Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Гореть. Приют для беспокойных духов




Гореть

 

Мне шестнадцать. Я лежу на спине, раскинув руки как лопасти винта. Я смотрю в небо, силясь разглядеть звёздный купол в разрывах изумрудных облаков. Лезвия голубых трав щекочут мою серебристую кожу, сиреневые листья, опадающие с красных деревьев, вплетаются в пряди лиловых волос, в глубине оранжевых глаз отражаются безграничные просторы космоса. Мне хочется взлететь, задержать дыхание и нырнуть за пределы атмосферы, как иные ныряют в зелёную гладь воды, плыть в невесомости, лавируя в вакууме, как птица в воздухе или рыба в реке, уворачиваясь от комет и метеоров, быстрее и легче, чем любой из звездолётов императорского флота. Я протягиваю руку, и мне кажется, что кто-то там, далеко-далеко, видит меня, и машет мне в ответ...

У моего народа есть легенда, что особенные люди – сильные, смелые, талантливые или страстно преданные чему-то – если очень захотят, могут превратиться в звёзды. Конечно, не в те космические тела, вокруг которых вращаются планеты – скорее, в некие живые сполохи света, наделённые разумом и чувствами. Они скитаются по просторам вселенной, не покорные времени и пространству, оказываются там, где их ждут, освещают дорогу заблудшим душам. Эта легенда кажется мне красивой. Пока ещё я верю в неё и в глубине души надеюсь, что однажды мне повезёт встретить человека-звезду. Наша встреча представляется мне торжественной, но немного абсурдной. Возможно, она произойдёт далеко отсюда, на тихой, никому не известной планете. Мы сядем на траву – голубую, как у нас, или розовую, а то и в клеточку – достанем бутерброды из коробки для пикников и обсудим насущные проблемы. Каково это, быть странником без крыши над головой, жить в бескрайней пустоте, отдавать себя другим, ни о чём не жалея и никуда не спеша. Возможно, это будет сам Бродячий Огонёк. Бродячий Огонёк – национальный герой нашей империи, полулегендарный персонаж, который считается одним из величайших воинов звёздного народа. Говорят, он жил задолго до того, как мы вышли в космос. Во времена, когда не было ни крылатых кораблей, ни бронированных боевых машин, ни оружия, взрывающего целые планеты. Он был странствующим рыцарем, скакал на лошади, фехтовал на мечах и носил доспехи. Подумать только, ещё совсем недавно людям приходилось ограничиваться такими примитивными изобретениями! Однако храбрости ему было не занимать. И как-то, защищая обречённый замок, окружённый полчищами врагов, он настолько отчаялся, что воскликнул: «Если к нам сейчас же не придёт подкрепление, то я обернусь сполохом пламени и просто испепелю неприятельскую армию! ». Вероятно, боги услышали его слова, потому что они тотчас же исполнились. На том месте, где он стоял, возник огненный столп, вспоровший небеса и осыпавший поле боя фейерверком искр. Каждая искра, достигнув земли, обращалась потоком лавы, стремительным и безжалостным. Вскоре замок оказался отрезан от врагов кольцом пламени, и неприятелям пришлось спасаться бегством, ибо воздух раскалился настолько, что их латы начали плавиться. После этого никто больше не видел отчаянного рыцаря среди живых, однако на ночном небосводе появилась новая звезда – мы называем её Восточной Звездой, она всегда горит на самой кромке неба и с рассветом, когда солнечные лучи пробиваются из-за горизонта, исчезает первой. Но и горит она ярче всех. Говорят, тех, кто родился под её сиянием, ждёт счастливая жизнь. Не знаю, так это или нет – я сама родилась в полдень, и мой приход в мир не был отмечен никакими светилами. Однако я всегда чувствовала особое родство с Бродячим Огоньком. Сейчас я как раз любуюсь его звездой и мысленно прикидываю расстояние до неё. Надеюсь, старина рыцарь догадывается, что я думаю о нём. Им, сверхъестественным сущностям, положено знать тайные мыли смертных. Интересно, он явится мне на помощь, если я позову?

