголосицу петушиной переклички. «Какой он некрасивый, этот курятник», – подумал Витя.
Открыли скрипучую дверь, вошли в полумрак и густой запах птичьего помета, и Витя остолбенел. Несметное количество кур и петухов было кругом. Все они бегали, завивались спиралями, кудахтали; пела, наверно, сразу тысяча петухов. Многие петухи отчаянно дрались и были в крови.
Как только мальчики вошли в птичник, с шестов, с подоконников на них полетели петухи.
– Закрой лицо! – крикнул Вовка.
– А чего они? – спросил Витя, закрываясь от петухов.
– Как чего? Не видишь? Драться летят.
«Вот черти! » – весело подумал Витя.
А посреди этого куриного столпотворения быстро ходила тетя Нина, и куры белыми ручьями мчались за ней. Она растаскивала дерущихся петухов, легонько шлепала их, приговаривала:
– Вот вам, озорники! Без обеда оставлю. А тебя в каталажку посажу, – говорила она петуху с пышным окровавленным гребнем.
И петух послушался тетю Нину, перестал драться и обиженно ушел в угол.
– Я сейчас! – крикнула она Вовке. – Только корма им задам.
Тетя Нина кормила кур, отталкивала самых прожорливых, слабых и нерешительных пропихивала к кормушкам. И добро улыбалась:
– Лопайте, куриное племя. Век ваш короткий.
Потом она пошла к дверям, распахнула их, крикнула:
– А теперь на прогулку шагом арш!
И куры белым потоком ринулись к двери – на солнце, в большой вольер.
Тетя Нина подталкивала кур ногами, смеялась, и весело сверкали ее белые зубы.
– Любит она их, – сказал Вовка. – С четырех утра до вечера здесь. Одна на пять тыщ кур и петухов, представляешь?
А Вите, даже непонятно почему, вспомнился большой гастроном внизу их дома. Там, в диетическом отделе, чистые яички со штампом на каждом аккуратно разложены в специальные картонные формы. Сколько раз он их сам покупал. И никогда не думал, откуда они... Знал, что яйца несут куры. И все. Но ведь это совсем не все! Вон за пятью тысячами кур ухаживает одна худенькая женщина, тетя Нина, мама его нового товарища Вовки Зубкова. Это ведь очень трудно – один человек и пять тысяч кур и петухов, которые постоянно дерутся.
Тетя Нина подошла к мальчикам, вытерла потный лоб тыльной стороной руки, застенчиво улыбнулась, и Вите стало неловко от этой улыбки. Она обняла Вовку за плечи, потеребила спутанные волосы.
– Обед‑ то я там сготовила, – сказала она. – Пойди поешь. Вот вместе с дружком и поешьте. В чугунке, в печке. Ну, ладно, – вдруг заспешила тетя Нина, – заговорилась я с вами. А мне в правление надо, корма на завтра выписать.
Начинался вечер, небо было высоким, бледно‑ лиловым; от деревни пахло дымком и коровами; лаяли собаки, где‑ то пело радио; все становилось лиловым, неясным, и опять Вите показалось, что он прожил сегодня очень длинный день, и беспокойство поселилось в Вите, только он не мог понять, откуда и почему пришло оно. И казалась очень далекой, даже чужой жизнь в городе, где есть просторная квартира, двор, замкнутый в каменный четырехугольник, Репа, его тайник на чердаке.
«Как там Репа? – подумал Витя. – Куда он пропал? И не поговорили перед моим отъездом... »
Дома мама строго сказала:
– Всегда говори, куда уходишь.
– Угу, – сказал Витя.
– Иди поешь. И у тебя на раскладушке письмо от Зои. Оно пришло уже без нас. Соседка, Тина Арнольдовна, переслала.
Витя быстро расправился с ужином и стал читать письмо Зои.
|
|
|
