Из опыта работы психологов во время ликвидации последствий землетрясения в Корякии (работа с 21 апреля по 3 мая 2006 г).

В первые дни многие эвакуированные в санатории, пансионаты, лагеря продолжают испытывать страх, периодически падают на землю, вообразив, что все начинается вновь, слышны выкрики: «По-моему снова качает, держитесь!». У кого-то еще трясутся ноги и походка шаткая. Народ охвачен ужасом неопределенности будущего, тревогой за своих близких, оставшихся в очаге ЧС, связь с которыми практически оборвана. Есть семьи, потерявшие в данной ситуации, друг друга. Причем, тревога, охватившая родителей, очень быстро передается детям, что отслеживается в детских высказываниях. Например, девочка, лет семи при вопросе с кем она находится здесь, отвечает: «Мы приехали с мамой, а папа остался. Он там бедненький. На самолет взяли только коряков, потому, что от них там никого толку нет – они все наркоманы и алкоголики. А таких, как папочка, оставили – кто-то же должен работать». Из чего понятно, что ребенок говорит словами матери, повторяя ее фразы от начала до конца.

Мальчик семи лет. Находится вместе с тетей и ее сыном, ровесником. Тетя попросила пообщаться с племянником. Запрос связан с тем, что мальчик, по ее словам, стал замкнутым, практически не спит, а лежит ночью с открытыми глазами. От общения уходит, отвечает только «да» и «нет», с детьми не играет, не смотрит телевизор, чего ранее не наблюдалось и чем она очень встревожена.

В отведенную для общения комнату (в данном случае кабинет директора турбазы) заходит мальчик. Садится на краешек стула, молчит. Общение начали со знакомства, потом поговорили о любимых героях мальчика из мультфильмов. Одним из самых любимых оказался кот Матроскин. В начале беседы ребенок ощущал себя скованно, сидел с опущенной головой. В процессе разговора, стал более раскрепощенным, доверие ко мне увеличивалось. Зная, что от землетрясения сильно пострадала школа, я завела разговор о том, учится ли он уже в школе? После ответа «да», в каком классе, с кем сидит за партой, кто его лучший друг?

Нужно отметить, что если вначале беседы, ребенок вел себя скованно, в процессе ее – более раскрепощено, то в момент разговора о школе, он стал раскрываться полностью. Взгляд оживился, речь стала эмоционально-насыщенной.

В ходе беседы выяснилось, что он и его лучший друг, сосед по парте, находились в школе, когда началось землетрясение. На самом деле, мальчик пережил страх, что было очевидно из его рассказа, жестов и поведения вообще, при разговоре.

Далее, я предложила порисовать, а именно нарисовать его страх. Процесс рисования был интересен и значим, как для ребенка, так и для меня – мальчик старался, вырисовывал…

После того, как мальчик нарисовал свой страх, я попросила не только рассказать о нем, о его качествах, размере, что он делает и т.д., но и о его цвете.

На бумаге был изображен вампир: голова лысая, острые конусовидные зубы торчали изо рта (он начал рисунок именно с них), руки и ноги с длинными когтями, переплетающиеся между собой. Преобладание в рисунке черного и красного цветов. Ребенок рассказал, что это его страх.

Мальчик боится, что страх прилетит к нему днем или ночью. Если прилетит ночью, то искусает своими зубами. От чего понятно, почему поведение ребенка изменилось днем, и от чего он ночью плохо спит, стараясь ситуацию держать под контролем.

Потом я попросила нарисовать его то, что для него является самым хорошим и радостным, что приносит ему позитивные эмоции. Ребенок начал рисовать вертолёт. В процессе рисования мальчик уже сам проговаривал: что у него, где, какого цвета. Почему именно вертолет? Оказалось, что на вертолете он летал несколько раз с отцом, что для него это настолько незабываемое событие, что воспоминания о нем, приносят мальчику много позитивных эмоций.

Следующим этапом, была работа со страхом. Я понимала, что с вампиром надо что-то делать, и делать это очень аккуратно.

Спросила, хочет ли он оставить вампира или нет? Получив категоричное «нет», все пошло в режиме «что же мы с ним будем делать?». Все обыгрывалось таким образом, будто бы это наш секрет, мы никому не расскажем о том, что сделали с вампиром. Было принято решение: вампира – порвать!

Процесс такого уничтожения произвел на меня незабываемое впечатление. Ребенок сосредоточенно рвал бумагу на мельчайшие кусочки, которые разлетались по всей комнате. По окончании процесса, он сел на стул и произвел глубокий выдох. В этот момент он напоминал совсем не ребенка семи лет, а маленького мужчину. Произведенный глубокий выдох представлял собой некое очищение его души.

Следующий этап представлял собой окончание нашей встречи на позитиве. В мой план входила заключительная часть с нарисованным вертолетом, который я хотела рекомендовать забрать ему с собой и т. д. (на подобном часто заканчивают работу). Но неожиданно для меня, ребенок, после разговора о вертолете, написал на рисунке мое имя, и отдал мне, со словами: «Это тебе, на память».

«Женщина, лет 35-38. Эвакуирована три дня назад. Со слов соседей по комнате – не ест и практически не спит уже несколько дней. Мало общительна. Старается держаться отдельно от остальных. Находится вместе с братом инвалидом. Муж остался дома.