Мне двадцать три. Я служу младшим механиком на торговом корабле. Моя мечта о полётах почти сбылась. Хотя у меня нет крыльев, и я не могу нырнуть в открытый космос как в воду, но звёзды стали ощутимо ближе. Несмотря на обилие работы и постоянное недовольство начальства, я стараюсь выкраивать время, чтобы читать книги о космосе и планетах, которые нам случается посещать. Всё это разительно отличается от того, что я вижу каждый день в инженерном отсеке. Я люблю свою работу, мне нравится возиться с засорами в турбинах и чинить бортовые компьютеры, но порой мечтательная сторона моей натуры берёт верх, заставляя грезить о недостижимом. Думаю, в какой-то другой жизни я могла бы стать учёной, странницей, исследующей чужие миры и открывающей новые горизонты. Сейчас я сижу в кресле с чашкой кофе – горячего малинового кофе с бирюзовыми сливками, и в окне моей каюты весьма кстати маячит Восточная Звезда. Я вспоминаю свою детскую мечту о встрече с Бродячим Огоньком. Как я шагну за горизонт и полечу ему на встречу, как если бы планета внезапно стала плоской, а гравитацию на время упразднили. Как он окликнет меня из необъятных глубин темноты и пригласит поговорить – просто чтобы сказать, как он благодарен мне за мою веру. «Всем порой необходимо, чтобы в них верили, а уж сказочным героям – и подавно» – размышляла я. Какой я была наивной! Теперь я уже не думаю, что наше знакомство произошло бы при столь мирных обстоятельствах. Моим мрачным настроениям способствует ухудшение ситуации в галактике. Племена пиратов-варваров из соседней звёздной системы совсем потеряли страх. Они повадились сбиваться в стаи и совершать налёты на мирных жителей – быстрые, чётко спланированные и смертоносные. Раз за разом их цели становятся всё масштабнее. Сначала звездолёты, потом космические станции, теперь и планеты. Они уже разграбили пару наших соседей по системе, через год-другой очередь дойдёт и до нас... Тогда нам всем придётся проститься с привычной жизнью. Наша планета невелика, так что на военную службу мобилизуют всех, кто умеет держать оружие, от подростков до стариков. Даже если мы победим, с поля боя вернутся не все. Мысленно я уже похоронила половину друзей – тяжёлые события проще принять, если с самого начала внушить себе, что они неизбежны. И всё-таки, как бы нам сейчас пригодился какой-нибудь рыцарь в сверкающих доспехах! Интересно, если Бродячий Огонёк существует, он в данный момент думает о том же самом? Так же напряжённо ждёт врагов, неумолимо приближающихся к его бывшей родине, точит меч и готовится к обороне? Или его заботят другие дела, другие войны в других галактиках? Хотелось бы мне знать, чем люди-звёзды занимаются в повседневной жизни... Я допиваю кофе, дочитываю утреннюю газету, в которой, как всегда, сообщаются сплошные ужасы, откидываю её в сторону и иду в инженерный отсек. Меня ждёт долгий рабочий день.

Мне тридцать. Я – офицер имперской армии и принимаю бой на заброшенной космической станции, готовой развалиться в любой момент. Мой отряд вдвое меньше вражеского, боеприпасы кончаются, привычный мир рушится у меня за спиной, а вместе с ним гибнет моя вера в красивые легенды. Я отскакиваю от стены, из-за которой только что обстреливала противника, и она взрывается у меня на глазах. Мне остаётся только смотреть, как куски железобетона улетают куда-то в глубины космоса – в невесомость и бесконечность. Я уворачиваюсь от одного выстрела, от второго, третий попадает мне в колено и, несмотря на прочный скафандр, причиняет ощутимую боль. К счастью, один из моих ребят вовремя укладывает того чешуйчатого ихтиоида, с которым я вела перестрелку. Он падает на пол, и из его разорванного скафандра растекается вода. Последний раз он жадно вдыхает кислород, жабры на его шее вздрагивают и замирают. Обмякнув, он напоминает сдувшуюся резиновую игрушку. Я глубоко выдыхаю и пытаюсь успокоить бешено бьющееся сердце. Я офицер и за годы службы научилась стрелять без дрожи в руках, заглушая в себе жалость и человечность. Но сейчас, в разгар битвы, которая имеет все шансы стать моей последней, я снова ощущаю себя младшим инженером, едва поступившим на службу. Мне страшно, мне стыдно за этот страх, но я ничего не могу изменить. Я слышу шаги. Из-за угла появляется новый противник – высокий мускулистый гуманоид, из-за шлема я не могу определить, с какой он планеты. Возможно, я никогда даже не встречалась с представителями его народа, не знала, как они выглядят, как называют себя, на каком языке говорят. А сегодня мне предстоит убить его или умереть самой. Это так несправедливо. Так глупо. Это не то, во что я верила. Не то, к чему шла. «Где ты, Бродячий Огонёк, чёрт возьми! » – восклицаю я в сердцах. Мне больно, мне тяжело произносить эти слова, даже про себя, но я больше не могу отрицать очевидного. Всё, во что я верила, оказалось ложью. И звёздный народ, и благородные рыцари, и романтические подвиги, и вселенская справедливость. Какая справедливость может существовать в мире, где есть война? Я испытываю дезориентацию, как будто в самом деле нырнула в открытый космос – вниз головой и без оглядки, пока не понимая, что здесь нечем дышать, и жить мне осталось считанные мгновения. Мне не за что больше сражаться. Моя звезда сгорела, мой мир погрузился во тьму, мои идеалы оказались никому не нужны. Моя собственная армия понемногу, но отступает. Каждый надеется на товарищей, но никому не хочется самому броситься под огонь, обеспечивая отступление другим. Никому, кроме меня. А что может сделать один человек?

Эта мысль бьётся в моей голове пульсирующим комком боли. Что может один человек? А кем был Бродячий Огонёк прежде, чем стал звёздным странником? Разве не человеком? Человеком, который не дождался подкрепления, дошёл до точки, раскалился до бела? Может, теперь моя очередь? Если я не дождалась своего странствующего рыцаря, может, я сама стану странствующим рыцарем?
Смутно понимая, что делаю, я срываю с головы шлем, отбрасываю в сторону бесполезный автомат и шагаю навстречу врагу. Я хочу что-то сказать – что-то звучное и красивое, что-то про мир и бессмысленность насилия, что-то, что войдёт в учебники истории – если, конечно, кому-то из наших удастся выжить и запомнить мои слова. Но все звуки застревают у меня в горле, теряются, рассеиваются, не желая быть произнесёнными. В самый ответственный момент я с ужасом понимаю, что не могу говорить. Зато могу гореть. Я никогда не воспринимала слов легенды столь буквально, но я действительно обернулась сполохом пламени. Огонь пожирает мою кожу, как тонкую бумагу, брошенную в костёр, но я не чувствую боли – только мягкое жжение, разливающееся по всему телу. Вскоре огонь охватывает меня целиком. Он пляшет в моих волосах, прожигает насквозь мой скафандр, мою плоть, расплавляя кости, словно тонкий и мягкий металл. На мгновение я забываю обо всём – о войне, о ранении, о рушащейся станции, о врагах и союзниках. Мне хочется только гореть, устремляясь то ли вверх, то ли вниз – всё равно, космос повсюду. Вскоре температура моего тела достигает предела – кажется, что дальше некуда. Мне становится тяжело дышать – я думаю, что огонь достиг лёгких, – а потом мои ноги подкашиваются, и я теряю сознание.

Время не имеет значения. С той битвы на заброшенной станции могло пройти несколько секунд или тысяча лет. Я открываю глаза и понимаю, что лежу в траве. Она зелёная – никогда прежде, ни на одной планете я не видела зелёных растений. Я медленно сажусь. Вижу голубое небо и белые облака. Вот так невидаль! Вокруг меня бесконечные километры полей и холмов, которые пронзает река, вьющаяся тонкой атласной лентой. Я медленно сажусь и смотрю на собственные руки. Они выглядят как человеческие – тот же изгиб запястья, узкая ладонь, пять пальцев... Моё тело сохранило привычную форму, только теперь оно, кажется, соткано из чистого света, из танцующих искр и золотистых языков огня. На мне всё тот же скафандр, в котором я была на момент сражения, но теперь он целый и тоже немного светится – как настоящие рыцарские латы...

Кстати, к вопросу о латах. Вскоре я понимаю, что я здесь не одна. Рядом со мной сидит человек – во всяком случае, я думаю, что это человек, – в полном доспехе, какие носили на нашей планете около двух тысяч лет назад. Доспех скрывает его тело полностью, но вот он откидывает забрало шлема, и я вижу, что его лицо тоже светится, только не золотом, как моё, а белоснежной, искристой платиной. Несмотря на воинственное выражение лица, глаза у него очень добрые, светло-голубые – почти как небо этой неизвестной планеты. Вероятно, когда-то он был великим и благородным воином... Но с тех пор прошло немало лет. Мой загадочный рыцарь на проверку оказался древним стариком.

Он улыбается и протягивает мне маленькую фарфоровую чашку, до краёв наполненную чаем. Я осторожно беру её и только теперь замечаю, что на траве между нами расстелена скатерть, на которой гордо высятся чайник, кофейник, сахарница, кувшин с молоком (обычным, голубым, какое дают коровы с моей планеты) и несколько чашек. Я удивлённо смотрю на рыцаря. Тот усмехается и поясняет:

- Сначала я думал обставить нашу встречу так, как ты себе представляла. С корзинкой для пикников и бутербродами. Но потом решил, что это будет слишком фамильярно. Всё-таки, это деловой разговор. И чаепитие подойдёт под такое дело куда лучше.

Я отпиваю из кружки. Чай оказывается великолепным, а вот ощущения при питье – неожиданными. Теперь моё горло состоит из тесно спутанных нитей света, и я буквально чувствую, как горячая жидкость струится по ним, вплетается в их узор, становится частью организма, не доходя до желудка. Это приятно, но очень непривычно.