Я зашла в комнату. Женщина оказалась действительно не контактной, при виде меня, демонстративно отвернулась и начала читать газету. Я не стала уходить, а начала общение с другими людьми, охотно идущими на контакт, делая вид, что дама, волнующая меня по-настоящему – волнует меня ровно столько, сколько остальные. На самом деле я выжидала момент. И он не заставил себя долго ждать. Где-то минут через 5-10, она откинула газету и начала громко возмущаться. Я аккуратно пододвинулась к ней и спросила: «Что пишут?», на что женщина продолжила свое возмущение по поводу правдивости фактов, а потом закрыла лицо руками и заплакала. Сквозь слезы она ругала наше правительство, журналистов, людей, природу и т.д. В этот самый момент я стала тихонько разговаривать с ней, не в чем ей не противореча. Ее голос становился тише и спокойнее. Так состоялось наше знакомство: мы представились друг другу, после чего нами совместно было принято решение продолжить общение в более спокойной обстановке, где нам никто не помешает. Найдя на время свободную комнатку, мы продолжили.

Тамара, так она представилась, шла на контакт гораздо охотнее, чем раньше. Но уровень доверия ко мне был еще минимален. Она сидела напротив: ноги, руки, очень напряжены и скованны. Плечи подняты. Глаза впали, лицо истощенно.

Что касается жалоб на самочувствие, то женщиной отмечались головные боли и боли в области шейно-грудного отдела. На мой вопрос, когда и что она последний раз ела, Тамара ответила, что не помнит. На вопрос, касающийся ее сна, ответ был приблизительно таким же. «Я не хочу есть, я не могу спать! Мне сейчас не до этого!». Я сделала массаж головы, воротниковой зоны и грудного отдела позвоночника. Налила чаю себе и ей. От чая моя собеседница сначала отказывалась. Я сказала, что сама хочу попить, а если она захочет, то может составить мне компанию. Через некоторое время, Тамара все же составила мне компанию, чему я была очень рада, и что являлось для меня маленькой победой.

Вообще, в течение нашей беседы, женщина, то спокойно разговаривала, то возмущенно, то апатично. Внутри ее чувствовался скопленный эмоциональный накал, который находится очень глубоко внутри, и никак не мог выйти наружу.

Тамара жила на первом этаже. Имела свой бизнес – небольшой магазинчик, рядом с домом. Жила в квартире вместе с мужем и братом, который вследствие заболевания, является обездвиженным. Когда начались первые толчки, Тамара вместе с братом находилась дома. Она, несколько раз упав, выбежала на улицу. О брате Тамара вспомнила через некоторое время. Но с ним ничего не случилось, он был в порядке. «Вы не поверите, мне так было страшно, что я забыла про брата. Он инвалид. Сам себе помочь не может. Как я могла! Я себя ненавижу! Никогда себе этого не прощу!» - кричала женщина.

Я объяснила ей, что в момент толчков, она испытала стресс. Ее жизни действительно угрожала опасность. И первое, что она сделала – бросилась как можно дальше от этой опасности, забыв на некоторое время о брате. Я привела пример, как мужчины в подобных ситуациях, бегут, забывая детей, расталкивая стариков и женщин, что в данном случае представляет собой не истинное отношение, а ответ - нормальный ответ организма на не нормальные обстоятельства. Уточнив, что с братом все в порядке, мы поговорили о нем.

Помимо этого, Тамара очень переживала о своем на данный момент положении: «У меня было все, теперь нет ничего, ни магазина, ни вещей. Я приехала сюда в чем была – в халате и тапочках. Соседи всегда занимали у меня деньги, а теперь Они Мне дали на время дубленку.

Я голая! Кто-то успел взять с собой чемоданы со шмотками, а я - ничего! Мне не в чем ходить, у меня нет денег. Как жить дальше?». Что касается магазина Тамары и ее положения на этот момент, а так же смысла жизни - то здесь был необходим хороший ресурс, и он был дан. Мы говорили, в первую очередь, об отсутствии жертв, о том, что все живы. О том, что жив брат, жив муж, жива она. Что сейчас брат нуждается в ее внимании и заботе, она ему необходима.

Расспросив о муже, я поняла, что связи с ним на данный момент нет никакой. Тамара последний раз разговаривала с ним два дня назад. Он решил остаться дома, охранять то, что осталась от квартиры. Зная, что толчки продолжаются, а о муже ничего неизвестно, Тамара ощущала тревогу за него, за их дальнейшую жизнь. В какой-то момент, женщина пристально посмотрела на меня и спросила: «А, правда, что там вчера 9 баллов было?». Я спросила: «Откуда такая информация?». «Женщины сказали» - ответила Тамара.

Много и личных обращений. Женщина, взяв с собой мужа и сестру, предприняла попытку сходить в дом, взять там кое-какие – вещи. Улица и дом совершенно не освещались. Как она говорила позже, вбежала на 4-й этаж - в полуразрушенную квартиру. Схватила с веревки носки (как потом оказалось, все разного цвета и размера), какие трусишки детские, и вылетела на улицу. Представить эту женщину, пулей выбегающей из дома трудно – веса в ней около 120 кг.

Утром семья решила подняться еще раз в свою квартиру, взять что-либо более необходимое. И что же они увидели? Взбираясь ночью по совершенно темной лестнице, женщина не заметила, что пролеты лестницы уже далеко отошли от стены, лестница висела, не крепясь ни за что. «Вы знаете, какой я пережила шок!» – сказала потом она.Работаем с женщиной по психокоррекции страха.