- Пей до дна, – советует мне рыцарь, – тебе сейчас нужно расслабиться. Ты сверхновая, огонь переполняет тебя и рискует вырваться из-под контроля. Последствия могут быть неприятными.

- Значит, эти события на станции... – я послушно опустошаю кружку и ставлю её на скатерть, – всё это произошло не так давно?

- Ты пробыла в отключке ровно одиннадцать секунд. Признаться, я удивлён. Другие приходят в себя по полчаса. Но это не важно. Тот мир больше не должен тебя волновать. Там всё хорошо. Ты победила. Победила с минимальными потерями. Обратила врага в бегство и защитила станцию. Большая часть твоих солдат выжила. Потомки запомнят тебя.

- А как насчёт современников?

- Для них ты уже стала историей. Героиней, бросившейся под пули, но не отступившей. Живой легендой. Как и я когда-то.

- Вы хотите сказать, что я не смогу вернуться?

- Сможешь. Если понадобишься там. Ты сама это почувствуешь, когда придёт время.

- Я стану звездой? Как вы? И чем я буду заниматься? Я с детства верила легендам о вашем народе, думала, что вы помогаете людям. Но почему тогда никто из вас не явился, чтобы предотвратить эту войну? Почему в ней погибло столько людей? Почему вы позволили им умереть?

Бродячий Огонёк – я полагаю, что не ошиблась, опознав его как Бродячего Огонька, – понуро вздыхает. Затем наливает кофе в собственную чашку и делает маленький глоток. Такой осторожный, словно боится обжечься. Как будто звезда, состоящая из живого огня, может почувствовать боль от соприкосновения с горячим. Видя, что меня раздражает его промедление, он, наконец, отвечает на мой вопрос.

- Невозможно спасти всех. Войны, убийства и несчастные случаи происходят каждый день, каждую секунду. Мы не можем быть во всех местах сразу. Вселенная бесконечна, а нас не так уж и много. К тому же, мы не хотим, чтобы вы, люди, во всём полагались на нас. Мы не боги и можем ошибаться. Вы свободные существа и должны жить своим умом. Поэтому мы стараемся вмешиваться очень осторожно.

- Но ведь вы родом с моей планеты. Неужели вам было плевать на её судьбу? Почему вы не могли сделать исключение хотя бы ради неё?

- Я хотел. Я бы с удовольствием пришёл вам на помощь – тысячу, пятьсот, да даже сто лет назад. Но взгляни на меня сейчас. Я старик. Белый карлик, растративший все силы – и физические, и магические, и душевные. Мы, звёзды, тоже стареем и умираем. Медленно, постепенно, куда дольше и мучительнее людей, но мы не бессмертны. Так что не обвиняй меня. На самом деле мой свет погас задолго до того, как ты впервые увидела Восточную Звезду и услышала легенду о ней. Однако, кое-что я всё-таки смог тебе дать. Надежду. И отчаянье, которое пришло, когда она угасла. Отчаянье тоже полезное, хоть и неприятное чувство. Оно толкает нас на безумные поступки, а порой безумие – это именно то, что нам нужно. Ты узнала, что твоя звезда погасла, и это известие возмутило тебя настолько, что ты решила светить сама. Теперь ты тоже одна из нас, и твоего света хватит надолго. Ты сделаешь многое из того, на что у меня не хватило сил.

- Мне потребуется время, чтобы сжиться с этой мыслью, – признаюсь я.

- Уж чего, а времени у тебя теперь будет в избытке. Отдыхай, тебя никто не торопит. Допивай чай, потом я угощу тебя печеньем. А после рекомендую немного поспать. Эта планета далека от нашей галактики, но при твоих новых способностях ты сможешь вернуться туда в два счёта. Так что никуда не спеши.

Я послушно киваю и следую его советам.

Я лежу в траве, раскинув руки, как лопасти винта. Небо постепенно темнеет, становится иссиня-чёрным. На этом небе звёзды совсем другие, не такие, как над моим домом. Я не знаю их имён, но мне хочется верить, что среди них есть мои собратья. Я скоротаю эту ночь здесь, а на следующее утро отправлюсь в путь. Возможно, на какой-то планете, мимо которой я пролечу, случайный мечтатель будет так же смотреть в небо и увидит меня. И однажды, когда ему станет тяжело и больно, он вспомнит нашу мимолётную встречу и позовёт на помощь. Я обязательно услышу его и откликнусь.

Пока же я лежу в траве и смотрю в небо, ощущая, как тёплое, живое свечение пульсирует в моих венах.

_______

Рассказ написан по мотивам одноимённой песни группы Ясвена на конкурс, проходивший весной 2018 года.

 

Приют для беспокойных духов

- Беспокойные духи представляют колоссальную угрозу обществу. В полной мере они не принадлежат ни одному миру – ни призрачному, ни материальному, и потому практически неуловимы. Они могут вмешиваться в дела людей, и это вмешательство, вопреки распространённому мнению, не ограничивается пуганием детей. Каждый из них одержим навязчивой идеей, которая и держит его среди живых. Эти идеи бывают весьма разнообразны – от чувства вины до жажды мести. Порой они принимают крайне причудливые формы, привлекательные для профессионалов, но повергающие в ужас обывателей. Изолируя этих опасных больных в наших стенах, мы оказываем огромную услугу обоим мирам. Взгляните, хотя бы, на этого пациента...

Эскурсоводчица, в миру более известная как «старшая медсестра мисс Маллоуэн», остановилась у тяжёлой дубовой двери, нашла нужный ключ в тяжёлой связке у пояса и принялась возиться с замком. Мисс Маллоуэн была высока, стройна и темноволоса, её клетчатое платье с широкой юбкой соответствовало последней моде тысяча восемьсот шестидесятых, и всё же, несмотря на внешнюю молодость и красоту, в её манерах было что-то глубоко старушечье. Для призрака, лишённого материального тела, ничего не стоит сбросить пару десятков. Другое дело – замаскировать возраст души. Это удавалось только истинным актёрам, к коим Фелисити Маллоуэн, умершая старой девой на исходе викторианской эпохи, определённо не относилась. И всё же, экскурсанты слушали её с огромным вниманием. Сегодняшняя группа состояла в основном из молодёжи, умершей не позднее середины прошлого века. Они ещё не освоились в мире мёртвых и воспринимали местные диковинки с трепетом любопытных школьников. Стоит ли удивляться, что их привлёк Приют для беспокойных духов? Это заведение пользовалось необычайной популярностью со дня основания и не утратило её до сих пор. Люди приходили сюда как в музей, полный редких экспонатов, как в цирк, где место физических уродств заняли уродства душевные, как в кино, где показывают удивительные фильмы, позволяющие постичь самые тёмные уголки человеческой природы. Кто устоял бы перед таким захватывающим аттракционом?

Наконец, дверь открылась с тихим стоном, и мисс Маллоуэн провела гостей в тесную палату со скрипучим полом и маленьким зарешёченным окном, выходившим на серый внутренний дворик. На проржавленной постели с жёстким матрасом сидел небритый растрёпанный мужчина, одетый в рваную тельняшку, заношенные брюки и застиранную бандану. Его угрюмое загорелое лицо сохранило остатки былой красоты, однако отсутствующий взгляд, полный холода и отчаянья, не мог не вызвать у зрителей мороз по коже.

- Это Вильгельм ван Хассен, – представила его медсестра, – при жизни он был пиратом, вырезал команды более двадцати кораблей, никогда не проявлял снисхождения к пленным. Был убит испанским купцом Диего Эрнандесом, которого по глупости попытался ограбить. Смерть от руки торговца настолько возмутила его, что, став призраком, он повадился нападать на мирные суда, надеясь тем самым насолить всему купеческому роду. Когда его команда поступила к нам в лечебницу – а было это в середине семнадцатого века, к сожалению, ещё до меня, – говорят, он вёл себя наиболее буйно. Полюбуйтесь, как изорваны обои у него над кроватью. Он из тех призраков, что не могут менять облик, поскольку упрямо продолжают считать себя живыми. Потому у него столь непарадный вид, шрамы, синяки и крюк вместо руки... Хотя он кажется ржавым и затупившимся, от него пострадало уже несколько врачей. Не подходите близко, он может наброситься!

Последняя реплика была адресована молоденькой экскурсантке в синем свитере и расклешённых джинсах. Она было шагнула навстречу пациенту, но, услышав предостережение сестры, замерла на месте. Однако её взгляд по-прежнему был прикован к безумному моряку. Тот смотрел, казалось, сквозь неё, куда-то в стену. И всё же, на мгновение девушке показалось, что его взгляд стал осмысленным.

- Он неразговорчивый, – заметила мисс Маллоуэн, – хотя иногда произносит какие-то бессвязные слова на голландском. Я не сильна в этом языке, так что даже не пытаюсь ничего разобрать...

Но экскурсантка её уже не слушала. Она заметила, что пациент еле заметно шевельнул губами, и теперь тщательно изучала каждое движение, стараясь разобрать хоть обрывок фразы.

- Он произнёс какое-то имя, – сказала она, – кажется, «Катарина». Он повторил его несколько раз, а потом сказал что-то про море и ветер...

- Да, лечащий врач отмечает, что ему присущи приступы нездоровой ностальгии, – кивнула медсестра, – на первых порах у него даже было что-то вроде клаустрофобии – он настолько привык к открытому океану, что палата казалась ему маленькой и тесной. Подумать только, ведь это одно из самых просторных помещений в больнице! Даже больше каморки для швабр! Что касается Катарины – то это его невеста. Они расстались, когда он подался в моряки, и больше не виделись. Кстати, она тоже наша пациентка, лежит в другом отделении. У неё депрессия – она так и не смирилась, что он не вернулся к ней.

- Так почему бы вам не устроить им свидание? – поинтересовался другой экскурсант, парень в деловом костюме и круглых очках, – может, в обществе любимого человека и ему, и ей станет лучше? Что, если они пойдут на поправку?

- Сомневаюсь. У господина ван Хассена навязчивая мания убийства. Было бы преступно подпускать его к другим пациентам. Тем более к таким ранимым, как Катарина. У неё же может случиться истерика! А когда у неё истерика, вся лечебница встаёт на уши. Ну уж нет, на такой эксперимент наши доктора ни за что не решатся. А у нас служат, на минуточку, лучшие умы всех времён и народов. Так что им виднее. А мы и так задержались в этой палате. У нас на очереди мадам Бурже, настоящая ведьма. Будьте осторожны, не то она превратит вас в лягушек или кого похуже...

Жанна Бурже оказалась болезненной тощей девушкой с буйной огненно-рыжей шевелюрой и дикими глазами затравленного зверька. Пока медсестра рассказывала её историю – она жила в средневековой Франции и была казнена за колдовство по наводке собственной сестры, у которой отбила жениха, – пациентка ни разу не двинулась с места, лишь скользила взглядом по лицам вошедших – взглядом, исполненным то ли страха, то ли ненависти, то ли злой ядовитой иронии. Когда голос мисс Маллоуэн смолк, она облегчённо вздохнула и, нервно обняв худые бледные ноги, уткнулась лбом в колени. Никакой иной реакции посетители от неё так и не дождались.

- Она всегда дёргается, когда я описываю подробности её смерти, – пояснила экскурсоводчица, – у неё ужасный посттравматический синдром, она панически боится костров, а если произнести при ней имя сестры, она набросится на вас с кулаками, исходя безумным истерическим смехом. Собственно, потому её сюда и упрятали – в своё время она буквально изводила девушек, напоминавших ей предательницу Жозефину... Ой, я не должна была этого говорить!

К счастью, в этот раз пациентка никак не прореагировала на упоминание Жозефины – лишь крепче впилась тонкими пальцами в бледную кожу. Девушка в джинсах – та самая, что пыталась заговорить с ван Хассеном, – подумала, что её безумие, возможно, не так опасно, как полагает медсестра. В конце концов, она лечится здесь с четырнадцатого века – за это время должен был произойти определённый прорыв. Однако озвучивать своё предположение она не стала – боялась разочароваться, услышав «официальное объяснение» от мисс Маллоуэн, которая в любой ситуации предпочитала сгущать краски и настаивать на самом худшем.

В следующей палате их ожидала некая Маргарита Линетти, отравительница эпохи возрождения. Она оказалась первой буйной пациенткой за сегодня и произвела на экскурсантов неизгладимое впечатление.

- Я невиновна! – с порога заявила она, – меня подставили! Я никого не убивала! Тот придворный просто подавился куском окорока, а его сварливая жёнушка напилась и вывалилась из окна! Я требую, чтобы меня оправдали. У вас нет никаких улик!

Она всё кричала и размахивала руками, рваный шлейф её кружевного платья колыхался по ветру, а металлические спицы сломанного кринолина зловеще скрежетали об пол. Однако подойти к зрителям ближе, чем на три шага, она так и не решилась. Когда парень в очках задал соответствующий вопрос, медсестра пояснила:

- В прошлом она часто бросалась на докторов, но после изобретения электрошокера, который мы сразу взяли на вооружение, стала гораздо спокойнее. Да, звучит не слишком гуманно, но о какой гуманности может идти речь, когда наша пациентка убивала людей ради собственной выгоды?

- Я никого не убивала! – повторила Маргарита, – это всё ложь, меня подставили! Подставили, подставили!

Она выкрикнула несколько ругательств на итальянском, после чего мисс Маллоуэн поспешила вывести посетителей из палаты.

- Разумеется, её вина – дело доказанное, – заявила экскурсоводчица, запирая дверь, – пузырёк с ядом, которым она отравила последнюю жертву, нашли в вырезе её корсета. К счастью, сейчас у неё не наблюдается интереса к убийствам и интригам. Корыстолюбие сошло на нет, уступив место убеждённости в собственной невиновности. В середине прошлого века она почти пошла на поправку. Даже выступала в нашем театральном кружке. Мы стараемся приобщать пациентов к полезной деятельности, в частности, к искусству. Учим их петь, танцевать, музицировать. В прошлом году давали настоящий балет с участием жертв Джека-потрошителя. Он имел ошеломительный успех. Но, к сожалению, в стандартную программу экскурсии подобные мероприятия не входят. Это только за отдельную плату. Но не беспокойтесь, вас ждёт много интересного. Например, Одноглазый Джо и Микки Речетт... Отъявленные негодяи, таких в наш век не сыщешь. Пожалуйста сюда.

Одноглазый Джо оказался бандитом с дикого запада, а Микки Речетт – владельцем подпольного казино эпохи гангстеров. Первого повесили, а второй умер в тюрьме, вследствие чего у обоих развилась паталогическая ненависть к полицейским, которых они, по словам медсестры, мучили сотнями. Некоторые экскурсанты высказали сомнение в озвученных цифрах, поскольку из слов самой мисс Маллоуэн следовало, что они оказались в больнице вскоре после смерти, но та буквально задавила их статистическими данными. Следующими на очереди были старожилы лечебницы: викинг, умерший в мирное время и не попавший в Вальхаллу (на этой почве у него развился комплекс неполноценности), гладиатор, погибший на арене, и с тех пор избегающий публичных выступлений, а так же девушка из народа майя, мечтавшая быть принесённой в жертву богу торговли и какао-бобов Эк-Чуаху, но умершая от лапы ягуара (ныне она пребывала в депрессии, считая, что не выполнила своё предназначение). Все эти люди вели себя в меру агрессивно, но посетителям, опять же, не вредили – видимо, хорошо запомнили знакомство с электрошокером. Только девушка-майя позволила себе замахнуться на медсестру, но та вовремя оттолкнула её. Удар оказался сильнее, чем можно было предположить – пациентка закачалась и с трудом устояла на ногах, лишь потому, что вовремя ухватилась за спинку кровати.

- Не беспокойтесь, ей не больно, – заявила мисс Маллоуэн, когда они снова оказались в коридоре, – у неё давно развился своего рода иммунитет. После множества попыток суицида она так привыкла к боли, что разучилась страдать от неё.

- Но разве привидение может покончить с собой? – удивилась доселе молчавшая экскурсантка – белокурая девушка в жёлтом платье, явно умершая всего пару месяцев назад, – как можно убить то, что уже не живёт?

- Я говорила не о самоубийстве, а только о попытках. Физические ощущения мы вполне себе испытываем. Думаю, вам знакомо понятие «фантомные боли»? Мёртвые ужасно от них страдают. Хотя наши тела не состоят из плоти и крови, но разум помнит, что такое боль, и выдаёт соответствующую реакцию при определённых действиях. Но только не у нашей южноамериканской подружки. Она столько раз выбрасывалась из окна, резала вены чем попало, ломала себе всё, что только можно – никогда бы не подумала, что человек способен на такую изобретательность. В конце концов, её даже электрошок брать перестал. Поэтому я вожу к ней посетителей только в те дни, когда её расположение духа наиболее располагает к визитам.

- Большинство больных из тех, кого мы наблюдали сегодня, лежит у вас очень давно, – заметил парень в очках, – а как часто вы выписываете пациентов?

- Да каждый год. Возьмите любую брошюру и почитайте о наших методах лечения. Большинство подопечных приходят в норму спустя полвека терапии, а порой и хватает и тридцати-сорока лет. Только на неделе выписали ирландца, панически боявшегося лепреконов. Теперь он полностью здоров и припеваюче живёт на кельтских Островах Блаженных. Но вас вряд ли интересуют такие незначительные странности. То ли дело особа из палаты номер тридцать шесть. Пожалуйста за мной...
Палата номер тридцать шесть оказалась куда просторнее, чем ожидали экскурсанты. Она была в два раза больше палаты Вильгельма ван Хассена, равняясь, таким образом, четырём каморкам для швабр. Обои на стенах пестрели полосками разнообразных оттенков розового – от светло-лилового до ядовито-сиреневого, тем же узором было расшито постельное бельё, что придавало кровати (на деле такой же жёсткой и неудобной, как у других больных) более-менее привлекательный вид. Проживавшая здесь пациентка выглядела не менее экстравагантно, чем её обитель: золотистые локоны собраны в причёску, увенчанную пёстрыми перьями, лицо накрашено на манер циркового клоуна, тугой корсет расшит разноцветными стразами, короткая кружевная юбка едва прикрывает подтяжки от чулок в бело-розовую полоску, аккурат под цвет обоев. Она оказалась первым пациентом за сегодня, отреагировавшим на появление гостей более чем положительно. Стоило ей услышать скрип двери, как её малиновые губы расплылись в нездоровой, если не сказать, маниакальной улыбке, и она резво соскочила с постели.

- О, мисс Маллоуэн, вы привели мне новых зрителей, – её голос звучал удивительно жизнерадостно, пожалуй, дажа напевно, – они будут мне аплодировать? Громко-громко?

- Конечно, Эмили, – медсестра улыбнулась, пожалуй, даже с каплей сочувствия, – сейчас, я только подберу музыку...

Ловким движением она вынула из кармана телефон – вполне современную раскладушку с цветным экраном – и включила приятную классическую композицию с участием скрипки и клавесина. Как только музыка заиграла, девушка, казалось, забыла обо всём на свете. Она принялась кружиться по комнате, делая разнообразные па, зачаровывая зрителей плавностью движений и замирая в позах, достойных истинной балерины. Несмотря на всю абсурдность этой картины (божественно прекрасный танец посреди больничной палаты выглядел поистине карикатурно), посетители смотрели на пациентку во все глаза. Медсестра, в свою очередь, наблюдала за ними, не без гордости за подопечную.

- Её зовут Эмили Кингсли, – пояснила она, – бедняжка умерла в тысяча девятьсот тридцатом. При жизни была танцовщицей из кабаре – и невероятно талантливой, как вы можете убедиться. К сожалению, в клубе, где она выступала, случился пожар, унёсший жизни многих её родных и друзей. С тех пор она потеряла голову. Никак не хотела смириться с утратой, убедила себя, что они по-прежнему живы и ждут, когда она вернётся за ними. Вскоре её отправили в сумасшедший дом, откуда она неоднократно пыталась сбежать. Видите ли, она была очень хитрой, притворялась образцовой пациенткой, а сама повадилась сплёвывать таблетки и шпионить за докторами. Однажды ей удалось украсть ключ от палаты из саквояжа своего лечащего врача. Вот только дальше дело не пошло – за ней погналась больничная охрана, она до смерти перепугалась, выпрыгнула из окна и, разумеется, разбилась. Впоследствии её призрак часто замечали на территории той лечебницы. Она всячески вредила персоналу, подстраивала несчастные случаи, тасовала документы – в результате одной такой махинации её доктора чуть не посадили в тюрьму. Она хотела убедить общественность, что он якобы запирает в палатах совершенно здоровых людей, за молчание которых ему приплачивают. Конечно, эта теория была всего лишь плодом её больного воображения. Её беда состоит в том, что она не видит разницы между реальностью и выдумкой. Сейчас, танцуя перед вами, она уверена, что выступает на сцене в своём кабаре, и наверняка видит на вашем месте лица погибших друзей. У неё бывают весьма реалистичные галлюцинации. Дело в том, что она – как и все наши пациенты – так окончательно и не покинула мир живых. Часть её души по-прежнему там, хотя мы уже восемьдесят лет активно потчуем её адаптационными таблетками...

- Чем? – переспросила девушка в синем свитере.

- Таблетками, которые помогают призракам адаптироваться среди мёртвых. Они разрывают все связи с миром живых, таким образом он становится для них всё менее осязаем, в то время как загробный мир – всё более реален. По результатам такого лечения призрак уже не может общаться с людьми и контактировать с материальными предметами, что сводит на нет любые попытки навредить живым.

- То есть, эти таблетки делают ваших пациентов ещё более мёртвыми, чем они уже есть? – уточнила блондинка в жёлтом.

- Я никогда не думала об этом в таком ключе, – призналась мисс Маллоуэн, – но, пожалуй, можно сказать и так. Вот только что в этом плохого?

Наконец, музыка отзвучала, и Эмили замерла посреди палаты, присев в глубоком реверансе. Посетители, как и обещали, принялись громко аплодировать. Девушка приняла такое внимание весьма благосклонно, послала каждому по лучезарной улыбке, несколько раз поклонилась, и, наконец, вернулась в исходную позицию – забралась на кровать, с довольным видом устроившись среди подушек.

- Молодец, – похвалила её медсестра, – пожалуй, ты заслужила поощрения. Как насчёт сладкого? – она выудила из кармана большой полосатый леденец на тонкой палочке, – я знаю, тебе нравится карамель. Но прежде, чем ты получишь заслуженный приз, будь добра, выпей таблетку. По рукам?

Эмили активно закивала и послушно приняла из рук мисс Маллоуэн маленькую белую капсулу, которую проглотила в один присест.

- Какая ты умница! – сестра протянула ей леденец, и девушка с удовольствием принялась за него, – с каждым днём введёшь себя всё лучше! Думаю, скоро тебя можно будет приобщить к нашему театральному кружку. Ты можешь занять место синьоры Линетти в том номере с безголовыми танцорами. Хотя ты, конечно, не казнённая преступница, и у тебя, в отличие от Маргариты, нет столь вы

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...